***
Хуа Чэн написал Се Ляню около десяти или одиннадцати утра. Для педагога уже начались каникулы, но студенту-искусствоведу ещё осталось сдать бумаги, да и работал он теперь больше, поэтому после очередной смены должен был проснуться примерно в это время. Так думал Хуа Чэн, однако на подкорке сознания таилась мысль, что он что-то упускает. Педагог думал пригласить любимого прогуляться, сходить на новый фильм, ведь сегодня у того должен был быть выходной. Потом они могли бы сходить куда-нибудь перекусить или поехать к кому-нибудь из них в гости и приготовить что-то вместе, или же Хуа Чэн мог свозить Се Ляня в мастерскую, как и обещал ранее. Но. Ответа не было ни через час, и ни через два, и даже ни через три. Мужчина позавтракал, накормил кота, прибрался, хоть сильного беспорядка и не было. После сел читать недавно купленную книгу про мир богов и демонов. Старые легенды увлекли его, и он не заметил, как время слегка перевалило за шестнадцать часов. Хуа Чэн проверил телефон, ответа не было, даже в сети не появлялся. «Может, он с своими друзьями? Они могли как обычно внезапно вылезти из ниоткуда, словно черти из табакерки». Названивать и надоедать он не хотел, а потому пошёл на кухню сделать чай. Поесть тоже не помешает, но вспоминая спортивное и гибкое тело студента, хочется прямо сейчас пойти в спорт зал, обежать десять кругов вокруг дома и начать соблюдать какую-нибудь диету по правильному питанию. Или ему наоборот надо набрать массу? Хоть его руки и ноги и были немного мускулистыми, скорее тут даже подойдёт определение «крепкими», но его живот был таким… обычным, без четкого рельефа мышц. Ох, раньше он так не комплексовал, точнее было такое… но из-за повязки. Се Лянь поругает его за эти мысли. В холодильнике было пусто, педагог выпил чай и решил прогуляться до магазина. Вернувшись он понял, что уже сильно темнеет, а ответа от Се Ляня всё нет. Он волнуется, а вдруг что-то произошло? Студент написал, что дошёл до дома после работы, но вдруг он упал в обморок и сильно ударился, или вышел так же утром в магазин, а на него напали, а может он сжёг квартиру, готовя завтрак? Или, может, просто разбил телефон. Или к нему в квартиру мог забраться грабитель. Да могло случится всё что угодно. Накрутив себя почти до паники, он позвонил. Ему ответили. Это хорошо. Голос не больной. «Точно, его же пригласили на свадьбу, гэгэ говорил, что будет помогать с организацией. Они только закончили? Но ведь уже так поздно…» — Гэгэ, может, тогда я вас подвезу? — А ты не занят? — Для гэгэ я всегда свободен, — эти слова слетели с губ сами по себе, осознав сказанное Хуа Чэн смутился, его уши и скулы сильно покраснели и потеплели. Так слащаво и банально, но он действительно готов бросить всё, чтобы приехать и помочь. — Х-хорошо, мы ждём тебя. — До встречи. Се Лянь, судя по интонации, тоже смутился, это умиляет и это приятно. Педагог завершил звонок, вспоминая лицо возлюбленного, такое изящное и прекрасное, но, когда он краснеет от дразнящих фраз, оно становится такое милое и притягательное. Только Хуа Чэн может вызвать у студента такую реакцию, только он может видеть его таким, и только Се Лянь вызывает в нём самом такую же бурю эмоций. Педагог быстро соскакивает с места, он всё ещё одет. Студент высылает ему адрес и Хуа Чэн еле сдерживает себя, чтобы не нарушить скоростной режим. Когда он подъезжает, то сразу замечает Се Ляня с молодой девушкой, в которой не сразу узнает Бань Юэ. Студент садится на переднее пассажирское сиденье, а его спутница назад. — Учитель