Seduction by Suction (cups)

      Будучи уроженцем Атлантического океана, Марк питает определенную слабость к сырой рыбе. Именно по этой причине Марку нравится Япония. В Японии ни у кого не отвисает челюсть, когда он глотает сырого лосося. Никого не выворачивает, когда Марк набивает рот свежим тунцом. Никто не задает лишних вопросов, когда Марк заказывает на гарнир рыбью икру.       Да, Марку нравится Япония.       Поэтому время от времени, когда Марк устает от перемороженного филе из супермаркета, купленного по акции «купи два — получи один бесплатно», он решает побаловать себя. И нет, не в захудалой забегаловке через два квартала от его до смешного дорогой токийской квартиры. Потомка морского монстра может удовлетворить только самая свежая рыба на рынке, выпотрошенная, как только она попала на судно, и нарезанная, как только она покинула руки моряка.       Так вот, когда Марк решает что он заслуживает лучшего он идет в Уми но Нака (мото). Это дорогое место, но они заработали свои четыре (с половиной) звезды заслужено. Торо-лосось тает, как масло, на его языке, пеламида идеально щекочет его вкусовые сосочки, скумбрия мягко скользит вниз по его глотке, а угорь никогда не разочаровывает. Это похоже на заплыв сквозь коралловый риф, за исключением того, что его дневной улов украшен золотистой корочкой, а его орудия заканчиваются на палочках для еды. Соевый соус капает из уголка рта, и Марку кажется, что он никогда не сможет насытиться этим.       Да, это именно то, что ему было нужно. Работа была для него сплошным безумием — его сущность цефалопода не для того эволюционировала, что бы вписываться в офисную работу — он жаждет океана, ему до боли не хватает соленой воды, но, к сожалению, он застрял на суше. Он делает еще один длинный глоток соджу и пытается не думать слишком много. Затем он отщипывает кусочек тунца со своего стола и глотает, даже не прожевывая. Вау, ему кажется он никогда не сможет насытиться этим рыбным вкусом.       Ресторан пуст, каким его бумажник грозится стать после всей этой трапезы. Технически уже прошло время закрытия, но он хороший клиент. А люди любят хороших клиентов, и идут на уступки, когда им платят. И теперь, когда клиенты удовлетворены, а официанты отработали свою смену, Марк может, наконец, расслабиться. Его напряжение вытекает из него под ритм бамбукового фонтана в противоположном углу. Он становится менее осторожным. И это становится его первой ошибкой. В этот момент щупальца подсознательно высвобождаются из жестких пут на спине Марка, вытягиваясь из-под его рубашки на пуговицах, словно они были связаны сто лет. Свобода ощущается восхитительно, что он не задумывается об этом, да даже почти не замечает. Вместо этого ему интересно позволят ли повара заказать ему еще рыбки. Или это было бы слишком эгоистично? Осьминотично. Хехе. Марк знает, что шутка не смешная, но все равно хихикает. Пока не слышит звук бьющейся о пол тарелки. — Какого хрена?! К счастью, фарфор не разбивается, но шума создает достаточно, чтобы вывести Марка из ступора. И вот тот момент, когда он видит его — застывшего, как озеро Верхнее зимой, с обесцвеченными белыми волосами и широко распахнутым ртом, как и его глаза. Не задумываясь, одно из щупалец поднимается и смахивает челку Марка со лба. И тогда до него доходит: «Вот дерьмо». Марк слишком резко подрывается и сильно ударяется коленями о столешницу. Матерясь, он встает, держась одной рукой за колено, а другой взмахивает над головой, словно сдается. — Это не то о чем ты подумал! — Ага, у него определенно нет восемь лиловатых щупалец выползающих из его спины, это все иллюзия или что-то типа того. Конечно.       На секунду ему кажется, что человек перед ним и в самом деле поверил ему. Он моргает и трясет головой, будто прогоняет галлюцинацию. Но мираж не исчезает. Тентакли так и продолжают извиваться. Парень так и продолжает на него глазеть.       Марк изо всех сил пытается убрать обратно свои щупальца, или хотя бы спрятать их у себя за спиной, но не так это все работает. Как только его «морские ноги» вылезают, он не может втянуть их обратно. Ему необходимо ждать пока морская вода не вытечет из его вен или пока его секретные органы утомятся сами. Так что да, Марк ли — идиот, позволивший им вот так выскользнуть. О чем он думал?! У него, что совсем нет самообладания? Неужели клетки его мозга просто отключаются в тот момент, когда он пробует высококачественное сашими? — Срань господня… — Человек, наконец, делает осторожный шаг вперед, — Это же…? Марк готов плакать. Он пробыл в Японии не так долго… Ему что, снова придется бежать из страны? Эмиграция — это такая боль, он действительно надеялся, что сможет остаться тут подольше. На этот раз он даже купил квартиру получше, но теперь… — Ты осьминог, — проговаривает человек, почти не дыша. Он вытирает руки о фартук и делает шаг еще ближе.       Окей, у Марка теперь два пути: Он может сейчас рвануть отсюда и бежать по темным улочкам Токио в надежде, что никто не заметит его тентакли извивающиеся за его спиной… или он может попытаться объясниться перед случайным суши-шефом. Чувак до сих пор не орал, так что… Марк делает глубокий вдох. — Нет, я определенно не настоящий осьминог… — неловко произносит Марк, — Потому что у меня… как бы… — Он неуклюже показывает на нижнюю часть своего тела, — Ну ты знаешь эти самые… Ноги.       Если уж на то пошло, суши-шеф выглядит еще более озадаченным. Он подходит ближе, щурится, глядя на то, как черные щупальца нервно сворачиваются сами в себя, заметно выдавая тревогу Марка. И вдруг суши-шеф делает глубокий вдох. — Срань господня…       О, вот и началось, Марк готовится к крику, который обычно следует за таким вокальным прозрением — но его не происходит. Вместо этого Марк тот, кто вскрикивает, когда чувствует, как чужие пальцы сжимаются вокруг одного из черных органов. — Не может быть, — удивляется человек. Он сжимает большое щупальце обеими руками до того как Марк может убрать его, — Это невозможно!       