Исполинская тайна

1.Вы не видели мои глаза?

      Накануне вечером чёрные лаковые ботинки выглядели тщательно надраенными, да так, что можно было позавидовать. Хотя зависть оказалась бы мимолётной. Через одиннадцать часов от их чистоты и деловой солидности ничего не осталось. Подошва увязла в сырой земле, а носки самих ботинок изрядно испачкались. Несмотря на это, Олег не мог найти в себе смелости пошевелиться, перестать пялиться в чернь свежевырытой могилы. Он продолжал стоять, прикованный к одному месту невидимыми цепями. В груди поселилась тупая боль, время вокруг словно замерло вместе с ним, и никто больше не рискнул находиться настолько близко к яме. Промозглый ветер был единственным движением в этой траурной картине. Гулкие порывы обдували Олега со всех сторон, слегка покачивали так же, как и собравшихся людей, чьи судорожные рыдания начали звучать с новой силой, когда откуда-то сверху посыпалась жухлая листва; она запуталась в кучерявых волосах молодого человека. Благодаря ей мгновенно исчезла горькая задумчивости. И в очередной раз покачнувшись на краю ямы, он тихо отступил назад. Наконец представилась возможность с особой ясностью осмотреться. Раньше голоса не казались чем-то громким и пронзительным, наоборот – звучали приглушённо, теряясь на заднем плане. Теперь же довольно неожиданное изменение, превосходящее серость кладбища, наводило на него ещё большую тоску. Свободно и вполне спокойно можно было смотреть на покосившиеся кресты, заброшенные памятники, медленно уходящие под землю, если бы позади никто отчаянно не кричал, слёзно рыдая. Тем самым напоминая, для чего отводятся подобные места. Совсем не для того, чтобы любоваться ими, подобно гладко вырезанным скульптурам – Олега это невольно огорчало, но он подошёл поближе к людям с искажёнными скорбью лицами. Вытирая мокрые глаза, они беспокойно переговаривались, между тем ожидая момента, когда можно будет проститься с умершим.       — Неужели ты не знаешь, что случилось? Сегодня до погребения…       Едва слышно что-то обсуждая, никто не замечал продвижения очереди к гробу, создавая видимые пустые места.       — Всё от лукавого! Не зря мне всю ночь дребедень снилась. Помяни моё слово, мы ещё настрадаемся, всё из-за…       Кто-то расчувствовался и испуганно закрыл рот ладонью в крайнем удивлении.       — Чудовищно… А я, между прочим, целую ночь не могла уснуть, как знала!       «От лукавого только ваш трёп», — хотел высказаться Олег, но встал позади всех, с виду спокойный, по-своему смиренный. Ничто не выдавало в нём скорби, кроме скудных слезинок, застывших в уголках уставших глаз. Небывалая тяжесть навалилась на него. Слушать непонятные обсуждения стало настолько тяжело, что он не мог плакать. Но следы немой печали не мешали обдумывать слова, которые должны будут прозвучать. В голове возникло множество вариантов, к сожалению, пристойных так и не нашлось. Олег не только не знал, о чём принято говорить в подобные моменты, но также и не подозревал, за что ему надо просить прощение, подражая другим, или же смело нависать над уже неживым телом. По сравнению с другими, у него не было причин извиняться, но пренебречь прощанием требовало много хладнокровия, которого вовсе не осталось. Последние его проблески исчезли в ту самую минуту, как из открытого гроба показалось тело покойного отца в смокинге. Будучи совершенно беззащитным, покрытым мертвецкой бледностью, оно неминуемо наводило на мысли о восковой кукле, вышедшей из использования. «…а ещё наконец сданную в утиль…» — подумал Олег, в смешанных чувствах присматриваясь к голове. Поверх был накинут чёрный платок с полусгнившим листком в середине – маленькой, затерявшейся в темноте лодочкой. Ветер хорошо постарался, сделав своеобразное украшение. Правда, многие посчитали природный юмор издевательством. В том числе и последний человек, захотевший чмокнуть покойника в плотно прилегающую ко лбу ткань, – бывшая его соседка Татьяна Курпатова. Если посчитать, то по возрасту она соответствовала среднему показателю остальных скорбящих. Своевременно не заметив грязный листок, пожилая женщина, одетая скорее для зимней погоды, чем для октябрьских дней, едва не впечаталась в него губами, но по вине собственной