Темный жемчуг

Он всё еще лежал на животе, не в силах пошевелиться. Израненная спина болела просто невыносимо. Неужели тот балтрейнский воин успел так серьезно его ранить? Беязиду казалось, что на коже не осталось живого места. Пошевелив рукой, он почувствовал мягкую ткань постели. «Меня забрали с поля боя в лазарет?». Беязид открыл глаза и увидел белые простыни, синие с черным панели, сквозь которые пробивался солнечный свет, и пестрые узорчатые ковры. Это была комната в богатом доме… но кто мог так богато жить в приграничной области, охваченной войной. Итак, бой закончился и раненых смогли доставить в безопасное место… должно быть, объединенная армия четырех султанатов победила? Ох… как же хотелось пить… - Пи-ить… - простонал Беязид. От ощущения полнейшей беспомощности его будто холодом обдало. Еще ни разу он не был ранен настолько серьезно, чтобы лежать, с трудом приподнимая голову. На его тихий зов откуда-то из дальнего угла комнаты подошла молодая женщина в скромном черном платье с белым передником, помогла ему приподняться и придержала чашку, чтобы он мог сделать несколько глотков воды. Беязид жадно выпил прохладную жидкость, и лишь спустя миг, когда ему стало чуть легче, он заметил, что женщина одета не на турецкий, а скорее на флорентийский манер. Но ведь Фиоре так далеко от Турецкой стратократии… - Спасибо, хатун, - прошептал Беязид. Собственный голос показался ему незнакомым и чужим… будто он говорил не на родном языке. - Храни вас Создатель, дор Росио, вы же дома, а не в Багряных землях! – потрясенно возразила женщина. – И неужели вы меня не узнаете? Я ведь Кончита, служанка вашей матушки. Наконец-то вы пришли в себя… сеньора Долорес места себе не находила, день и ночь молилась. - Ничего не понимаю, - Беязид оглянулся по сторонам. – Где я? Что со мной? - Дор Росио, разве вы не помните? На вас напали наемные убийцы, когда вы приехали на Винную улицу к сеньорите Эмильене, - взволнованно ответила Кончита. На ее смуглом лице отразилась смесь беспокойства и непонимания. - Какая Винная улица? Какая Эмильена? – Беязид осторожно перевернулся на бок. – Я не знаю эту госпожу. Голова раскалывалась. Он пытался понять, что происходит, но ничего предположить не мог. - Не помните, дор Росио? – Кончита всплеснула руками. – Вот горе-то какое! - У меня голова болит, - простонал Беязид. – И я не помню, почему мне так больно… помню, что меня ранили, я потерял сознание… Кончита вновь что-то быстро заговорила о том, как юный дор Росио несколько дней назад поехал на свидание к своей возлюбленной, сеньорите Эмильене. Но девушка заманила его к себе в покои и подала знак наемным убийцам. Их было больше десятка против одного, но Росио отбился, хоть и серьезно пострадал. Какой-то воин, которого Кончита не знала, привез его домой. Беязид понял: его приняли за этого дора Росио. Но если так, каким образом он оказался в этом городе? Оллария. Незнакомое название. Чужое, как всё здесь. Он попытался объяснить Кончите, что та ошиблась, но служанка быстро развернулась и поспешила прочь с возгласом: - Бедный дор Алваро! Бедная сеньора Долорес! Что я им скажу… * Время шло, а сон – Беязид поначалу думал, что происходящее ему просто видится в лихорадочном бреду – не рассеивался. Слуги, которых он видел впервые, называли его дором Росио и говорили, что знают его с детства. Чужие мужчина и женщина, хозяева дома, называли его сыном и не верили, что он их не помнит. «Не помню», - с грустью говорил Беязид, осторожно касаясь затылка с заживающими ссадинами. Этим чужим людям было проще думать, что он их не помнит из-за удара по голове, ран и лихорадки. А Беязид с каждым днем убеждался: