Панацея

На плантации господина Гарднера был полдень – самый разгар работы. Нещадно палило и жгло яркое солнце. Тёплый ветер, невероятно слабый и тонкий, пролетал, бывало, по округе, но тут же снова затихал, как будто дразня рабов, которые то и дело облизывали высохшие губы и вытирали ладонями пот со лба. Эмили стояла со своей служанкой неподалёку от плантации, где шла работа. Даже уже её отцу, сухому и жилистому человеку всегда в дорогом и вычищенном костюме, волнующемуся только о деньгах и ходе своих дел, стало казаться странным, что она так часто сюда приходит. Никто, кроме смотрителей за рабами, не осмеливался стоять под палящим солнцем. Неподалёку в большом шатре, где было много еды и напитков, проводили свой долгий и скучно тянущийся день начальники, надзиратели, деловые партнёры господина Гарднера и прочие, прочие люди. Эмили и её служанка иногда заглядывали в шатёр, чтобы посидеть там хоть пару десятков минут, когда уже девушкам казалось, что они сейчас упадут в обморок, когда темнело в глазах и хотелось пить. Соломенная шляпка Эмили плохо защищала её голову от солнца. Ведь у молодой, всегда жившей в комфорте аристократки не было выдержки рабов, которые годами жарились под этим солнцем. Кожа их уже огрубела и стала невосприимчивой ни к чему, и солнечный удар в их рядах был редким гостем. Вот и сейчас Эмили, чувствуя, что едва стоит на ногах, решила вернуться в шатёр. Там сегодня было больше людей, чем обычно. Помимо всегда бывшей женской прислуги, были сегодня и две обеспеченные дамы: миссис Роджерс, вдова, женщина, лет тридцати пяти, и её дочь, мисс Дебби, отличавшаяся на публике своим кротким нравом, а с глазу на глаз же большой болтливостью. Миссис Роджерс была здесь главным образом из-за мистера Нельсона, который являлся деловым партнёром отца Эмили. Он любил посмотреть, как продвигается сама работа, а миссис Роджерс любила его деньги, и потому сейчас приехала за ним на плантацию. Она старалась улучить всякий момент, чтобы оторвать джентльменов от делового разговора и перейти к персоне мистера Нельсона или её собственной. Её попытки были дружелюбно высмеиваемы, чего она, по глупости своей, совершенно не замечала. Дочь её сидела рядом с кротким видом, её бледное вытянутое лицо всегда было скромно опущено вниз, но при ближайшем рассмотрении становилось более чем понятно, что мисс Дебби уже претит здесь находиться, и дома она устроит обширное комментирование сегодняшнего дня и своих ощущений, так что стены задрожат. Но сейчас не знающий её человек вряд ли мог об этом догадаться. Однако Эмили знала её достаточно. Чуть только Эмили вошла, как миссис Роджерс обратила на неё свой взор и тут же принялась говорить. Она была довольна приходу Эмили, и последняя могла заключить, что миссис Роджерс долго не удавалось вступить в разговор мужчин, а сама Эмили послужила хорошим предлогом. - Милочка моя, посмотрите на себя. Да вы же не стоите на ногах! Право, вам нужно поехать домой. Как вы думаете, мистер Нельсон? – с улыбкой обратилась она к объекту своего пристального внимания. - Молодая особа жаждет приключений, так зачем же лишать её удовольствия? – усмехнулся он в усы. Эмили с трудом скрыла своё смущение. Когда мистер Нельсон говорил вот так вот, она начинала бояться, что все знают о её тайне. В такие моменты она совсем забывала о том, что у мистера Нельсона была такая манера говорить, а сам он с трудом замечал происходящее даже у своего собственного носа. Вроде бы он и глядел на собеседника и отвечал ему, но всё-таки глаза его оставались безучастными. Как будто он и тут успевал думать о чём-то своём. - Какое странное замечание с вашей стороны! – усмехнулась миссис Роджерс. – Приключение только тогда приключение, когда оно полно новых ощущений. А наша дорогая Эмили проводит здесь целые дни. Вашему отцу следовало бы обращать на вас больше внимания, леди, - с многозначительным кивком сказала она. - Мой отец обращает внимание только на то, что ему не претит, а не претят ему только деньги и выгода. Если он начнёт проявлять заботу, она будет настолько ненатуральна, что это начнёт претить мне, - ответила Эмили. - И всё же, мисс, вам стоит попытаться… - начала было миссис Роджерс. - Не стоит и пытаться, миссис Роджерс. Она упряма, а он ещё больше, чем она, - ответил мистер Нельсон. - И как вы полагаете, это хорошее качество для леди? – спросила его заинтересованно миссис Роджерс, в надежде перевести разговор на себя. - Я полагаю, что это может сыграть Эмили очень разную службу в зависимости от ситуации, в которую она попадёт, - с кивком ответил он. Миссис Рождерс, жутко расстроенная, что мистер Нельсон упустил её намёк, принялась рьяно возражать, говоря о ценности воспитания. Эмили выпила воды, оправилась и уже было хотела тихонько и незаметно выйти из шатра, шепнув своей служанке, что им пора, как была остановлена вопросом мисс Дебби. Та давно наблюдала за ней и, кажется, даже начала кое-о-чём догадываться. От скуки и желчности, которая заполняла всё существо мисс Дебби, ей очень хотелось досадить Эмили. Дебби завидовала Эмили во всём. Эмили была красива, её отец был богат. Она вольно обращалась с мужчинами, и они как будто даже ничуть не волновали её. А Дебби вынуждена была проводить свои дни с дурочкой-матерью, которая пыталась соблазнить всякого богача в возрасте, которого встретит, да не слишком успешно. У Дебби со сватовством никак не ладилось. Чуть только ей выпадал шанс познакомиться поближе с возможным объектом сватовства, как она будто бы проглатывала язык. Зато дома к ней возвращалась вся её ирония, находчивость и остроты, впрочем, тогда они уже были бесполезны. Денег у её матери не было, и она знала, что ей придётся надеяться только на себя саму и своё обаяние. А самой себе она играла не самую лучшую службу. Ей казалось, что