сравнительные величины

— Ну может и больше, — Олег пожимает плечами. — Я не присматривался. — Ты не… ты… — Вадик давится вдохом. — Да не может, блин, а точно больше. — Я и говорю — может, и больше. Вода в душевых чуть теплая, еле-еле комнатной температуры. Олег переступает на кафеле, трет подошвой лодыжку, пытаясь стереть озноб. Сраный февраль и сраное подмосковье, лучше бы снова закинули в Ливан. Жару Олег переносит лучше, чем мерзкое слякотное межсезонье. — У меня больше. — Конечно, Вад, — Олег давит усмешку, но Вадик замечает, конечно, и раздраженно бьет кулаком в плечо. — У меня даже сейчас больше, — они с Олегом оба смотрят вниз, на крепкий широкий пресс, на куст буйно вьющихся русых волос и на свисающий трогательно розовый хер. — Не показатель, — резонно возражает Олег. Не то что бы его реально ебало, у кого длиннее. Но Вадик заводится, как ребенок, по каким-то совершенно детским поводам, а Олега заводит следом за ним, и он из чистого упрямства не собирается сдавать позиции. Ну и правда, это реально не показатель. У них с Серым в расслабленном состоянии длина почти совпадала — не замеряли, просто много лет жили бок о бок, — а когда вставало, оказывалось, что у Олега все-таки немножко длиннее. И толще. Сережа эту деталь обожал, весь обмурчался о том, какой у Олега охуенный член и как хорошо он этим членом трахает, так что комплексов по этой части у Олега никаких. У Вада, насколько он знает, тоже. Но вот они стоят, скрестив руки на груди, и сверлят друг друга взглядами. — Ну давай поднимем и сравним еще раз. Олег оглядывается по сторонам, морщится на побитый кафель и мигающую лампочку, растирает по плечам цыпки от прохладной воды. Душевые годятся на то, чтобы подрочить, только если совсем невмоготу, большинство предпочитает дождаться вечера и свалить в какой-нибудь клубешник, а оттуда — к телочке на хату. — Зассал, потому что знаешь, что я прав, — удовлетворенно говорит Вадик. Олег показывает средний палец. Они синхронно обтираются и бросают влажные полотенца в бак с подписью «грязн.», напяливают форменные брюки и футболки: Вад синюю с оранжевым мультяшным тигром, Олег простую черную. В казарме пусто, большинство сослуживцев сейчас в городе, отрываются после напряженной недели. Только Олег с Вадиком торчат тут, как двое отличников в школе на допзанятиях, Вад перетирал с командным составом за прибавку к жалованию за свои снайперские навыки, Олег демонстрировал владение разными стилями боя, не за надбавку — он уже не двадцатилетний голодранец, спасибо, — но ходят слухи, что после сдачи нормативов роту опять переформируют, и будет назначен новый командир группы, а Олега заебало выполнять приказы тупиц. Как-то так и завязался разговор. С шуток о том, у кого больше… премия, а у кого — послужной список. А потом метафоры сделали полный оборот. В спальне реально пусто, и из-за этого неприятно стыло. Олег даже щупает батарею — тоже, разумеется, еле теплую. На дровах в котельной экономят, что ли? Распиливают средства на растопку по премиям всяким Вадикам, ну точно. Олег укладывается на кровать сердито, взбивает худосочную подушку. Спать вроде рано, заняться нечем, хоть змейку на кнопочной нокии гоняй. Поэтому, когда на кровать рядом залезает с ногами Вадик, как будто его приглашали, Олег хмурится не то что бы очень решительно. — Ну? — Баранки гну. Нашел, — Вадик показывает обычную школьную линейку на двадцать пять сантиметров из отвратно-неонового салатового пластика. — Ты все о том же? — А хули нет-то, если ты не веришь фактам? Спорить с Вадиком бесполезно, потому что начав спор — ты автоматически опускаешься на его уровень, а там он побеждает за счет знания территории. Олег смотрит ему в глаза долгие несколько секунд. Самое время предложить отъебаться, но вместо этого он расстегивает пуговицу на штанах. Вадик улыбается широченным оскалом, от уха до уха. Люди вообще так улыбаться не должны уметь, чисто физически. Это не первый раз, когда он видит Вадика в трусах. Это не первый раз, когда он видит Вадика без трусов. Если быть честным, это не первый раз, когда он видит Вадика без трусов в своей постели. Или за углом базы, или в увольнительной в баре, приспустив штаны и сталкиваясь пальцами, но обычно в темноте и слишком на взводе, чтобы обращать внимания на детали. Просто армейские будни, дружеская дрочка, ты мне, я тебе. Олег за себя все знает еще со школьных лет, а с Вадиком не поймешь, может, он гей, может, стопроцентный натурал, которому реально больше не с кем. Олег-то сам больше жмурился и думал про рыжие волосы и лисий визгливый смех, может, и Вад представлял не его лапищу, а тонкую дамскую ручку. А может, разглядывал член Олега и запоминал, у кого, блядь, больше. Они садятся, скрестив ноги, друг напротив друга. Без штанов. Анекдот. Вадик торжественно прикладывает линейку к своему, потом к олегову — Олег вздрагивает, когда грубые пальцы задевают мягкую кожу, вздрагивает, когда в эту кожу врезается ребро линейки. — Ты не весь замерил, — они сталкиваются лбами, Олег берет член в ладонь, чтобы выпрямить. Абсурд какой-то, но он правда будет недоволен, если Вадик победит за счет того, что криво что-то намерил. — Ну вот, мои десять с половиной, твои десять и