Хуа, спасибо за вашу помощь. — Мне не сложно, — Хуа Чэн оглядывается назад, чтобы слегка улыбнуться и кивнуть студентке, в качестве приветствия. — С… Учитель Хуа, отвезем в начале Бань Юэ до дома? — спросил смущённый студент рядом с ним. — Конечно, куда едем? — ухмыльнулся педагог. Называть друг друга по имени и тем более по прозвищу в присутствии другого человека было немного неловко. Всё-таки до этого момента они не то чтобы скрывались, но и не рассказывали никому о том, что они общаются за территорией института, кроме друзей Се Ляня, которые выпытывали из искусствоведа практически всё. Однако разговор быстро перетёк в непринуждённое русло. Студент рассказал про их походы, Бань Юэ говорила мало, в основном уточняла некоторые детали или просто подтверждала слова мужчины. Хуа Чэн тоже мало говорил. Они вдвоем наслаждались счастьем человека, который им был очень дорог. — Бань Юэ, тебя точно не надо проводить до квартиры? — спросил обеспокоенный Се Лянь, когда они подъехали к нужному дому. — Нет, всё в порядке. Вы и так довезли меня до самого подъезда. Спасибо, учитель Хуа. — Пожалуйста, будь аккуратна, уже поздно. — Спокойной ночи, — девушка помахала ручкой и убежала. Мужчины подождали, пока она зайдет внутрь, убедились, что за ней никто подозрительный не вошёл и только потом стали выезжать со двора. — Гэгэ, не желаешь поехать сегодня ко мне? — Д-да, можно, — смущённо улыбается Се Лянь.***
— Гэгэ, голоден? — спрашивает Хуа Чэн, когда они вошли в его квартиру. — Не отказался бы что-нибудь перекусить, — Се Лянь прошёл следом на кухню и сел за стол. Маленькие лапки коснулись бедра, а следом раздалось требовательное мяу, — Эмин, как ты поживаешь? Дома ведь лучше? — мужчина улыбнулся и поднял кота на руки. — Гэгэ совсем разбаловал его. — Ахах, Сань Лан, но Эмин же такой милый, и пушистый, и мягкий, — кот начал мурлыкать от поглаживаний. — Я приготовлю омлет, гэгэ не против? — Нет, тебе помочь? — Гэгэ может пока заварить чай, — хитро улыбнулся Хуа Чэн, немного поразмыслив. — Хорошо. Се Лянь поднялся из-за стола и подошёл к плите, включая конфорку под чайником. Эмин недовольно смотрел в сторону мужчин со стула, на котором остался в одиночестве. И это было первым подлым пунктом в плане Хуа Чэна, педагог победоносно и самодовольно метнул взгляд на кота. А второй пункт был… — Ох, Сань Лан, не могу дотянуться до чая, — студент тянулся до верхнего отсека навесной полки, но даже встав на носочки, не мог ухватить коробочку с заваркой. Да, этот капкан был очень бесчестный, но Хуа Чэн до мурашек хотел покрасоваться перед любимым, который сейчас так мило пыхтел и фыркал. — Сейчас помогу, — Хуа Чэн встал позади Се Ляня и слегка прижался к его спине, приобняв одной рукой за талию и потянувшись за коробочкой. — Вот, — поставив упаковку перед студентом, он нежно сомкнул свои объятия, скрестив руки на животе и положив подбородок на плечо. — С-Сань Лан, ты дразнишь меня? — Се Лянь спрятал лицо в ладонях. Он был возмущён, но смущение пока что побеждало. — Ахах, прости, гэгэ, просто так хотелось совершить маленькую шалость, — он потёрся щекой о чужое плечо, коснулся губами шеи, опаляя её горячим дыханием и сильнее прижал к себе мужчину. — Ты знал, что я не дотянусь, — надулся низкий, скрестив руки на груди, но позволяя собой манипулировать. Высокий же игриво улыбнулся без малейшего сожаления, продолжая оставлять легкие поцелуи на коже. — Прости, гэгэ, я скучал. — Я тоже, — студент развернулся и обнял в ответ. Они, смеясь, потыкались губами, не давая задержаться