у Эмили было всё, и больше всего её злило, что та никак не хочет этим воспользоваться и полностью игнорирует свою удачу. К тому же Дебби была смекалиста и давно заметила, что Эмили что-то скрывает. Как только Эмили собралась выйти, воспользовавшись тем, что все отвлеклись на миссис Роджерс, Дебби не упустила возможность её остановить: - Эмили, милая, куда вы? Неужели опять выстаивать под этим солнцем? Прошу вас, право, это уже никуда не годится. И не жаль вам себя? Вы себя не любите? Так останьтесь хотя бы ради меня, потому что я не могу уже спокойно выносить это. Разговор, затеянный миссис Роджерс, тут же прервался, и все посмотрели на Эмили. Дебби глядела с особым сочувствием, но Эмили прекрасно знала все её уловки. Она неловко улыбнулась, поправляя шляпку. Служанка Эмили в растерянности смотрела на госпожу. - Милая Дебби…я не могу остаться. - Отчего так? – продолжала Дебби. - Да, Эмили, в чём дело? Ты нас уже начинаешь пугать. Твоему отцу не мешало бы знать о твоём поведении. Право, тут даже он бы обеспокоился! К тому же мы сейчас едем. Буквально через полчаса. Скажите ей хоть вы, мистер Нельсон! – встряла миссис Роджерс. - Мисс…ваш отец уже говорил со мной, он намерен всерьёз поговорить и с вами. Так что оставайтесь и готовьтесь к отъезду, скажу я вам, - серьёзно заметил мистер Нельсон, однако с вечным отсутствующим выражением в глазах. - Я только выйду подышать…недолго, - щёки Эмили запылали. Нет, так дальше продолжаться просто не могло. Всё рушилось, рушилось, как карточный домик, а оно изначально стояло на самой зыбкой почве, которую только можно себе вообразить. Вдобавок ко всему Эмили сама от себя скрывала, как безнадёжно её положение, откладывала все размышления на потом. Оправдывала себя тем, что всё произошедшее - неизбежность и ничего нельзя сделать, кроме как смириться. По ночам она иногда просыпалась от кошмаров: ужас охватывал её и теснил ей грудь, она горько рыдала, представляя, что сделает её отец, когда узнает. Но утром её намерения вновь возвращались, возвращалась и твёрдость, и решительность, а ночные кошмары оставались позади. Однако в глубине души Эмили была уверена – кошмары станут реальностью. И как всё обернётся, одному Богу известно. - Но вы проводите там целый день, мисс Гарднер. Солнце вредно для девушки, - строго заметила миссис Роджерс. - Миссис Роджерс, девушка испытывает жалость к…работникам, пусть идёт. К назначенному часу она поедет с нами, я вас уверяю. Впечатлительная ранимая женская душа всегда откликается на подобные вещи, - лениво заметил мистер Нельсон. У Эмили камень упал с души. Она была сейчас очень благодарна мистеру Нельсону за его предположение, хотя обычно и недолюбливала этого человека за ту же непреодолимую жажду к деньгам и выгоде, доходящую до всевозможных крайностей. Отличало его от отца Эмили только то, что мистер Нельсон не выражал эту жажду каждую минуту. - Помилуйте! Это что же такое…да это же дурной тон! Как можно жалеть их, Эмили, они же не люди вовсе. Они родились рабами. Они же…с вашего позволения…скот! – визгливым голосом заметила миссис Роджерс. И тут Эмили вспыхнула, не в силах сдержать нанесённой обиды. Позабыв про всякую осторожность, она воскликнула: - В таком случае, миссис Роджерс, вам следует следить за тем, что вы говорите, потому что они – такие же люди, как и я с вами! Идём, Дороти, - обратилась она к бледной от испуга служанке, и они обе вышли из шатра. - Позвольте, мистер Нельсон, это что же сейчас было? Это что же, это же оскорбление! – слышала Эмили визгливый голос миссис Роджерс из шатра. Эмили тяжело дышала, лицо её всё покраснело. Дороти, её служанка, с растерянным видом стояла рядом, глядя на госпожу. Эмили с трудом пыталась успокоиться и привести себя в порядок, мысленно уговаривая себя, что иначе ситуация может стать и того хуже. Миссис Роджерс продолжала что-то кричать в шатре, ей тихо отвечал мистер Нельсон, кажется, пару раз встряла и Дебби, и вроде бы упомянули имя отца Эмили. Почва уходила у Эмили из-под ног. Ей захотелось вырваться отсюда, вырваться и убежать куда глаза глядят от этого странного мира, где не только рабы, но и все – закованы в вечные кандалы. - Госпожа…вам лучше поехать, - набралась смелости Дороти. Она знала, какой бывала Эмили в гневе, и всегда ждала, когда та немного придёт в себя. - Я знаю, Дороти. Я поеду… Я знаю, только немного ещё посмотрю, пойдём, - пробормотала Эмили и вместе с Дороти зашагала прочь от шатра, из которого всё ещё доносились визгливые выкрики миссис Роджерс. День был в самом разгаре. Солнце палило нещадно, и небо, тянущееся бесконечным полотном, было ярко-голубым и далёким. Из-за жары даже птицы не пролетало мимо, только назойливые насекомые вились в воздухе, прибавляя рабам ещё больше страданий. Эмили снова устроилась неподалёку, стоя на ногах, хотя для неё и был принесён стул, даже со сделанным над ним навесом, но Эмили не могла усидеть на нём долго. Она искала глазами Нео, хотя и понимала, что это бессмысленно: рабов было бесчисленное множество, а необъятную плантацию было не охватить даже взглядом. Но Эмили обещала ему, что будет здесь, и он знал это. И Эмили всеми силами души надеялась, что ему от этого легче. Поблизости от себя она видела одного из смотрителей за рабами – Лузалу, высокого коренастого негра, который сумел добыть себе лучшей доли, чем работать на плантации – подстёгивать таких же, как он сам. Впрочем, трудно было представить, чтобы он когда-то хоть сколько-нибудь был таким же, как они. Да, и он был невольник, но на работающих он глядел спокойным и холодным взглядом всегдашнего господина. Даже у Эмили от этого взгляда кровь стыла в жилах. Эмили знала, что Лузала никогда никого не щадил и даже давал рабам порцию кнута чаще, чем нужно. И потому Эмили с замиранием сердца следила