Временное

Ветра средиземного моря обдували белые паруса яхты французского аристократа, прибывающего в порт Алжира, будто к себе домой. И хоть даже войнолюбивые кабилы признали новую власть, алжирцы недовольно поглядывали в сторону господ, убегающих из Франции. Колонизаторы - буржуа могут себе это позволить: сбегать с родины, когда то будет душе угодно, сбегать от роскоши, балов, чтобы взглянуть на завоевания своей земли, на величие собственной нации. Но Эдмонда Дантеса, скорее моряка, а не аристократа, к берегам Боне прибило дело, а не развлечение. Граф второй год путешествовал в одиночку, морской кочевник, не задерживаясь подолгу на одном месте, напоминая о себе то тут, то там, чтобы его имя не выцвело в списках сливок общества, чтобы эдакие разбойники и негодяи не потеряли страх. Так бы Эдмонд Дантес и дальше себе бороздил моря в одиночку, лишь в те ночи, когда месяц убывает, чувствуя в груди тоску, душевную боль и сожаление, разрывающую сердце, которому недавно позволили чувствовать, если бы не рождение первенца в семье Морреля, заставившее его вернуться в Марсель. Чудесная малышка, так похожая на отца глазами, оказалась не единственным, что ждало Монте - Кристо по прибытию. Утром второго дня, едва Граф покинул каюту, к нему явился призрак. Бледная, белая, черноволосая женщина с тенями на лице в тумане VieuxPort выглядела неуспокоенной страдающей душой, Мерседес постарела за два года. Они пересеклись глазами и наверняка ощутили один укол в груди на двоих; женщина, мать, перешагнула через гордость, придя к Дантесу за помощью, из-за всех сил сдерживая рыдания. Она передала Графу письмо, отправленное из Алжира и шёпотом произнесла: - Эдмонд,- ее покрасневшие глаза заблестели. - Мне не к кому просить...мой мальчик, мой милый мальчик... Монте - Кристо, будучи уже на пол пути к Алжиру, не мог объяснить, что заставило его, бросив все, мчаться по первой просьбе сударыни Эррэра. Растрогали ли его женские слезы? Отчасти. Но письмо, которое Граф перечитывал уже в который раз, подействовало на него сильнее. Отправителем значился солдат морского флота Альбер Эрерра, но подлинность его авторства была под сомнением. Эдмонд прекрасно помнил подчерк виконта, витиеватый, аккуратный, какой и подобает богатому отпрыску, руку которому ставил не один гувернер, а данное письмо было покрыто шатающимися буквами, меняющими наклон в каждом новом абзаце, к тому же ошибки намекали на то, что писавший и французским то не очень хорошо владел. А содержание, в котором юноша извинялся перед матерью за невыполнение долга сына, достойного родительницы, не походило на горячего, неунывающего, Альбера. "И лучше бы мне было благородно умереть на поле боя." - закончилось за сим письмо, к которому прилагалась незначительная, мелкая даже для простого солдата, сумма. Граф полагал, что стоит думать о худшем исходе, хоть и надеялся на ошибочность собственных домыслов. Прибыв в Боне, Монте -Кристо отправился в обитель слухов, мух, кофе и информации, благо алжирцы народ разговорчивый. Сидевшие у входа в кофейню арабы первыми начали разговор с господином, но вот когда дело зашло о весеннем походе и захвате Маскары их пыл поутих. - Да, молодчики ваши бойцы, но хиленькие больно! Вот, - алжирец в тюрбане указал на вершину вдалеке, - В ваш монастырь еще десяток калек завезли, - его лицо пересекла усмешка; Эдмонд Дантес все больше убеждался в правоте своих мыслей. Бросив взгляд на ковёр в узор полумесяц, убывающий, он развернулся, почувствовав как защемило в груди. *** Граф немигающим взглядом смотрел то на окно, на месяц повернутый влево, то на оливкового цвета обнажённые плечи, на спину, виднеющуюся из под одеяла. Где-то он оплошал. - Граф, чем дольше я за Вами наблюдаю, тем больше убеждаюсь в Вашем родстве с вампирами, - раздались юношеские смешки. - Так беспокойны в ночи, так взбудоражены, так возбуждены... - горячая рука коснулась бедра, отчего Монте - Кристо едва не вздрогнул, сохраняя равнодушие благодаря всей силе воли. - Вам не хватило, Альбер? - спокойно  поинтересовался граф, будто не его пожирали голодными от желания глазами.  - Я как путник в пустыне, Граф, не могу  никак напиться, - виконт рассмеялся: звонок, громко, как тысяча хрустальный колокольчиков. - Вас что-то гложет, верно? Какая-то страшная тайна, Граф? Темный умысел? Если бы Монте -Кристо мог еще сильнее побледнеть, то он непременно бы это сделал. Мог ли юноша прознать о том, что прямо сейчас разворачивается во Франции, пока они мирно пребывают в Трепоре? Глупости, быть такого не могло, если только виконт не обладал пророческим даром . Мог ли обладать чужими воспоминаниями? К примеру, госпожи де Морсер?... - Молчите! А если я расскажу свой главный секрет? - Альбер подкрался ближе, вылезая из-под одеяла, устраиваясь рядышком с графом. Его темные густые локоны так и манили последнего запустить в них руку. - Секреты, да в вашем возрасте? - не смотря на иронию в голосе, Монте - Кристо заинтересовался. - Да, но не смейте смеяться, это может задеть мою честь! - предупредил юноша. - Вызовете меня на дуэль? - Подумаю, - оленьи глаза виконта озорническиблеснули. И все же, граф не мог отрицать того факта, что они у де Морсер были манящими, действительно красивыми, прямо как у его матери...- Смотрю я иногда в Гавре на паруса и думаю: "А может сбежать, присоединившись к какой-нибудь команде, бороздить моря?". Может и вовсе я не сын своих родителей, а рыбацкий отпрыск? Нельзя такое говорить, думать даже, но а как еще объяснить тоску, когда корабли отдаляются от берега, а в голове печаль, что я не там? - его взор затуманился, стал мечтательным. -  Смешно, не правда ли, граф? "Ох, друг мой, не представляете, что вы истинный сын своих родителей! Сын рыбака и рыбачки! " - подумал Монте -Кристо, но вслух произнес: - Отнюдь, я вас понимаю. - Тогда вы должны понимать, что без ваших губ на моих, жизнь мне не мила! - и как небывало того серьёзного, тоскливого, серьёзного выражения на лице виконта. *** "NotreDamed′AfriquepriezpournousetpourlesMusulmans" -  гласила надпись над апсидой монастыря, окруженного восточным садом. Шкура аббата будто дожидалась Эдмонда Дантеса именно для этого самого момента, но к сожалению, или к счастью, в подобных перевоплощениях граф не нуждался. Настоятель местного монастыря сам вышел Графу на встречу. Во всех смыслах. Мосье был крайне любезен, видно соскучился по белым лицам, услышав, что гость ищет старого друга, не задумываясь пришел на помощь в этих поисках. - У меня одни только лестные слова о вашем друге, Граф. Вы, верно, знаете, что у моряков пылкий нрав, вспыльчивы бывают, но с уверяю, ваш buonamico не доставляет никаких проблем. Жаль мальчика, но на то воля Божья... - голос аббата разносился по каменным стенам коридора эхом, от чего его южный, итальянский, акцент становился еще более явным. - С ним произошло несчастье? - обманчиво отстранённо, будто между делом, поинтересовался Монте - Кристо, хотя нервные струны были напряжены. - Ох, так вы не знаете! Ну конечно, юноша просил об этом не писать... - так вот кто был автором. - Лучше будет, если ваш друг вам все расскажет. В это время он обычно бывает во внутреннем саду: птиц слышно. Граф не сразу заметил среди пальм и пёстрых кустов сидящего на коленях юношу, копошащегося в земле с лопаткой, со спины Дантес принял его за садовника, но аббат шепнул: - Альбер, конечно, не лучший цветовод, иные ремесла у него выходят в разы лучше, но разве я имею право запрещать мальчику наслаждаться Божьим светом? И верно услышав эти слова, он повернул голову в их сторону. И наверняка их взгляды бы встретились, если бы не черная повязка на глазах виконта...