три. — Десять и четыре. — Ты не под тем углом смотришь, вон, — Олег чиркает ногтем по линейке и по головке члена Вадика. Чувствует искру удовлетворения, когда Вадик от этого вздрагивает. — Десять и три. — Да похер. Замерять-то надо в эрегированном состоянии. — Ебать ты слова умные знаешь. При свете немного странно, как-то неуютно. Будет глупо, если у него не встанет из-за зябкости и пристального взгляда Вадика. Вадика как будто бы ничего не смущает, он лениво откидывается на спинку кровати рядом с Олегом, раздвигает ноги, чуть не спихнув Олега с койки. — Смазка есть? — Откуда бы… — Хорошо, что я со своей. Держи, — он выжимает немного себе на ладонь, передает тюбик. Олег тоже выдавливает, растирает по ладони. Берет себя в руку, поглаживает. Представляет пустую спальню детдома, в которой кроватей больше, чем в казарме, солнечный летний вечер, рыжие волосы и веснушки на спине, густо на плечах и мелкой россыпью к пояснице. Это фантазия, поэтому вместо того, чтобы пялиться, как дурак, с разинутым ртом, и ловить свой первый кризис ориентации, он укладывает Серого на ближайшую пустую кровать и начинает мять в ладонях ягодицы. В фантазии тепло, а в суровой реальности по коже бегают мурашки. Олег со вздохом открывает глаза, смотрит на себя, потом ревниво на Вадика — тот раскинулся привольно, сунул руку под футболку, видимо, щиплет себя за соски. Олег никогда в этом кайфа не видел, а Вадик вон тащится, губы кусает, и Олег заглядывается на это, на откровенный экстаз на его лице и на движения руки под тканью. Даже тупая тигриная морда не мешает зрелищу. Ниже тоже есть на что посмотреть. Ладони у Вада широкие, привставший член высовывается розовой головкой и немножко толстым стволом. Олегу вдруг становится чуточку жарче, и он сжимает себя с довольным вздохом. Вадик реагирует на звук, приподнимает ресницы. — Ну как ты там? — спрашивает хрипловато. Олег от этого голоса вздрагивает, дергает рукой чуть быстрее. — Потихоньку, — отвечает в тон. — Нужно успевать подрочить, пока спичка горит, — Олег закатывает глаза. — Пока ты дрочишь, враг не дремлет. Дрочер — находка для шпиона. Подрочил сам, подрочи товарищу… — Ты не помогаешь, ты в курсе? — Олег пытается сдержать улыбку, но получается плохо. — Если тебе нужна помощь, надо было просто попросить, — Вадик снова скалится. Его ладонь шире и горячее. Он сжимает Олега левой, Олег его — правой. Общий ритм ловят быстро, вымуштрованные бесконечными марш-бросками, и так дело реально идет быстрее, Олег чувствует всем телом, как жар устремляется к паху, как член постепенно крепчает, как кожу будто натягивает и она наращивает чувствительность. Вадику явно хорошо не меньше, чем ему, а показывает он это активнее, дышит часто, охает и ахает, постанывает, и соски все теребит, а потом вдруг роняет голову Олегу на плечо, шумно втягивает носом воздух, лижет шею в вороте футболки. Олег вздрагивает, и член его вздрагивает тоже. — Уже почти, — бормочет он. Вадик понимает по-своему, принимается трогать его шею губами, Олег бы сказал, что ему и руки на члене хватит, но Вадик лижет отвратительно слюняво и горячо, и от нехитрой ласки у Олега поджимаются яйца. Член Вадика в его ладони тоже явно встал до упора или близко к тому, и Олег без замеров может сказать, что он как минимум толще, потому что на своем члене он пальцы смыкает полностью, а тут остается небольшой, но ощутимый зазор. А еще он дико горячий, горячее, чем член Олега, и каждый раз, когда Олег мажет подушечкой большого пальца под головкой, Вадик выдыхает короткое ругательство, каждый раз новое. Вадик убирает руку ровно когда Олег в первый раз несдержанно вскидывает бедра, пытаясь толкнуться в скользкий горячий кулак. Жаркий член обдает прохладным воздухом спальни, Олег шипит сквозь зубы. Вот упадет сейчас все— Да нет, не упадет. Таким стояком гвозди забивать можно, Олег сам поражается. Ноют напряженные яйца, ноет налившийся кровью член, рука невольно тянется еще потеребить и погладить, но тут Вадик рывком перелезает через его колено, устраивается между широко расставленными бедрами, наваливается сверху. Олег инстинктивно выставляет ладонь, не давая совсем лечь сверху, хочет сказать что-то о том, что Вад попутал, но Вадик двигает бедрами, и вместо этого Олег говорит только «о», точнее, протяжное «ооо», потому что Вадик прижимается своим членом к его. — Чуешь? — говорит, покачивая немного бедрами, чтобы они продолжали скользить друг по дружке, говорит прямо Олегу в губы, щекоча горячим выдохом. У Олега сводит приятной судорогой мышцы, о которых он уже и забыл. — Длиннее. Так определенно лучше, чем тискаться в подворотнях, выдерживая пионерскую дистанцию везде, кроме ширинок. Олегу хочется продолжать, и он кивает послушно. — Длиннее, длиннее. — Не слышу большой уверенности, Поварешкин. — Длиннее, я чувствую, правда. Сантиметра два точно есть. Вад отстраняется резко, оставляя Олега один на один с холодной спальней. Без веса чужого тела сверху становится неимоверно одиноко, член ноет и мажет смазкой по коже. Олег начинает немного злиться. — Пара сантиметров? — Вад, кажется, тоже. — Там сантиметров пять, блин. — Вот тебе реально сейчас это важно? — Да, блин, важно. Бери линейку. Олегу хочется