Забытая встреча

      …Решил не возвращаться в гостиницу. Прямо из гримёрки, переодевшись в свежее, он вышел на ВИП-стоянку и, никому ничего не сказав, уехал на взятой напрокат машине в выбранном наугад направлении.       Сказать, что он был зол — ничего не сказать. Все события последних месяцев только добавляли в копилку души обид и раздражений на всё и всех. Гилмор гнал дешёвый мерс по чересчур ровной дороге, нарочно выискивая хоть какие-нибудь неровности, чтобы иметь возможность выплеснуть гнев, матеря дорожных работников — потому что не мог решить накопившихся проблем в своей жизни.       Этой весной ему исполнилось 32 года — возраст, в котором уже сбылось многое из того, о чём он мечтал, и о многом ещё можно было мечтать, и сил для исполнения желаний — хоть отбавляй. Но недаром мужчины рассуждают о «возрасте Христа» — 33-ий год многим даётся с трудом, становясь переломным. Да, в семейной жизни он был вполне счастлив: Алиске исполнился годик, пошёл второй, Джинни, похоже, согласна рожать ещё, а видит он её достаточно редко, чтобы по-настоящему скучать… Зато в творчестве…       «Пинк Флойд» раздирало надвое. Группу лихорадило и кидало из стороны в сторону, верх брали то концепции Уотерса, то идеи Гилмора, и никто не взялся бы предсказать сейчас, чем сердце успокоится. Вот и сегодня — Дэйв снова выругался — концерт в Монреале стал полным провалом. Было ощущение, что публика тоже чувствует дух противоречий, исходящий от группы, и люди вели себя вызывающе хамски: орали и свистели, швыряли на сцену пивные бутылки, устраивали потасовки в зале. Это был последний концерт тура в поддержку альбома «Животные», и гитарист всерьёз задумался — а не сделать ли так, чтобы этот концерт стал последним с его участием? И пусть Роджер творит дальше, что хочет, пусть хоть захлебнётся своими декадентскими идеями, над которыми открыто смеются даже некоторые поклонники ПФ.       Дэвид даже остановил авто у обочины, чтобы не поддаться деструктивному настроению и не натворить бед. Гордость и обида смешались в душе опасным коктейлем. Обида ядовито шептала: «Брось всё, они не стоят тебя, твоих талантов. Уж ты-то не пропадёшь, будешь, наконец, играть то, что хочешь сам». А гордость насмехалась: «Бросить дело половины жизни? Ты спятил! Пускай этот псих сам убирается! Ты слишком много вложил в ПФ, чтобы вот так запросто сдать позиции».       — Так нельзя, — закрыв глаза рукой, пробормотал себе Дэйв. Откинулся на сидении, рассеянным взглядом окинул придорожную зелень — практически, середина лета. Сейчас бы на море… и утопиться…       Неизвестно, чем бы мог закончится этот приступ пессимизма, но на глаза англичанину попался рекламный щит, на двух языках повествующий о разных туристических экскурсиях по рекам и озёрам Канады. «Хм. А почему бы и нет?» — спросил себя флойд. Порылся в бардачке машины, нашёл местную карту — почему-то только на французском — определил, как проехать к ближайшей станции этого агентства. Нашарил в кармане кредитку и документы, похвалил себя за предусмотрительность и поехал туда. Договорился о двухнедельном путешествии на вполне комфортабельной посудине и, оплатив сразу, позвонил жене.       — Джинни? Звоню из Канады, мы закончили тур, но я приеду через пару недель. Всё было просто кошмарно, ну, ты понимаешь. Да, опять он. Потом… да, прочтёшь в газетах, наверняка. Не скучай. Поцелуй за меня мелкую.       Ему повезло: в этих краях его фамилия не выглядела необычно, к тому же, почти все те, кто мог узнать в нём знаменитость, всё ещё бесновались возле Олимпийского стадиона. Поэтому его отъезд наделал шуму только в лагере менеджеров и продюсеров ПФ. Но это потом.       