Он шепчет под себя, словно разговаривает сам с собой, а не с Марком. Марк, застигнутый врасплох так и стоит, замерев, позволяя итамаэ (он как-то узнал, что это модный японский термин для суши-шефов) водить рукой верх и вниз по его отростку. Парень поднимает взгляд и встречается с Марком глазами. Марк весь сжимается. Но вместо отвращения, которое он привык видеть, человеческие зрачки напротив него расширены до пределов в очаровании. — Разве это не… — Парень сжимает кожу, изумляясь тому, как присоски набухают и снова сморщиваются. — Разве это не черная мамба? Рот Марка открывается, но слова застревают, как барахтающиеся в рыболовных сетях гуппи. Не то чтобы его вид вещь, которая часто упоминается в разговорах… так откуда этот парень знает? Молчание Марка, должно быть, стало достаточным ответом. Повар давится воздухом: — Ты серьезно? Он поднимает щупальце к лицу, чтобы рассмотреть его поближе, изучая глянцевый черный цвет, переходящий в глубокий фиолетовый. — Это один из самых редких видов! — говорит повар. — Они практически вымерли! Да… Губы Марка сжимаются в обиде. Он помнит время, когда его родственники, как человеческого вида, так и осьминоги, собирались вместе в Атлантике. Постепенно на их семейные встречи стало приходить все меньше людей. И постепенно их род оказался под угрозой. Затем под угрозой исчезновения. А теперь и вовсе, почти вымер. И это конечно неспроста. — Это самые вкусные морепродукты во всем животном мире! — итамаэ проводит рукой по длине отростка, словно ему нужно убедиться, что он настоящий. Но то, что чувствует Марк… Мурашки проходятся по всему его телу. Марк не знает, как ответить на такое заявление повара. Ведь это правда: черные мамбы считаются деликатесом, известным своей мягкой, губчатой текстурой и уникальным сладким вкусом. Из-за чрезмерного промысла спрос на них процветает, и в сезон размножения выживает недостаточно параларвов, чтобы вид мог восстановиться. Иногда он задается вопросом, сколько вообще осталось таких, как он. Молчание затягивается, но Марк все еще не знает, что сказать. Он хмурится. А потом, без всякого предупреждения, парень поднимает щупальце Марка к своему лицу и… облизывает его. — Какого …? — Щупальце Марка резко дергается назад и, наконец, вырывается из хватки итамаэ. Сердце бешено колотится. — Какого черта… ты только что…? Повар выглядит невозмутимым, даже когда ускользающее щупальце резко щелкает его по носу. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и облизывает губы с низким мычанием. Затем он смотрит Марку прямо в глаза, сжав губы в тонкую линию. — Знаешь ли ты, — говорит итамаэ — сколько денег я получу, если начну подавать черную мамбу в своем магазине?       Марк замирает. Он старается выдержать взгляд напротив. Его ловили несколько раз, но еще ни разу не реагировали так. Никогда. Никто никогда не пытался ни прикоснуться к нему, ни лизнуть его, ни… нажиться на нем? Марк хочет подначить его за шутку, но ему кажется, даже не хватает кислорода, чтобы посмеяться.       Затем итамаэ отступает назад, поворачивается и уходит. Марк испускает длинный выдох и почти смеется от облегчения. Пока беловолосый мужчина не нагибается. Марк слышит, как тарелка скребет по полу, когда повар поднимает ее. Но потом суши-шеф тянется дальше… и Марк понимает, что тарелка была не единственным предметом, который он уронил.       На свету блестит серебром нож, заточенный так, что одним легким движением можно разрезать унаги. Марк уже бывал на рыбном рынке, он видел, как продавец использовал точно такой же нож, чтобы отрубить голову осьминога в его руках. (К счастью, это не был один из родственников Марка, но, тем не менее, от этого зрелища его затошнило). Поэтому, когда итамаэ шагнул к нему, направляя на него лезвие… щупальца Марка отпрянули. — Чувак, подожди, погоди… — Марк пытается рассмеяться, чтобы снять напряжение, но смех выходит слишком высоким и очевидно вынужденным, так к тому же он ударяется спиной о стол. Шеф вытирает лезвие о фартук и приближается еще немного. Он смотрит на свое отражение в металле и щелкает по тупой стороне, слишком уж непринужденно. — Щупальца отрастают, не так ли? — спрашивает итамаэ. Он смотрит вверх, приподняв одну бровь и любопытно поджав губы. — Так что ты будешь в порядке. — Я буду… Я буду в порядке?! — Локоть Марка задевает бутылку соевого соуса. Она с грохотом падает, и коричневый сок растекается, как чернила кальмара. — Я… я не могу… Ты серьезно?!       Шеф-повар ничего не говорит. Он делает еще шаг вперед с ножом в руке, не разрывая зрительного контакта. Он выглядит серьезно. Очень серьезно. — Это не сработает! — отчаянно кричит Марк. Он наваливается на стол, прямо в лужи сои, и пытается придумать выход. Есть ли он? Он не сможет добежать до двери. Потолок слишком высок. Его щупальца не предназначены для боя. Святой Посейдон. — Это ведь не часть твоего тела, верно? — говорит повар, как будто он вдруг стал экспертом в биологии осьминога-человека. Его белые волосы отливает сиреневым на свету. — Так что ты ничего не почувствуешь. Ты будешь в порядке. — Нет, они не как…! — Марк уставился на нож широко раскрытыми глазами. — Они на самом деле, как… Марк отталкивается от стола и чуть не опрокидывает свой стакан, но второе щупальце без раздумий ловит его. — Они чувствительны, окей? — Он повышает голос в отчаянии. — Типа, очень чувствительные, так что будет очень больно, так что, пожалуйста, это не очень хорошая идея…       Но итамаэ больше не смотрит на него. Его интерес перехватило щупальце, все еще сжимающее стакан: — Оно подвигалось. Марк моргает. — Э-э-э… — Он не знает, что ответить. Он почувствовал облегчение (хотя бы на мгновение) от того, что человек наконец-то перестал двигаться вперед. — Да… Темные глаза снова перемещаются на него. — Ты можешь их контролировать? — Эм… — Он опускает стакан и смотрит на свою морскую руку, не понимая вопроса. — Вроде того?       Становится тихо. Затишье. Итамаэ явно задумался. Марк внимательно наблюдает и ждет нападения, неизбежного. (Соевый соус впитывается в штаны.) —… Дай-ка я посмотрю.       Марк взвизгивает, когда беловолосый парень внезапно хватает щупальце, притягивая его ближе той же рукой, которой держит нож.       О, Посейдон, о нет. Марк зажмуривается и напрягается, ожидая лезвия на коже. Он надеется, что нож разрежет быстро и не причинит сильной боли. Он и так достаточно напряжен в последнее время, пожалуйста, не делай слишком больно…!       