Лето потихоньку перерастает в осень, и первые жёлтые листочки на земле предвещают наступление самой противоречивой и при этом уютной поры. Девушка ёжится от холода, по коже бегают мелкие мурашки, на нос то и дело падают холодные капельки дождя. Зонт дома забыла, думала, пронесёт, а теперь бы хоть до дома добежать. Сумки тяжеленные — куча учебников и тетрадей на проверку, ещё второе сентября, а груз такой, будто работает не в средней школе, а не меньше, чем в Сарбонне. Усмехается своим же мыслям, которые сменяются даже шустрее огней светофора. В Питере погода редко щедро одаривает жителей солнечным светом, а ночи сменяют светлое время суток слишком быстро, как бы заставляя людей страдать от того, что времени насладиться осенью во всей красе попросту нет. Город вечно кипит, хоть и не сильно заметно, как Москва, но это ведь лишь на первый взгляд. На самом деле, здесь вечно что- то происходит, и рыжеволосую это просто сводит с ума.
«
Нет покоя грешникам», — произносит про себя и улыбается. Ей вообще кажется, что все и каждый априори грешники, поэтому всю жизнь за что- то расплачиваются, просто кто — то деньгами, а кто- то… а впрочем разве это грех, что она в него влюбилась, что пристрастилась к нему, как к алкоголю, что любит, когда он ходит на острие между животной страстью и порхающей нежностью? Разве это грех, когда шатен целует её в шею, оставляя на коже мокрые следы, когда поглаживает бёдра, пока медленно входит, доводя до исступления? Наверное, это как- то иначе называется.
«Отлично, ещё и наушники разрядились…» — хнычет едва слышно, ведь кому это интересно… она уже отвыкла проделывать путь от работы до квартиру Юры в тишине, точнее — без того чувства, когда уличные парализующие шорохи и звоны гармонично сливаются с текстами песен.
Она бросает взгляд на небо, дотрагивается до щеки и понимает, что сейчас грянет настоящий ливень, может быть, даже с грозой. Девушка и боится этих бушующих танцев природы, и восхищается ими, только кто же поспорит, что приятнее наслаждаться зрелищем дома, с этим родным теплом, с ощущением кожа к коже, горячим дыханием в ухо, поглаживаниями по спине и тонкими касаниями с невесомыми невинными поцелуями.
Обычно осенью по вечерам Насонова не дождаться — театральный сезон. Да, Диане приходится мириться с тем, что её парень — актёр и частенько пропадает допоздна. Его это тоже расстраивает, поэтому после спектакля он сразу летит к ней, по дороге захватывает в парке её любимый попкорн — это детство такое на вкус, из магазина совсем не то — игнорирует запрещающие сигналы светофора, за что она вечно на него ругается. Волосы спутаны, сам он сияет от счастья, как только ловит воспоминание о том, как осторожно она его касается, хотя это он с ней должен осторожничать. Юра приглашает спутницу на каждое представление, но она согласилась только дважды, потому что боится, что её присутствие в зале актёра разволнует и выбьет из колеи. Предпочитает дождаться любимого с работы, чтобы отогреть, обнять за шею, коснуться рукой прохладной щеки.