эту линейку запихать Вадику в глотку, а лучше в жопу. Он вырывает ее из пальцев Вадика, прикладывает к вставшему по стойке смирно члену. — Четырнадцать и два. Доволен? — Да. Давай сюда. Вадик отбирает линейку так же грубо. Замеряет у себя, широко расставив коленки — член у него чуть загибается набок и он долго крутит линейку так, чтобы и захватить максимальную длину, и не сломать себе там ничего. Олег и на глаз видит, что у Вадика прилично больше, но из принципа ждет официальной информации. Бесит, что Вадик так циклится на какой-то ерунде, бесит, что он испортил момент и теперь придется додрачивать самому, если вообще останется настроение, и что футболка липнет к взмокшим подмышкам бесит особенно, они же только из душа, блин. — Девятнадцать, — говорит Вадик очень спокойно, хотя Олег прекрасно видит, что у него горят глаза. — И семь. — Ну круто, че. — Я же сказал, что сантиметров пять. — Да какая разница, длиннее на два сантиметра, длиннее на пять? — Олег дергает плечами. — Да большая вообще-то! — Угу. — Я серьезно. Сядь на хуй в семнадцать сантиметров, потом в двадцать и посмотрим, почуешь ли ты разницу. — Да пожалуйста. Они снова замирают, как в душевой, пялясь глаза в глаза, только теперь у обоих стоит и в воздухе посверкивает ощутимым электричеством. В таком настроении или пиздятся, или трахаются, третьего не дано. — Че, возьмешь и сядешь? — Возьму и сяду, — Олег демонстративно пожимает плечами. — На мой двадцатисантиметровый хуй? — Девятнадцать и семь, — напоминает Олег, раз уж они тут так педантично следят за точностью замеров. У самого встревоженно и сладко подрагивает внутри, немного кружит голову: а что это, а как это, а они что, правда собрались… Разгон от редкой дрочки с оттенком ноу хомо до проникающего секса в хорошо освещенной спальне произошел как-то очень быстро. Возможно, дело в том, что Олег сейчас думает не той головой, которая сверху. А Вадик, походу, нижней думает двадцать четыре на семь — и ухмыляется (само)довольно. — Олежа, ты хоть не целка? Порву же. — Не порвешь. — Ага-ага. Так целка или нет? — Фу, — Олег кривится, хотя скорее тянет время на ответ. — Ты похабнее, чем сборник анекдотов категории Б, Вад. Не бойся, мой цветок уже сорван. Злость переплавляется в азарт и возбуждение. Олег сжимает себя в кулаке, делает еще пару движений, чтобы интерес не падал. Вад тянется на соседнюю кровать, кидает Олегу подушку — Олегу хочется заржать, потому что это отвратительно и подло, подкладывать под жопу чужую подушку, чтоб потрахаться, даже если они ее потом незаметно сдадут в стирку; но Вад щепетильностью не отличается, а Олег в детдоме делал вещи и похуже просто по приколу. — Давай как-нибудь, раком или на спину, как хошь, — командует Вадик. — Растягиваться будем долго. Олега неожиданно прошивает новой волной возбуждения: общага, скрипучая кровать с сеткой, провисающей до пола, рыжие волосы, самыми кончиками щекочущие его лицо. Олеж, раздвинь ноги, я все сделаю сам. — Держи грабли при себе, — бормочет он, пока тело бросает то в жар, то в холод. — Я и сам справлюсь. Ласково и нежно готовить его будет Серый, когда он вернется со службы и затащит его в койку на все обозримое будущее. Вадик явно не согласен, но Олег смотрит с вызовом, и он в итоге только плечами пожимает. — Как знаешь, Поварешкин. Главное, на пальцах не экономь. — Я уж как-нибудь разберусь, сколько пальцев должно быть в моей жопе. — Какие мы резкие, — Вадик закатывает глаза. Но к заднице не лезет, сам отсаживается к изножью кровати — и смотрит. Олег укладывается, уставившись в потолок, но взгляд Вадика все равно чувствует кожей. Это, конечно, пиздецки смущает, вот так с раздвинутыми ногами он лежал только перед Серым и то не часто, Серый все-таки предпочитал, чтоб это его в кровать втрахивали, сам ленился двигаться. Из-за этого все движения выходят какие-то не те, Олег со второго раза вскрывает тюбик, капает на кровать, пока мажет пальцы. Вроде и хорошо, что не видит лица Вада, а вроде и лучше бы уж видел, чем представлять, как он смотрит и с каким выражением. Олег раздражается от того, что это его парит, и из сомнительной вредности проталкивает в себя один палец быстро и без нежностей. С первым пальцем всегда немного сложно, ощущения странные и не то что бы приятные, Олег двигает на пробу, привыкает по чуть-чуть. Давно такого не было, он и пальцами-то себя обычно не, в кулак подрочил и хватит. Слышит вздох — и, приподняв голову, видит, что Вадик не отказывает себе в удовольствии подрочить в ожидании. Они встречаются взглядами, Вадик пошло двигает бровями, и Олег с горящим лицом роняет голову назад на подушку. Второй палец. Тесно, но парадоксально приятнее. Олег вводит до костяшек, неудобно выкручивая запястье, немного сгибает, плавно вытаскивает и вздрагивает, задевая ровно там, где собирался. — Близенько у тебя, — комментирует Вадик. Олег резко выдыхает, внутри горит от злости и смущения, хотя это просто факт, такой же, как длина члена или размер ноги. Но то, что Вадик тут сидит и высчитывает, где у него находится простата, почти заставляет покраснеть. Ладно, похер. Два пальца, вперед-назад. Олег прикрывает глаза и быстро двигает рукой, чувствуя в непривычном три-дэ одновременно