В итоге, это совсем не больно. Потому что вместо того, чтобы сделать резкий надрез на коже, повар хватает второе щупальце. Он сжимает его, словно проверяет разницу между ними, выясняя, насколько одно мягче другого. Вздох Марка выходит слишком громким. Они оба останавливаются и смотрят друг на друга (стоя слишком близко, чтобы это нравилось Марку). И когда парень начинает говорить, он произносит слова нарочито медленно: — Ты чувствуешь это? — Чувствую что? — Слова вылетают слишком быстро, и Марк понимает, что тот понимает. Они смотрят друг на друга вопросительно, но оставляют все без ответа. Нож так и болтается между ними.       Не разрывая зрительного контакта, итамаэ внезапно прижимает палец к одной из присосок. Он шевелит им, пока чашечка не присасывается к его коже. И это ощущается… эм… Марк сдерживает дрожь.       Затем повар отводит руку. Присоска отходит со смачным чпоком. Марк распахивает глаза.       Это что-то новенькое. Черт возьми, это очень ново. Марк до этого использовал присоски для мелочей, например, чтобы поднимать предметы или что-то еще, но он никогда целенаправленно не стимулировал их. Не так. Что, блядь, происходит?       Свободная рука повара поглаживает блестящую черную кожу щупальца Марка, а средний палец обводит ободок другой присоски. — Теперь ты это чувствуешь? — спрашивает он. Его голос звучит легко и заинтересованно, что очень контрастирует с обстановкой, в которой они находятся, но… по крайней мере, он не звучит смертельно угрожающе. Поэтому Марк сдается. — Эм, я не… знаю…? Но его перебивают. — На что это похоже?       Марк не смеет пошевелиться, все еще остро ощущая нож, зажатый в кулаке парня. Он смотрит, как итамаэ проводит пальцами по чашечкам присосок, словно проводит осторожный эксперимент. А потом — вот же блять — он делает это снова, надавливая на присоску, пока та жадно не целует его палец. И это ощущается странно. Как бы, слишком странно, вроде покалывания после укуса медузы. Это не то ощущение, к которому он привык. Марк чувствует некоторое желание прикосновений в конечностях, которые не принадлежат ему, но одновременно являются частью него.       Беловолосый незнакомец отводит палец назад — чпок! — и Марк издает странный звук, что-то среднее между вздохом и поскуливанием. — Прекрати, — хнычет Марк, — Это как… это… странно. Он не знает, что с этим делать. Его нервы трепещут от чуждого ему предвкушения, которое гудит у него в мозгу.       Но тут шеф-повар хмурится. Он опускает одно щупальце, кажется, в замешательстве, а затем потирает пальцы. Они блестят от влаги. — Оно стало слизким…? О нет.       Марк прикрывается руками. — Это не то о чем ты подумал! Шеф-повар удивляется: — А?       Но Марк не может объяснить. Ярко-красный цвет ползет по его шее, и он качает головой, пытаясь ответить на неозвученные вопросы. Темные брови суши-шефа нахмурились. Он пристально смотрит на прозрачную слизь между пальцами. — О чем именно я должен подумать? — Это не… я не…! — Марк не уверен, не знает ли парень перед ним на самом деле или просто дразнит его. Видите ли, Марк не полностью контролирует свои осьминожьи части тела, его восемь дополнительных конечностей реагируют почти независимо от его человеческого мозга. Поэтому, пока мозг Марка разбухает от страха, его присоски разбухают от…       В комнате становится тихо, не считая маленького фонтанчика, мирно журчащего в углу. Суши-шеф продолжает растирать слизь между большим и указательным пальцами, пока слизистая текстура не впитывается в подушечках его пальцев. Остается только скользкий след. Марк отказывается поднимать глаза. Наконец, после молчания, которое длится слишком долго, парень говорит: — Пойдем со мной. Он берет руку Марка в свою — ту, в которой не было ножа, — и тянет его вперед. — П-подожди! — Шеф-повар ведет его через столовую, и Марк спотыкается, стараясь не отставать. — Эй, подождите, где мы… о-о! Марк ударяется бедром об угол прилавка с суши. — Ой.       Итамаэ отпускает руку Марка. Даже не оглянувшись, он ныряет под прилавок, достает традиционное полотно, кладет его на столешницу и разглаживает края руками. Марк смотрит, как он снова пригибается, чтобы взять деревянную разделочную доску. Марк считает, что он мог бы убежать. Но куда бы он побежал? На оживленные улицы Токио? И еще… есть что-то завораживающее в сосредоточенности итамаэ. Он опускает нож в раковину (Марк облегченно выдыхает), затем достает свежий из блока ножей (Марк снова тревожно вдыхает). — Скажу прямо, — бесстрастно говорит шеф-повар. Он точит нож о железную палочку, в комнате раздается эхо от звука «щиик, щиик», издаваемого металлом. — Я хочу тебя съесть. У Марка отпадает челюсть. Он знает, что является частью вымирающего вида, который специально ищут за их вкус, так что технически многие люди хотят его съесть, купить… Но Марку никогда не говорили об этом в лицо. Никогда. Он сомневается, что кто-то когда-либо признавался в таком желании так просто. — Э-э… — Если ты все еще хочешь, — говорит парень, затем жестом показывает на свои приборы, — Мы можем сделать и тот вариант вместо этого, без проблем. — Если я хочу? Шутишь? — Марк недоверчиво морщится. — Кому в голову придет хотеть быть съеденным? — Ворарефилия. — Без запинки отвечает человек. Марк предпочитает не задавать вопросов.       