Но сегодня в театре выходной, и это она проклинает всё на свете: и директрису, которая устроила педсовет после учебного дня, и этих школьников, которые вообще не замолкают и приходится кричать, срывая голос, и коллегу, которая пролила кофе на её любимый кардиган. Всё это безумно раздражает, и ей попросту хочется переступить порог квартиры, провернуть в замке ключ и оказаться в безопасности. Хочется, чтобы её мужчина забрал у неё из рук эти неподъёмные тяжести, а ещё — чтобы сделал массаж. От приятного воспоминания на душе теплеет: Юра делает это каждый вечер, знает, как больно, как узлами завязываются спазмированные мышцы. Он наклоняется и выцеловывает каждый миллиметр, чтобы было ещё приятнее, никогда не давит слишком сильно и прислушивается к её дыханию, боится, что сделает больно даже на секунду, а она промолчит, постесняется признаться. Она много боли терпит и не обращает внимания, если где- то ноет по мелочи, а для парня не существует мелочей. В отличие от многих, у Насонова массаж не означает прямой переход к интимной близости, хотя её эти действия так успокаивали и при этом возбуждали, что она никогда не была против. Почему- то язык не поворачивается сказать, что они занимаются сексом — Юра всегда это слово заменял на «любовь», потому что это для него такая форма проявления нежности, и это заметно в каждом взгляде и движении. Они это часто делали — ей это снимало стресс после работы, хотя сам процесс даже приятнее разрядки — а он всё равно каждый раз радовался этому, словно её согласие — это подарок. А если ещё ванну вместе принять…
Пока её разум был занят подобными мыслями, она и сама не заметила, как очутилась у родного парадного, щедро держащего двери открытыми, приглашая пройти внутрь. Даже промокнуть не успела. Сумка режет руки, хочется уже отпустить вес, чтобы ослабить боль, но знает, что потом не поднимет обратно. Всего — то один пролёт, и она на месте, но пакет предательски рвётся, и на кафель летит содержимое: учебники, тетради, папки. С ужасным грохотом, от чего Диана хныкает, а на громкий звук реагирует Насонов. Дверь отворяется, и парень в спортивных штанах и худи переступает порог. Смотрит на неё с испугом, а она отворачивается, взгляд бросает в пол.
— Детка, ты чего это буянишь? — говорит это так легко, будто ничего и не случилось и всё в порядке.
Ответа не следует, она пробует казаться спокойной, но крупная дрожь в теле не позволяет Юре долго делать вид, что это в порядке вещей.
— Ну зайка, ну сейчас соберём, не конец же света, — произносит ласково, почти гипнотизирующе.
Она трясётся от злости, хочет проораться, но не может — ком в горле давит возможность дышать. Насонов видит это, но ничего не говорит, а просто молча наклоняется и формирует из беспорядка аккуратную стопку, поднимает порванный пакет и возвращается в квартиру, делая пригласительный кивок. Она следует за ним, переступает порог и запирает дверь. Фух, теперь безопасно. В голове мелькают строки Бродского, пожалуй, профдеформация.
«Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу…»
Мысли разрывают связь с реальностью и сбивают все щеколды. У Дианы наворачиваются слёзы обиды. Юра, отвлечённый обустройством учебников в шкафу, замечает это, моментально подбегает к ней и укутывает в своих тёплых объятиях, вдыхает запах её волос, целует в шею, дышит в ухо и шепчет, как любит. Гладит по спине, вот такую: измотанную, рассерженную, его и ничью больше.
— Детка, успокойся, прошу, — касается едва заметно, и она обмякает у него в руках, утыкается носом в грудь и неровно дышит. — Всё будет хорошо, я обещаю. Ну их всех. Давай помогу кардиган снять. Ой, а это что? — разглядывает заметное пятно на розовой ткани.
— Ерунда… криворукая просто…
— Отстираем. Чаю хочешь? Горло болит, наверное, говорить весь день.
Кивает в ответ. Пока она разувается и идёт переодеваться в удобную домашнюю одежду, Юра идёт на кухню, делает её любимый с чабрецом и достаёт мёд — для связок полезно. Она возвращается к парню и выглядит ещё более искалеченной — круги под глазами, укладка растрепалась, держится за поясницу и от боли морщится. Юра сочувственно смотрит на девушку.
— Давай садись, пей. Мёд вот, на горло хорошо. И не говори, береги голос. — берёт её руку и нежно целует. Остаётся с ней на пять минут, наслаждается тем, какая она настоящая, уязвимая, когда не притворяется строгой училкой. Какая ранимая и нежная, какая израненая, а тянет такую сложную профессию. Смотрит на то, какие у неё хрупкие запястья и тонкие пальцы, как в глазах плещется безграничная безусловная любовь. Она не говорит ни слова — но чувствует, как он её обволакивает взглядом. Наверное, любовь — это когда есть, о чём помолчать.