медлительности успела с небрежностью отмахнуться. Послышались вздохи нетерпения, поторапливающие бабулю поскорее отойти. Всем не терпелось избавиться от холода, навязчивых мыслей о ближайшем дожде. Олег разделял приятные грёзы, с небывалой быстротой ринувшись к гробу. Венки с разными надписями, расположившись рядом, качнулись в сторону, будто бы уступая дорогу. «Поскорее бы всё это закончилось», — мысленно взмолился он, но разве молитвы грешников могут быть услышаны? Возникшее сомнение не позволяло считать иначе, в основном из-за плохого предчувствия, которое взрастило внутреннюю тревожность. Однако главную роль сыграли люди вокруг. Пока сын прощался с отцом, даже в траурной обстановке имели своё место злобные перешёптывания. О, как постыдно звучащие. А кто-то и вовсе специально говорил громче.       — О-ё-ёй, ты только посмотри, Андрюш. Это разве не его сын?! — возмутилась та пожилая женщина, состоящая преимущественно из тёплой одежды. — И как ему не стыдно?! За всё время ни одной весточки. Гнать надо куда подальше. Нечего ему здесь делать, — обращалась Татьяна к одубевшему мужу, такому же старому ворчуну. Тем не менее кто-то подхватил её возгласы, напоминая происки заевшей пластинки.       — Да-а, Женёк. До самого конца не увидел сына. Я бы даже после смерти не нашёл покоя, вырастив…       Неразборчивый галдёж не дал продолжить диалог двух супругов. Все слова перемешались друг с другом, образуя скомканный клубок и способ распутать знали только окружающие.       Тем временем вороны в недоумении летали над головами, садясь на одинокие кресты. Склонив головы, птицы наблюдали за существами, с удовольствием их переплюнувших. Олег поймал взгляд одного с неестественно выгнутым крылом, затем ворон улетел, приземлившись в опасной близости к яме, в которую молодой человек сам не так давно едва не свалился. Оттуда открывался приятный вид на объект осуждений и сплетен. Нелепые выдумки мешали зачинщикам больше, чем изначально можно было предположить. Но согласно одному факту, объединяющему все догадки, – никто не знал, зачем «неблагодарный сын» приехал на погребение. Разговоры за его спиной как раз касались столь загадочной темы. А Олег, не обращая внимания, уже тянулся содрать чёрный платок. Никем не остановленный, он дрожал от тревоги и убеждения, что под ним окажется вовсе посторонний человек. Неужели, это нормально – прятать лицо дорогого друга, по совместительству отца, в трагичный момент, или плакало их лицемерие… В таком случае, Олег задумал проучить их прямо здесь и сейчас.       Внезапно необходимость в данном жесте справедливости отпала. Злорадный ветер не позволил долго раздумывать. Тем самым не ускорил исполнение желания каждого оказаться поскорее в тёплой прихожей, а заставил всех очень горько пожалеть о спешке. Приступ тошноты и ужаса сковал Олега. Платок открыл тёмную полоску на шее, мученическую гримасу, застывшую в последних секундах агонии. Мраморная кожа, похожая на сухую бумагу, хранила на себе рисунки переплетения вен, но сильнее всего выделялись чёрные дыры вместо глаз. Тёмная пустота окунула вглубь черепа любого, кому довелось увидеть обезображенное лицо мертвеца. Показалось, внутри отверстий кто-то прятался, шевелился. « Нет… Нет… Папа не мёртв, это не правда, — секундная безумная идея вселила ещё больший страх. — Как я вообще могу так ду…»       Здраво он уже не соображал, мысли метались в его голове как кометы, вследствие чего затылок отяжелел, всё завертелось. Покачнувшись, Олег обнаружил, что не рухнул вниз. Крепкие руки вовремя подхватили. Покинувшая ненадолго ясность понемногу возвращала прежнее зрение. С одним неприятным подвохом – в горле возник давящий ком. Отвратительный специфичный запах мог с лёгкостью его продвинуть, но тогда бы наружу вышел весь завтрак. С чем и так некоторые неплохо справлялись. Олег же высвободился от чужих рук и отбежал. Скрючившись, бесцельно хватал ртом воздух, надеясь на облегчение. Вопреки всему, оно наступило нескоро. Определённо там лежал отец. Насколько бы сильно не хотелось верить в обратное. Отсутствие глаз должным образом не скрыло родственные черты. Наоборот чрезмерно выделив доставшиеся ему от отца зелёные глаза, ставшие, по-видимому, проклятием.