и как сжимаются вокруг пальцев горячие стенки, и как расслабляются растянутые мышцы. Время от времени вдоль всего позвоночника горячо вспыхивает, и член (четырнадцать и два) сочится мутными капельками на живот. Олег старается тронуть простату на каждое движение, но не переборщить, чтоб не спустить раньше времени Вадику на радость. Когда пальцы на ногах начинают поджиматься, а стоны становится трудно сдержать, Олег с неохотой вытаскивает пальцы и вытирает руку об кровать. Смотрит в потолок, тяжело дышит, потом приподнимается на локтях. — Ждешь приглашения? — А ты все уже? — Вадик перестает дрочить и тоже обтирает руку об одеяло. — Может, тремя пальцами попробуешь, а, Поварешкин? — Всегда двух хватало. — Да, но ты ж не со мной трахался. — Ой, иди в жопу, — Олег начинает раздражаться. Разговоров много, а секса пока маловато. — И пойду. Только хотелось бы, чтоб ты завтра с кровати встать мог, — Вадик скалится так, как будто на самом деле ему будет дико весело, если встать Олег не сможет. На мгновение Олег даже думает, не послушать ли его и не продолжить ли с тремя, но упрямство побеждает. — Резинку найди, а то никто никуда не пойдет, — бросает Олег недовольно. — Зачем сразу резинка? — Вадик прижимает ладонь к груди, как будто искренне расстроен. — Олеж, я думал, у нас все серьезно. Ты не хочешь от меня детей? Маленьких мохнатых волчаток, которых я заделаю тебе своим огромным членом, спустив в тебя по самые гланды? Олега перетряхивает одновременно от отвращения и до странности горячего смущения. — Ты будешь отвратительным отцом, — бормочет он. — Но прекрасным папочкой. — Не шути так. Я детдомовский, у меня травма. Они ржут вместе, Олег осторожно выдыхает — незванное напряжение отпустило. Дело за малым, осталось получить удовольствие. Резинка у Вадика есть, и он раскатывает ее по члену. Щедро льет сверху смазку, размазывает по всей длине, мыча от удовольствия. Садится поудобнее, расставив ноги, и теперь уже он выразительно смотрит на Олега. — Приступай, Поварешкин. — В смысле? — Ты же грозился сесть на мой хуй? Ну так садись, сидение готово. Олег проглатывает озадаченное «я думал, ты меня трахнешь», сводит брови к переносице, прожигает Вадика взглядом — хуй там, ничего его не берет, только шире скалится. За свои слова нужно отвечать. Олег встает на колени, подбирается ближе, комкая шерстяное одеяло по пути, садится на пятки и несколько мгновений смотрит на член Вадика. Ладно, он реально большой. Олег раньше не разглядывал, только замечал, когда дрочил, что на движение рукой уходит на долю секунды больше и это сбивает с ритма, но видеть его вот так, на свету, как какое-то произведение искусства в модной галерее? Это задает совсем другую перспективу. Олег сжимает пальцы в кольцо, проводит по всей длине и снова думает, уже всерьез: блядь, он большой. Дохуя большой. — Передумал, Олеж? — спрашивает Вадик сладко. — Боюсь ничего не почувствовать в процессе, — отвечает Олег. По телу волной пробегают мурашки от страха и предвкушения, но он их игнорирует. Подумаешь, член. Кто-то в себя кабачок засовывает, и ничего. Человеческое тело удивительно. Вадик ему никак не помогает, сидит себе, разве что не насвистывает. Олег сам перекидывает ногу через его бедра, сам приподнимается на коленях. Он в такой позиции никогда не был, Серый его брал только лицом к лицу или стоя на коленях, да и сам Серый его вроде бы не седлал. Ладно, механика несложная, он берет член Вадика, заводит его себе между ног, прижимает — приходится второй рукой оттянуть ягодицу, чтобы было удобнее, это тоже смущает, в основном из-за того, каким сытым котом смотрит Вад, как будто это все спектакль, срежиссированный им лично. Головка крупная и очень горячая, обжигает даже через латекс. Олег потирается на пробу, закусывает губу и пытается нажать. О господи блядь, всегда же хватало двух пальцев. Если он не сможет пропихнуть в себя даже головку, Вадик его засмеет, и только это заставляет Олега стиснуть зубы и попробовать еще раз. Чудовищно медленно его растягивает, жжение из неприятного становится болезненным, Олег не неженка, он вещи похуже сносил не морщась, но именно от этого и именно сейчас хочется ерзать и ныть. Вадик в голос стонет. Олег чувствует, как он сдерживается, чтобы не вскинуться, это придает сил усмехнуться. Скоро станет легче, напоминает он себе. Когда с Серым в первый раз — тоже было странно, даже неприятно, он губы кусал и все думал, что перетерпит, чтобы Серому было хорошо, а больше не согласится, но потом же кричал «да» и «еще». Толстенная головка протискивается дальше, надавливает хорошо и правильно, и у Олега немного разъезжаются колени. Так-то лучше. Почти как с Серым, только привыкать приходится чуть дольше. Он насаживается еще немного глубже, жмурится — печет просто страшно. Прав был Вад, надо было растянуть до трех. Блядь. Сейчас станет лучше, нужно только втиснуть еще чуть-чуть. Бедра дрожат, как будто он сдал сотню приседаний, колени покалывает колючее одеяло, мокрую от пота спину холодит. Лампы в спальне всегда жужжали так громко и противно? Олег протискивает еще чуть-чуть, кажется, что добрый сантиметр, но скорее всего он сполз ниже на волосок. Боже. Боже. Жжение становится