Может поцелуемся?

Жизнь била по Одри нещадно. Всё плохо складывалось с самого детства. Мать её оказалась совершенно дурной и неправильной будто из книги ˗ родная мама, словно была злобной мачехой, очень её не любившей. Для самой себя девочка казалась изгоем, особенно когда родной человек тебе это так активно показывал и доказывал, верилось в это всё больше. Мать же буквально называла её ненавистью: «Оди», то есть в переводе с какого-то древнего языка, со временем девочка даже перестала обращать на это своё внимание. Что ещё делать ребёнку нежеланному? Точно не ждать любви в свою сторону. Ни любви. Ни капли внимания. Можно сказать, что Одри была предоставлена самой себе, порой она даже удивлялась как дожила до своих семнадцати, будучи не забытой где-то в подворотне матерью или не проданной взамен на что-то другое. К слову, отношения с этой женщиной за это время так и не стали налаженными, они были даже никакими, эти два человека друг для друга являются чужими. Просто их объединяют определённые обстоятельства, место и время, на этом их единство может и не совсем закончено, но итог один – Одри просто надо дожить последний год до выпуска из школы и съехать куда-нибудь. Например, к отцу или, на крайний случай, в общежитие заветного колледжа. Проявление «любви» матери также сыграло немалую роль в жизни девушки. Последняя буквально не знала, что к чему, ведь отношения родителей были едкими, грубыми и злобными. В этом самом примере не было ничего хорошего – крепкой любви между биологическими родителями не существовало очень давно, мать откровенно признавалась, что ненавистью отца к ней и пропажа его любви стала именно незапланированная беременность Одри. Представьте, она говорила об этом совсем маленькой девочке. Кажется, узнав отец о ласковом прозвище дочери, он бы сильно разозлился и вновь бы устроил матери очередной скандал. Как ни странно Ааррон был хорошим отцом, по крайней мере, старался. В глазах своего ребёнка он не был кем-то плохим, наоборот, он был её опорой и верой в лучшее, показывающей что когда-то всё это закончится. Девушка даже планировала после окончания школы поступить в город отца, общежитие было правда последним исходом событий, какой мог бы произойти, попади девушка на учёбу в совершенно другое место. Проблемой было лишь то, что судья в силу возраста девушки, после развода оставил её с матерью и был совершенно не приклонен в этом плане. Видимо, считал, что так будет действительно лучше. И сильно ошибся. Тереза не стала после этого лучшей матерью для собственного ребёнка, хотя на суде активно пыталась доказать, что она единственный лучший вариант для дальнейшего воспитания Одри. Судя по всему, так она хотела окончательно отомстить Гонсалесу-старшему, отобрав у него любимую дочь, как он свою любовь когда-то. В общем, жизнь Одри была тем ещё дерьмом. – Оливия, если она ещё раз откроет свой рот в моём присутствии, я за себя не ручаюсь, – Гонсалес кусает сэндвич, аккуратно разжёвывая кусок, – если она считает, что лучше меня, то я быстро могу это исправить. Речь сейчас шла о Трейси. Трейси – новая девушка Ричарда. Помните мы говорили о любви? Так вот, Одри впервые вступив в отношения ждала от них чего-то необычного, окрылённого, а самое главное адекватного, она же не собиралась вести себя как мать с её отцом. Но всё посыпалось крахом и оказалось просто шуткой. Шуткой кучки тупых парней. Если ещё конкретнее, то спором. Кто же знал, что такая ситуация коснётся и её? Да никто и не представлял. Даже сама Одри. Всё завязалось как в фильмах. Спонтанно, глупо и на каком-то собрании этих самых подростков. Одри на нём и поблизости не бывала, поэтому о подобном даже не догадывалась. В итоге всё ей казалось таким романтичным, нежным и очень отвлекающим от матери, что она быстро нырнула в это. Слишком быстро. И в этой ситуации её проницательность ей не помогла, а Оливии, её подруге, оставалось лишь радоваться, что с Гонсалес теперь всё в порядке. До чего-то серьёзного этот поступок не дошёл, потому что в какой-то момент парень сдался и сам всё рассказал, разорвав их отношения. Конечно Одри страдала, для неё это понесло такой урон и разочарование, что сравниться с этим могла лишь злоба на собственную мать. После об этом узнали все, и подавалась эта информация, как огромный стыд и позор, будто свершилось что-то ужасное. А