Высота

Катя часто думает о высоком. Она стоит у открытого окна на своём балконе, тянется на носочках повыше, почти вылезает — подоконник ей по пояс, небо по колено, звёзды на ладонях — зачарованно смотрит на такие далёкие белые точки на тёмном полотне. Мечта детства — дотянуться рукой до них, сорвать одну яркую крапинку, размять пальцами, ощутить горячее жгучее тепло, может даже обжечься. Катя смотрит в окно, пока Игорь сидит в её ногах на мягком мешке, подпирая широкой спиной стенку и тихо напевает мотив их совместного куплета из «жальменіни». Иногда помогает себе сопілкой, бережно прикладывая инструмент к губам и выдавая магические чарующие звуки — Катя тогда садится прямо на пол и закрывает глаза, отдаётся этой мелодии подностью, подносясь всё выше и выше к звёздам, пока такт медленно нарастает и вскоре превращается в бухающие в ушах биты Тараса и гитарный бас Ивана, захватывает её полностью и Павленко ощущает что-то вроде оргазма. Высота. Так красиво и свободно. Она и полёты любит только поэтому. Катя стоит на сцене перед, кажется, тысячей людей и счастливая улыбка раздирает её губы почти против воли самой девушки — они все как на ладони, послушно двигаются в такт её движениям, машут своими смартфонами, десятки ярких звёздочек прямо под её ногами, и хочется заорать в микрофон что-то очень громкое и звучное, чтобы толпа нахрен оглохла и Катя вместе с ней, чтобы взорваться мирриадами блёсток и смешаться с бесконечной музыкой вокруг, чтобы стать одной из тех звёзд на небе. Катя заканчивает песню на долгой высокой ноте и люди орут эту ноту в один голос — просто орут, без слов, закрыв глаза и подавшись вперёд, словно их крики способны подкинуть Павленко в воздух и поднести к самому небесному своду. А Катя уже там. Катя уже на высоте. Катя добилась того, чего хотела — славы по всей стране и в мире, признания их творчества, бесконечных концертов и беснующихся толп фанатов под ногами просто перед ней, целое поле людей, орущих их песни, знающих их тексты наизусть. Катя выдыхает тихо в микрофон и вскидывает руки вверх, затем поклоняется до самой земли вместе с парнями, сцепившись в одну цепочку с ними — цепочку жизни, наверное? Короткую, но такую живую. Чувствует руку Игоря на своих плечах. Горячая рука, широкая ладонь, длинные пальцы. Игорь выше. Выше во многих вещах — взять тот же банальный рост, например. Они, помнится, когда раззнакомились ещё в середине две тысячи девятнадцатого, решили померяться ростом босыми в гримерке перед выступлением. Стали спина к спине и Катя упёрлась затылком в его шею. Игорь был выше её почти на голову и всегда по-доброму улыбался, когда Катя в шутку возмущалась подколам Тараса, когда она не могла достать что-то с верхней полки и просила его сделать это, когда он тянулся вверх, а она смотрела снизу — на высокого, как тополь, не накачанного, но и не тощего, мультиинструменалиста Игоря Диденчука. Её, по сути, любовника. Игорь сидит на стуле на Катиной кухне и сосредоточенно мешает салат в миске. На улице уже темно, хоть ещё и семи нет — осень наступила, принесла с собой холод и жёлтые листья под стоптанными подошвами кроссовок Игоря, лужи под колёсами машины Тараса. Кстати о последнем — не приехал всё-таки, хоть и обещал. Сорвался на студию посреди вечера, что-то там записать хотел, и теперь Катя чистит картошку только для себя и Игоря, то и дело поглядывая на парня — а тот и виду не показывает, насколько рад остаться с ней наедине после целого месяца выступлений и разлук по редким выходным. Катя уверена в том, что рад. Нахмуренные брови Игоря говорят об обратном. Кате тридцать три года и она уверена, что не влюблена в этого улыбчивого мальчика с дудкой, что так любит обнимать её подолгу, если видит хоть намёк на плохое настроение на её лице, что безотказно выступает в роли её личного фотографа в поездках, что безпрекословно исполняет любое её желание в постели