Полночь он встретил уже на борту теплохода «Св. Луи», неспешно поднимавшегося вверх по течению реки Св. Лаврентия, в сторону Великих Озёр — в этом турагентстве действительно был полный ассортимент круизов и прогулок в любое время на катерах, теплоходах, яхтах и катамаранах. Гилмор стоял у леера, опершись, смотрел на разноцветные огни городков и посёлков вдоль берегов, задумчиво курил, стараясь ни о чём не думать. Вода, как обычно, действовала на него магнетически успокаивающе, словно бы вниз по течению уплывало всё плохое, что было в прошлом, а сам он жил дальше, против течения.       Мельком порадовавшись тому, что его одинокая фигура не привлекла внимания никого из других пассажиров, гитарист ушёл в свою каюту и завалился спать — устал за последнее время очень сильно. Быстро задремал под мерный плеск волн о борт теплохода, но во сне опять отступал от края сцены под ненавидящими взглядами толпы фанатов — почитателей Уотерса.       Проснулся разбитым и ещё долго лежал на койке, ощущая легкое покачивание, пока, наконец, жизненные необходимости не взяли верх. Поднявшись, Дэвид немного умылся и отправился в ресторанчик, расположенный на верхней палубе.       Последующие две недели слились в один долгий прогулочный день полного безделья. Гилмор валялся в шезлонге на солнце, купался во время остановок, лениво обозревал берега, мимо которых проплывал, и абсолютным молчанием игнорировал все попытки попутчиков познакомиться с ним. Изредка сходил на берег, чтобы купить запасную футболку или грошовый сувенирчик с водной тематикой, попробовать местную кухню и просто походить по твёрдой земле. Он так увлёкся бездумным путешествием, что не считал дней, и с удивлением узнал, что завтра утром они прибывают в Торонто — конечную станцию этого круиза.       Возвращаться в нервозный и склочный мир шоубизнеса не хотелось, музыкант так и не знал, что делать, какое принять решение: уйти или остаться в группе. Оставалась надежда на то, что подвернётся какой-нибудь указующий знак судьбы, какое-то событие станет жребием, выпадет орлом или решкой, поможет в принятии решения — как бывало не раз.       Стоя у ограждения, на корме, флойд смотрел на темнеющую поверхность озера Онтарио, задумчиво тёр сильно отросшую щетину — бриться на корабле ему было лень. Закат почти погас, туристы, любовавшиеся им, уже разошлись по каютам и в ресторан, стало гораздо тише. На востоке высыпали звёзды, хорошо видимые над озером, в отсутствие огней цивилизации поблизости. Дэйв наслаждался тишиной, плеском воды, будто в последний раз. Он догадывался, что услышит от тех, к кому вскоре вынужденно вернётся, и понимал, что без чёткого решения, без твёрдого плана на будущее не сможет ничего противопоставить нападкам заинтересованных людей. И раздиравшие его противоречия снова принялись грызть его душу.       Наконец, он махнул на всё рукой: будет день — будет хлеб… и — утро вечера мудренее. Любимые поговорки лентяя, любящего откладывать «на потом», гитарист знал практически все, и не раз убеждался в их справедливости. Поэтому, успокоив себя на сейчас, ещё долго любовался ночным небом и водой, и лёг спать перед рассветом, чувствуя себя вполне отдохнувшим за эти две недели…       Наутро, по прибытии в порт Торонто, Гилмор позвонил в службу авиаперелётов и узнал, что до Квебека самолёты вылетают через каждый час, но в международном Пирсоне есть и рейс прямо до Лондона — в 22:30. Подумав, Дэвид заказал себе билет на него, доехал на такси до касс в северо-западной части города, выкупил его и там же сдал пакет с набравшимися за поездку вещами в камеру хранения. После чего отправился бродить по незнакомому городу, манившему его обилием зелени и воды.       