сильнее, Олег распахивает глаза. Да ну нахуй. — Я тут немного потолще, ближе к центру, — кивает Вадик, подтверждая. О боже господи блядь. Олег стонет и часто дышит. — Ты не торопись, у нас вся ночь впереди, — за такой ласковый тон Вадику хочется почесать кулаком зубы. Олег стискивает челюсти и насаживается еще немного. По виску ползет капля пота, Вадик протягивает руку, смазывает ее большим пальцем, потом гладит Олега по щеке, как будто собаку или ребенка утешает. Олег бесится, но немного расслабляется. Еще чуть-чуть. Дрожат уже не только бедра, дрожат колени и даже пресс, внутри распирает. С Серым тоже сначала распирало, уговаривает он себя, сначала было так туго, а потом пошло заебись, может, нужно еще смазки? Но чтобы смазать, придется достать, и Олега перетряхивает при мысли о том, что придется пропихивать в себя это снова. — Уснул? — Заткнись, — цедит Олег сквозь зубы. Вадик довольно смеется, Олег вдруг чувствует его ладони на бедрах, на талии. — Обожаю твою фигуру, — шепчет Вад. — Такой идеально правильный треугольник, широченные плечи, а талия прям как у модели. Охуенно. Олег стонет, спускаясь еще чуть ниже. Ладони перебираются ему на грудь, пальцы обводят мышцы, сжимают соски — резко, до боли. Олег благодарен, эта вспышка отвлекает его от жжения в заднице, так что он стонет снова, и Вадик воспринимает это как согласие, выкручивает соски, как себе. Кайфа Олег все еще не видит, но позволяет ему продолжать. Пот течет по шее, стекает в ямку меж ключиц, блестит на груди. Олегу одновременно жарко и ужасно холодно, под ладони хочется подставляться, чтоб согреться. Он насаживается еще чуть, лезет под себя пальцами, не выдержав — щупает припухшее колечко мышц, растянутое вокруг члена, потом сам член, и громко, отчаянно ругается. Там еще почти столько же, а у него уже чувство, что вот-вот лопнет. — Ты можешь просто сказать «Вад, в меня не лезет», — Вадик проводит ногтями по его груди, подцепляет цепочку с кулоном, тянет к себе — Олег выставляет руки, чтобы опереться об его плечи и не упасть, их лица оказываются очень близко, Вадик дышит ему почти в самые губы. Олег, конечно, мотает головой. — Все нормально. Только немного передохну. — У нас обоих упадет раньше, чем ты закончишь. Просто скажи, что он слишком большой и ты не можешь, — Олег на это рычит, и Вадик смеется, сука, весело ему, а в Олега реально не лезет, между прочим. На чистой злости влезает еще полсантиметра. Олег снова замирает, прислоняется лбом ко лбу Вадика. Передышка. Он спускает ладонь ниже, обхватывает свой член и делает пару резких движений, вздыхает, наконец-то чувствуя себя хорошо. Вадик резко перехватывает его руку и отводит в сторону. — Нет, Поварешкин, так не пойдет. Я же терплю, пока ты меня тут мучаешь? И ты терпи, — они сверлят друг друга взглядами, но сложно выглядеть грозным, когда тебя ноги не держат от того, какой огромный болт вворачивается в твой зад. Олег дает слабину, кивает. Вадик отпускает его руку, Олег крепче цепляется за плечи, давая себе упор. Еще немножечко. Вадик задумчиво проводит пальцем по его животу, немного ниже пупка, заставляя мышцы пресса задрожать, как от щекотки. — Я у тебя сейчас тут, — шепчет он низко и шершаво. — А когда ты закончишь, буду… вот тут. Его палец проводит вторую полосу — выше, слишком высоко. Олегу хочется сказать, что это неправда, что так глубоко не бывает, а если и бывает, то это явно ненормально, но это будет звучать так, как будто он спасовал, а он может, он может, нужно только еще немного передохнуть. Лампы гудят. Пот щекочет шею. Олег встречается взглядом с тупым тигром на футболке, смотрит в его вылупленные мультяшные глаза. У него, наверное, сейчас такие же, тоже лезут из орбит. Тигр скалит свою нарисованную пасть. Олегу кажется, что он над ним смеется. — Все, заебал. Олег не успевает даже вскрикнуть, когда Вадик обхватывает его талию двумя руками, а дальше Вад уже валит его на кровать, на спину, и из тела вышибает весь кислород, потому что матрасы тонкие, а рейки на кроватях жесткие как пиздец. — Охуел? — Олег бьет кулаком куда дотягивается, но Вадик спокойно отдергивается, ловит руку и заводит ее Олегу за голову. Вторая зажата под его телом, толком не шевельнуться, учитывая, что он натянут Вадику на член. Вадик перебирает по кровати коленями, подпихивает их Олегу под бедра и нависает сверху. — Мог бы попросить помочь, но нееет, мы же гордые, да, Поварешкин? — Олег широко распахивает глаза, от акульего оскала Вадика сводит внутри нешуточным страхом, а потом Вадик двигает бедрами — резко и сильно. Олег воет в голос и мотает головой, жмурится, прогибается в пояснице. От того, как в него вбивается Вадик, никуда не деться, он может только принять, хочет он того или нет — и это больно, до намокших ресниц и внезапно охрипшего голоса больно. Олег замирает, часто дыша. Вадик тоже замирает, упираясь одной рукой рядом с головой Олега. Гудение ламп сливается с гудением крови в ушах. — Видишь. Как пластырь сорвать, — удовлетворенно урчит Вадик. — Лучше стало? А? Олег отворачивается, раздраженно пыхтя. Стало лучше… в том смысле, что это прекратилось и ему больше не нужно двигаться самому, но задницу все еще печет. — Расслабься, Олеж, — Вадик