Любовь — не сказка многочисленных книг. Она опасна. Я согласна с тобой вместе в тупик
Ты ждёшь своего сына прямо у дверей «мужской» раздевалки, и напряженно кусаешь губу. Да, милая, в хоккее всё по-взрослому, даже если «мужчине» всего только семь. Даже если ты приёмная мать, здесь тебе мальчика не дадут опекать. Тебе кажется, что проходит вечность, пока твой малыш примет душ и, неуклюже натянув на себя свой свитер «под горло», выйдет к тебе. С твоего развода с мужем утекает уже достаточно времени, чтобы ты могла успокоиться, и не сжимать кулаки до боли от нервов, оставляя в ладонях глубокие полумесяцы от аккуратных ногтей. Ведь муж оставил тебе своего сына. Он даже признал, что ты — хорошая мать. Хотя его новая пассия так хотела твоего Марка забрать себе. Как живой трофей. Как победу над тобой. Но всё кончено. Дыши. Здравый смысл возвращается к тебе лишь тогда, когда рыжий Марик-комарик робко открывает тяжёлую дверь раздевалки, и улыбается во все свои молочные, замечая «мать». Он бросается в твои обьятия с порогу, обхватывая своими длиными ногами твою тонкую талию, и ты понимаешь, что он — сын своего отца. И этот вывод ты делаешь не столько потому, что только что привела его на первую в жизни настоящую хоккейную тренировку, а ребенок уже восторженно захлебывается тебе в лицо словами, а потому, что он слишком высок и красив для семилетнего клопа, как и его отец когда-то. Но это ничего не значит, ведь ты знала на что шла — Когда отвоевывала этого мальчика у собственного мужа. Когда тебя ненавидел весь твой фанатский мир, потому что «сынок копия того черта, а не Архангела-Дмитрия», потому что ты посмела неудачно полюбить, выйти замуж, не родить. Когда даже твоя мать говорила, что годы идут, а ты не молодеешь, мальчишка — обуза. Все дела. А ты опять не родила. Сейчас, под его внимательным взглядом всё это меркнет. Не тогда, когда он пьянит тебя своим восхищением от спорта посильнее вина. Его глаза — ледяная синь и живое, летнее небо. А могли быть — виски. Ты машешь головой, на секунду становясь собственной малолетней фанаткой, думая, а что было бы если… Если бы Марк был плодом твоей любви и кареглазого любителя выпить? Сын просится на пол, соскальзывая по ткани твоего пальто, и по-взрослому протягивает тебе ладонь, другой крепко хватаясь за свою хоккейную сумку с формой. Когда вы вместе бредёте в кафе ледового за горячим шоколадом, ты понимаешь, что этот важный для сына день ты не провалила. Он видит счастливую мать в месте начала и конца её брака. Но это не страшно, когда обелиском на его могиле вырастает такой цветок. Сын идёт по стопам отца. И для тебя даже это — сила.***
Он приезжает в ЛДС совершенно случайно. Спустя рукава. Совсем не придумывает отговорок для возможных заказных статей. Не врёт, что желает выгулять свою старую форму России, купленную для фото в поддержку «кого-то там» так давно, что это уже даже не важно. Ему сейчас, вроде как, абсолютно точно можно пересекаться с ней. Она же просто подруга. У неё растёт сын, которого он официально никогда не видел, но для интервью даже «нянчил». Они с Полей снова вместе в Голосе и около хоккея. Так честно. На самом деле он не ждёт ничего, сгорая от желания поговорить с ней на нейтральной территории. Нейтральней, чем Останкино, чьи-то гримёрки, отельные номера. Они оба этого заслуживают. Её сына он замечает раньше, чем ту, что занимает все его мысли. Узнаёт мгновенно, даже не видя фото. Ни разу в жизни. Он копия её мужа, и Дима похоже единственный, кого это не расстраивает. Он улыбается из-за своего стола, большими глотками жадно допивая свой крепкий кофе, а после смело направляется к той, что снова вошла в его пространство, как в масло. Но когда им уже под сорок, Дима держится и не шутит, говоря: «хули, здравствуй».***