— Я ванну тебе наберу. Небось спина отваливается.
— Да…да, спасибо, — говорит шёпотом, полным тепла.
Идёт открывать горячую воду, настраивает комфортную температуру, достаёт с полки розовую соль и кидает щепотку в воду, наливает кедровое масло — она его обожает, успокаивается от аромата. Он рад просто тому, что может ей сделать приятно после тяжёлого дня, это придаёт всему какой- никакой, а смысл.
***
Вода безумно приятная, а аромат просто волшебный. На ней из одежды только серьги — гвоздики, и ему нравится это. Юра сидит на табуретке, притащенной им же из кухни, наблюдает за тем, какая она расслабленная. И ему нравится, что она не стесняется перед ним предстать обнажённой, для него ей не надо быть идеальной, гладкой, как бархат, не нужно строить из себя порнозвезду- по факту его устраивает и миссионерская поза, потому что так он может смотреть в её глаза, видеть, как она легко прикусывает губу, когда ей хорошо, а ещё гладить по щеке. Она Насонову доверяет больше, чем себе, и он ценит. Поднимается и подходит к ней ближе, кладёт руки на плечи и начинает аккуратно разминать каменные мышцы.
— Вот так нравится? — интересуется парень. Проходится от шеи до поясницы по позвоночнику, массирует триггерные точки. Руки приятно скользят по коже.
— Да, — голос спокойный.
— Вот и умница, — наклоняется и целует в затылок. — Детка, что тебя так беспокоит? Сама не своя вернулась, я же переживаю. Нужно расслабиться, зайка.
Движения ещё мягче, она тихо шипит.
— Больновато вот тут, — указывает на плечо. Юра осторожничает. — Да так, просто надоело уже, первый день, а уже так…
— Ничего, просто нужно потерпеть, в начале года всегда так.
— Да… наверное.
— Хочешь чего- нибудь? Может, голодная?
— Голодная… в другом смысле, Юр, — сама смущается. Как же пошло прозвучало.
— Понял — принял. Прямо сейчас хочешь этим заняться? Или ещё пооткисаешь?
— Сейчас…- щёки горят румянцем.
Юра опускает руку в воду и касается её между ног, задевает чувствительную точку. Дразнит, легко массирует клитор, она постанывает, но ей хочется не так, хочется кончить, когда он будет внутри, а останавливать совсем не охота — уже слишком приятно, знакомое чувство завязывается внизу живота. Она так возбуждена, что даже в воде Юра чувствует пальцами, какая она влажная там, как его хочет.
— Юр, я не так хо…- не успевает договорить, как актёр усиливает нажатие и массирует сильнее, Диана хватает ртом горячий наполненный паром воздух, пока Насонов доводит её до исступления своими действиями.
— Тшшш… это на закуску, чтобы совсем расслабилась. — доводит дело до конца, его сосредоточенное лицо заставляет девушку заливаться краской. Диана чувствует эту волну наслаждения, от которого никуда не деться, хватается за бортик ванной и издаёт хриплый стон. Насонов смотрит с любовью и нежностью.
— Всё хорошо?
— Да… прекрасно, — отдышаться от оргазма проблематично, слова еле связываются в предложения.
— Продолжить хочешь?
Утвердительно кивает, убирая влажные пряди со лба.
— Ну тогда вылезай, вытирайся, я жду, — выходит из помещения, чтобы её не смущать, хотя он только что её пальцами довёл до пика, чего он там не видел и не трогал?
***
Диана обнажена, свет приглушён, и для Юры это безумно красивая картина — век бы ей любовался. Девушка будто не знает, куда себя деть, волнение мешается с возбуждением, от этого она слегка дрожит. Они уже тысячу раз это делали, но каждый раз как первый, и что, что она давно взрослая девушка. Когда делает это наедине с собой — и то стыдится.
Юра остаётся в таком же наряде, состоящим из ничего, садится рядом с ней на двуспальную кровать.
— Детка, если нет, я не обижусь…- знает, что иногда её переклинивает, и становится страшно и некомфортно.