поцелую, но вскоре сменили действия на нежные захватывания то нижней то верхней губ, и наконец глубоко и долго лаская внутренние стенки щек и переплетая языки. Се Лянь как-то подозрительно потихоньку сползал вниз, из-за чего Хуа Чэну приходилось нагибаться всё ниже. — Гэгэ, ты специально? — недовольно промычал педагог в улыбчивые губы. — Прости, — хихикнул Се Лянь, напомнив, — ты хотел приготовить омлет. Педагог удручено вздохнул, выпрямляясь, и вернулся к готовке. Они поужинали и сходили в душ по очереди. Когда Хуа Чэн вышел из ванной комнаты, Се Лянь уже сопел на кровати, рядом свернулся в комочек Эмин. Выключив свет, мужчина лег рядом. — Сань Лан, — сонно пробормотал студент переворачиваясь лицом к собеседнику. — Да, гэгэ? — Люблю тебя, — учитель Хуа покраснел и шумно сглотнул. — Я тоже тебя люблю, — он поочередно коснулся губами макушки, виска, щеки, уголка губ. — Сань Лан, — томно шепнул Се Лянь, и Хуа Чэн притянул к себе возлюбленного, усаживая на свои бедра. Они поцеловались, медленно ласкаясь языками. В темноте всё ощущалось острее, каждое прикосновение посылало волны импульсов по всему телу. Педагог ощущал, как горячие ладони студента слегка сжимают домашнюю футболку на груди. Сам он ласково оглаживал спину Се Ляня. — Гэгэ… ты бы хотел… — сердце стучит бешено, желая пробить грудную клетку, из-за чего дыхание было сбито, мысли путались, а слова с нажимом выходили из горла, — ты бы хотел, зайти чуть дальше? То есть… Я имею ввиду секс… с проникновением. Се Лянь от смущения уткнулся в плечо и немного напрягся. — Я… я не знаю… Прости, Сань Лан. Хуа Чэн сделал глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, но Се Лянь вздрогнул от этого действия, словно боялся, что его упрекнут, осудят, заставят… — Гэгэ, посмотри на меня, — мужчина медленно поднял голову, его щеки коснулась ладонь и успокаивающе погладила, — всё в порядке. Я не буду заставлять тебя или винить в отказе, это просто вопрос, чтобы я понимал тебя чуть лучше. Возможно я слишком поторопил тебя и нам следовало бы лучше узнать друг друга перед тем, как начать встречаться. — Нет, Сань Лан! Я не… я не думаю, что мы поторопились, мне всё нравится, но порой мне кажется, что ты сильно ограничиваешь себя… — Мне нравится гэгэ не за его тело, и мне тоже комфортно с тобой. — Спасибо… Я люблю тебя, — Се Лянь чуть сполз на бок, чтобы не всем телом наваливаться на любимого, всё же он переживал, что тому тяжело. Эмин, который всё время лежал рядом, почувствовал, что двое его бестолковых хозяев угомонились, поэтому подошёл и забрался на парочку, натаптывая себе место. — Эмин, больно, — зашипел Хуа Чэн, живот которого стал лежанкой для кота. — Ахах, Эмин просто ляг, хорошо? — Се Лянь погладил пушистую макушку. Так они и уснули, вжавшись в друг друга. Хоть педагогу и был жутко жарко, он не желал чтобы это тепло его покинуло, он буквально ощущал вес своего маленького счастья. На следующий день, вдоволь выспавшись, они позавтракали блинчиками и кофе. Хуа Чэн давно обнаружил, что домашний кофе может быть вкусным. Раньше он думал, что кофе в магазине просто сам по себе очень горький, но даже купив однажды на развес качественные зерна, педагог не смог сварить кофе также как в кофейне. В итоге он просто смирился, но пробуя этот живительный кофе, он хотел молиться на Се Ляня, чтобы тот каждое утро просыпался вместе с ним. Собравшись после завтрака, они решили поехать в мастерскую Хуа Чэна. Студент заметил нервозность художника по дороге к нужному зданию. — Сань Лан, а давно ты снимаешь отдельно