Не особо разглядывая таблички с названиями улиц, турист вскоре добрёл до большого парка, носившего название «Сады Альбиона». Многозначительно улыбнувшись, англичанин углубился в хитросплетения дорожек, петляющих среди деревьев и кустов. У реки, названия которой он не знал, на газонах загорали местные: молодёжь и пенсионеры, родители с маленькими детьми. Впрочем, день был будний, поэтому людей было не так уж много.       Дэйв ещё издалека услышал звуки акустической гитары и чей-то красивый голос, поющий канадскую народную песню, и, не раздумывая, свернул туда. Пока он шёл в сторону небольшой площадки с фонтаном и скамеечками вокруг него, гитара умолкла, зато зазвучал аккордеон. Гилмор узнал мелодию — это была старинная «Она шла через ярмарку». Густой тягучий звук разливался в сонном жарком и влажном воздухе, а ясный звонкий голос исполнительницы пронизывал его насквозь, возносясь к чистому голубому небу.       — My love said to me:       «My mother won't mind       And me father won't slight you       For your lack of kind».       Then she stepped away from me       And this she did say:       «It will not be long, love,       Till our wedding day...       Гитарист остановился неподалёку, очарованный этим голосом, волшебством старинной мелодии и потрясающим исполнением. Худенькая рыжеволосая девушка в простом зелёном платье привлекла внимание многих: площадка вокруг фонтана была заполнена отдыхающими. Флойд с удивлением заметил, что возле исполнительницы не было ничего, во что можно кинуть монетку или долларовую бумажку — она пела просто так, для своего и общего удовольствия. Музыкант улыбнулся и присел на газоне, прислонившись спиной к дереву — все скамейки были заняты.       Длинная песня закончилась, началась другая — столь же красивая и малознакомая, опять на французском. Дэвид вспоминал свою бурную молодость (ах, мне уже за тридцать!) и не заметил, как уснул, убаюканный неторопливыми напевами. Усталость от прогулки наложилась на недосып прошлой ночи, и он медленно завалился на газон. Устроился поудобнее, вдыхая сладковатый запах сохнущей недавно скошенной травы, и действительно вырубился. Видел во сне родной туманный Альбион, а также таинственный Авалон, рыжих фей, танцующих под фиолетовой луной, дремучие леса, суровых друидов, колдующих в заповедных дубравах, пёстрый шум ярмарки, рыцарские поединки, эльфов, драконов… и прочую чепуху.       Разбудил его чей-то приятный голос:       — Мсье, что с вами? Вам плохо? Вызвать врача?       Его слегка тормошили за плечо, и Гилмор понял, что спал в своей любимой позе, на животе, отчего был похож на упавшего в обморок. Спросонок решил, что это полицейский, и сейчас его оштрафуют за сон на газоне — перевернулся, приготовив дежурную улыбку… и узнал девушку, певшую у фонтана. Смутился сильнее, но улыбка стала более искренней.       — Нет-нет, — отозвался он тоже по-французски, смахивая со щетины прилипшие травинки. — Я уже давно так хорошо не спал, как под ваши песни, мадемуазель! У вас потрясающий талант и голос. Надеюсь, вы простите, что я уснул: очень устал сегодня, — англичанин использовал обаяние собственного бархатного голоса на всю катушку, неотразимо улыбаясь. Тёмные брови рыжей певицы, озабоченно нахмуренные, быстро разошлись в стороны, веснушчатое лицо сильно порозовело, она улыбнулась и махнула на незнакомца рукой.       — Все вы так говорите, — хмыкнула она про его реплику о таланте и поднялась с колен. — Так вам помочь или сами встанете? Хорошо, что вас полицейский не заметил, оштрафовал бы. Загорать можно только у реки.       