Итамаэ делает шаг вперед с новым, еще более острым ножом в руке, и Марк настолько сосредоточен на его бликах — а также на неприличной жертвенности походки мужчины — что ему требуется мгновение, чтобы до него дошла остальная часть предложения повара. — Подожди… — Он хмурится. Его мозг гудит, как лодочный мотор, пока он пытается понять намерения, стоящие за словами. — Ты сказал «вместо». — Марк ловит его взгляд. — Вместо чего? — Ну, — просто начинает итамаэ, размахивая оружием пока говорит. — Я подумал, что, возможно, нечестно рубить тебя, не дав тебе высказаться. Ты так не думаешь? Это, безусловно, самое странное предложение, которое Марк когда-либо слышал. Он сглатывает, глядя на серебро, рассекающее воздух. — Итак… — Итамаэ замирает и наклоняет голову. Медленно поднимает нож и держит его перед собой острием вверх (и в сторону от Марка), чтобы Марк мог ясно видеть его. Парень сознательно устанавливает зрительный контакт, пока отходит к прилавку и кладет нож между двумя бутылками с соей. — Я подумал, может, стоит дать тебе шанс. — Шанс? — Почему-то Марк не испытывает оптимизма по поводу этой возможности. Даже без оружия итамаэ выглядит чрезвычайно устрашающе. Марк застыл на месте, как форель перед акулой. Эта самая сомнительная акула, о которой сейчас идет речь, тянется к своему воротнику и медленно шагает вперед. — Я дам тебе один шанс убедить меня, — говорит он. Его губы растягиваются в ухмылке, когда верхняя пуговица расстегивается. У Марка пересыхает во рту. — Убедить тебя?! — Он пытается отступить, но его ноги словно увязли в водорослях. — Как? Еще две пуговицы расстегнуты. — Если ты хочешь, — просто говорит шеф-повар (хотя это вовсе не ответ). Его взгляд, наконец, отрывается от лица Марка. Марк прослеживает за его взглядом и понимает, что шеф-повар смотрит на темные, пурпурные щупальца, которые сворачиваются и разворачиваются вокруг тела Марка. — Я… не понимаю, о чем ты, — робко произносит Марк. Но у него есть подозрение. Расстегивается еще одна пуговица.       Итамаэ делает еще один шаг вперед, и на этот раз Марк не отступает. Эта мысль заставляет его нервничать и трястись, но… в то же время какая-то часть Марка… э-э… как бы… Марк сглатывает, не в силах выразить словами странное покалывание, которое он чувствует.       На этот раз, когда парень протягивает руку вперед, щупальца не отдергиваются. Марк говорит себе, что это потому, что мысль о том, что его не будут резать, делает его более податливым… и все же он резко вдыхает, когда расстегивается последняя пуговица.       Золотистая кожа парня выглядит выточенной, а внизу- о милостивая мать Афродиты. В его пупке сверкает пирсинг с драгоценным камнем. Пирсинг пупка. Это все равно, что обнаружить жемчужину внутри моллюска, и Марк не может оторвать от нее взгляда. Вау.       Большой палец шеф-повара потирает по периметру присоски. Он следит за реакцией Марка, затем направляет щупальце к своей обнаженной груди, пока Марк внимательно наблюдает.       Марк не совсем понимает, чего от него ожидает итамаэ. Марк никогда не использовал свои щупальца для чего-то подобного. Он видел это, например, в порно, но никогда не делал этого, потому что в реальной жизни люди не очень тепло относятся к осьминожьим частям. Лицо Марка горит, когда парень проводит конечностью вверх и вниз по своей груди. И то, как она оставляет легкий след слизи… по какой-то причине Марк не может оторвать глаз от влажного блеска. Это почему-то возбуждает. Он не может это объяснить. Должно быть, итамаэ чувствует то же самое, потому что наблюдает за ним с таким же очарованием. Он проводит пальцем по влажности и внимательно изучает ее. Марк задерживает дыхание, внезапно занервничав от того как шеф может отреагировать. Воздух спешно покидает его легкие вместе с резким выдохом, когда шеф-повар решает лизнуть свои пальцы.       Боже, это творит что-то непонятное с ним. Неведомый трепет пробегает по его венам, когда мужчина поднимает на него глаза и почти невинно говорит: — Она сладкая. — Эм… — Марк прикусывает губу. — Это… хорошо? Тот кивает. — Вкус хороший. — Это по-странному приятно слышать. — Это… — почему-то шепчет он, не в силах встретиться с шеф-поваром взглядом. — Это странно. — Правда? — Шеф-повар звучит довольно беззаботно. Марк почти протестует, когда мужчина отцепляет щупальце от своей груди — возможно, его комментарий был слишком резким, а возможно, шеф-повар передумал — но повар осматривает щупальце и снова трет присоску. — Интересно, а что если… — произносит он вслух, но не заканчивает мысль. Прежде чем Марк успевает спросить, шеф-повар снова притягивает щупальце к своей груди и прижимает к соску. И сильно нажимает.       Марк может почувствовать его. Присоска захватывает маленькую горошину соска, обхватывает его плотным давлением, и, черт возьми, Марк чувствует, как он твердеет в захвате присоски. Звуки, которые издает повар, пробирает даже человеческие части тела Марка. Это так, так странно, но Марк уже не уверен, плохо ли это все. Шеф-повар обхватывает свободной рукой другую тентаклю и поглаживает ее, водя вверх и вниз. — Ты чувствуешь это? — мягко спрашивает он. Вопрос кажется глупым. Марк выдыхает: — Да, — и чувствует себя выведенным из равновесия. Как рыба на суше. Трудно описать это ощущение, но Марк чувствует, как скользкая дрожь проходит по всей длине его щупальца, затем через каждый его позвонок, а затем через всю его нервную систему. — Это все еще странно? — Это супер странно. Итамаэ хихикает. И это так необычно видеть, как он улыбается. Внезапно он выглядит менее злым, менее угрожающим. — Это слишком странно? — Эм… Он теряет дар речи, когда шеф-повар оттягивает щупальце от своей груди. Присоска выпускает его сосок со звучным чпоком, и они оба неоднозначно реагируют. — Ах, я не знаю… По лицу беловолосого парня расползается ухмылка. — Ты можешь передумать, если хочешь, — говорит он. — Я все равно хотел бы тебя попробовать.       Марк не может понять, серьезно ли он говорит. Он не может заставить свой мозг работать, чтобы понять это, потому что его внимание внезапно приковано к губам парня. Пухлые, розовые, ухмыляющиеся, а когда он высовывает кончик языка…       Как будто щупальца обладают собственным разумом. Они оба удивлены, когда оно тянется вверх, чтобы коснуться рта шеф-повара, но глаза суши-шефа все-таки выдают его возбуждение. Он не колеблется: открывает рот и высовывает язык — и, черт возьми, щупальце воспринимает это как приглашение.       Марк едва может осознать и переварить, то, как фиолетовый отросток исчезает во рту, или то, как шеф-повар прикрывает глаза, словно хочет сосредоточиться на ощущениях. Это так чертовски абсурдно. Никогда за миллион лет Марк не мог себе такого представить. Никогда он не осмеливался представить себе такое. И все же это происходит, прямо на его глазах, прекрасный парень заглатывает его щупальце и пропускает в свое горло. Марк не может удержаться от жалкого хныка.       