Тень Луны

Они ехали уже больше суток практически без перерыва. Вторник клонился к закату, и со стороны водительского кресла в шумную дорожную тишину врезался подхриповатый от долгого молчания голос: — Мальчик мой, ты спишь почти всю дорогу. Я-то ладно, мне не то чтобы нужен отдых, не страдаю — но тебе стоило бы выспаться в более подходящих для того условиях. Ты там не залежался, случаем? Слегка проморгавшись, Тень вытянулся, разминая мышцы спины, и отвёл взгляд куда-то в сторону соседнего штата далеко за рамой пассажирского стекла, проворчав: — Ну как сказать, не залежался… — Какая удача, что именно сейчас нам попался этот придорожный отель! — перебил старик в своей привычной манере. — И правда, удача. — слова тихо ударились о стекло. Тень был почти уверен, что ещё пару секунд назад не видел ни единого здания на добрую милю вокруг. Хотя какие могут быть сомнения, когда он только проснулся на полном ходу. Пока парень разбирался со своими полусонными медлительными размышлениями, красавица Бетти уже вывернула на пустую парковку мотеля, приятно шурша винтажными колёсами по каменистой насыпи. Все лишние рассуждения было решено отложить на потом, и первостепенной задачей осталось заселиться и наконец-то по-человечески выспаться. День совсем подходил к концу, густые сумерки отбирали последние силы, обволакивая своей вязкой серой пеленой. Среда подошёл к первой приглянувшейся двери и уверенным жестом открыл замок, приглашая Тень войти. — Но… ключ, ресепшн… — Кроме нас сегодня ночью в этой гостинице никто не обитает, мальчик мой. Заходи, не стесняйся. И с каких это пор ты стал таким законопослушным? — усмехнулся мужчина, закрывая дверь. — Ночевать мы будем тоже вместе? — ото сна почему-то не осталось и следа, и Тень обдумывал, как скоротать час-другой, прежде чем уснуть по-новой. Одним движением он оглядел типичный одноместный мотельный номер с широкой полуторной кроватью посередине: — Просто, раз уж мы здесь одни, мне кажется не самой плохой идеей занять пару смежных… — Правильное слово — тебе «кажется»! Никаких смежных номеров! Ты что, хочешь оставить меня без подарка? — Подарка? У нас какой-то праздник? — в голове судорожно замелькали числа, даты, ничего похожего даже на обывательский праздничный день. — Я либо тупой, либо без вариантов. — Ну как же, мальчик мой, — длинная улыбка сухих губ почти что рассекла лицо старика. Он протянул руку, прижигая её к плечу Тени, — а какой сегодня день недели? Сегодня мой день — неужели ты не хочешь меня поздравить! Тень нашёл взглядом часы на стене — действительно, уже за полночь, наступила среда. — Что же ты хотел бы получить в подарок? — мягко и немного настороженно улыбнулся он в ответ. — Точнее так: какое поздравление к «твоему дню» ты счёл бы идеальным сейчас? — Карие глаза обвели дёрнувшуюся улыбку и снова поймали встречный твёрдый взгляд. — Ты быстро учишься, мальчик мой, очень быстро. Шагнув, Среда вплотную приблизился к Тени, не опуская одну руку с его плеча, а вторую мягко, почти невесомо положив ему на грудь. Сердце, оказавшееся ровно под основанием ладони, билось с такой силой и так быстро — Тень почти захлебнулся в этом биении, не слыша ничего, кроме собственного пульса, и урывками хватая воздух. Он не пытался понять, чем вызвано такое состояние, похожее больше на сильнейшую панику. Последние дни он почти ничего уже не пытался понять. Только верил. Вера — это всё, что ему оставили. Вера — это то, чем щедро одарил его человек напротив. Тень мог не верить во что угодно, но именно в этого человека он безукоризненно и слепо верит, что бы ни происходило вокруг, как бы ни безумствовал мир. Тень доверяет ему во всём и всем, что имеет, без исключения. Среда восторгается этим доверием, питается им, как божественной амброзией. «О, мальчик мой, ты даже не представляешь, кто ты для меня, какое значение имеешь для всего этого беспорядка, зовущегося