Гитарист тоже поднялся, отряхнул одежду и огляделся: почти все слушатели уже разошлись, — и он поспешно взглянул на часы — до самолёта оставалась ещё куча времени. Выдохнув, он последовал за исполнительницей народных песен, которая почти упаковала свои инструменты и собиралась уходить.       — Спасибо, что разбудили меня, мадемуазель, а то бы я так и спал, околдованный вашими песнями, — флойд старательно делал вид, что серьёзен. Слегка поклонился: — Позвольте представиться: Дэвид.       — Лорина, — она протянула руку, чтобы поздороваться, но он непринуждённо коснулся тыльной стороны её ладони губами, чем вызвал новую волну смущения в леди.       — Очень приятно, Лорина. Вы позволите вам помочь? — кивнул на тяжёлый футляр аккордеона.       Девушка пожала плечами, но потом кивнула. Зачехлив гитару и повесив её за спину, она не спеша зашагала к выходу из парка. Гилмор поднял второй инструмент и последовал за ней — вряд ли он так быстро выбрался бы оттуда самостоятельно.       — Неужели, вы пришли сюда одна? Никто не помог вам принести всё это?       — Нет. Я привыкла, — было похоже, что Лорина ещё не решила, как себя вести в этой ситуации. Приняв его помощь, она согласилась на общение, к тому же, её забавлял его странный акцент, но ей было слишком непривычно ощущать такую заботу о себе. — И можете говорить по-английски, если вам будет проще. Я сама знаю этот язык с детства.       — И всегда поёте бесплатно? Или сегодня был праздник? — благодарно кивнув, перешёл на родную речь британец.       — Конечно, праздник, — она вдруг заулыбалась, скосив взгляд на собеседника. — И этот праздник я устраиваю себе и другим сама каждый раз, когда приезжаю сюда петь любимые песни. А праздники приносят больше радости, когда не несут финансовой нагрузки.       — Вот даже как? — от неожиданного оборота знаменитый музыкант аж приостановился. — Значит, когда я…       Тут он замолчал, почувствовав в душе странное. Ему вдруг стало стыдно признаваться этой юной леди, которая была в сотню раз талантливей его, в том, что он продаёт собственную музыку за деньги.       — Когда вы — что? — после затянувшейся паузы спросила Лорина. Ей было легко идти без привычной тяжести аккордеона, и она не торопилась домой, заинтересовавшись незнакомцем.       Дэйв вздохнул и по-Рыбьи повернул суть вопроса.       — Дело в том, — печально-глубокомысленно изрёк он, — что я живу благодаря музыке. У меня нет других средств к существованию. Я больше ни к чему не годен…       — Это как? — настала её очередь приостанавливаться и, хмуря тёмные брови, всматриваться в мужчину.       — Хорошо, я объясню, только вы сперва скажите: как далеко мне можно проводить вас?       Лорина ещё несколько секунд озадаченно хмурилась, а потом махнула на странного иностранца рукой и чуть наигранно рассмеялась.       — Да уж, вот так ко мне ещё не подкатывались! Да вам надо в театре работать, мистер Дэвид!       Однако Гилмор остался спокоен внешне, и она перестала смеяться.       — Так докуда? Сколько у меня времени для разговора с вами, мадемуазель?       — Ну, — она опять смутилась. — Можно до центрального вокзала. Я живу в соседнем городе.       — А по времени это сколько? — гитарист действительно решил поговорить с ней серьёзно.       — Значит, вы действительно не отсюда, — кивнула девушка. — Это минут двадцать на автобусе с этой остановки.       — И очень сильно «не отсюда», мисс Лорина, — они сели на скамеечку под навесом остановки, и гость признался: — Дело в том, что я неплохо играю на гитаре и уже много лет зарабатываю этим себе на жизнь… хотя когда-то я тоже верил, что могу дарить музыку всем желающим бесплатно.       