за ним, хотя и знала, что в сущности ничего не может сделать. Эмили разрешала Дороти сидеть на стуле. И не смотря на отказы последней вначале, та вскоре согласилась, однако не сводя с госпожи внимательного взгляда. Дороти знала тайну Эмили и помогала ей во всём. Эмили не могла в ней усомниться. Отец её не обращал внимания на столь мелких сошек и мог взять её под подозрение только в самой отчаянной ситуации. От Дороти не ускользнуло то, что Эмили, не отрываясь, следит за Лузалой. Она отчаянно надеялась, чтобы госпожа не совершила какую-нибудь глупость. Но не случись этого, не Эмили была бы её госпожой. Вдруг Эмили заметила, как Лузала два раза изо всей силы полоснул кнутом почти пожилую рабыню, которая, вся истекая потом, с силой сжала зубы. Глаза её расширились и увлажнились, и она ещё шибче принялась работать. Не помня себя от гнева и сострадания, от одной мысли, что так же бьют её любимого, Эмили быстро зашагала по направлению к Лузале, вскрикивая: - Как вам не стыдно бить работников не за дело?! Пока я наблюдала, я не заметила и тени того, чтобы она отлынивала. Почему в вас нет ни совести, ни сострадания? Это человеческая плоть, ей свойственна боль! Так она должна быть полностью заслуженной. Дороти, не растерявшись ни на минуту, тут же подбежала к Эмили, стараясь увести её. Рабы отвлеклись от работы. Присутствие Эмили и без того безмерно ободряло их, а её заступничество сулило не только короткий перерыв, но и слабую надежду, что хотя бы пока она здесь, их будут бить меньше. Рабы знали, что стоило Эмили уехать, как Лузала начинал бить их от злости вдвое сильнее обычного. Но раб живёт только настоящей минутой и никогда не думает о последствиях. Лузала глянул на Эмили равнодушнее, чем обычно, и пробасил: - Мисс Гарднер, с вашего позволения, это моя работа. Вам бы здесь лучше вовсе не быть. Щёки Эмили ещё больше вспыхнули, губы задрожали. Дороти, всерьёз испугавшись того, что может произойти, глянула в сторону шатра и к своему великому облегчению увидела выходящих оттуда мистера Нельсона, миссис и мисс Роджерс и прочих, кто тоже собрался уезжать. - И вы находите, что это оправдание? – вскричала Эмили. - Мисс, остальные собрались ехать, - быстро шепнула Дороти ей в ухо. - Прошу вас, не делайте глупостей, не препятствуйте себе. Вы и так выглядите подозрительно, а что будет, если возникнет препятствие для вашей встречи? Помилуйте, мисс! Подумайте о себе и о Нео. Эмили как будто отрезвилась. В висках у неё всё ещё стучало, в глазах мутилось, но она всё прекрасно понимала и потому отступила от Лузалы, который уже отвечал на выпад Эмили: - Моя работа – есть работа. Если я её не выполню, вот тогда и буду искать оправдания. А сейчас, мисс Гарднер, извините. - Эмили, милая, поехали! – послышался вдали голос миссис Роджерс. - Вы слышите? Зовут, идёмте, - шепнула Дороти. - Да, - едва вымолвила Эмили, одарила Лузалу напоследок грозным взглядом и направилась, поддерживаемая за руку Дороти, к шатру. - Вам стоит извиниться над миссис Роджерс, госпожа. Так будет лучше, а иначе ваш отец может узнать о сегодняшнем происшествии. Ему не стоит слышать о ваших поступках так часто, - тихо говорила она. - Ты права, Дороти. Ты – моя мудрость. Прости мне, милая, мою вспыльчивость, - слабо улыбнулась ей Эмили. Они дошли до шатра. Эмили тут же извинилась перед миссис Роджерс в самых изысканных выражениях. Она всячески подтверждала то, что всё это лишь из сострадания, хотя бы тем, что только что не выдержала и напустилась на Лузалу. Миссис Роджерс, растроганная извинением, дала Эмили пару советов на счёт того, где уместно сострадание, и все поехали назад, в усадьбу. Эмили всю дорогу была задумчива: ей был не интересен общий разговор. Дебби, однако, не сводила с неё пристального взгляда, что по временам злило и беспокоило Эмили. Но она не могла ничего с этим поделать, только контролировать змею-Дебби, как бы она не узнала больше, чтобы не навредить. До усадьбы отца Эмили, где все и гостили, было ехать чуть больше получаса. Отец Эмили был уже старым, но всё ещё не полностью седым человеком, сухим и высоким, похожим на скелета. Он был ужасно богат и являлся одним из тех первопроходцев, которые строили свой бизнес из ничего в Новом свете. После смерти матери Эмили, которая не пережила родов, он так и не женился после. Но Эмили с трудом думалось, что это из-за большой любви к покойной матери. Она вообще сомневалась, что отец был в состоянии кого-либо любить. С детства Эмили была предоставлена исключительно сама себе. Няня, нанятые учителя да служанки не могли справиться с её нравом. Эмили всегда была смела, чуточку опрометчива, но не глупа. Жизнь без матери многому научила её, но так же и лишила многого. Ведь как тяжко бывает для девочки не иметь мать – верного друга и советчика, самого лучшего помощника во всех женских делах. Но зато Эмили научилась самостоятельности. С самого детства она незаметно проникала во все дела отца, отправлялась вместе с ним во все поездки, в какие только можно было. Многие в окружении отца были удивлены таким рвением Эмили к его делам и путешествиям, но не он сам. Он либо просто-напросто не замечал Эмили, либо не хотел замечать. Он не видел в рвении Эмили ничего опасного, нет, опасного не для неё - дочь мало волновала этого сухого и хладнокровного человека – а для себя. Но всё обернулось так, как никто не ожидал – ни сама Эмили, ни уж точно её отец, который, на счастье Эмили, не знал всей правды, но если узнал бы, то непременно жестоко наказал бы дочь, так как не спустил бы такой позор для себя. В усадьбу, неподалёку от плантаций, они приехали несколько месяцев назад. Эмили до тех пор ещё не бывала в Америке и потому проявила живой интерес поехать сюда. Сначала ей всё казалось новым: и люди, и ландшафты, и будто сам воздух и весь