все последующие девушки Ричарда считали своим долгом колко поддеть девушку, бросая ей что-то вслед и говоря какие-то гадости. Но никто из них с Ричардом долго не задерживался. Всё казалось сухим, раздражающим и невнятным. Поэтому школьницы одна похожая на другую быстро сменялись, будто перчатки на руках средневековой дамы. Для самих школьниц это тоже заканчивалось дурно в физическом плане – каждая из них успевала получить по лицу за свой длинный и острый язык от Гонсалес, а после своих выходок потерять ещё и Скотта, в них разочаровавшегося. – А мне кажется ещё одна драка и тебя исключат, Одри. – возмущалась брюнетка, отпивая из стакана быстрорастворимый кофе, – разве ты это не понимаешь? Я не хочу с тобой прощаться. – Пойду в другую школу. Это не проблема. – как ни в чём ни бывало произносит девушка, – это не трагедия. Да и социальные сети до сих пор существуют и прекрасно функционируют. Далее на себе она могла почувствовать недовольный взгляд и обиду подруги. Оливия действительно переживала, она понимала, что сможет дальше поддерживать контакт с блондинкой даже после её перевода, но иметь новые проблемы и стресс для подруги ей не очень-то хотелось. А к этому всё шло. – Девочки, а вам не кажется, что что-то портит атмосферу? – над ухом доносится едкий голос Трейси, и Оливия мысленно молится Богу, дабы эта особа не учудила чего-нибудь, потому что Одри никогда не врёт, и если она сказала последний раз, значит это правда последний раз. – Трейси, я посоветовала бы тебе… – Я посоветовала бы тебе заткнуться и не занимать моё личное пространство, – встревает Гонсалес, ни капли не выдерживая. Оливия правда начинает верить в Бога. А Трейси тоже бы не помешало. Вылитый сок стал последней каплей. Последней каплей в болоте, в котором Трейси себя сейчас и утопила. Одри незамедлительно встаёт с деревянного стула, цепляясь за волосы зачинщика перепалки, слушая лишь то, как та пищит, и замечая краем глаза, как испуганно на неё смотрит Оливия. Подружки Трейси быстро разбежались, будто никогда и не знали эту девушку. Совсем. Оказавшись на заднем дворе, Трейси пора было начать замаливать свои грехи, но она продолжала сыпать гадкие оскорбления в сторону Гонсалес. Всё ещё зря. Драться эта маленькая раскрашенная девочка не могла, а Одри очень даже прекрасно. Вскоре на событие собралось множество свободных учеников, просто обедавших в столовой. Собрались они слишком быстро, Трейси очень скоро оказалась на земле. Гонсалес было достаточно пару раз дать ей по лицу и сложить руки за спину, как та уже сдулась и могла только скулить, выпрашивая её отпустить. Как бы сейчас Оливия не цеплялась за руку подруги, Одри продолжила прижимать соперницу к сухому асфальту заднего двора школы. На удивление здесь не объявился Ричард, который всегда поспевал к началу драки и разнимал девиц, сегодня его почему-то не было рядом. Но это пока. В очередной раз Гонсалес оказалась у директора, выслушивая вечную тираду о том, что хорошо и что плохо, и была отправлена на уроки, но там девушка уже не появилась, а решила уйти домой, так как весь настрой на день пропал. День вышел гадким, прошло всего два занятия и обеденный перерыв – время потрачено впустую. И в один момент всё стало ещё более гадким. Даже слишком гадким. – Оди? – и судя по голосу это была точно не её мать. И только сейчас Одри не радовалась тому, что это правда объявилась не её родительница, а кто-то другой. Кое-кто особенный. – Ты опять? – сразу было понятно, о чём её спрашивают. Почему именно сегодня Скотт решил пропустить первые занятия и прийти позже? И время так неудачно совпало, – Я думал, что это неправда. Ты..? — Да, я подралась с твоей новой зазнобой. А что, заметно? — светловолосая горько усмехнулась, закидывая волосы назад аккуратной ладонью со сбитым костяшками. — Конечно заметно. Парень вновь оглядел собеседницу с ног до головы, замечая новые раны. Царапина на лице, слегка раскрасневшаяся, такие же расцарапанные ключицы, на коленях запёкшиеся кровоподтёки — их обладательница явно падала на асфальт и, видимо, не раз. Кое-где были приклеены пластыри с какими-то изображениями: цветы, кот Гарфилд и что-то похожее на скрипичный ключ — этой юной особе всегда нравились такие мелочи на ранах, ведь не кровь привлекала внимание, не видневшееся мясо, а милые картинки, поднимающие настроение. — Твоя