миром. Ты не понимаешь, насколько ты важен. Мне важен.» Читая ладонью биение чужого пульса, он мягко надавил рукой, заставляя Тень опуститься на кровать позади него. Сев на кровать и не отрывая взгляда от холодных глаз напротив, Тень ощутил неприятное ледяное жжение в тех местах, где секунду назад находились чужие руки. «Странно, — мелькнуло в голове, — руки у него всегда были холодные, откуда в них такой жар?». — Именно в таких мелочах раскрывается разница между внутренним и внешним. Человеческая оболочка, бескровная и хрупкая, сквозь которую при сильном желании, или может везении, можно узреть нечеловеческую, если угодно, божественную суть. — Так ты ещё и мысли читаешь? — ухмылку сменило лёгкое удивление от внезапности сменяемых ощущений. Сухие тёплые руки с обеих сторон обхватили челюсть, задирая голову и обнажая шею. — А как же! — ответ прозвучал так обыденно, будто сейчас ничего не происходило вовсе. — Тень, у меня есть к тебе просьба: расстегни рубашку, пока я наслаждаюсь видом. К слову, рубашки тебе однозначно идут больше всего. Тень беспрекословно подчинился, как и всегда, всё это время не отрывая глаз, впившись в зрачки напротив и следя за тем, как чужой взгляд бегает по его телу. Почти его собственный взгляд. Никакого стыда, никаких сомнений. Что-то инфернальное сквозило во всей этой ситуации, но Тень доверял, не ставя под сомнение ни единое слово, не избегая ни единого жеста. Как игрушка, или Щеночек. — Вроде бы так тебя звала жена? Щеночек? — Голос звучал, казалось, уже в самой голове. Тень не был уверен даже в том, открывает ли Среда рот. Тень не был удивлён. Тень улыбался. — Но ты для меня определённо больше, чем просто Щеночек, мальчик мой. Ложись назад и подними руки — дальше будет больно, но недолго, обещаю. Тень лёг, терпеливо ожидая. Среда бросил взгляд в сторону окна и с лёгким разочарованием выдохнул: «Луна с обратной стороны.» — Я скоро вернусь, и хочу, чтобы к моему возвращению ты прочувствовал каждый миллиметр своего тела. Это важно. — С этими словами он вышел на улицу. Тень остался неподвижен и, прикрыв глаза, принялся исполнять приказ, даже не пытаясь думать, правильно ли его понял. Интуиция помогала не думать. Интуиция и что-то ещё, чужое, но знакомое. Не зная, сколько продлится ожидание, Тень без промедлений погрузился настолько глубоко, что перестал замечать любые изменения за пределами собственного тела. Плечо и грудь всё ещё горели в местах давно отпущенных прикосновений, так что экскурсия началась с них. Каждую клеточку, одну за одной он исследовал в исступлении, быстро, но осторожно, прогоняя волны внимания по всему телу. Вдруг ему показалось, что он снова чувствует ранения и травмы, все до единой, каждый полученный удар и каждую царапину за всю свою жизнь. Без боли, но очень ярко и очень страшно. Образно этот процесс напоминал полный осмотр физической жизни, как диагностика перед ремонтом. Забавно сравнивать себя с компьютером, машиной или какой-то другой сложно устроенной вещью, когда впечатления последних дней жизни выкроены исключительно из эмоций, интуиции и веры. — Нет, забавно больше то, что мне пришлось отыгрывать у Луны вещь, которая и так принадлежала мне по праву, и которую так неосторожно проиграл в сенет Тот, поставив на дополнительные два дня в году для блудливой Нут. Так хотел добить до 7 дней, как в воду глядел — все перешли на недели. Но разве это моя проблема, что самый умный бог всех пантеонов ошибся в какой-то дурацкий игре! Ох уж эти древние занудные разборки. Тень не слышал и половины тирады, не очнувшись даже от треска захлопнутой двери, предварявшего гневную речь. Тень вскочил от ощущения кипящего металла на коже в тех двух местах, которых раньше касались ладони бога. Он почему-то не смог открыть глаза. Он не был уверен в том, что вообще пришёл в сознание. — Мальчик мой, ты не перестаёшь меня удивлять! С каким усердием ты