Could It Be

Though we need to find the time To just do this shit together For it gets worse I wanna touch you But that just hurts (c) — Мэнди! — Не смог удержаться, да? — Мэнди тут же виснет на шее у Липа, пытаясь поцеловать, хотя даже сквозь хмельную пелену видит, что он пиздецки зол, а если она в чем-то и знает толк в этой жизни, так это в мужской злости. — Мэнди, ты сломала Карен жизнь! — отталкивая её, Лип сжимает плечи так, что наверняка появятся синяки. На секунду кажется, что сейчас он ударит. Но это было бы не больней его жестоких, заставляющих её отворачиваться, слов. — Ты ревнивая слабоумная шлюха! Ты врубаешься, нет? У нас всё кончено! — последняя фраза как контрольный выстрел, но неожиданно она приносит какое-то нездоровое облегчение. — Я сделала это ради тебя, мудак! Я всё делала ради тебя! Но ты такой слепой... — во рту горчит от обиды. На хрен это расставание. Лип всё одно бы свалил в свой колледж, не помахав на прощание. Но он ни черта не ценит сделанного Мэнди. Убивается за Карен, которая только и горазда, что поганить ему жизнь. И продолжила бы, не останови Мэнди её. Ведь смогла же она убедить Липа, что маленький дебил-монголоид от него. — Не парься! Мы порвали до твоего прихода! На сегодня у меня другой кавалер... — она оборачивается туда, где минуту назад танцевал огромный черный парень, готовая выкрикнуть Липу, что только что глотала его кончу в уборной. Но рядом никого нет, словно и не было. И как вообще огромный черный парень оказался на свадьбе, устроенной старым расистом Тэрри? Растерянно озираясь, Мэнди пропускает момент, когда Йен оказывается рядом. Он едва стоит на ногах, цепляется за воротник куртки Липа. — Он это сделал! — громко шепчет Йен брату в лицо. — Женился. На женщине. — Я велел тебе не приходить. — цедит сквозь зубы Лип. — Сам попробуй сидеть на жопе, когда твой любимый... — Йен внезапно повышает голос, и Мэнди боится, ещё сама не до конца веря в происходящее, что кто-то из гостей услышит. — Нет, простите! Парень, которого ты трахал, женится на какой-то суке-коммунистке! — он швыряет красный пластиковый стакан через весь зал, но даже тогда на них никто не обращает внимания. — Коммунистка ебаная! — продолжает выкрикивать Йен, пока Лип толкает его по коридору к выходу. Мэнди догоняет их уже на улице. Злоебучие братья Галлагеры не успели далеко уйти. Возятся у дверей, цепляясь друг за друга. — Почему ты мне не сказал? — Мэнди не в силах сдержать слез, и они оставляют на щеках темные дорожки потекшей туши. В пизду Липа с его Карен, овощ она беспонтовый. Но Йен? На душе муторно от того, что он не доверял ей. — Да бога ради, Мэнди! — глаза Липа, и без того навыкате, ещё больше округляются. — Почему ты кричишь на Мэнди, Лип? Она хороший человек... — Мэдни не может удержаться от тихого всхлипа из-за того, что Йен из раза в раз её защищает, и успевает лишь зажать рот рукой. — Чтоб тебя, Йен! Как в замедленной съемке, Мэнди видит, как Лип обнимает брата за плечо, комкая ткань рукава, делает шаг, пытаясь увести его, но тот, зашипев, сбрасывает руку. И, оказавшись в один широкий шаг возле неё, сдирает куртку и набрасывает на её и без того худые, но в этом платье казавшиеся ещё более острыми, плечи. — Тут холодно, Мэндс... — Да пошли вы на хуй оба! — орет Лип, уходя в темноту. Двигаясь неровным шагом мимо неё, Йен вваливается в дверь и решительно направляется в прокуренный зал, где всё ещё играет «Lady in Red». Но неожиданно покладисто позволяет бросившейся за ним Мэнди затащить его в уборную. — Мик? — Йен мечется взглядом по обшарпанным стенам, то и дело оглядываясь на дверь. — Нет, Йен! К Микки сейчас нельзя! Я позову его потом... — Мэнди берет лицо Йена в ладони, заглядывая в опьянелые перламутровые глаза. — Какого хрена ты мне не сказал? Вот какого? — она спрашивает снова и снова, набирает в пригоршню желтоватую холодную воду из-под ржавого крана и умывает Йена влажной ладонью, пытаясь хоть немного привести в чувство. В её нетрезвой голове все настырные вопросы Йена о Микки и его странные визиты наконец складываются в правильную картинку. А ведь она готова была разъебать брата, опасаясь, что тот втягивает слишком чистого для Cаут Cайдского дерьма Йена в какие-то свои замесы. А теперь её брат разбил его сердце. А его брат — её собственное. Звучит