мир казался каким-то новым, непонятным, чужим, но вместе с тем манящим. И пока он притягивал её, Эмили не вдавалась в мелкие дела отца на плантациях, на которые он, бывало, ездил, но редко. Но как только девушке стало скучно в усадьбе, она попросилась на плантации с отцом. Тот не выразил возражения и отнёсся к этому, как всегда, беспристрастно. Сначала Эмили до ужаса поразила жизнь рабов, по ночам она плакала от горя и несправедливости, от своей неспособности что-либо изменить. И чем больше она бывала на плантациях, тем меньше она могла быть безучастной. Сам отец бывал там редко, но туда день-другой всегда ездил кто-нибудь ещё, и Эмили не упускала шанса поехать тоже. В один из особо знойных дней Эмили и остальные, приехавшие на плантацию, сидя в тени под навесом, ожидали, пока несколько выбранных рабов поставят другой, большего размера шатёр, чем прежний. И вот тогда-то Эмили впервые увидела Нео. Он был худым и ловким парнишкой, примерно её возраста. В его молодом теле всё ещё ощущалась та мальчишеская, почти женская грация. Его густые и курчавые тёмные волосы доходили ему до плеч, а его африканское лицо с широкими скулами и узким подбородком было красиво, и особенно тёплыми тёмно-коричневыми глазами, в которых блестел какой-то неуловимый огонёк. Пока рабы устанавливали шатёр, Эмили не сводила взгляд с Нео. После она ещё долго думала о нём; о том, какова жизнь раба: о чём он думает, чем он живёт, что вызывает этот блеск в его глазах. После - Эмили была уверена - она уже не увидит этого паренька, но не переставала думать о нём и о его судьбе. Каждый раз в её голове вставал образ худого африканского парнишки, сильного и живого, обречённого погибнуть медленной рабской смертью, иссохнуть, превратиться в невосприимчивый камень – ходячую мозоль, вместо тела, и с мозолью вместо души. От этого ей становилось так горько, что теснило в груди от несправедливости. Кроме преданной служанки Дороти, у Эмили не было друга, чтобы тому высказаться. Даже Дороти иногда Эмили не могла поведать свою сердечную боль. Та временами так накипала в ней, что Эмили не могла сдержать бурных чувств и слёз и стыдилась выказать эти эмоции даже Дороти. По вечерам перед сном она любила сидеть в саду в беседке вместе со старым псом, который неизвестно сколько уже жил в усадьбе. Эмили разговаривала с ним, когда ей было особенно плохо, засиживаясь в саду до темноты, пока обеспокоенная Дороти не прибегала, чтобы убедить госпожу идти в постель. Пёс смотрел на Эмили большими грустными глазами, и ей казалось в такие минуты, что он всё-всё чувствует и понимает, лучше даже, чем иной человек. В один из таких дней, когда Эмили коротала свой вечер в беседке со своим верным другом и слушателем, она услышала странный звук за забором усадьбы, как будто кто-то свалился с дерева на землю, и глухой вскрик. Сначала Эмили вздрогнула, испугалась и долго прислушивалась, а потом осторожно воззвала в темноту: - Там кто-нибудь есть? – дрожащим голосом спросила она. Как тут Эмили услышала глухой звук, как будто кто-то спрыгнул на землю, и быстрые удаляющиеся шаги. Эмили, распираемая любопытством, быстро подскочила и засеменила, подобрав подол платья, к забору. В спешке Эмили порезала руку, но она не заметила этого. Прислонившись к забору, она заглянула в щель между досками: мельком она увидела, как за деревьями скрылась быстрая человеческая фигура, бедно одетая и худая. Судя по всему, это был мужчина, но ещё очень молодой, почти мальчик, вероятно, кто-то из коренного населения…а может, даже раб? Эмили вдруг пришло в голову, что это тот самый паренёк, который устанавливал с другими рабами шатёр, но она тут же уверила себя, что этого быть не может. Однако любопытство не покидало её. Кажется, этот человек срывал с дерева фрукты. Эмили присмотрелась к дереву в темноте – это была яблоня. Задумчивая, она отправилась обратно в усадьбу, решив никому не рассказывать о том, что видела, даже Дороти. Однако скоро Эмили не удержалась и на следующий же день всё поведала служанке. Дороти была удивлена, как это рабу не страшно было проникнуть на такое близкое расстояние к усадьбе, ведь за это его ждёт самое худшее наказание. Услышав такие слова, Эмили разозлилась; сама не зная отчего, она огрызнулась на Дороти, напомнив, что он не перелез через забор, а брал яблоки с дерева, которое росло за периметром усадьбы. На следующий день Эмили не могла ни о чём другом думать, кроме ночного гостя. Но узнать, кто он такой, не было никакой возможности. Однако Эмили не отчаивалась - она велела Дороти принести её лучших яблок с кухни и отправилась вечером в сад, прихватив Дороти с собой. Эмили не была уверена, что незнакомец снова появится. И действительно: время уже давно перевалило за час прошлого появления незнакомца, но он так и не показался. Но Эмили не сдалась. Она приходила каждый вечер в сад и всегда брала с собой яблоки. И как Дороти не уговаривала госпожу, всё оказалось бесполезным. Эмили была настойчива. Ей непременно хотелось видеть этого человека ещё раз. Почти всё время вечерами они сидели молча: Эмили боялась пропустить хотя бы малейший шорох. И наконец, в один из вечеров ожидание Эмили было вознаграждено сполна. Они сидели тихо, вздыхая по временам; Эмили гладила своего верного друга-пса, Дороти скучала. Как тут Эмили уловила едва заметный шорох. - Ты слышала это, Дороти? – спросила она. - Ветер, госпожа, - бесстрастно ответила служанка. - Нет, нет, это не ветер! – с энтузиазмом шепнула Эмили. – Т-щ-щ, не спугни его. Эмили шустро поднялась и пошла к забору – туда, где, по её мнению, слышался звук. Сердце её бешено стучало, кровь ударила ей в лицо. Изумлённая Дороти всё ещё не смела сдвинуться с места. - Эй! - позвала Эмили. Как тут она услышала глухой звук, как будто кто-то спрыгнул с дерева. – Нет, нет, не убегай, прошу тебя, не убегай! – воскликнула она. – Я не сделаю тебе вреда, прошу тебя. Как тебя зовут? - Нео, моя госпожа, - послышался после некоторой тишины слабый молодой голос из-за забора. - Послушай, Нео…ты работаешь здесь, на плантации? Это ты тогда ставил шатёр недавно с тремя другими рабами?