Глаза шеф-повара открываются на звук. Он смотрит на низ Марка — не в силах говорить, пока темное щупальце скользит внутрь и наружу из его грязного рта — и надавливает ладонью на пах Марка. Марк стонет. Он не осознавал, насколько сильно у него встал, и теперь его бедра подаются вперед навстречу трению. Марку кажется, что парень смеется, но он слышит только влажное бульканье, которое посылает вибрацию вокруг щупальца в его рту.       Когда Марк снова скользит в него, парень хватает руку Марка и проводит ею по своей груди. Кожа под пальцами Марка такая горячая, а когда он проводит ими по животу мужчины, они слизко скользят… И тут шеф-повар начинает использовать свой язык. Когда щупальце в очередной раз скользит в его рот, суши-шеф прижимает язык к нижней стороне и ее чувствительным присоскам, и Марк не может поверить, что может чувствовать это, но он чувствует. Давление шеф-повара на промежность Марка, ощущение его пресса под жадными руками Марка и его рот, черт, это все уже ощущается слишком для него.       Может, шеф-повар подскажет. Он открывает глаза и хлопает Марка по плечу. Марку требуется мгновение, чтобы понять, но когда до него доходит, он усилием воли заставляет свое щупальце выскользнуть. Шеф-повар прочищает горло и спрашивает: — Так что еще можно с ними делать?       Несмотря на то, что Марк только что трахал горло этого парня своей рыбьей конечностью, он смущается. — Эм…- Он качает головой и отводит глаза. — Я не знаю, честно говоря. — Разве ты не делал этого раньше? — Когда Марк снова качает головой, шеф-повар усмехается. — У тебя есть все эти… Он пытается поймать щупальца в свои руки и смеется, когда они инстинктивно отдергиваются. — …и тебе никогда не было любопытно? Марк краснеет. — Я не показываю людям, — шепчет он, чувствуя странный стыд. — Последнее, что мне нужно, это чтобы люди… Ладно, он не может не улыбнуться. — …чтобы они меня пробовали.       Шеф-повар кивает, как будто в этом есть смысл. Он делает задумчивую паузу, и на его губах появляется ухмылка. — Ну тогда… — Его глаза сверкают, когда он тянется к ближайшему щупальцу (на этот раз осторожно, чтобы не спугнуть его). — Давай посмотрим, на что способны эти сосунки, а? Шеф-повар смеется над своим глупым каламбуром, раскрыв рот во все тридцать два и, вроде как… его улыбка на самом деле приятная. Марк прикусывает губу, но в конце концов тоже хихикает. Черт. Это так странно. Но у Марка нет времени глубоко задуматься над этим, потому что внезапно шеф-повар расстегивает молнию на своих штанах и достает свой твердый член. — Хорошие новости, — говорит он низким и глубоким голосом, и это даже сексуально. Он ухмыляется. — Я из тех, кто любит экспериментировать.       Он направляет щупальце вниз и обхватывает кончиком темно-фиолетового отростка свой ствол. — Вау. Мне и раньше сосали член, но… — смеется он. — Не вот так. Марк в ступоре. — Я не знаю, чего ты от меня ждешь. — Доверься своим ощущениям, — пожимает плечами шеф-повар. Затем он смотрит на восемь щупалец, прорастающих из спины Марка, и задумчиво добавляет, — или своей чернильной мошонке. — У меня нет чернильной мошонки, — бормочет Марк. Шеф-повар смотрит вниз на темное пятно, расползающееся по штанам Марка. Марк дергается и пронзительно кричит: — Это соевый соус! Шеф-повар улыбается. Он спускается руками ниже пояса и берет в ладонь непослушное щупальце. Водная конечность прижимается еще ближе, и чашечки присасываются к нежной коже. — Ох, — шипит шеф-повар. — Странно ощущается. — Так, а я о чем! — Марк прикрывает лицо, когда Юта пытается провести щупальцем по своему стволу. — Хм… — Не получается. — Как ты обычно это делаешь? — Откуда мне знать? — простонал Марк. Шеф-повар смотрит на него. — Ты что, никогда так не дрочил? Он чуть не давится. — Подожди, что?! — Повар выглядит совершенно серьезным, что только усугубляет его унижение. — Чувак, ну нееет… — Он кривится. — Это просто дико. — Почему это дико? — Итамаэ хмурится. — Я бы назвал это упущенной возможностью. Он пытается отсоединить присоски от своего члена. И это действительно приятно, но это длится лишь мгновение. Этого недостаточно. Марку приходит в голову идея. — Подожди. — Он заставляет щупальце изогнуться в противоположном направлении. Теперь присоски направлены наружу, и влажная фиолетовая кожа сжимается вокруг основания его члена. У итамаэ захватило дыхание. — Ах, холодно, — говорит он, но его руки опускаются на плечи Марка. Он издает стон, когда щупальце двигается по всей длине его члена вверх и вниз. — Он скользкий… — Да. — Марк просто рад, что это работает, что он наконец-то делает что-то правильно. Слизь делает скольжение легким, поэтому увеличить темп не составляет труда, пока руки парня в это время сжимают его тело. — Это… — Внезапно итамаэ тянет его вперед, и Марк падает в его объятия. Итамаэ прижимает голову Марка к своей шее. Возможно, это просто случайность, сексуальный рефлекс, но Марк не задумывается об этом, когда прижимается носом к коже обнаженной шеи парня. Он просто кусает.       Суши-шеф вскрикивает, и на секунду Марк задумывается, не кончил ли он уже. Итамаэ отматывает щупальце со своего члена и несколько раз проводит по нему, отмечая обилие смазки. — Эй, подожди секунду, — говорит он, близко прижимаясь к уху Марка. — Разве осьминоги не ядовиты?       Марк делает паузу, чтобы подумать об этом. Это правда, что черные мамбы обычно ядовиты. Относится ли это к человеческим гибридам? — Я думаю, все нормально.       Наверное, так и есть, потому что Марк никому не причинял вреда в своей человеческой форме (хотя обычно он не выпускает своего внутреннего морского монстра в спальне). — Может быть, — жеманно улыбается Марк, — это месть за попытку съесть меня. Шеф-повар смеется. И надавливает на плечи Марка, пока тот послушно не опускается на колени. — Эй, как насчет того, вместо этого полакомиться этим?       Не дожидаясь ответа, он толкается членом в рот Марка. Это застает младшего врасплох, заставляя его кровь закипать (особенно внизу).       Марк не особенно талантлив в минетах, поэтому ему нравится начинать сразу с сильного хода. Он заглатывает, пока его нос не утыкается в маленькие черные завитки на лобке. Шеф-повар шипит, цепляясь рукой в волосы Марка, и младший чувствует удовлетворение от того, что он делает кому-то приятно.       