— Всё хорошо, — смущённо улыбается.
— Хорошо, тогда просто доверься и расслабься, тебе понравится, — с ним хоть на край света. Насонов уже подготовился, пока Диана в ванной вытиралась от воды и масел: на тумбочке пачка презервативов и смазка, куда же без неё. Парень видит, что она влажная, аккуратно кладёт руку на бедро, не встречая сопротивления, касается её между ног.
— Готова? — хотя и так видит, что да, но всё равно боится, что естественной смазки будет недостаточно. Он- то точно готов. Открывает пачку, упаковка летит на пол, натягивает резинку на объёмный эрегированный член. Она смотрит и нервно сглатывает, её немного пугали его габариты, хотя и больно с ним никогда не было, только немного непривычно. Актёр целует её в шею, зарывается во влажные волосы, гладит по спине, чувствует её напряжение.
— Шшш, не бойся ничего, ты же знаешь, совсем не больно, — он помнит, как она боится боли, какие у неё отвратительные воспоминания о первом опыте. — Давай, зайка, ложись на спину.
Она слушается, а Юра смотрит влюблёнными глазами. Диана парню доверяет, устраивается поудобнее и нешироко разводит бёдра. Юра придвигается ближе и руками раздвигает чуть шире. Смотрит ей в глаза.
— Расслабься. Вот так удобно? — эта ласка сводит с ума, она ещё сильнее мокнет от того, как он нежен к ней. Наносит смазку на член, нависает над ней, подхватывает одну ногу рукой, подставляет головку ко входу, на что Диана морщится.
— Выдохни, сейчас войду, не бойся, я медленно.
— Фух… хорошо…- её пульс, кажется слышит и актёр, сердце колотится отчаянно.
Целует в губы, и в поцелуе теряется глубокий стон, когда он напирает и проникает глубже. Ей приятно, и всё тело прошибает как будто молнией. Замирает, не двигается, знает, что ей нужно привыкнуть.
— Всё нормально, не больно?
— Нет… давай продолжай, прошу, — голос дрожит от возбуждения.
Насонов двигается плавно, боясь сделать что- то не так, удовольствие нарастает. Юра смотрит Диане в глаза, целует в щёку, спускает к ключицам, переключается на губы, целует его горячо, страстно, глубоко.
— Умница, — ей нравится, когда так её зовёт. Ему тоже хорошо донельзя, дышит рвано, шумно, будто боясь застонать, хотя ей нравится, как он стонет. Всегда нравилось.
— Быстрее, Юр, — актёр слушает и ускоряет темп, слышатся шлепки кожи о кожу, Диана откровенно стонет, ей безумно хорошо, это больше, чем механика, это космос, другое измерение, как слияние двух вселенных в одно целое, пока не образуется супернова. Насонов целует её грудь, гладит по бедру так нежно, будто она фарфоровая.
— Давай не стесняйся, — не то чтобы ей было нужно разрешения себя дополнительно стимулировать, просто радовало, что Юра понимает, что одного проникновения не всегда достаточно. Диана тянется левой рукой к клитору и начинает его теребить, сменяя быстрые движения медленными. Насонов двигается быстро, входит глубоко, у неё внутри мокро, узко и жарко, и это актёра с ума сводит. Она делает несколько круговых движений и сжимается на его члене, от этого взрыва ощущений она выгибается дугой, Юра целует её в шею и кончает следом. Диана чувствует, как он внутри неё пульсирует, Юра осторожно переворачивает девушку на бок, завидывает её ногу себе на бедро, не спешит выходить — знает, как любимая обожает, когда он остаётся внутри какое- то время. Улыбается в своей обворожительной манере, целует в лоб.
— Ну что, зайка, всё хорошо?
— Да, всё будет хорошо.
Вокруг всё такое обыденное, а у них — макрокосмос. И плевать на эти уроки и проверки. За такие вечера она готова немного потерпеть и кофе на кардигане, и педсоветы, и дождь.
— А там на кухне попкорн твой любимый, — как бы невзначай бросает Юра.