лижет его в шею, и по закону подлости это снова работает, Олег все еще злится, но пока Вад вылизывает его кадык и ниточку пульса рядом, его начинает неприлично разнеживать, какой-то незаметный до того узел внутри разжимается. Ноги сами раздвигаются чуть шире, когда Вад на пробу двигается — нет такого чувства, что еще чуть и Олега порвет. Да, много, да, распирает, но Вадик может немножко выйти и снова войти, и Олег слабо мычит, когда он это делает. — Видишь? Я же знаю, что делаю, — довольно ржет Вадик. — Сделаешь так еще раз, и я тебя уебу, — обещает на это Олег. Вместо ответа Вадик снова двигает бедрами, и Олегу становится трудно говорить. Это все из-за того, что он лежит, угол такой, поэтому кажется, что так глубоко, думает он заполошно, почти панически. — Сначала слезь с моего члена, — от этих слов не легче, Олег жмурится, чтобы не захныкать. Как ни странно, член все еще стоит и заинтересованно подрагивает, когда Вад берет быстрый ритм маленькими, буквально в пару сантиметров толчками, растрахивая его, как дырку в асфальте отбойным молотком — метафоры в голову идут одна лучше другой. Вадик стонет, двигается резче — Олег закусывает губу, приноравливаясь к новому ритму. — Как же блядски хорошо, — Вадик выскальзывает почти наполовину, Олег выдыхает, в следующий момент он снова входит полностью, заставляя глаза закатиться под веками. — Чуешь, Олеж? А? Он тянет на себя его руку, ту, пойманную в плен. Олег не сразу понимает, куда, но Вадик настойчиво заставляет его разжать кулак и укладывает ладонь ему на живот, задрав подол футболки по самую грудь. — Чуешь? Говорил же, вот сюда войду, — он немного двигает членом, и Олег, наверное, свихнулся, но он и правда чувствует ладонью… что-то. Он не может понять, это мерзко или возбуждающе. Все сразу. Огромный член Вадика двигается у него внутри, растягивая, так, что его можно прощупать ладонью. Олег стискивает зубы, чтобы не застонать. — Я тебя насквозь протрахаю, — пьяно обещает Вадик. — Руку не убирай. Чувствуй. И Олег чувствует — каждый раз, когда Вадик выходит и входит, пока только до середины, но каждый раз немного мощнее. От силы толчков Олега сдвигает на кровати, металлические ножки скребут пол. Ему становится жарко — впервые за этот вечер, даже губы пересыхают. От Вадика тоже жарит, и воздух вокруг них почти как в Ливане, густой, горячий и влажный, с запахом пота. — Чувствуешь? — требовательно спрашивает Вадик. Он выходит почти полностью, а потом вбивается до упора — Олега непроизвольно выламывает в пояснице, он стонет хрипло, жмурится. В ладонь безошибочно упирается головка члена. — Чувствуешь, а? — Чувствую, — Олег жмурится, стискивает зубы, Вадик давит-давит-давит, почти непрерывно проезжается по простате, туда-обратно — выносить это, не срываясь на ругань, охуительно сложно. — Скажи, что чувствуешь. — Иди нахе-ер, — Олег стонет от нового толчка, член подпрыгивает и выплескивает на живот предэякулянт, но когда Олег пытается приподнять бедра и потереться членом о пресс Вадика, Вадик с хриплым смехом отстраняется. — Нет, Олеж, ты мне все скажешь, и только потом кончишь. — Ты… мегаломаньяк… — между словами Олег дважды давится на вдохе. — Нет, я нарцисс и садист, — удовлетворенно отзывается Вадик. — Как меня такого в армию взяли, ума не приложу. Говори, Поварешкин, что чувствуешь. — Твой конский хер, блядь, — Олег пытается выплюнуть это злобно, но Вадик восторженно свистит и поддает жару, ускоряя толчки, заставляя Олега мотать головой из стороны в сторону в бессильной попытке то ли уйти от ощущений, то ли получить больше, шагнуть за грань оргазма, который маячит близко, но недостижимо. — Молодец. Говори еще. Ладонь Вадика накрывает его член. Олег заплакать готов от облегчения, стонет высоко и жалобно, ждет движения, но его нет, и он открывает глаза, чтобы посмотреть в ненавистную оскалившуюся рожу. — Говори, — повторяет Вадик с нажимом. — Про… твой блядский член? Вместо ответа Вад проводит по члену ладонью, сильно и так замечательно, что у Олега радужные круги плывут под веками. — Блядь! — О моем члене, Олеж, а не о себе, — Вадик звучит слишком собранным для человека, который непрерывно трахает кого-то уже несколько минут подряд, разве что дыхание сбивается, и то самую малость. — Да твою ж мать, да, я чувствую твой член, доволен? — ладонь снова проходится по члену, от основания до самой головки. Олега подбрасывает, он невольно подается к Ваду, сам же насаживается на его член сильнее и воет сквозь зубы, путаясь в ощущениях между хорошо и плохо, охуительно стыдно и охуительно приятно. — Да, да, твой член во мне, блядь, только не прекращай! — Не прекращать что? Давай конкретнее, Олеж. — Не прекращай трогать меня! Блядь, и трахать, да, своим огромным членом, — Олег натурально задыхается несколько секунд, пока движения бедер и ладони Вадика синхронизируются так замечательно, что остается только мычать и уплывать на волнах кайфа. Но Вадик почти сразу перестает дрочить, и приходится снова вспомнить, как шевелить языком. — Да, да, твой огромный член, все двадцать сантиметров… — Девятнадцать и… — И семь, похер, боже, ощущается как все тридцать, а, сука, не могу, — Олега снова подбрасывает, когда Вадик задевает одновременно