янтарный цвет.

В тот день было невероятно тепло, птицы щебетали на деревьях, мешая спать. Ты прижимала к себе хрупкое женское тело, уткнувшись носом в черные волосы. Она спала спиной к тебе, мило посапывая. Такая красивая. Как она такая прекрасная досталась тебе? Мягкая, как крылья бабочки, она была твоим солнцем в сером Киеве. Валерия. Ты перекатываешь ее имя на кончике языка. Оно немного терпкое на вкус. Проговариваешь еще раз, будто бы пытаешься распробовать. Она морщится, протягивает руки вперед. Зевает, отгоняя от себя сон. — Что такое? — вялый вопрос полушепотом заставляет тебя умилиться. — Ничего, — улыбаешься ты и целуешь ее в затылок.- Ты такая красивая, малыш. Обнимаешь ее плечи, гладишь руки, обдавая тонкую шею горячим дыханием. Она жмурится и улыбается от приятных мурашек, которые табуном пробежались по телу от твоих действий. Сладкая. Она — это самый первый мед на кончике языка. Сладкий пирог, приготовленный мамой в детстве. Уютнее родного дома. Дороже всех воспоминаний. Заберите все, но ее оставьте. Твой весенний цветок. Твоя муза. Ее звонкий смех не заменит никто. Теплые ладошки на щеках, только ее. Кофе, какой то бутерброд, сделанный очень лениво, но ее руками. Значит лучше не будет. Нигде, никогда. Лерочка. Лера. Валерия. Сладкий яд на губах, когда ты произносишь ее имя. Последний луч солнца. Твой кислород. — Идем кушать? — бормочет она, пытаясь выпутаться из твоих объятий. Ты сжимаешь ее сильнее, а сердце почему-то сжимается. Она хмурит нос и все-таки поднимается с кровати. Лера уходит на кухню, а ты так и остаешься в кровати. На улице поднимается сильный ветер. Он завывает, кидаясь на окна. Листья диким танцем слетают с деревьев. Солнце медленно скрывается в объятиях туч. На кухне раздается милое щебетание Леры, которая что-то рассказывает Ире. Может быть про сон, из-за которого она мило морщила носик, сжимая край одеяла. Глупышка. Пока ты рядом, ей ничего не грозит. Она всегда будет в порядке. Милая Лера с янтарными глазами. Когда с кухни раздастся звон битой посуды ты лишь улыбнешься, но Бакулино: — Лер.. - такое пустое. Внутри что-то оборвется уже тогда. Ты подскакиваешь и бежишь на кухню. Осколки, пятна крови, Ира на коленях, ее дрожащие плечи. Лера неестественно лежит на полу. Смольные волосы смешанные со стеклянной крошкой. Вспышка света за окном. Дождь. Бакулин голос, точно через призму воды. Что-то про скорую. Ты смотришь только на Леру. Не подходишь. Не кричишь. Не плачешь. Стоишь. Мозг пытается пробить хрупкое сердце очевидным, но оно лишь отмахивается: — Это просто обморок, — хрипло. В горле пересохло. Ира в ответ лишь опускает глаза, сглатывая слезы. По кафельному полу расползаются маленькие лужи крови. Фарфоровая кожа Леры была пробита осколками от… стакана? Черт его знает. Ты на ватных ногах подходишь к ней и за плече переворачиваешь на спину. Взгляд янтарный глаз навсегда врезается в память. Вспышка света, крик где-то сбоку. Ира сползает вниз по стене, захлебываясь слезами. Врачи приедут через пол часа. Констатация смерти. Вроде бы сердце стало. Не выдержало. Твоя малышка была сильной, но не настолько. Ты не будешь плакать, лишь прижмешь к себе Иру. Ее громкие рыдания будут ножом резать по твоему сердцу. Юля приедет через час, когда Леры уже не будет. Ей останутся лишь осколки, пропитанные алой кровью. Квартира превратится в месиво из обломков. Боль Юли Чигринец будет бесконечной. А ты не заплачешь. Почему-то не сможешь. В голове еще долго будет звенеть разбитым стеклом. Пусто. В квартире, Киеве, мире. Лишь безжизненный взгляд янтарных глаз, как спутник по жизни. Ты уедешь из Украины, оставив на ее могиле букет полевых ромашек, таких же, как ты когда то для нее рвала. Тогда она улыбалась, а сейчас увяла красной розой в сырой земле. Пройдут месяца твоей безмолвной жизни в Москве. Дождь. Слякоть. Янтарь. В каждом зеркале и под закрытым веком собственных глаз. Сидя ночью в собственной ванной ты наконец-то поймешь: ее больше нет. Горячие капли сами польются из глаз. Ты будешь их стирать, захлебываясь в рыданиях. Кожа на руках сотрется в кровь, но боли не будет. Как и ее. Леры. Света. Воздуха. Жизни. Ты и не поймешь, когда острое лезвие полоснет по коже. Крови будет много, а боли — нет. Лишь шум в ушах и круги перед глазами. Руки совсем онемеют, когд ты поймешь, что она бы не хотела такого конца для тебя. Кричала бы, что жить дальше нужно. Но она наверное не знала, что без нее для тебя жизни нет.