и что буквально душу из Кати вытягивает своими грубыми от инструментов пальцами по ночам. В Кате сто шестьдесят восемь сантиметров роста, а в Игоре все сто девяносто три и она каждый раз вынуждена задирать голову чтобы разглядеть его лицо. Зато когда Игорь стоит на коленях перед своей королевой, смотрит исподлобья, подняв брови, а она лежит на кровати, головой к стене, свесив ноги вниз, Катя чувствует себя по-настоящему на высоте. На самой высокой ноте, которую только способны выдавать её голосовые связки. Когда Игорь опускается к её бёдрам, целует выпирающую косточку, рукой скользит вверх по тонкой талии к груди, соскальзывая на татуировку на ключице, Катя закидывает голову назад, а в голове её шумит их концерт. Их совместный концерт, их совместная песня, которую они так долго пишут, вылизывают до блеска каждый звук, каждую ноту, трясутся над звучанием сопілки и дуэта двух голосов. Игорь знает, что лучшая нота — стон его Катерины. Игорь любит смотреть и видеть, как её лицо меняется, и как выражение его с величественного становится слегка расстерянным и как Катя смущается его поцелуев в шею, как краснеет её кожа в местах, где его губы прикасались к ней, как краснеют её щеки после его шёпота: «моя Катерина… ти ж тільки моя, так?», хоть Игорь и прекрасно знает, что Катя принадлежит лишь небу и свободе, что она сама и есть свобода и высокий полёт, и Игорь рад, что Катя щедро отсыпает ему этих крышесносящих чувств по самые уши. Игорю двадцать два года и он точно знает, что любовь — чувство серьёзное. Он помнит, как утонул в Катиных раскосых глазах два года назад, как почти задохнулся от запаха её волос, когда они только-только познакомились на какой-то вечеринке, помнит, как делая вид, что ему всё равно, предложил играть с ними. Помнит, как внутри всё затрепетало, когда Тарас пожал плечами и улыбнулся, а Катя с готовностью сказала ему «давай, буде круто!» и сам парень кивнул, еле сдерживая радостную улыбку. Игорь помнит каждое мгновение рядом с Катериной и каждое прикосновение. Помнит, как на очередном концерте в другом городе лёг на лавочку, а Катя подсунулась к нему и приподняла его голову, положила к себе на колени, принялась гладить короткие русые волосы и что-то бормотать под нос. Наверное, в тот момент у него было наиглупейшее выражение лица. В сущности, было пофиг. Катя всегда называла его «мій хлопчик», когда они оставались наедине, и от этого Игорю сносило крышу, и хотелось обнять весь мир, а в голову лезли лишь идиотские приколы по типу «ты весь мой мир, Катя». А ведь для него это было чистой правдой. Игорь никогда не забудет их первый раз, когда, неплохо так наклюкавшись у него дома, они оба долго смотрели друг на друга — казалось, целую вечность, сидя за столом и положив головы на сложенные руки, а затем Игорь встал, подошёл к Кате и неуклюже поцеловал её куда-то в волосы, она засмеялась этим своим смехом, словно переливами колокольчиков и поддалась его рукам. Игорь не забудет, как она была сверху, как красиво было её тело, как выделялись татуировки на ключицах, как она закидывала голову назад и громко стонала, переплетая его пальцы со своими. Игорь не забудет, как она содрогнулась, расслабилась, и как сам он кончил скорее даже не от процесса, а от выражения её лица. Игорь был горд, что смог доставить ей это удовольствие, и хотел заснуть с ней в обнимку, но Катя чмокнула его в щёку, быстро оделась и ушла, прежде чем он смог выдавить из себя хоть слово. А потом она уходила ещё кучу раз, и Игорь привык к этому, и даже начал думать, что это нормально и так у всех, пока не услышал разговор Тараса и Вани о том, как же круто проснуться рядом со своей женщиной и поцеловать её, ощутить человека рядом, понять в сотый раз, что ты любишь и будешь любим. Игорь засомневался в своей уверенности. Катя развеяла все его сомнения одним вздохом. В конце-концов он всё-таки понял что ничего у них