Марку не чужд секс, но это всегда было рискованно. Обычно он не может позволить себе слишком увлечься, полностью отдаться процессу, потому что его щупальца обладают собственным хорни разумом.       Поэтому, когда Марк движет обратно к головке, он чувствует облегчение от того, что ему не нужно беспокоиться об этом сейчас. Ему не нужно ограничивать себя. Ему можно полностью отдаться, с головой уйти в происходящее, не беспокоясь о том, где находятся его щупальца, потому что прямо сейчас они здесь, с ним в самый разгар событий. О. Погодите. Это наводит его на мысль.       Марк пытается расслабить горло, когда снова насаживается на член, держась за бедра беловолосого. Он знает, что делает это медленно, но у него сильный рвотный рефлекс, ему нужно время, чтобы привыкнуть. Он благодарен, что, несмотря на руку в его волосах, парень не давит на него. За это, считает Марк, итамаэ заслужил особую награду. Он дергает его за штаны, пока до шеф-повара не доходит и он не вышагивает из них. Обнаженный до пояса снизу, он снова берет Марка за волосы и предлагает ему продолжить прерванное. На этот раз он побуждает Марка двигаться немного быстрее, но при этом сохраняет щадящий темп.       Это хорошо: это позволяет Марку разделить свое внимание. Он старается быть незаметным, пока его щупальца тянутся к бедрам суши-шефа. Одно из них касается задней поверхности его бедра, и шеф-повар подпрыгивает от прохладного прикосновения. — Что ты…? — Мужчина оборачивается, пытаясь заглянуть через плечо. И резко пищит, когда щупальце скользит между его ягодиц.       Марк смеется и быстро отстраняется от члена итамаэ, пока не начал давиться. Но даже закашлявшись, Марк смог достаточно сосредоточиться, чтобы снова провести скользким щупальцем по ложбинке. — Серьезно? — смеется итамаэ. Его глаза горят, когда он смотрит вниз на Марка, приятно удивленный.       Марк нахально улыбается в ответ, но затем слишком стесняется поддерживать зрительный контакт. Его щупальце натыкается на впадинку — итамаэ резко вздыхает — и Марк понимает: ах, нашел.       Он наклоняется вперед и по-кошачьи облизывает член шеф-повара, пока его щупальце дразнит его дырочку. — Ох, вау, — шипит шеф-повар, — их никак нельзя разогреть? — Они хладнокровные, — бормочет Марк, а затем сосет головку его члена. — Хочешь, чтобы я остановился? Он перестает двигать щупальцем, и повар выгибается дугой. — Не дразни меня. — Звучит как рык. Предупреждение. Если бы это было несколько минут назад, Марк, вероятно, наложил бы в штаны. Но сейчас, с членом повара во рту, угроза манит, возбуждает, и Марк повинуется, как песне сирены. Итамаэ сжимается, когда щупальце скользит внутрь. Его хватка на волосах Марка усиливается, и Марк начинает хныкать, и это все ощущается так горячо. Щупальце скользкое и липкое, и смазка явно не нужна. Но дырочка все равно такая тугая — шеф-повар пытается привыкнуть к холодку. Щупальце, наконец, протискивается внутрь него, и шеф чувствует очертания каждой присоски. — Ох, черт, — стонет он. — Да? — Марк посасывает его мошонку и смотрит вверх, чтобы взглянуть на лицо парня. — Да. — Глаза шеф-повара сильно зажмурены, когда он кивает. — Сделай уже что-нибудь. Пожалуйста. Легче сказать, чем сделать. Даже в хороший день трудно заставить свои слизкие конечности сотрудничать, и Марк понимает, что здесь не получится сделать толчок. Он проворачивает щупальце внутри, прижимаясь к стенкам прохода повара, но тот выдыхает «Еще», и Марк придумывает другой вариант. Второе щупальце проталкивается внутрь. Повар приветствует его громким стоном, когда оно извивается рядом с первым. — Это безумие, — шепчет человек. — В плохом смысле? — Нет. — Он совершенно определенно качает головой. — Это приятно. По-другому, но приятно. Он вздрагивает, когда одно из щупалец касается его простаты. — Нужно больше.       Когда третье щупальце проталкивается внутрь, итамаэ вскрикивает, и на секунду Марк пугается, что, возможно, это было слишком рано, пока не понимает, что его необычный партнер пытается протолкнуть и принять его в себя. Три тентакли извиваются внутри него, чашечки присасываются к местам, которых никогда не касались, и отсасываются, оставляя покалывание на коже, заставляя его дрожать, растягивая его скользкой слизью, и все эти влажные чпокающие звуки восхитительно отвратительны, в лучшем смысле этого слова. — Еще… — Итамаэ резко открывает глаза, и он неожиданно толкает Марка в плечо. Марк откидывается назад с изумленным «О!». Щупальца выскальзывают почти полностью. Шеф-повар стонет от ощущения пустоты, но не тратит времени впустую: он быстро расстегивают брюки Марка. — Мне нужно еще, — повторяет он как мантру, и Марк едва поспевает за ним. Шеф выдергивает кончики щупалец из своей задницы и сжимает одно из них в кулаке, пока его рука не становится скользкой. Затем он дрочит Марку пальцами, покрытыми слизью. Марк матерится. — Ты прав, это холодно, как зимой.       Шеф-повар не утруждает себя ответом. Он поднимается на колени над бедрами Марка и, не теряя времени, приставляет его смазанный член к своей дырочке. Но потом замирает. Он поднимает глаза на Марка, и тот беспокоится, что сделал, что-то не так. Прежде чем он успевает, все-таки, спросить, шеф-повар говорит: — До меня только сейчас дошло… — Он качает головой, — как тебя зовут? Марк, настолько застигнут врасплох, что не контролирует свои слюни. — Чего? Сейчас? — Сейчас самый подходящий момент, разве нет? — Он вводит головку члена Марка в колечко мышц. И оба стонут от ощущений. — Я не могу… поверить… — В любое другое время Марк бы рассмеялся. Но сейчас он не может сделать ничего, кроме как отчаянно обхватить бедра итамаэ. — …Марк. — Сдается он, называя свое имя. — Ммм… — Итамаэ ухмыляется, словно выиграл приз. Наконец он выпускает член из руки и медленно опускается на ствол Марка. Он вновь смотрит на Марка. — Привет, Марк. — Член Марка наполовину внутри него. — Я Юта. Наконец он полностью опускается. Гравитация и вся эта смазка между ними берут верх, и Юта, практически просто всем своим весом оседает на его член. Он стонет, а затем сладко улыбается. — Приятно познакомиться. Марк чертыхается. Он тянется к бедрам Юты, но тот шлепает его по руке, поэтому он решает схватиться за ляжки шеф-повара. — Юта, — стонет он, и на языке у него свежий привкус. Как лосось, пойманный утром. — Пожалуйста, дви… Юта шлепает его по животу за бестактность. — Мне тоже приятно познакомиться, — быстро отвечает Марк и закатывает глаза. — А теперь, пожалуйста, двигайся. Юта цокает. — Такое невежливое маленькое морское существо. — Он приподнимает бедра. — Неужели никто никогда не учил тебя манерам? И снова опускается.       