мама была права, милый, я совсем тебе не подхожу, — лицо опять посетила улыбка, последние слова горчили на кончике языка, потом перекатывались дальше к корню склизкой мышцы, и становилось не настолько противно, а когда всё оказывалось внутри, то вызывало тошноту, причём не слабую. — а ты мудак, каких поискать надо. — нежные чувства, ощущаемые к получателю этих отнюдь не тёплых слов, уже не держали: они спрятались где-то внутри, согласившись, что возлюбленный действительно настоящий моральный урод. — я так устала, Ричард, ты прятал мою любовь по карманам, а потом высыпал, как ненужный мусор, когда на горизонте замаячила твоя новая ш... подруга. — она специально оговорилась, хотелось увидеть его реакцию, хотелось убить в нём всё светлое, что осталось, — Ты мне не нужен. — она долго репетировала это. Выбирала интонацию, взгляд, с которыми она выплюнет это ему в лицо, а сама уже ощущала, как приятно на душе ощущение этой победы, победы над собой и его вольностями. — Ты же тонешь в болоте, хоть и кажешься чистым с виду. — девушка оказалась на пару шагов ближе, — спеши к своей ненаглядной, она же успела тебе обо всём доложить? — блондинка непроизвольно давит рукой на плечо парня. Главное уметь хорошо обманывать. Скотт просто молчал, ничего не появлялось у него в голове такого, что он мог бы сказать. Врать даже самому себе ему надоело. Одри собиралась было уходить и, убирая руку с юношеского плеча, почувствовала, как собственную руку перехватывают и крепко держат. — Мне нужно идти. — Не нужно. Настолько быстро притянутой к другому человеку Одри точно не ожидала быть. Для неё это было странно, непривычно и даже впервые, хотя в отношениях Ричард не позволял себе настолько тесного контакта с девушкой, их объятия тоже не казались такими близкими, как сейчас. — Отпусти меня, и я уйду. — дыхание у Гонсалес сбилось и стало рваным, сейчас она переживала за то, чтобы Скотт ничего не заметил, — Трейси тебя ждёт. — Ты никуда не пойдёшь. Я с тобой разговариваю, или ты оглохла? — Ричард был не приклонен, даже груб в какой-то степени, потому что сейчас он требовал определённые вещи и должен был получить то, что просил. — Ну так говори, не тяни резину. И отпусти меня наконец! — Одри начинала злиться. Такое заставляло её смущаться, для неё это и правда было огромной дикостью. — Я не хочу тебя никуда отпускать. — фраза звучала совершенно серьёзно, — и я не про положение наших тел сейчас. Я про наши отношения. Мир Гонсалес сейчас знатно так потрясло. Вроде внятно сказано было «ты мне не нужен», она где-то ошиблась буквами? Забыла это сказать? Зря репетировала и правда забыла? Ясно же помнит, что говорила. — Я хочу всё исправить. — Тебя ждёт Трейси. — Я хочу перед тобой извиниться за свои поступки. — Трейси. — Я правда чувствую, что виноват, но с другой стороны без этого бы мы не… — Трейси тебя… — Да забудь про Трейси! Мы говорим не о ней! — парень мгновенно вскипает и ругается, — я пытаюсь признаться тебе в любви, а ты говоришь о совершенно ненужных сейчас вещах! — Признаться… в любви? — Представь себе, в самой настоящей! Эмоции накрыли сразу неожиданно, будто впервые. Всё это в сознании обоих проявлялось так ярко и красочно, ведь девушка услышала то, что ей так нужно было, а парень скинул с плеч тот груз, который висел на нём уже долгое время. Сейчас можно было расслабиться и успокоиться, потому что казалось, что самые главные проблемы для них сейчас позади. На минуту они совершенно позабыли обо всем, пока смотрели на округлые зрачки друг друга. Всё это казалось сказкой, вырезкой из фильма или подросткового романа, такого сладкого, романтичного, самого книжного и клишированного. Одри и правда думалось сейчас, что она находится в одной из той книг, которые стоят на полке её матери и которые блондинка иногда читала в отсутствии женщины дома, представляя свою будущую взрослую жизнь и ненаглядного «принца». И всё правда вышло почти по-книжному, только грубее и резче, будто снег, свалившийся на голову в середине июля. Если в книжной истории Гонсалес могла предугадать конец, то в своей истории такого поворота она точно не ожидала. Это было одним из приятнейших поворотов её жизни. И теперь, в эту секунду, жизнь не казалась таким уж дерьмом. — Может поцелуемся? — негромко произносит Ричард, будто переживая за реакцию возлюбленной. — Может и поцелуемся.