не получится. У Кати были мечты и некоторые амбиции, у неё были прошлые отношения и музыка, и было явно не до серьёзности с парнем младше на целых десять лет. Игорь сгорал, умирал, иссохался до тла, а Катя улыбалась виновато, гладила его по плечу, целовала жарко в губы — и уходила. Всегда уходила первая. Игорь откидывался на подушки и мучал себя морально, закидывал голову и видел портрет Шевченка прямо над своей головой. На долю секунды становилось стыдно, но затем Диденчук представлял, как Катя видит его лицо каждый раз, когда приходит, как она стонет от ощущений и выгинается от его касаний, смотря прямо в глаза Кобзарю, и чувствовал подкатывающую волну тёплого покалывающего возбуждения в паху. Игорь дрочил на Катин образ почти всегда, когда она проводила у него вечер и уходила. Игорь понимал, что это, скорее всего, ненормально, но ничего поделать с собой не мог. А Катя не знала, что на самом деле чувствует к нему. Не влюбённость, не-не, вы что, но точно что-то более возвышенное чем привязанность и дружбу. Размышлять об этом после секса с ним было, мягко говоря, смешно, но Катя никогда не боялась показаться смешной даже самой себе. По этому, приезжая домой, она почти каждый раз удовлетворяла себя снова и снова, выгибаясь под своими пальцами, сама не понимая, зачем это делает, пока однажды перед глазами её не возник размытый, но до боли узнаваемый образ Игоря. Его руки. Его дыхание. Его губы и его две стрелы на ключицах, его глаза и его мучительные медленные толчки в ней, что выбивали из Кати все остатки воздуха, что там ещё были. Её мальчик. Её высокий, талантливый, влюблённый в неё по уши бедный мальчик, что так терпеливо сносил всю фигню, что Катя творила с ним все эти месяцы-годы их недоотношений, что успокаивал её, обнимал её, дарил ей подарки и никогда не забывал о важных для Кати датах, что любил её просто так, как человека, а не как звёзду и певицу. Стоя возле открытого окна одним холодным осенним вечером Катерина поняла, что, кажется, всё-таки полюбила. И что теперь с этим нужно что-то делать. И она позвала к себе парней, надеясь, что Тарас свалит первым, а Иван не сможет приехать из другого города, а получилось ещё лучше — Тарас вообще не приехал, Ваня и подавно. Катя стояла спиной к Игорю и чистила картошку, что собиралась потом пожарить и съесть на пару с парнем вместе с салатом и грибами в банке. Игорь всё ещё перемешивал салат, бездумно пялясь в одну точку на обоях. — Ігор, ти чого завмер? Он машинально повернул к ней голову и моргнул. — А? Катя недовольно вздохнула и подошла к нему, взяла из рук ложку, попробовала блюдо на вкус. Слишком много соли. — Ти вже сто років його мішаєш. Задумався про щось? Игорь поджал губы и отвёл взгляд в сторону. Выглядел он не очень. Синяки под глазами и опущенные вниз уголки губ указывали явно не на хорошее расположение духа. — Ти взагалі спишь хоч іноді? — с беспокойством спросила Катя, наклоняясь к нему ближе и заглядывая в светло-карие глаза парня. У Игоря приятное, открытое лицо, и из-за неё оно сейчас омрачнено грустью. Кате было стыдно. Игорь вдруг поднял на неё полный отчаяния взгляд и резко потянулся к ней, поцеловал, как в последний раз, подскочил с места, сжал в своих крепких объятиях, отпустил, не убирая руки с чужих плеч. Катя, чуть не задохнувшись от неожиданности и внезапности такого порыва, упёрлась ладонями в грудь парня и изумлённо посмотрела на него. — Я про нас задумався! — выпалил Игорь. — Я так більше не можу, Кать. Не можу. Я теж людина. У мене теж є серце. І якщо для тебе норма мати… Отакі відносини… Херня, повний абсурд… То для мене ні, не нормально. Я хочу це припинити, поки не стало надто пізно. Навіщо ти позвала мене сьогодні? Щоби знову познущатись? Вигнала би мене потім, після… Після того, як отримала очікуване? Так? Высказавшись, Игорь будто бы сдулся. Упал обратно на стул, устало потёр пальцами переносицу. Катя