как говенное клише из уебанской подростковой мелодрамы. Тут впору бы рассмеяться, да только внутри словно сжимает всё холодной противной лапой. Йен без слов наклоняется, прижимается влажным лбом ко лбу Мэнди. Обдает лицо жарким дыханием с острым запахом водки. Проводит кончиком пальца по её верхней губе. — Что? — почему-то шепотом спрашивает Мэнди. — У тебя тут сопелька. Высунув кончик языка, Мэнди успевает коснуться им шершавого пальца. Со дня знакомства Мэнди то и дело лезет к Йену с объятиями. Он добр к ней как никто, а её тело всегда говорило за неё лучше. А ещё она самую капельку верит, что где-то внутри Йена есть не-гейская частичка, что может возбудиться от её прикосновений. Йен замирает, но не отстраняется. И Мэнди делает ещё шажок. Не набрасывается, как обычно, на парней или как в первый раз на Йена. Медленно приблизившись, даже в тусклом свете запыленных лампочек она видит, как его зрачки расширяются, заполняя зеленую радужку. Мэнди тянется к его губам, непривычно ласково прихватывая их своими. На вкус Йен как любой Cаут Cайдский пацан — алкоголь и курево, но губы необычно мягкие. Застыв, Йен не отвечает, но и не сопротивляется. Мэнди проводит вдоль полы расстегнутой клетчатой рубашки от воротника вниз. Нужно отвлечь его, пока не наворотил бед. Мэнди не знает другого способа, но стоит ей взять в рот, любой парень забывает обо всем на свете. Она успевает вжикнуть ширинкой джинсов, когда Йен резко нагибается, складываясь пополам, чтобы уйти от прикосновения. Но, не удержавшись на ногах, приваливается боком к стене и по ней съезжает на пол. Подтягивает колени к груди и, уткнувшись в них лицом, сворачивается так, словно старается защититься. Мэнди слышит сухой всхлип. — Йен? — она опускается на корточки рядом с ним. — Не надо... — садится на заплёванный пол, кладет голову на его плечо. Потрескавшаяся стена холодит обнаженную спину. Куртка, упав с её плеч, остаётся валяться под раковиной. Мэнди хочется сказать, что от сидения на ледяном кафеле сводит жопу. Разогнув колени, Йен вытягивает свои длиннющие ноги на полу, и Мэнди тянется ладошкой к его всё ещё расстегнутой ширинке. — Мэнди, ты чего? — Йен успевает ухватить её за запястье, едва кончики пальцев касаются джинсовой ткани. — Почувствуешь себя лучше. — она мурлычет так, как никогда прежде — с ним. — Мэндс... — жалобно скулит Йен. — У меня жизнь по пизде идет, Йен. Твой брат мудак... Хуевый день сегодня... Мне нужно... Мэнди хитрит, потому что фиг бы она позволила кому-то в натуре себя жалеть. Но Йен не видит развода. — Понимаю, — надсадно выдыхает он и убирает руку с её запястья. Она тут же запускает ладошку в его боксеры. Хочет заорать в голос: «Я так и знала!», такой большой у Йена член, даже без признаков стояка. А она ведь чувствовала своим не по годам развитым женским чутьем, что друг как пить дать хорошо оснащен. Наклонившись, она забирает в рот крупную головку. Ей кажется, что та такого же цвета, как и темные круги, залегшие у Йена под глазами. Она ждет, что его член быстро затвердеет под её губами. Уже представляет себе, как задирает платье и, не снимая трусиков, а только сдвинув их, сидится на него. В голове крутится невольное сравнение между братьями Галлагерами. Оголтело скачут мысли о соперничестве с собственным братом. И тут же скребет непрошеное любопытство, кто из них кого трахал. Продолжая ритмично посасывать, втягивая щеки, она даже не сразу обращает внимание на вкус латекса, дающий внезапный ответ. — Блядь, Йен! — Мэнди резко выпускает изо рта блестящий от слюны вялый член. — Прости, — Йен закидывает голову назад, глухо стукнувшись затылком о стену. — Я в говно, — он так и не понял, почему Мэнди прекратила. — И я по-прежнему гей. Мэнди нависает над Йеном, упершись раскрытой ладонью в пол между его ног. Он не дает ей отстраниться и привалиться обратно к стене, сгребает её в охапку. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — Иди ты! Я всё ещё злюсь! Ты, сука, не доверял мне! — Мэнди пытается ткнуть его под ребра, но выходит слабо. Странно, но никто из гостей не рвется отлить, и они продолжают молча сидеть в туалете на полу у стены. Йен не выпускает Мэнди, цепляется за неё, прижимая к себе что есть силы. Только когда он её обнимает, Мэнди чувствует себя хрупкой. — С тобой даже нестояк в кайф!