Монте - Кристо себя одёрнул, нет, виконта де Морсер больше не было, только матрос Альбер Эрерра. - Ваше Преподобие, вы? - вскинув голову обратился юноша. - Да, сын мой, но не один. Один ваш добрый друг желал с вами увидеться, - недоумение и растерянность возникшие на загорелом лице Альбера воспринялись аббатом как нечто само собой разумеющееся: так долго без знакомых на чужой земле, а не как знак чего-то нехорошего. Он произнес: - Оставлю вас, не буду, так сказать, мешать feliceriunione. Граф молча сделал шаг вперёд, молча. - Я не знаю, кто вы, - произнес Эрерра вздохнув, - У меня не осталось друзей, тем более тех, кто бы знал о моей дальнейшей судьбе. Вас, стало быть, послала моя матушка? Тогда вам лучше вернуться и сообщить ей о моей кончине, наверняка видите, что мне ничего больше не видно. - Друг мой, вы полагаете вашей матери смириться с вашей смертью будет проще, чем узнать, что вы живы и вполне здоровы? - промолвил Эдмонд Дантес, после затянувшейся тишины, голосом, в котором под конец появилась хрипотца. Альбер замер ни живой, ни мёртвый, он побледнел, его руки, испачканные в грязи, вцепились в грубую ткань брюк. Опустив голову, юноша дыша через раз пробормотал: - Я думал, что призрак перестанет мне являться после... Больше я его не вижу, только слышу. - Думаете, что слышите призрак, фантом? -  Граф подходил все ближе и ближе, проходя мимо редких, ярких, диких, для Франции растений, когда Альбер нерешительно кивнул, вытирая руки о траву. - Разве может призрак сделать так? - Монте Кристо прикоснулся к темным растрёпанным волосам, заставив юношу вздрогнуть. - Или так? - его рука опустилась ниже, очерчивая пальцами линию скул, мягко прикасаясь к щеке . - Альбер, как еще доказать вам мою реальность? - пульс у него был бешеным, а шея горячей, никак им овладел жар? - Думаю, вы уже поняли, что моя форма вполне материальна, - прошептал Эдмонд, когда его руку перехватили. - И вы нашли меня даже не краю света, Граф. Жаль, что нам не пришлось увидеться раньше... *** Он позволил ему положить голову себе на плечо, позволил чувствовать опору, как позволил себе чувствовать ту бурю, одолевающую им. - В мае мы взяли Текедемпт, нашей радости не было конца: адмирал обещал, что отправит нас домой залечить раны и рассказать всей Франции о нашей победе. Праздник, устроенный в честь этого, продолжался до самого утра, алкоголь бурливший в жилах пускал нас на безумные поступки, мы залезали на деревья, на крыши домов. Я тоже, за это меня Фортуна наказала - упав с дерева ударился головой и с тех пор тьма моя спутница. Доктор говорил, что это временное недомогание, травма несерьёзная, пройдет через пару дней. Какой сейчас месяц, Граф? - Август. - Пару дней несколько затянулись, - он грустно улыбнулся. - Вы носите повязку... - Доктор посоветовал держать глаза от солнечного света, к тому же, вы видели как выглядят глаза слепых? Зачем же лишний раз пугать добрых людей? - Альбер поправил узел на затылке. Эдмонду казалось, что повязка совершает ужасное преступление, скрывая оленьи, чувственные, глаза. Как могут они причинить урон чьему-нибудь чувству прекрасного? Что за взор? Но спорить в нынешнем времени и положении об этом глупо; Граф решился на смену темы: - Так значит, друг мой, в этом месте вы обитаете уже не один месяц. И неужели Алжирский климат вам подходит больше, чем Французский? Мне казалось, что в вашей ситуации возвращение