– спросила Эмили. Дороти, наконец, опомнилась и медленно подошла к забору рядом с Эмили, лицо её вытянулось от изумления. - Я не бежать, госпожа. Вы лучше наказать меня, - промямлил он. - Я не буду тебя наказывать, нет. Только ответь на мой вопрос. - Я раб, госпожа. Я помогать ставить тот шатёр. - А зачем ты собираешь яблоки именно здесь? Разве это не опасно? Как ты вообще прошёл сюда? – удивлялась Эмили. - Я тихий, госпожа, и быстрый. Мой дед просить именно эти яблоки, он считать их лучше и не хотеть никакие другие. Мой дед быть злой, если я их не принести, и побить меня. Он уже быть долго злой оттого, что я долго их не приносить. - Ты испугался меня тогда? – спросила Эмили. - Я убежать, госпожа, я испугаться. - Послушай, Нео, возьми яблоки, которые я принесла, - сказала Эмили, шепча Дороти, чтобы та принесла яблоки, оставшиеся в беседке. Дороти неуверенно отправилась за яблоками. - Я не брать ваши яблоки…я не сметь, - пробормотал он. - Почему? Я очень тебя прошу, возьми их, пожалуйста. - Вы так странно просить меня об этом. Я бы взять, но я не мочь. Вы иметь слишком хорошие яблоки, я таких не мочь принести. Эмили всплеснула руками, кусая губу от нетерпения. - А если я принесу тебе яблоки похуже завтра? Приходи сюда завтра, непременно приходи. Я хочу с тобой поговорить. Дороти вернулась с яблоками, с недовольством глядя на госпожу: она, видимо, слышала конец фразы. Но Эмили раздражённо махнула рукой и шепнула, что яблоки ей уже не нужны. - Вы меня лучше наказать…я не должен быть здесь. - Нет. Я не буду тебя наказывать, приходи, слышишь? Обязательно. - Как вы просить, госпожа, так я и сделать. - Называй меня Эмили, хорошо? – попросила она. - И приходи завтра сюда в тот же час. - Я прийти, госпожа Эмили. - Хорошо… - улыбнулась Эмили. – Хорошо. Дороти очень не нравилось это решение Эмили, но она никак не могла повлиять на госпожу. Весь следующий день Эмили была, как в лихорадке, деятельна и весела. Она с нетерпением ждала вечера. Дороти же, напротив, ходила вся поникшая, предчувствуя недоброе. Наконец, вечер настал. Эмили отправилась в сад на час раньше назначенного времени и всё ждала в волнении появления Нео, то и дело подходя к забору и возвращаясь к беседке. Вскоре он пришёл, и радости Эмили не было предела. Она передала ему через забор яблоки, но Нео взял только три, сказав, что больше он деду не носит, и то носит гораздо-гораздо реже. Эмили с досадой убеждала его взять больше хотя бы для себя, но Нео стоял на своём. Они долго говорили, и потом Эмили просила Нео приходить каждый вечер. Эмили расспрашивала его о жизни раба, ужасаясь всему горю, которое он испытывает, и ещё больше ужасаясь его будничному тону, с которым он обо всём это рассказывал. Кое-что она рассказывала и про себя, однако, коротко и будто стыдясь того, что у неё всё есть и она живёт в достатке. Временами она заглядывала в щёлку между досками, но из-за вечерних сумерек не могла разглядеть черт Нео. И в один день она решилась попросить Нео о том, чтобы они увиделись. На эту идею Дороти отреагировала резко отрицательно, но Эмили стояла на своём. Нео отчаянно противился, но не мог отказать госпоже. Следующим вечером Эмили договорилась с Нео, что она пустит его через заднюю калитку, и они увидятся в тихой, скрытой густо посаженными деревьями беседке, в самом конце сада. Перед встречей Эмили ужасно волновалась. Весь день ей не сиделось на месте. Дороти была обеспокоеннее обычного. Но вот час настал. Эмили прошла в дальний конец сада и подошла к калитке. Она ждала, когда Нео покажется. Скоро она увидела тёмную в сумерках фигуру, которая неуклюже жалась между деревьев. - Нео? Иди сюда! – позвала Эмили, отворяя калитку. Неуверенно, сутулясь и стыдясь, раб шагнул к калитке и вошёл в сад, опустив глаза и не решаясь смотреть на Эмили. Она подозвала его к беседке и велела ему садиться. Дороти была тут же, ужасно недовольная. Нео продолжал смотреть в пол. Он был одет в штаны и рубашку из грубой ткани. Рубашка эта была велика ему и сползла с его плеч, обнажая их. Эмили любовалась его тёмной кожей, фигурой с грацией пантеры. Такой фигуры не бывает у белых – думала она. - Ты хочешь есть, Нео? – спросила Эмили. – Я принесла тебе поесть, смотри. Эмили подала ему блюдо. Дрожащими руками, всё ещё смотря в пол, Нео неуверенно взял блюдо и пробормотал: - Я никогда не есть это, госпожа…я не сметь есть это, госпожа. - Почему? – с досадой спросила Эмили, но тут же воскликнула. - Хорошо! Дороти, принеси, пожалуйста, что-нибудь другое, попроще, что ты найдёшь на кухне, - распорядилась Эмили. Хмурая Дороти отправилась выполнять указание. - Почему ты не смотришь на меня, Нео? – спросила Эмили. – Я хочу видеть твоё лицо. Встань, пожалуйста. Нео встал, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, по-прежнему смотря в землю. Эмили встала тоже шагнула к нему и приподняла его лицо рукой за подбородок. В сумрачном таинственном свете обрамлённое волосами до плеч смуглое лицо раба казалось Эмили невероятно красивым. Она с восхищением рассматривала его черты, сердце её щемило какой-то непонятной и сладкой тоской. Нео от испуга почти не дышал. - Ты красивый, Нео, ты знаешь? – прошептала Эмили. - Госпожа Эмили, вы смотреть на меня и говорить, что я красивый, а я этого не заслуживать, госпожа. Вы прекрасны, как бог, госпожа, а я червяк. Мне противно думать о том, что я стоять рядом с вами. - Что ты такое говоришь? Ты такой же, как и я – человек. У нас по две руки и ноги, у нас есть