Вот, блядство. Марк всегда любил грязный секс, и, возможно, именно поэтому, а возможно, это было частью его сущности осьминога, но ощущается совсем по-другому, когда он понимает, что это его слизь делает скольжение таким легким, что позволяет Юте приподниматься и опускаться так легко, что все ощущается вдвое сильнее. Его ногти впиваются в бедра Юты, но тому не до того. Он опирается своим весом на ноги Марка, выгибается назад и буквально трахает себя членом Марка. Марк тянется к нему, но его снова отталкивают. — Плохой кальмар, — смеется Юта. Его улыбка становится лукавой. — Ты же в курсе, что я все еще могу нашинковать тебя. — Но ты этого не сделаешь. — Честно говоря, в этот момент Марку уже все равно. Он послушно опускает руки, но щупальца обвиваются вокруг талии Юты без сознательной команды. От них остаются мокрые следы на спине парня, и это чертовски горячо.       Один Бог знает, насколько все это негигиенично. Но это не имеет значения. Не тогда, когда Юта наклоняется вперед и упирается в грудь Марка, а щупальца тянут его все ближе. Марк хватается за его талию — и боже, какая у него маленькая талия — и наконец-то получает возможность контролировать ситуацию.       Он сам поднимает Юту и помогает ему подпрыгнуть на члене Марка. Это непостижимо приятно, а слизь, которая пачкает их чуть ли не с ног до головы, влажные руки Юты, от которых его рубашка промокает насквозь, слюни в уголках губ Юты… все это доводит его до сумасшествия…       Марк использует возможности, когда видит их. А когда губы Юты вот так широко раскрыты, пока он стонет от наслаждения, это просто слишком хорошо, чтобы не воспользоваться этим. Одна из его тентаклей поднимается вверх и ласково касается щеки Юты. Юта даже не вздрагивает: Он приглашающе высовывает язык, и Марк чувствует себя как хозяин у себя дома.       Многозадачность Юты феноменальна. Он усердно сосет щупальце, сохраняя при этом скользящий темп (направляемый крепкой хваткой Марка). Он не колеблется, когда второе щупальце целует его нижнюю губу, раскрываясь от нетерпения, и это так чертовски невероятно наблюдать, как щеки Юты надуваются от их извиваний, когда к нему присоединяется третье. И, блядь, Марк чувствует абсолютно все: мягкую внутреннюю поверхность его щек, шершавость языка, ряд зубов, как сжимается его горло, когда он пытается сглотнуть, все еще держа толстые черные органы во рту… Марк долго не протянет.       Он опускает руку на член Юты, который блестит от предэякулята и смазки. Его так легко дрочить, он такой скользкий, и стон Юты наполовину заглушен черными щупальцами в его горле, а Марку нужно как можно быстрее довести его, потому что напряжение Марка уже на взводе.       Пока Юта пытается направить член Марка под нужным углом (по булькающим звукам изо рта Юты, Марк понимает, что он нашел простату), Марк заставляет себя сосредоточиться. Он отцепляет одно из пяти других щупалец, все еще цепляющихся за тело Юты. Это выходит немного неуклюже, особенно когда Юта так агрессивно скачет на нем, поэтому Марк сам хватает щупальце и направляет так, чтобы присоска обхватила кончик головки члена Юты. И затем оно присасывается.       Юта кричит так громко, что даже щупальца в его горле не могут его заглушить. Его скачки становятся неровными, диковатыми и неуклюжими, так как Марк дрочит ему и использует обе его дырочки слишком хорошо.       Теперь Юта вообще не может двигаться. Он весь дрожит, ноги трясутся так сильно, что он едва может приподнять себя, поэтому он жалобно скулит, пытаясь осознать, насколько он заполнен. Это так, так горячо, наблюдать как парень, который меньше часа назад угрожал ему ножом, сейчас совершенно беспомощен, когда Марк доводит его до предела. Как и вообще все что с ним связано: когда Юта кончает, это ощущается странно.       Он не мог предупредить, пока его рот был забит щупальцами, поэтому Марк даже не понимает, что случилось, пока не чувствует пульсацию в присоске, и Юта весь поджимается. Когда Марк ослабляет давление присоски на головку Юты, по всей его длине начинают стекать капли спермы вперемешку со слизью из щупалец. Сперма успевает еще раз выплеснуться из члена Юты, капая на смесь жидкостей, уже скопившуюся в пупке Марка. Юта падает на его грудь, все еще дрожа, щупальца все еще щекочут его язык. Когда дыхание Юты становится более ровным, Марк ставит ступни на пол и поднимает бедра. Это немного затруднительно, поскольку его штаны все еще болтаются на щиколотках, но Марк знает, что это не займет у него слишком много времени. Всего несколько толчков в теплую глубину Юты, всего несколько плаксивых стонов его чувственного голоса, и Марк изливается. Он покрывает внутренности Юты спермой, тоже слизкой, хоть и совершенно другой, впиваясь ногтями в ягодицы Юты. (Часть его надеется, что это оставит следы.)       Он все еще чувствует оргазм, когда внезапно глаза Юты распахиваются. Даже сквозь послеоргазменную дымку Марк быстро выводит свои отростки из горла Юты, когда итамаэ начинает кашлять. Юта открывает рот: Подозрительная жидкость, более густая и мутная, чем любая другая, капает между опухшими губами Юты и щупальцем, из которого она появилась. Они молча наблюдают, как она стекает на грудь Марка.       Когда он, наконец, Юта нарушает тишину, он звучит очень хриплым. — Твое щупальце только что… — Он прочищает горло, но это не избавляет его ни от хрипоты, ни от шока. — Твое щупальце только что кончило мне в горло?       