на родину пойдет в пользу выздоровления. - И все же вас послала Госпожа Эрерра, - подытожил юноша, резко поднимаясь на ноги. Он на мгновение остановился, будто размышляя над тем, что же ему делать, и приняв решение, направился прочь из сада. Такая резкая перемена немало удивила Монте - Кристо. - Вы сбегаете? - спросил граф, стараясь не отставать от Альбера. Когда ответа не последовало, он продолжил: - Разумеется, вы свободный человек, но разве таким образом ваш долг перед матерью как сына будет исполнен? Эти слова подействовали на убегающего: он развернулся в ту сторону, где предположительно был граф. - Неужели вы не понимаете, что больше этот долг исполнять я не способен?! Я - калека, граф! - Это временное, - возразил Дантес. - И вы в это верите? Зрение не вернулось спустя месяцы, я ждал, верил, молился, что оно вернётся, но потерял надежду, прямо как тогда...- он обречённо вздохнул и промолвил, подобно приговоренному на казнь, подобно человеку, которому нечего терять. - Когда-то я верил, что вы меня любите, граф, так же, как я вас, - Альбер затих, верно ожидая немедленную кару за свои слова, в воцарившейся тишине слышны оставались птицы, море вдалеке и шумное сердцебиение Эдмонда. Но гром и молния с неба не обрушились; он продолжил: - Жаль, что и тогда, и сейчас, моя вера себя не оправдала. Поэтому, прошу вас о последней просьбе, забудьте обо мне, Альбер де Морсер мертв, так пусть и Альбер Эрерра умрет тоже, вернитесь в Марсель и поддержите, помогите сударыне Эрерра излечить раны. Не ради меня, но ради вашей любви к ней. В ведь ее любите?... - Любил, - признался Монте - Кристо. - Много лет назад, в прошлой жизни. Я не смогу выполнить вашу просьбу, - юноша досадливо хмыкнул. - Не смогу забыть о вас, бросить вас, - он заметил как фыркнул Альбер, - Я корил себя все это время, что оставил вас тогда, даже зная, что вы меня ненавидите. - Ненавижу? Я никогда вас не ненавидел. Я сильно в вас нуждался тогда... - Альбер прикусил губу. - И нуждаюсь в вас до сих пор, Эдмонд. Граф, услышав свое имя из уст юноши, несдержанно сгреб Альбера в объятия, выдавив из него удивлённый вздох. Он прошептал: - Тогда позвольте быть с вами, позвольте находиться рядом столь долго, сколько вы в этом будете нуждаться. И покуда...- Дантес мог сказать в сотню, тысячу раз, больше, никаких слов ему было не жалко, но Альбер прервал его, устроив свою ладонь его на щеке. - Вам не нужно моего позволения. *** Яхта покачивалась на волнах, плывя по новому курсу, надвигаясь к берегам Кипра. Граф уже видел землю вдалеке, а так же видел Альбера, опасно стоящий у бортика. - Дорогой мой, не боитесь заболеть? - улыбнулся Дантес. - Упасть в это время года за борт чревато. Юноша повернул голову на голос и рассмеялся, заверив, что ради спокойствия Графа будет бояться. Впрочем, Монте -Кристо и без того был спокоен: знал, что Альбер, может и не видит, но чувствует судно не хуже его самого. И все же, Эдмонд все равно наблюдал за ним, просто не мог отвести взгляда от тёмных волос, растрепанных ветром, от оливковой кожи, искренней улыбке, и от полных слез, из-за ветра, оленьих глаз , которые больше не скрывала ненужная, мешающая, повязка. Вдруг любование графа прервал напуганный, ошарашенный, голос Альбера: - Эдмонд?... - юноша в два шага оказался рядом с Монте - Кристо, точно угадав его местоположение. - Все в порядке? Ты чувствуешь недомогание? Быть может...- переполошился граф. - Я, кажется, вижу, вижу вас, Эдмонд. Он нервно рассмеялся, прежде чем кинуться со слезами на глазах, и дело было не в морском ветре, на шею графу. И Эдмонд Дантес, расцеловывая покрасневшие щеки, поблагодарил небеса, за то, что все боли и лишения временные.