простату и охуительно чувствительно место под головкой, жаркое электричество вдаривает разом с двух сторон, жарит мозг, как печеную картошку в углях. — Боже, блядь, самый огромный член в моей жизни, а… вот так… — Расскажи, что подумал, когда его увидел, — хрипит Вадик. Сквозь ресницы Олег видит его лицо, перекошенное некрасиво и даже страшно, с растянутыми в нитку губами и оскалом во все тридцать два. — Что он большой… блядь, огромный… что в меня не влезет… — Я так и понял, у тебя все на лице было… аха… написано… — Да, да, я почти испугался… еще чуть-чуть, Вад… Вадик с рычанием подгребает его к себе, ухватив ладонями за бедра — освободив обе руки, так что первым делом Олег тянется к члену, продолжает быстро и беспорядочно дрочить, движимый только одним желанием: кончить и избавиться от этого распирающего, раздирающего изнутри чувства. Давит, кажется, даже на легкие, не получается вдохнуть полной грудью. Потом Вадик сгибает его пополам, и воздух из легких выбивает совсем. Олег длинно стонет, глаза закатываются, Вадик вколачивается абсолютно без ритма, и Олег запрокидывает голову и стонет, вибрируя горлом, непрерывно, громче и громче. Вадик склоняется к самому лицу, трогает сухими губами щеку и висок. — Без резинки было бы лучше, — выдыхает он, рвано, хрипло и удивительно интимно. — Ты не представляешь, сколько спермы в моих огромных яйцах. Заполнил бы тебя так, чтобы у тебя вот тут, — его ладонь касается живота, — была бы выпуклость, как от хорошего обеда… — Блядь, — на реакцию сложнее Олег не способен. Это отвратительно, но пока Вад продолжает трахать его так быстро и резко, он не может спорить. — Да… ты и пара центнеров моей спермы, как эклер с кремовой начинкой… любишь эклеры, Олеж? Я всегда сначала высасываю вкусное, а потом… — Блядь, — повторяет Олег и жмурится, жалея, что не может заткнуть уши. Вадик прикусывает его под челюстью, лижет шею, продирая мурашками до самых пяток, шепчет быстро: — Язык у меня тоже охуеть какой длинный, тебе понравится, — а потом Олега выключает, до звона в ушах и темноты в глазах. Только на долю секунды — когда он снова приходит в себя, из члена вырывается вторая или третья струя, а Вадик торопливо толкается, пытаясь нагнать свой оргазм. Олег не пропускает, когда его накрывает: он чувствует пульсацию, чувствует, как выплескивается горячее, даже через латекс. Представлять все это в себе, если бы они обошлись без резинки, почти страшно, Олег часто дышит и Вадик удивительно чутко подмечает, лыбится широко и пьяно: — Это могли бы быть наши маленькие волчатки, Олеж… — его ладонь поглаживает живот Олега почти хозяйским жестом. Ему под пальцы предательски выплескивается еще немного спермы, и он размазывает лужицу по всему прессу Олега. — Вытащи это из меня, — хрипит Олег. — Это? Как грубо. Олег, у него вообще-то имя есть. — Я не сомневался, — Олег жмурится, больше от стыда (за Вадика), чем от боли, когда Вадик медленно вытягивает обмякший член наружу. Судя по звукам — стягивает резинку, потом падает рядом с Олегом, возится, устраиваясь, закидывает тяжелую ногу ему на бедро. Олега слабо перетряхивает, но он невольно жмется ближе к его теплу. Разогретое тело быстро остывает в выстуженном помещении казармы. Вадик проводит пальцами по его прессу, обводит обмякший член, без предупреждения ныряет между ног. Олег дергается, как от удара током, когда подушечки надавливают на растраханный вход — по тому, как легко входит кончик пальца Вадика, можно понять, насколько его растянуло членом. Олег стонет на выдохе, отворачивает лицо и прячет его в сгиб локтя, но хозяйничать Вадику не мешает. Пусть. — Долго ты, интересно, после этого еще будешь таким раскрытым, — мурлычет Вадик довольно. — Можно было бы повторить. Разок. Или два. — Пошел ты. Вадик довольно смеется, больше похожий на подростка, попавшего на фильм с шутками восемнадцать плюс, чем на того перекошенного маньяка, который вколачивал Олега в койку минут пять назад. — Давай, Поварешкин. Скажи это. Олег дышит в сгиб локтя и не реагирует. — Давай. А то я решу, что это приглашение. Сука. Олег шумно вдыхает. — Нет, Вад. В следующий раз снизу ты, — он чувствует, как умирает маленький кусочек его души, когда он произносит это вслух: — У тебя реально слишком большой член. Вадик ржет громче и несильно шлепает его по бедру. — Я так и знал. Слабак ты, Поварешкин, но ничего. Однажды захочешь повторить, и мы с Буцефалом будем тебя ждать. А пока что я могу и снизу, и сбоку, и в прыжке… курить хочется, — он зевает и потягивается, и становится совершенно нормальным Вадиком, тем, с которым Олег сдавал норматив по отжиманиям ранним утром и в обед ругал рыбные котлеты в столовой. Курить и правда хочется. Олег пытается пошевелиться, садится со стоном и поддержкой Вадика. Ноги сдвигаются с трудом. Олег натягивает брюки без трусов, предчувствуя, как будет стоять враскоряку. Ладно хоть нормативы уже сдали, Вад как нарочно подкатил именно сегодня. В курилке еще холоднее, чем в спальне, ветер бросает в окна серое крошево, задувает в приоткрытую форточку. Олег не чувствует ушей и кончика носа, сигарету инстинктивно хочется обнимать ладонями, как будто огонек может согреть. Вад прикуривает тоже, потом обнимает — скорее, хватает Олега, притягивает к себе, спиной к груди. Олег позволяет себя облапать, откидывается на плечо, выдыхает дым. — Бросать надо, — говорит Вад над ухом, делая очередную затяжку. — Знаешь, сколько бабла на сиги мы тратим каждый месяц? Я тут посчитал. В год выходит почти полтинник. — Ну и нахера тебе этот полтинник? — лениво спрашивает Олег. — Не знаю. Потратить на что-нибудь более крутое, чем сиги, — Вад пожимает плечами, потом ржет и толкает Олега в бок. — Дилдак куплю. Всегда было интересно, как ощущается, когда ебут членом размером с мой, но пока никого подходящего не встретил. — У тебя все мысли только об одном, а? — Ага, — они выдыхают еще по струйке дыма. — Снайперку хочу. Хорошую, с отвесами, не то говно, которое нам выдают. И татуху. — Татуху? — Угу. Типа твоего волка, тоже такое, чтоб ррр… — Тигра себе набей. Вон того, с футболки. Они докуривают, перекидываясь ничего не значащими фразами и несмешными шутками. Олег понимает, что пора сворачиваться, когда плечо Вадика становится охуенно удобным и на нем хочется на мгновение прикрыть глаза. Вадик вынимает потухшую сигарету у него из губ, отправляет в жестяную баночку к другим окуркам. — Жесть, ну ты холодный, — Вадик поворачивает его лицо к себе, держит в ладонях. — Дай погрею. Он дышит прямо ему в губы, и от горячих выдохов и правда становится чуточку лучше. Наверное, стало бы еще теплее от горячего, сочного поцелуя с языком, но Вадик не делает первый шаг, а Олег — Олег тоже не делает. — Пойду помоюсь, — говорит он. Вадик кивает, отпуская и пропуская Олега к двери курилки. Олег видит, как он зажигает еще одну сигарету. Олег на полусогнутых добирается к душевым и вафельным полотенцем с синим штампом части в углу смывает с себя пот, сперму и, почти краснея, размазанную по бедрам смазку. Полотенце отправляется в «грязн.», Олег плещет водой в лицо, смотрит на себя в зеркало. Красный, всклокоченный, глаза блестят. Но следов Вадик не оставил, по Олегу не скажешь, что он затрахан так, что еле стоит. Если парни и спросят что-то утром, Олег всегда может соврать, что потянул себе что-то, пока выпендривался перед старшими по званию. Это всем понравится, кто не любит, когда выскочка сам себя сажает в лужу. Возвращается в спальню, чтобы найти лампы погашенными, а свою кровать — голой, как призывник на медосмотре. Только полосатый матрас с пуговками и остался. — Не благодари, — отзывается Вад со своей койки. — Я уже закинул все к грязному. Или ты хотел простыню на память? Так крови не было, хвастаться нечем. — А спать мне как теперь? — Сходи до завхоза. Скажи, что увидел мой огромный хуй слишком близко и обоссался от страха, — Олег смотрит на Вадика, намекая взглядом, что огромный хуй, оторванный от яиц, сейчас окажется у него же в жопе, но это заставляет Вадика только прыснуть громче. — Да ладно тебе. Ну, ляг на чужую кровать. Все равно парни тут сегодня не ночуют. Или иди ко мне. — К тебе? Вад пожимает плечами. — Поместимся. Детский дом, одинаковые ряды кроватей, звук сопящих вразнобой десяти сопливых носов. Можно лечь к тебе, Олеж? Конечно, можно. Отгибается край колючего одеяла, прогибается под дополнительным весом сетка на кровати, лезут в нос пахнущие хозяйственным мылом волосы. Олег засекает время: в шесть тридцать нужно растолкать Серого, чтобы он перелег к себе, пока не началась побудка. — Растолкаю тебя пораньше, — эхом отзывается Вадик. — Пока еще пацаны придут, десять раз успеем разбежаться. Олег не мнется долго. Переодевается в чистые трусы и майку, переступает по полу босыми ногами, поджимая пальцы, чтобы поменьше морозиться об противный холодный линолеум. Лезет к Ваду под одеяло, такое же колючее, как и у него на кровати. У Вада под одеялом горячо, как будто усердно работала печка. Лечь обоим приходится на бок, Олег позволяет Ваду обнять его со спины, закинуть руку на талию, сунуть колено между бедрами. — Если я проснусь с твоим хером в жопе… — сонно угрожает Олег. — Не проснешься, я все сделаю тихо, — скалится Вадик и с намеком трется об задницу Олега пахом. Сейчас его член не кажется таким уж страшным; если честно, ощущения достаточно притупились, чтобы Олег задумался, а не со страху ли ему померещились такие пугающие величины. Может, надо будет перепроверить потом на свежую голову. — А дороги видел как развезло, а? — Олег сонно кивает. Февральская слякоть от серого дождеснега превратила территорию вокруг части в равномерное болото. Почти Петербург. — Пизда нашим. — Думаешь, опоздают к построению? — Практически уверен, — у Вадика радостный тон человека, который любит, когда другим людям плохо. — Ммм… пятьдесят опоздавших, каждому по наряду вне очереди… — Считай, мы свободны от мытья туалетов, пока не закончим чалиться на этой базе… — Охуенно, — Олег выносит последний вердикт и закрывает глаза. Ладонь Вадика лезет ему под майку, накрывает живот повыше пупка, палец проводит там полосу — Олег слабо вздрагивает. — Тебе тоже идея для тату, — шепчет Вадик на ухо. — Тут был Буцефал. На все девятнадцать и семь. Олег без особого энтузиазма пытается его лягнуть. Вадик негромко смеется, пробирается ладонью выше, устраивает у Олега на груди и так держит, пока Олег не засыпает окончательно.