Замолк, внезапно погрузившись в собственное прошлое, и не видел, как вспыхнула и медленно растаяла насмешливо-недоверчивая улыбка на её лице. А Дэйв ощутил сильную потребность выговорится — вот так, совершенно незнакомому человеку. Облегчить душу, как многие поступали с ним. Он чувствовал груз этих лет жизни в мутной воде шоубизнеса и хотел избавиться от него. Говорил о своих забытых мечтах, о жадности людей, паразитирующих на чужих талантах, о собственном бессилии перед ними… о невозможности пробиться, чтобы вздохнуть свободно, о зависимости от всех этих продюсеров и менеджеров, всегда знающих лучше всех, с какой стороны масло у бутерброда. О том, что «хавает пипл», о том, как болит душа за тех, кто не хочет хавать бездарный бред вместе со всеми… Он говорил так, будто находился наедине с зеркалом, но кто-то другой, откуда-то с самой глубины его души всё же спокойно-отстранённо наблюдал за реакцией юной певицы народных песен.       Лорина слушала молча, не замечая проезжающих мимо автобусов, сцепив руки в замок, но не отрывая взгляда от лица англичанина. Информация была интересной и важной — она интуитивно это чувствовала.       — Ты не представляешь, — Гилмор уже давно перешёл «на ты», — как важно оказалось научиться разбираться во всех этих юридических тонкостях и бухгалтерских заморочках — гораздо важнее, чем уметь играть и петь на публике. Если бы у меня была деловая хватка и чутьё, я бы сам мог записывать и продавать свою музыку, не прибегая к услугам всей этой братии хапуг и жуликов. О, я даже сейчас не могу полностью распоряжаться своей жизнью — мне как подачку кинули год, чтобы я мог побыть с семьёй и ребёнком. Ах, как вы щедры, добрые люди, что не погнали меня зарабатывать ваши миллионы, пока рожает моя жена! — вся злость и обида, накопившаяся за много лет, наконец, нашла выход: флойд даже взял чужую гитару. Получив разрешающий кивок, легко поднастроил старенький инструмент и наиграл что-то до бесконечности жалостливое и тоскливое, а потом разразился серией яростных аккордов, будто проклиная всё на свете. Гитара в его руках хрипло дребезжала, не выдавая нужного звука, зато точно воспроизводя эмоции, обуревающие музыканта.       Отчего-то именно эти звуки попали в цель: девушка неожиданно схватила его за руку.       — Не надо! — но беспокоилась она не за свою гитару.       Дэвид замер, с трудом осознавая, что происходит. Навес остановки под тенью старых деревьев, пыльная трава у обочины, расширенные сине-серые глаза рядом… тонкие сильные пальцы, вцепившиеся в предплечье.       — Извините, — внезапно севшим голосом пробормотал он, отводя взгляд. Закусил губу, не зная, что теперь сказать. Слегка вздрогнул, когда Лорина, сочувствуя, провела ладонью по его плечу.       — Ты действительно отличный музыкант, — мягко отозвалась она, чуть улыбаясь. — Думаю, у тебя получится когда-нибудь освободиться от ненужного балласта. У тебя всё впереди, Дэвид. Сколько тебе? Ещё и тридцати нет?       — Уже больше, — вздохнул тот, возвращая гитару, но девушка его остановила.       — Ну, всё равно. Ты, главное, не бросай на полпути свою музыку. Хорошо? — кивнула на инструмент. — Сыграй ещё что-нибудь, а? Только такое, чего ещё не играл со сцены. Можешь?       Музыкант задумчиво смотрел на корпус старенькой гитары, заново настраивая капризный инструмент, вспоминал первую гитару, попавшую ему в руки в детстве — с облупившимся лаком, царапинами, следами починки, но ещё вполне «живую». Вокруг было тихо: по этой дороге редко проезжали машины, час пик давно миновал, солнце повисло над горизонтом, готовясь кануть в леса и озёра за дальними холмами. Гилмор не знал, что сыграть, но тут вспомнил обрывок мелодии, который давно уже не давал ему покоя, однако никак не желал воплотиться в полноценную композицию.       