мозг, сердце – мы одинаковые, неужели ты не видишь, Нео? – прошептала Эмили. Сердце её вот-вот готово было выскочить из груди. Она с затуманенными мыслями приблизилась к лицу Нео и едва коснулась его губ своими, отчего раб моментально вздрогнул. Тут же Эмили устыдилась своего опрометчивого поступка. Она покраснела и отступила на шаг, но уже совсем скоро в беседке показалась Дороти, и Эмили перевела дух, снова почувствовав уверенность, однако сердце её стучало сильнее прежнего. Нео долго не соглашался есть и эту, только что принесённую Дороти еду, но Эмили убедила его. Он поел, но совсем мало, объяснив это тем, что больше ему не положено. Эмили расстроилась, но не могла ничего поделать. Она попросила прийти Нео и на следующий день. Эмили ужасно стесняло и пугало встречаться с Нео в усадьбе, ей хотелось почувствовать больше свободы. Она оделась на следующий день проще, в более удобную одежду и обувь. Дороти удивилась тому, что госпожа затевает, и Эмили сказала ей, что в этот раз она уйдёт с Нео из усадьбы, а Дороти должна будет остаться здесь и встретить её, когда она вернётся. Дороти была решительно против этой идеи, но Эмили настояла на своём, не взирая на все мольбы. Дороти начала пугать Эмили тем, что отец узнает, но Эмили, и так напуганная этим до того, что даже не могла иногда спать по ночам, приказала Дороти молчать об отце и не заговаривать о нём. По приходу Нео Эмили опять принесла ему поесть. Он съел не больше, чем вчера, но набрался-таки смелости сказать в ответ слова благодарности. Эмили объявила Нео, что в это раз они пойдут в другое место, прочь от усадьбы. Уходя, Эмили видела бледное и испуганное лицо Дороти, и засомневалась на мгновение, правильно ли она поступает, но тут же совсем скоро забыла об этом. Вдали от усадьбы ей дышалось вольнее: она могла не бояться каждую минуту, что кто-нибудь может её заметить. Они прогуливались неподалёку от усадьбы, и всё же Эмили казалось, что она свободна. Да и Нео вёл себя немного раскованнее вдали от внушительных стен богатой усадьбы. Они много разговаривали и никак не могли наговориться. Да, у Нео не было образования, которое было у Эмили, и всё же он казался ей гораздо лучше и умнее всех тех, которые целыми днями вели пустые пошлые разговоры; улыбались доброжелательно, а сами были людьми, прогнившими насквозь. А у Нео было сердце, такое сердце, какого Эмили ещё ни у кого не встречала. И сам он ценил душу превыше всего. Он говорил Эмили, что когда мир закончится, то останутся только их души, которые каждая займут своё место и будут вечно успокоены. А то, был ли он раб или господин, станет неважно, душа будет жить вечно и по качествам её будет судима. Эмили нравилось, как он говорил об этом. Сама она иногда отчаивалась в вере своей во что-то лучшее после смерти, а Нео не отчаивался: он просто твёрдо знал, что будет. И Эмили от этой твёрдости тоже уверялась в этом. Каждый вечер она возвращалась обратно в усадьбу, где её встречала каждый раз обеспокоенная Дороти. Эмили очень боялась отца, боялась и плакала по ночам, но приходил вечер, и ничто не могло удержать её в усадьбе. Время шло, и Нео стал гораздо свободнее. Он сдался уговорам Эмили – начал называть её по имени. Это было высшей наградой для девушки. Между ними не было сказано много слов о роде их отношений. Но уже скоро они сами, влекомые какой-то непонятной силой, оба стыдясь и боясь чего-то, стали ближе друг другу. При встрече, чуть только они отходили от усадьбы, Эмили крепко обнимала Нео от радости, целовала его лицо, губы. Он крепко прижимал её к себе, отвечая на жаркие безудержные поцелуи. Оба они краснели, слова застревали в горле, и в душе у них разливалось тепло. А всё в мире становилось неважно и мелочно. Потом они гуляли в роще, иногда спускались к речке и разговаривали, не в силах наговориться. В назначенный час Нео всегда уходил, и Эмили никогда его не задерживала, боясь, как бы она не стала причиной его несчастий. Эмили не замечала дней, и, однажды, в тёплую и тихую ночь она отдалась Нео со всей безудержной любовью и страстью. Она позабыла о своём положении, об отце, о том, что она ещё девушка и не замужем. Это было так мелочно и ничтожно по сравнению с любовью, которая кипела в её сердце, любовью, которая заставляла шагать в пропасть и находить в этом удовольствие. В ту ночь, найдя в роще тихий уголок, они сидели и разговаривали. Тёплый ветер щекотал Эмили щёки, Нео рассказывал ей легенду, которую некогда рассказывал ему отец, пока ещё был жив. Он сидели совсем рядом друг с другом. Как тут вдруг Нео оборвал свой рассказ и молчаливо поглядел на Эмили блестящими в темноте глазами. Сердце Эмили сильно билось, кровь стучала у неё в висках, она почувствовала мягкую слабость во всём теле. Приоткрыв губы, она слабо потянулась к Нео. Он прижал её к себе и поцеловал медленно и нежно. У Эмили кружилась голова, с губ её сорвался тихий стон, она прижалась к Нео ещё ближе. Дрожащими руками он водил по её спине, лихорадочно целуя её в губы. Вся горя, Эмили отстранилась от Нео. Томно улыбаясь ему, она сама принялась снимать с себя платье. Она разделась полностью, в мягком ночном свете Нео восхищённо, как неземное существо, рассматривал её красивое белое тело, девичью грудь, стройные ноги. Эмили стянула с него рубашку из грубого сукна, дальше он разделся сам. Они легли на траву, глядя друг другу в глаза. Нео провёл рукой по нежной девической груди Эмили и приник ней губами, нежно целуя. Эмили тихо застонала, гладя его по волосам. Вся горя, она, не в силах больше терпеть сладкого томления, разлившегося по всему её телу, прошептала: - Возьми меня, Нео…милый. Я люблю тебя. - Я тоже любить тебя, Эмили…больше всего на свете, – срывающимся голосом прошептал он, прижимая Эмили к себе сильнее. После они ещё долго обнимались, лёжа