выполнил мою просьбу, у меня ладони горят! — Голос раскатывался по голове, подобно грому, пронизанный теми же привычными приторно-мягкими интонациями, что и всегда. — Я кое-что принёс нам с тобой. Тень не видел, но точно знал, что именно держит в руках Среда. Он видел, но как-то по-другому, не глазами. Кожей. Нутром. — Вытяни перед собой руки, раз уж вскочил, не придётся наклоняться. И если не боишься, не открывай глаза, так даже интереснее. Тень почувствовал, как его руки свели вместе, и запястья начало чем-то обвивать, скрепляя вместе. Ему буквально чем-то связывали руки, но всё, что его беспокоило в тот момент, было лишь странное ощущение на коже запястий — это что-то не было похоже на ткань, верёвку, проволоку, ремень или что-либо ещё, подходящее в подобной ситуации. По ощущениям это не было похоже ни на что, привычное для человеческого сознания. Тень решил, что спросит об этом, когда всё закончится. Тень не хотел открывать глаза, он хотел доверять. — Хорошо, мой мальчик, ты сегодня прекрасен. Теперь ложись обратно и положи руки над головой. Будет гораздо больнее, чем в прошлый раз. Там были только воспоминания о боли, все зазубрины и вмятины, которые мне надо залатать, просто окрасились поярче. Сейчас я перейду к самой реставрации, переплавке, можно сказать. Но я бы не стал рассказывать, если бы не был уверен в том, что ты с этим справишься. Тень услышал, как улыбался Среда на последней фразе. Озноб пробежавший по телу от сказанных слов успокоился под этой улыбкой. Всё, что происходило дальше, было больше похоже на пытку, чем на чудесное исцеление. Среда приложил ладонь к пылающему отпечатку на груди Тени, так что жар, из него выходящий, теперь хотя бы казался обоснованным, что его, к сожалению, никак не заглушало. Наоборот, этот жар стал растекаться внутри всего тела, глубоко под кожей, распаляя его, расплавляя своим напором. Единственное ощущение, оставшееся ясным — боль. Боль от растекающегося из грудной клетки расплавленного металла, выжигающего все только что прочувствованные равны. Следующим осознанным чувством стал громкий крик, предшествующий падению в эйфорию. Крик отражался в парящем сознании далёким приглушённым звуком, и только спустя время Тень по саднящим связкам понял, что этот голос был его собственным. Вылезая из мягкой белой пелены бессознательного, тело один за одним включает органы чувств. Первым возвращается слух. В давящей гулкой тишине Тень может разобрать только быстрый хриплый шёпот: «Прости меня! Мне так жаль, прости!..». Всё ещё не в силах открыть глаза, Тень пытается вернуть себе способность двигаться. Дёрнувшись, он поднимает, что всё это время его руки были крепко прижаты к изголовью кровати, и только сейчас он может их опустить, пусть всё ещё связанные. Глаза открываются в тот момент, когда Тень чувствует знакомые холодные руки на своих запястьях — чуть ниже серебристой ленты лунного света, что стягивала их всё это время. Тень сидит, видя в полуметре от себя знакомое лицо, по которому искорками бегают маленькие молнии. Среда улыбается: — Один последний шаг, потерпи ещё чуть-чуть, мой мальчик. Тень видит, как лунная лента скрепляет его и чужие запястья, обвиваясь змеёй в четыре разные стороны. Он видит, как на каждой руке полоска света находит вену, как она входит под кожу на четырёх руках. Тень видит, как искорки из глаз бога напротив сбегают по его рукам, набирая силу молний, и влетают по его собственным предплечьям, рассыпаясь по всему телу дрожью и запахом озона. Тень видит, как исчезает лунная лента, будто растворившись в воздухе, и как Среда отпускает его руки, полные маленьких молний. Тень ловит каждый звук и каждое движение, когда Среда склоняется над ним, целуя его в лоб и рассыпая раскатистым голосом: — Теперь ты — моё главное оружие в этой войне. Можешь гордиться, мальчик мой. Тень верит своему богу. Тень ему принадлежит. Тень счастлив.