почувствовала, как холодное, скользкое чувство вины скользит вниз по её позвоночнику прямо к копчику. — Ігор… — Катя пододвинула к нему стул и села рядом, обняла парня за голову. Волосы Игоря пахли каким-то сладким цитрусом, как обычно. Такой знакомый приятный запах. — Вибач мене, — прошептала она, поглаживая пальцами его спину. — Я вела себе егоїстично по відношенню до тебе… І думала, що мені це все не треба — любов, серйозні відносини, а от вчора зрозуміла, що… Що ти мені дійсно потрібен. Пробач… Игорю показалось, что он достал рукой самую яркую звезду во всей вселенной. Спали оковы липкого противного отчаяния, что опутывали его последний месяц концертов и на сцене и во время отдыха, и ему стало даже легче дышать — вообще, это всё были достаточно тревожные симптомы, но Игорю было всё равно. Он был зависим от Кати. Он был просто счастлив услышать от неё эти слова. Он был просто охренеть как рад снова подхватить её на руки, бросится с ней на кровать, забив на недоготовленный ужин, снова целовать её везде, снова видеть краску на её щеках, снова слышать её слова сквозь слабый стон: «мій хлопчик…». Игорю сносило башню. А Катя и не знала, что может быть так хорошо. Она принимала в своей жизни много важных решений, но это, кажется, было наиважнейшим — дать себе шанс быть не просто на высоте, не просто свободной со звездой в ладони, не картинкой с дыркой в груди, а быть счастливой. Быть счастливой с её хлопчиком Игорем, что сейчас смотрел на неё, чуть кривя от возбуждения мягкие губы, медленно проникал в неё пальцами, выбивая стон из Катиных губ и одной рукой придерживал её голову, чтобы девушка не ударилась о кровать. Катя больше не может терпеть. Всего месяц без звезды в пальцах — и она уже умоляет его, дрожит от каждого прикосновения рядом, очень сильно хочет его — и это прослеживается во всём: в напряжённом выражении её чуть приоткрытого рта, в её сдвинутых на переносице в немой просьбе тонких бровях, в её светло-зелёных слегка раскосых глазах с кристаликами слёз в острых уголках и даже в налипшей на лоб тёмной прядке. Это мольба её красивого лица с тонкими чертами — лица, молящего о том, чтобы быстрее трахнули тело. Игорь соскальзывает чуть ниже и Катя тоже сползает вниз на мягкие подушки и тут же громко вскрикивает, когда он резко входит в неё, тут же накрывая её губы своими. Двигается в своей манере медленно, растягивая удовольствие, закидывает голову назад и Катя завороженно наблюдает за тем, как движется в такт толчкам его выпирающий кадык. Игорь ускоряется слишком неожиданно и Катя охает, хватается руками за его плечи, парень наклоняется ниже, рвано выдыхает ей в волосы, целует в шею, девушка обнимает его двумя руками за голову, прижимая к себе ближе, а затем он касается языком её кожи и Катя выгибается, не в силах сдерживать почти что крик, пока Игорь ведёт дорожку от острых ключиц к груди. И оргазм, мощный, как взрыв планеты, полностью накрывает их обоих одновременно, и оба они не могут отдышаться, Игорь падает рядом на подушки, содрогаясь от резкого холода вечера. — Я… Радий, що… Що я тобі потрібен, бо… Бо ти мені теж, Катя… — Мій хлопчик, — повторяет в десятый раз за этот вечер Катя и еле слышно смеется, когда Игорь устало довольно улыбается. — Мій милий добрий хлопчик… Они первый раз засыпают в обнимку. Катя держит в руках свою звезду, пока обнимает Игоря за шею и даже понятия не имеет, что он чувствует ровно то же самое. Катя улыбается тихо, бесшумно, когда Игорь утыкаться лицом в её волосы и выдыхает что-то наподобии «я тебе кохаю». Катя знает, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем она сможет с уверенностью сказать то же самое ему в ответ, но пока он здесь, пока обнимает её за худые плечи, пока он рядом каждый момент каждого дня — она может хотя бы подумать эти слова в ответ. За окном тихо гаснут звёзды. Катя засыпает впервые за долгое время почти сразу.