в душистой траве, вдыхая свежий аромат ночи, под звёздным куполом тёмного безграничного неба. Эмили смотрела на лицо Нео – самое прекрасное лицо, какое она когда-либо видела. Когда пришло время расстаться, они долго обнимались, как будто боясь, что больше они не смогут встретиться. Нео проводил Эмили до усадьбы. Дороти как всегда встретила её с обеспокоенным лицом. Вся переполненная любовью и нежной грустью, Эмили обняла Дороти и повлекла её в дом. Зная заранее, как та будет осуждать её, но не в силах сдержать чувств, Эмили рассказала всё - каждое мгновение этой ночи. Дороти слушала, затаив дыхание, и всё, что она смогла сказать, было только слабое: - Что-то будет, если господин, ваш отец, узнает. Эти слова снова тронули старую рану Эмили, но только теперь сильнее прежнего. Она, не в силах больше сдержать то, что накопилось у неё в сердце, горько и безудержно заплакала. Дороти крепко обняла её. После Эмили приходила на плантации так часто, как только могла. И каждый раз говорила Нео, что она приходит. На плантации она видела его всего два раза, и то мельком. Но само осознание того, что ему легче от её присутствия, заставляло Эмили проводить там так много времени. По вечерам Эмили, встречаясь с Нео, отдавала ему всю свою нежность, чтобы хоть как-то облегчить его тяжёлую участь. И чем дольше это длилось, тем больше Эмили боялась, каждую минуту, что всё сорвётся, и отец узнает. Но она не позволяла себе сдаваться. Только когда никто не видел, она давала волю слезам от страха за себя, за Нео, за их хрупкое счастье; от осознания того, через какие муки каждый день проходит человек, которого она любит больше всего на свете, больше себя самой. Но сегодня миссис Роджерс, её Дебби и все остальные высказали очень опасные для Эмили сомнения. Вся убитая страхом, она еле держала себя, как подобает, до приезда в усадьбу. Затем она отобедала со всеми, активно ведя разговор, которые поддерживали все, а потом, сославшись на то, что у неё болит голова, заперлась у себя в комнате. Стены давили на Эмили. Ей казалось, что все и каждый знает о её тайне, а больше всего – отец. Она вдруг почувствовала себя мышкой, попавшей в мышеловку. Эмили бессильно опустилась в кресло и схватилась за голову, качаясь туда-сюда и с ужасом думая о том, что будет, если всё обернётся самой худшей стороной. Вошедшая в комнату Дороти нашла Эмили, сидящей в кресле, с воспалёнными глазами и невероятно бледной. Служанка до ужаса испугалась и кинулась перед креслом на колени. Ей подумалось, что прямо сейчас случилось что-то ужасное. - Госпожа, милая, скажите, в чём дело? Что такое? Кто-то догадался? Кто-то из них говорил с господином Гарднером? Эмили дико засмеялась, глядя Дороти прямо в глаза. - Никто пока…никто. Но я погибла, Дороти. Я пропала…я сама себя довела до этого. Может быть, не стоило всё это начинать…но теперь уже поздно. Ты не видела их лица? Они скоро всё поймут…а если не они, то он точно поймёт…ему ума не занимать, и тогда - конец, - болезненно пробормотала она. Дороти перевела дух: - Госпожа, но ведь ещё никто и ничего не узнал! Всё хорошо пока, всё хорошо. - Я говорила с отцом, Дороти, - сказала Эмили. Служанка так и обмерла, глядя на Эмили во все глаза. - Когда? Когда говорили? - Неделю назад. - И почему вы ничего не сказали мне? – всплеснула руками Дороти. - Я боялась услышать твои упрёки, Дороти…они для меня хуже всего, острее ножа. Но ты лучше послушай, что он говорил. Он впервые начал расспрашивать меня, почему я так часто хожу на плантации и стала в последнее время такой замкнутой. Почему я постоянно сижу одна в комнате. Я нашла слова, разумеется. Отец полагает, что я просто полна жалости к рабам. Я соврала, что мне нездоровится, что я чувствую слабость, какую-то меланхолию, потому и провожу всё время одна…говорила всё, что придётся. Кажется, он пока не придал моим словам большого значения. Но один неверный шаг, и он догадается. Он непременно догадается! И тогда… Но самое худшее – он уезжает через две недели, а значит – и я. - Госпожа… - только и могла сказать Дороти, глядя на грустно улыбающееся бледное лицо Эмили. - Прости меня, Дороти, милая. Если что не так, если отец всё поймёт, не выдавай себя. Ты здесь ни при чём. Какие бы ни были доказательства, стой на своём. Я помогу. - Но… - Не спорь со мной, Дороти. Ты не должна страдать из-за моей глупости, - промямлила Эмили, – если бы только я могла… Я слабый человек, Дороти, жалкий и слабый человек. Мне не хочется так жить, я хочу умереть. Но я знаю, что я не смогу покончить с собой…я слишком слаба для этого. Но так жить я тоже больше не могу, - не в силах сдержать слёз, кусая губы, Эмили закрыла лицо руками, но уже через мгновение выпрямилась и с вызовом посмотрела на Дороти. - Простите мне такой вопрос, госпожа… - пробормотала Дороти. – Но что, если Нео…что, если вы вместе погибнете, - Дороти вся покраснела, не глядя на Эмили. Та грустно усмехнулась. - Нео верит…сильно верит. Он чтит свою религию гораздо больше, чем я свою. Ведь что раб без веры? Такой раб сразу бы погиб. А он считает дерзостью в лицо богу отнимать свою жизнь – его дар. Он ни за что не наложит на себя руки. Но я бы умерла с ним, чем жить так дальше… Дороти, я бы умерла. Как я буду жить после этих двух недель? Как я буду жить после отъезда? - воскликнула Эмили, снова закрывая лицо руками. - Может быть, ещё можно что-нибудь сделать, госпожа? – несмело спросила Дороти. - Ничего нельзя уже сделать, милая Дороти. Всё уже сделано. Прости меня за всё, оставь меня, пожалуйста, я так устала. Я больше не могу, - прошептала Эмили. И тут ужас проступил в лице служанки от тона госпожи. - Госпожа, прошу вас, не сейчас! Не надо! Подумайте, что будет с Нео! – воскликнула она. - Ты думаешь, я причиню себе вред, глупая? Не бойся, дурочка, я же только