помещение? — они уже поднимались на последний пятый этаж, где находилась мастерская художника. Это оказался среднестатистический жилой дом, на окраине города. Здание явно очень давно не ремонтировали: отколупавшийся слой краски в подъезде валялся на ступеньках, на одном из пролётов было выбито окно, нецензурные слова и рисунки на почтовых ящиках и неприятные запахи сырости и дряхлости. — Я здесь родился, — педагог шёл впереди, поэтому увидеть его эмоции было невозможно. —? — Гэгэ, не против послушать? — обернулся Хуа Чэн. Получив кивок, он продолжил, — мои родители не были плохими людьми, но и хорошими их назвать трудно. Отец зарабатывал очень мало, а мать и то меньше, но работали они практически без перерыва, — двое подошли к нужной квартире, Хуа Чэн открыл замок, дверь со скрипом открылась. — В семье я действительно был третьим. Родители не обращали на своих детей никакого внимания, им было просто всё равно. Где мы, с кем мы, поели — не поели, пришли ночевать домой или нет. Поэтому старшие братья быстро разъехались, и с ними потерялась связь, кто-то даже говорил, что второй совершил самоубийство, но ни мне, ни им было не интересно, что происходит с другими членами «семьи». Я тоже ушёл из дома, когда появилась возможность, и не вспоминал про существование родителей и братьев. Поступил в институт с первого раза, получил комнату в общежитии, находил мелкие подработки, чтобы обеспечить себя красками и едой. Ещё студентом начал участвовать в выставках, к концу обучения у меня уже покупали работы. После выпуска я смог снять жилье, но из желания больше зарабатывать, устроился преподавателем туда же где и учился. Через год мне пришло письмо с завещанием, родители умерли, а из братьев нашли только меня. Всё, что мне передали — это старую квартиру. И я переехал сюда и жил тут около трех лет, это помогло мне сэкономить деньги, а потом и крупные заказы подвернулись, и мне удалось купить сначала новую квартиру, потом и машину. А это место стало мастерской. Они зашли в квартиру, но стояли на пороге, прислонившись к двери и не проходя дальше. Се Лянь не знал, что и ответить, Хуа Чэн никогда не рассказывал о своём прошлом, он пытался переварить всю эту информацию. Постояв в тишине некоторое время, Се Лянь просто подошёл и обнял любимого, почувствовав, как расслабилось тело мужчины в его объятиях. Хуа Чэну и не нужны были никакие слова. Немного поддержки и понимания, также как тогда Се Ляню, когда он рассказывал о своем прошлом. Это всё уже было позади и не имело значения. — Покажешь свои работы? — Мы за этим сюда и пришли, пойдём внутрь, — немного улыбнулся Хуа Чэн. В квартире не было нового косметического ремонта, зато было много пыли, голые бетонные стены, вдоль которых были массивные деревянные полки, на них стояли холсты разных размеров вперемешку. Одна стенка из красного кирпича, на ней прибиты фотографии, статьи из журналов, репродукции картин, какие-то фотокарточки висели на ниточке, натянутой между большими гвоздями. Снизу стоял комод, и две совершенно разные тумбы, на них вазы, в некоторых букеты из сухоцветов, бутылки, посуда тоже вся несуразно разная, тряпки, статуэтки, какие-то камни, баночка из-под консервов с гвоздями, два молотка и много чего ещё, из ящиков торчали тряпки и испачканная в краске одежда. Пол был деревянный, протертый. Окно было во всю длину стены и в высоту около полутора метров, на нём не было штор. Старая узорчатая решетка мешала рассмотреть вид из окна, но она словно огораживала от внешнего мира, создавая атмосферу