Марк не ожидал, что это предложение прозвучит так возбуждающе. Он выпустил ошеломленное «да», прежде чем вспомнил, что ему должно быть стыдно за это. — Будь проклят трезубец Посейдона…- Он закрывает лицо руками. — Это не то, что ты думаешь! Это просто… — Посейдон…? — …только один кончает, а не все они. Я должен был спросить. О, мой повелитель Нептун. Мне так жаль, я даже не подумал об этом? Потому что, типа, я никогда их не использую? Вот так? Так что я… Юта прерывает его. — Твое щупальце, — его глаза широко открыты и серьезны, — кончило мне в горло. — Да. Блять. — Нож все еще не так далеко. Марк задается вопросом, умрет ли он вот так. — Мне так жаль, клянусь Бермудским треугольником, я честно совсем забыл, я правда не хотел, я… Юта затыкает его: — Осьминоги могут кончать? — Эм… — Марк кривится. — Ну, да, я имею в виду… как, по-твоему, мы размножаемся? Марк не ожидал, что во время блаженства после оргазма ему придется читать лекцию своему неожиданному партнеру по сексу. Несмотря на все непристойные липкие жидкости, покрывающие его кожу, Марк все еще находит силы покраснеть. — Но это только один из них. Не все. (Как будто это улучшает ситуацию.) Прости, я серьезно не хотел…       Юта без предупреждения нагибается и слизывает мутный сгусток с груди Марка. Тот вскрикивает, но в то же время не может отвести взгляд. Он смотрит, как Юта делает задумчивую паузу и облизывает губы. Он замирает, когда Юта смотрит на него сверху вниз и тянет хрипло: — Сла-а-адко. Марк не знает, как реагировать. Его щеки становятся еще краснее. — Знаешь… — Шеф-повар выводит узоры на влажной груди Марка, совершенно не обращая внимания на уже мягкий член Марка, который все еще в нем. — Я уверен, что люди готовы платить тысячи, чтобы попробовать сперму черной мамбы. Марку приходится мысленно повторить фразу несколько раз. — …Что? — Я имею в виду, — пожимает плечами Юта, — Они платят миллионы за настоящее мясо. Он ласково поглаживает щупальце и недовольно морщится, когда оно отдергивается. — Так что если ты не собираешься позволять мне съесть тебя… — Я не собираюсь кончать на твои суши! — Марк никогда не думал, что когда-нибудь в жизни произнесет эту фразу. Его озадачило, что такая фраза вообще может прозвучать в контексте. Губы Юты растянулись в зловещей ухмылке. — Хочешь поспорить? — Нет. — Марк морщится. Он садится, как вдруг его осеняет. — Подожди, а какое еще дерьмо ты добавляешь в суши? Юта имеет наглость начать хихикать. Марк пихает его. — Ты отвратителен. — Спасибо. — Юта ухмыляется и крутит задницей, внутри которой все еще находится мягкий член Марка. Чертовски непристойно. — Слезь с меня! Шеф-повар сладко улыбается и мягко тычет его в нос. — Заставь меня. Вызов заманчив. Он представляет себе Юту под собой, стонущего и извивающегося, полностью в его власти… Марк прикусывает язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь лишнее. — Нет. Я устал. — Ты ленивый, — хмыкает Юта. Тем не менее, он слезает с колен Марка. Они оба замирают, глядя, как смесь спермы и слизи вытекает из его дырки. — Воу, — вздыхает Юта. — В хентае не показывается все достоверно. — Хент… — Марк нахмуривает брови. — Что? Юта просто отмахивается от него. — Вставай. Ты испачкал мой пол.       Это не самая большая их проблема, думает Марк, но пытается встать на ноги. К его ужасу, к уже испачканной соей задней части его штанов, теперь прибавляется и передняя часть, вся мокрая от слизи щупалец. — Эм, у тебя есть…? — Фартук. — Не глядя, Юта тычет большим пальцем через плечо. — Кухня, по левой стене, как только войдешь. — Оу, — его удивляет, что Юта вообще помогает. — Спасибо. — Подожди. — Шеф-повар останавливает его. Марк слышит, как тот застегивают свои брюки. — Если ты здесь приберешься, — он поворачивается и показывает на беспорядок, который они устроили, — тогда я, возможно, передумаю выписывать тебе счет. — С-счет… — Марк заикается. — Ты собираешься выписать мне счет?! Юта смотрит на него прищуренными глазами, с трудом сдерживая озорную улыбку. — Забыл? Ты все еще клиент. И ты еще не заплатил. Челюсть Марка отвисает в который раз за этот день. — Ты шутишь? Юта пожимает плечами. — Знаешь ли, не сможешь держать бизнес на плаву, если начнешь предлагать бесплатные услуги. Он пытается сохранить строгое лицо, но Марк четко видит, что он наслаждается этим всем. — Если только… — Он прислонился спиной к стойке, его рубашка застегнута только наполовину. — Если только ты сможешь найти способ убедить меня. Марк одновременно обескуражен и поражен. — Ты злюка, — только и может выдавить он. — Ага. — Юта моет руки. Не оглядываясь, он невозмутимо бросает, — я свободен во вторник после семи.       Он так и безучастно повернут к нему спиной, но Марк замечает, что Юта закрывает кран, чтобы услышать ответ Марка. Марк качает головой. Он озадачен этим человеком, который в один момент может трахаться с ним до беспамятства, а в другой — угрожать ему. — Ты просто невозможен. — Это не комплимент. — Спасибо. — Юта все равно воспринимает это как комплимент. К тому времени, как Марк находит фартук, его щупальца почти полностью втянулись. Когда он выходит, Юта занят протиранием прилавка. Марк неловко проходит мимо, готовый к внезапной атаке.       Счет все еще не оплачен, когда он уже на половине к выходу. И когда раздается голос Юты, он застывает. — Итак. — Голос звучит громко и четко, несмотря на его попытку непринужденности.— Увидимся на следующей неделе, а? Марк остановился, но не поворачивается. — Я получу скидку? — О нет, возможно, это было не очень умно. Он проклинает себя, потому что они едва знакомы, и уж точно недостаточно хорошо, чтобы понять, поймет ли Юта его шутку или он из тех людей, которые не упускают возможности продемонстрировать свои навыки владения ножом. Но, к его удивлению (и смертельному облегчению), Юта смеется. — Мне нравятся парни, которые понимают бизнес. — Он наклоняется через прилавок с озорной улыбкой и подмигивает. — Ладно, договорились. Теперь Марк действительно оборачивается. Его рот беспомощно открывается, потому что он не думал, что Юта так легко сдастся. — Оу. Хорошо. — Или, может быть, Юта просто потрясающий человек. Он берется за ручку двери и убегает, прежде чем Юта успевает придумать еще какие-нибудь идеи.       По дороге домой Марк позволяет себе представить кое-что. Кое-что, что он обычно подавляет в себе или стыдится (или и то, и другое). Он закрывает глаза и представляет Юту под собой. Голый, тяжело дышащий, бессильный… возможно, с щупальцем или двумя сразу, скользящим между его губ… Он решает, что ему нравится этот образ.