Такую опасность ты замечаешь слишком поздно. Больше некуда бежать. Но ты не очень-то и хотела. Марк уже жуёт печенье, и этот комплимент от шеф-повара встаёт у тебя комом в горле, когда ты понимаешь, что обречена. Он целует тебя в щёку, прижимаясь к ней губами дольше разумного, что это уже не счесть за дежурный поцелуй. Ты шипишь: — Не при ребенке! Но Марк не удивлён. Он давно понял, что значит развод. Понял ещё тогда, когда увидел отца в компании его новой девушки у дверей суда. Твой сын не смотрит на тебя с осуждением, поэтому ты дышишь ровней, расслабляешь спину, разжимаешь кулаки. Дима видит каждую твою реакцию со своего места напротив тебя, и чуть ли не молится на тебя такую — — Настоящую. Ему казалось, что за пределами съёмочного павильона, за границами отточенной для камер фарфоровой куклы, ты для него больше не досягаемая. Ему казалось. Потому что та ты, что сейчас сидит перед ним, искрит реальными чувствами. И это ценно. Даже если ты прямо сейчас уйдёшь. Марк разряжает обстановку, а ты, кажется, мысленно заряжаешь пистолет, чтобы застрелиться. — Итак, откуда вы знаете мою маму? — деловито спрашивает твой сын, вовсе не щурясь враждебно. — Мы с ней работаем вместе, Марк. — Честно отвечает он, смотря при этом в твои глаза. Ты просишь сына подойти к стойке бара и заказать тебе зелёный чай, но он устал и упрямится, говоря: — Я тоже хочу послушать! Ты устала сильнее него, и даже не споришь, отрешно наблюдая, как Дима жестом зовёт официанта и сам заказывает тебе твой чай. — Ничего страшного не будет. — Равнодушно успокаивает он тебя, кивая на Марка. — Пусть сидит. — Это была его первая тренировка, он, наверное, слишком эмоционален сейчас, поэтому не слушается. — Зачем-то оправдываешься перед Димой ты. Словно забываешь, что он не твой муж. Что Дима не скажет, что ты хуёвая мать. — Это неважно. — Мягко говорит он, вновь обращая внимания на мальчика, который по-прежнему не язвит незванному гостю, чем удивляет и мужчину, и мать. — Как твой первый полёт, сладкий? Дима трепет Марка по волосам, замирая от прилива чувств. Он уже и не помнит, как давно сам хочет такое чудо, с глазами своей единственной любви. И с такого близкого расстояния, он замечает, что в этом мальчике от тебя едва не половина. Все эти жесты, мимика, выражения лица и ужимки. Совместная жизнь вас сблизила до нельзя. — ЦСКА — всегда будет первым! — с гордостью отвечает Марк, а твоё сердце сжимается. Да, для твоего сына ЦСКА — всегда будет первым. И это твоя личная боль. — Зачем ты пришёл, Дима? — переходишь к делу ты, замечая, что сын теряет к вам интерес. — Хотел увидеть хоть одну твою настоящую улыбку, не наигранную. А твою. — Честность бьёт под дых, но он продолжает. — А увидел больше. Я увидел материнскую любовь. И твоё счастье. На самом деле, он просто напросто хотел посмотреть, счастлива ли ты, наконец. Стоил ли ваш разрыв, твоя свадьба, твой развод - твоего счастья. И за пределами вашего с ним «выдуманного мира», ты действительно счастлива. Марк стоил всяких мук. На этом он, пожалуй, собирается заканчивать, не желая мешать тебе отмечать первый лёд сына наедине с ним — Как вдруг ты ловишь его за рукав и говоришь: — Останься. Нам есть о чём поговорить.