что сказала тебе, что не в силах это сделать. Иди, я всего лишь посплю, - ласково сказала Эмили. Как только Дороти ушла, Эмили дала волю долгожданным слезам. Она плакала громко и горько – она была одна и могла себе это позволить. А, как известно, слёзы – лучшее лекарство от горя. Скоро Эмили легла спать и тут же заснула. За час до встречи с Нео Дороти разбудила Эмили. Эмили почти вскочила с постели, испугавшись, что пропустила назначенный час, но тут же успокоилась и принялась медленно приводить себя в порядок. Дороти принесла с кухни всегдашнюю порцию еды для Нео. - Не ходи со мной, - сказала Эмили. - Как? Моя госпожа, что же вы такое говорите? - Я боюсь за тебя. Никогда больше не ходи со мной. Тебе не нужно было в это вмешиваться с самого начала. Оставайся здесь, - мягко улыбнулась она. Дороти смотрела сомнительно и подавлено. - Как же вы одна…госпожа? - Я справлюсь, - улыбнулась Эмили. Скоро Эмили уже тихо вышла из дома, тенью засеменила по благоухающему прохладному саду к задней калитке. Эмили бесшумно выскользнула из калитки, тут же рядом с ней показался Нео. - Где… - начал было он, но Эмили оборвала его. - Она осталась. Я просила её. Я не хочу, чтобы у неё были проблемы. - Я хотеть говорить с тобой, Эмили, - проговорил он. - Молчи пока, прошу тебя, пойдём со мной, - она взяла его за руку и повлекла прочь от ненавистной усадьбы. Как только они добрались до тихого местечка, Эмили села на траву, Нео сел рядом с ней. Она смотрела на него воспалёнными глазами, которые против воли её наполнялись слезами. - Что с тобой? – обеспокоенно спросил Нео. - Ничего…ничего, - пробормотала Эмили. – Я просто люблю тебя…так люблю, - она обняла его и снова зарыдала, крепко сжимая руками его плечи. Испуганный Нео продолжал спрашивать, что случилось. - Молчи, ради Бога, молчи, - прошептала Эмили, прижимаясь к нему всем телом, неровно целуя его губы. Потом Эмили отстранилась, глядя на него долгим взглядом. Нео вдруг резко прижал её к себе, отчего Эмили слегка вскрикнула, и принялся быстро освобождать её от платья, с которым уже приноровился обращаться. Эмили легла на спину на траву, обвив ногами его талию. Медленно погружаясь в путаницу своих мыслей, шепча что-то бессвязное, она смотрела на широкое небо над головой, едва царапая смуглую красивую спину Нео. Как в лихорадке, она ловила его губы, целовала его лицо, слушала стоны своего любимого голоса… Она долго лежали, обнявшись и глядя друг на друга. Эмили водила рукой по линии скул Нео, а потом, как будто опомнившись, воскликнула. - Я же принесла тебе поесть! Совсем забыла. Пока он ел, Эмили не сводила с него глаз и после она не отходила от него ни на секунду. Она сидела на траве, гладя его по волосам. Голова Нео покоилась у неё на коленях. Он задумчиво смотрел в небо, по временам хмурясь. - Ты хотел о чём-то поговорить со мной? – спросила Эмили, прерывая долгое молчание. Нео тут же нахмурился ещё сильнее, а затем в глазах его появилась грусть. Эмили обеспокоенно всмотрелась в его лицо. - Я хотеть…это очень важно. - Правда? – улыбнулась Эмили. – Что же такого важного? - Не смеяться, Эмили…это важно, - пробормотал он. - Ну говори же тогда. - Ты должна выходить замуж и ехать отсюда. - Что? – нахмурилась Эмили, не веря сама своим ушам. - Ты должна ехать, пока твой отец не узнать про меня. Ты должна жить там, где раньше жить, а я здесь остаться. - Ни за что! - в горячке выпалила Эмили. – Забудь об этом. Что это ты говоришь? - Ты сама это знать. Я знать, что твой отец скоро уехать, Эмили… - Как я буду жить без тебя? Как тебе пришло это в голову? Что ты думаешь, я буду делать? Я умру, Нео, опомнись! – воскликнула Эмили. - Ты выходить замуж и родить детей. Ты быть хорошей матерью, Эмили, я знать это. Всё это пройти, ты забыть это. - Я никогда тебя не забуду, как ты смеешь так думать обо мне?!? - Я хотеть, чтобы ты быть счастлива. - Как я могу быть счастлива без тебя? Как я могу быть счастлива там? Среди этих глупых и бессердечных пошляков, знающих только, как выгодно заработать. Я умру там, среди этих глупых умников. Ты лучше их всех вместе взятых. Я могу говорить с тобой всю жизнь, быть с тобой всю жизнь, а с ними я не вынесу и одной минуты. И как ты можешь думать, что я буду счастлива, зная, что ты здесь? - Я уже счастлив, и быть счастлив всегда, потому что ты существовать и жить счастливо, пусть где-то в другом месте. Ко мне как будто прикоснуться Бог, когда появиться ты. Я не мочь быть теперь несчастлив. Ты говорить, что жалеть меня. А я родиться раб и не знать другой жизни. Но со мной случиться то, что не случиться ни с кем из других рабов. И я быть потому счастлив до смерти. Я знать, что ты знать, когда тебе уезжать. Скажи мне, Эмили. - Через две недели, - едва выговорила она и тут же заплакала. Нео поднялся, крепко обнял её и прошептал. - Всё быть хорошо. Потом ты не вспомнить всех бед. Всё быть хорошо. - Я клянусь тебе… - прошептала Эмили. – Я что-нибудь придумаю. Я…заберу тебя отсюда, я не уеду, пока этого не сделаю… Нео не ответил, только нежно вытер свой огрубевшей от работы рукой слёзы с её лица. В урочный час он проводил Эмили до усадьбы. Они попрощались. Окрылённая своей решимостью, Эмили затаила в душе слабую надежду что-то предпринять, что-то сделать. Она уверяла себя, что не всё ещё потеряно. Но в глубине души она отчаянно знала, что через две недели она навсегда покинет это место и никогда больше не увидит человека, которого любит. Вот так по простой закономерности мира, как ночь не может одновременно быть с днём, так и раб не может быть со своей госпожой. И отклонение из этого круга принесёт лишь беды. Порядок всегда сильнее, он заберёт бунтарей обратно, заключит их в привычный круговорот. И Эмили снова будет жить в мире, где рабы все: и те, кто с кандалами, и те, кто без кандалов.