Дождавшись, пока уедет очередной автобус, увозя загулявшихся пассажиров из парка, гитарист неторопливо наиграл странный отрывок, мельком жалея, что не может сейчас воспроизвести его на любимом Стратокастере. Мелодия, наполненная тихим плеском волн, далёкими криками чаек, знойным маревом и свежим бризом, поплыла над остановкой, постепенно разрастаясь, становясь более громкой и чувственной… потрёпанная гитара словно ожила в его руках, издавая звуки, которых ещё никогда никто не извлекал из неё. Но отрывок так и остался отрывком — до поры. Дэйв просто сыграл его трижды.       Вздохнул:       — Эх, на электрике это звучит, конечно, гораздо богаче… но у тебя хороший инструмент, Лорина. Береги его. Надо будет купить ей более жёсткий чехол с мягкой подкладкой изнутри. И полироль.       Девушка будто очнулась от наваждения, молча покачала головой, негромко отозвалась:       — Это потрясающе. Неужели, ты никому ещё не играл это?       — Да, есть такое дело. Если ты заметила — это просто кусок, я сыграл его три раза, а мне нужно сперва сделать его завершённым, нормальной композицией. К тому же, — снова вздохнул, помогая ей убирать гитару в брезентовый чехол, — эта вещь сильно не вписывается в то, что я обычно играю со сцены.       — Но, как видно, такая музыка нравится тебе больше, чем та, на которой ты зарабатываешь? — проницательно прищурилась Лорина. И добавила: — Тогда тем более тебе нельзя бросать этот бизнес. Я верю, что ты когда-нибудь добьёшься независимости в этом деле и сможешь играть то, что нравится тебе самому.       — Договорились, — улыбнулся англичанин и взял её за руку. — Только и ты постарайся не потерять свой уникальный голос, Лорина. Я не могу предложить тебе свою помощь в этом, но буду ждать пластинку твоих песен.       На сей раз она не отмахнулась от его слов, посчитав их за обычные комплименты. Что-то изменилось в её душе, и столь серьёзное отношение незнакомого музыканта к её пению заставило задуматься.       Через две минуты Гилмор удачно поймал машину, помахал водителю сотенной бумажкой, попросив подкинуть на центральный вокзал, и усадил смущённую деву рядом с собой, на заднее сиденье.       — Я и так очень сильно задержал тебя, рыжая леди, так уж позволь хотя бы подвезти, — однако она продолжала негромко фыркать, не слишком серьёзно возмущаясь его своевольностью. Тогда он тоже полушутя пригрозил: — Не надо так на меня реагировать, Лорина. А то я и тебе сто баксов презентую. За неоценимую помощь в развитии психоделического арт-рока.       Девушка гордо вздёрнула нос, отвернувшись, но потом, не удержавшись, рассмеялась.       — Это так называется твоя музыка? С ума сойти. Вот не знала, что такое бывает. Я-то всё больше фолковыми вещами интересуюсь. Кельтским наследием. Историей Ирландии…       И всю дорогу они проговорили о кельтах, друидах, пиктах и прочих древних народах, обитавших на территории объединённой Британии. Дэвид проводил юную леди до привокзальных касс, снова легко поцеловал ей руку. Ещё постоял в нерешительности — ну, не телефончик же у неё спрашивать, в самом деле. Улыбнулся.       — Надеюсь, что — до свидания. Когда ты станешь знаменитой, я думаю, мы увидимся ещё. Удачи тебе, Лорина.       И ушёл, буквально убежал, чувствуя, что ещё немного — и ударится в пафос пустых пророчеств. Да и времени до самолёта оставалось всё меньше…       Гитарист не стал разрывать с ПФ, затаив свои истинные чувства до поры. Конфликты никуда не делись, хотя снова был шумный успех альбома и фильма «Стена», эмоционально изнурительные репетиции и турне, и многое, многое другое.       И только дюжину лет спустя из странного обрывка мелодии родилась композиция «Marooned».