таинственности в этом месте. На подоконнике стояло три полные пепельницы, банки пустые, банки с кистями, банки с красками, где-то просто валялись краски и кисти. Также по всей мастерской стояло несколько разнообразных стульев и одна табуретка с резными ножками. А с потолка свисала оголенная лампочка. — Это место не такое каким его представляет большинство. Многие думают, что мастерская художника — какое-то крутое творческое место, но у меня это старая квартирка с кучей пыли и барахла, — иронично усмехнулся мужчина. — Неправда, — улыбается Се Лянь, — это место удивительно. Они просидели несколько часов, смотря рисунки и холсты. Про некоторые Хуа Чэн рассказывал истории, на какие-то кривился и покушался выкинуть. Се Лянь заметил, как ушки его художника покраснели. Вероятно, он впервые кому-то открывался настолько сильно и честно. В мастерской был рабочий чайник, и можно было выпить чай, поэтому они решили сделать перерыв. На кухне было более пусто: старая, но каким-то чудом всё ещё работающая газовая плита, маленький новый холодильник, который сильно контрастировал со всем, что было в квартире, микроволновка, не такая старая как плита, но и не новая как холодильник, ещё один стул, диван и парочка чистых холстов, прислонённых к стенке. Окно с одиноким кактусом намного меньше, чем в комнате. Се Ляня же привлекли бело-серебристые бабочки, нарисованные в разных частях помещения. Хуа Чэн увидел заинтересованность своего гостя и пояснил: — А это, было нечего делать. У меня оставалось немного белой строительной краски, не помню откуда, кажется, мне тогда поступил заказ на роспись стены. И после работы все остатки материалов я забрал себе, вот и решил поэкспериментировать. — Выглядит волшебно. А-Чэн, ты удивительный человек. Они организовали перекус и перекур, после чего Хуа Чэн достал фотографии. — Кстати, Сань Лан, а у тебя остались фотографии с детства? — Нет, их и не было. Первый раз, когда меня сфотографировали был уже после окончания института. На открытие выставки пришёл фотограф и делал фото гостей, тогда я и попал случайно в кадр. — Ты не любишь фотографироваться? — Есть такое, — поморщился педагог. — Это из-за глаза?.. Я никогда не спрашивал, ибо считаю это невежливым, но… я бы хотел знать… знать о тебе больше. — Гэгэ… Да, можно и так сказать. Мой глаз… у меня гетерохромия. В детстве многие смеялись и издевались из-за этого, а старые бабки били палками, приговаривая проклятья, поэтому я в порыве гнева на себя и на жизнь… воткнул себе ножницы… Кажется, мне тогда было пятнадцать. Се Ляня словно окатило ледяной водой, он подозревал, что-то такое… но правда оказалась более ужасающей. Из глаз безмолвно поползли крупные редкие слезы. Хуа Чэн, не сразу поняв в чем дело, мысленно ударил себя, как он мог заставить плакать Се Ляня. Он подошёл и обнял, поглаживая по голове. — Гэгэ, это было так давно, не стоит плакать. — Мгм. В этот вечер им не удалось порисовать, как они планировали изначально, но теперь между ними натянулась крепкая красная нить судьбы. Оба были уверены в своих чувствах, желая сцеловывать все слезы и печали, желая быть опорой друг для друга. Печали прошлого, боязнь будущего — всё это становится настолько маленьким и незначительным. В эту ночь Се Лянь вновь был рядом, вновь обнимал и согревал, получая в ответ тоже тепло и заботу. Можно быть бесконечно сильным и самодостаточным человеком, но быть слабым и находить силу в другом нормально. Иногда человеку необходимо залечить своё сердце заботой и любовью, чтобы двигаться дальше.