он не бредит, его душа переселилась в другое тело, в другой мир… Приходилось привыкать. Разве у него был выбор? И знакомство с новым миром помогало забыть себя прежнего – того Беязида, который хотел быть мудрым правителем и защитить свой народ, но, следуя выбранному пути, убил родного брата. Забыть преступную любовь к принцессе Айше. Рокэ. Теперь он даже мысленно звал себя новым именем, именем того маркиза Алвасете, чьей жизнью жил сейчас. Здесь, в Талиге, оказывается, был такой обычай: когда человек чувствовал в себе призвание к служению Создателю или хотел удалиться от жизненных забот, то уходил в монастырь и принимал другое имя, будто обрывая связь с прошлым. Об этом Рокэ прочитал в книге. Поправляясь, он всё больше времени проводил за чтением. Узнавая новый мир… пытаясь забыть того, кем был раньше. Ему говорили, что он изменился. Очевидного он и не отрицал – списывал на потрясение от предательства, раны, болезнь. Он был другим. Он попросил у отца разрешения уехать на время из столицы в фамильное поместье. Объяснил: так будет проще избежать разговоров и слухов. То, что Рокэ потерял память и постепенно восстанавливал воспоминания о прошлом, могли знать только семья и самые верные слуги. Для остальных – «после тяжелого ранения маркизу необходимо поправить здоровье в родных краях, у моря». Соберано слушал его, хмурясь поначалу, но затем взгляд темных глаз, похожий на взгляд хищной птицы, потеплел. - Ты очень изменился, Рокэ. Стал рассудительным, спокойным. Хвала небесам. Ты у меня один остался, я не могу позволить себе потерять и тебя. Рокэ кивнул. - Я не раз об этом думал, отец… кому-то было выгодно, чтобы род Алва исчез с лица земли. - Прежде ты в это не верил, - соберано чуть скривил губы. - Не помню того, что было прежде… - Рокэ вздохнул. Он понимал, почему отец предпочитает вести с ним такие разговоры не в рабочем кабинете, а в мансарде наверху, где когда-то, когда сыновья были совсем маленькими, рассказывал им сказки. Не только потому, что здесь чужим труднее подслушать. Надеется на детские воспоминания, на самое раннее и сокровенное. – Нет, отец, я не боюсь, что не вспомню. Лучше я буду смотреть вперед. * В Олларии никто ничего не подозревал, а вот в Алвасете слуги перешептывались, как дор Рокэ переменился. Раньше был веселый и шальной, на выходки горазд, не раз дрался на дуэлях. А теперь – изучает старинные книги и вместе с верным слугой отца посещает храмы, мастерские, часто ездит в порт, толкует с самыми разными людьми… Он и правда заводил знакомства, где только мог. Присматривался к мастерам, к тому, как они работают с металлами, стеклом, полудрагоценными и драгоценными камнями. Из прошлой жизни он помнил сеть осведомителей, которую создал Заганос-паша, и хотел обзавестись чем-то похожим здесь. Тем более, многое вокруг говорило: приближаются смутные времена. Дело было даже не в том, что у рода Алва много врагов. Какая-то неправильность была в самой природе, в мире. После Румелианы он чувствовал это кожей. Рокэ читал древние легенды об Ожерелье миров, о том, что каждый мир – это жемчужина, одна из многих. Однажды, выйдя на рассвете прогуляться и обдумать то, что недавно услышал от путешественника из Агариса, он увидел на зеленой траве следы изморози… будто по аллее прошлось существо, от которого веяло холодом. В другой раз, выбравшись в краткий рейс вместе с моряками, заметил, как не по погоде меняется морская вода. На все вопросы капитан корабля отмалчивался. Рокэ выжидал. Понемногу он находил верных и смелых людей с хорошим воображением. И кристаллы для связи, напоминающие те, что он помнил из румелианских времен, были почти готовы.