Часть 1
18 сентября 2021 г. в 00:47
Ирука подходил к Академии с двойственным чувством. С одной стороны, выдался прекрасный день и в кои-то веки ему удалось поспать дольше четырёх часов за ночь, но с другой… Именно сегодня на уроках должен был присутствовать не кто иной, как Хатаке Какаши. Джонин, которого заставить приблизиться к детям мог только приказ Хокаге. Конечно, он был сам виноват: нечего было давать свои советы детишкам, ещё не умеющим толком ничего. И никто его не заставлял выбирать место для чтения на одном из деревьев, растущих у тренировочной площадки. Естественно, дети, не слушая предупреждений Ируки, тут же попытались применить на практике всё то, что советовал джонин. Закончилось это не так уж радужно, особенно для сенсея, щеголявшего теперь с гипсом на руке и несколькими глубокими царапинами на лице. Дети, к счастью, не пострадали.
В запале чунин много чего наговорил Хатаке, не сразу заметив, что тот и без того выглядит… Виноватым? Растерянным? Предположение, что в глазах Какаши промелькнул испуг, Ирука отмёл сразу, решив, что ему померещилось после удара головой о то злополучное дерево. Хокаге, выслушавший обоих об инциденте, приказал Копирующему переквалифицироваться в помощники Умино, пока тот не поправится окончательно. Так и получилось, что Какаши оказался в Академии.
Впрочем, надо отдать ему должное, к заданию он подошёл неожиданно ответственно. Ирука ожидал чего угодно: отговорок, лени, да даже того, что джонин будет просто присутствовать в зоне видимости, лишь формально выполняя приказ. Но тот его удивил. В первый же день Хатаке тщательно проверил все тетради. Чунин с плохо скрытым изумлением, перешедшим в возмущение, отметил, что почерк в тетрадях, которым Какаши делал исправления, и почерк его же, но в отчётах, разительно отличается. А ведь Умино с содроганием ожидал увидеть кривые и косые пометки и уже в красках представлял, как будут реагировать на них детишки.
В ответ на обалдевший взгляд чунина Хатаке только невинно моргнул:
— Я что-то не то сделал, Ирука-сенсей? — спокойно поинтересовался он. Умино пришлось приложить усилие, чтобы успокоиться.
— Нет-нет! Всё просто идеально. Это-то и странно, — буркнул он в ответ.
В следующий раз Хатаке снова удивил, соизволив прийти вовремя на уроки. К немалому облегчению чунина, Какаши не пытался вмешиваться в обучение детей, перекраивая его на своё усмотрение. Он оказывался рядом, когда была нужна его помощь, и проявлял поистине ангельское терпение, заставив Ируку даже потихоньку сложить печать, развеивающую гендзюцу. То, что это не осталось незамеченным, Какаши показал только коротким взглядом и вскинутой бровью, а сам Умино залился краской смущения. Не объяснять же новоиспечённому помощнику, что ожидал от него всяческих пакостей уже хотя бы потому, что по рангу он выше, а вынужден подчиняться какому-то чунину.
Дети слушали рассказы Хатаке открыв рты и затаив дыхание.
«Ещё бы, легенда Конохи у них на уроке», — с лёгкой завистью вздыхал Умино. Его так слушали только на полигоне во время практических занятий. Опасаясь, что уроки могут плавно перейти в сказания о подвигах, Ирука хотел было попросить Копирующего приберечь истории на потом, но Какаши удивительно сумел точно рассчитать время, выделенное на историю из личного опыта так, чтобы та не только не помешала ходу урока, но ещё и стала отличной наглядностью. Дети готовы были ходить за ним по пятам, и Хатаке терпеливо отвечал на все их вопросы, но Ируке понадобилось не так много времени, чтобы понять, что Копирующий держится от них на дистанции, которую только может себе позволить. Ни одного лишнего прикосновения. Как только позволяла ситуация, он оказывался в самой дальней точке класса — это сбивало Ируку с толка, а ученики просто приняли правила новой игры.
Следующие несколько дней прошли в таком же режиме, и теперь некоторые из учеников радостно бросались навстречу Хатаке, пытаясь его обнять, стоило ему только появиться у Академии. Пока Копирующему удавалось избегать настолько тесного контакта. Глядя на уловки, к которым тот прибегал, Ирука тихонько посмеивался.
— У Какаши-сенсея волосы из сахарной ваты, — пронёсся по классу восторженный детский шёпот во время того, как ученики корпели над заданиями. Чунин сделал вид, что не слышит, спрятав улыбку и торопливо уткнувшись в первую попавшуюся на столе тетрадку из тех, что нужно было проверить. Детский шёпот раздавался весь урок, то затихая, то становясь громче. Увлечённые спором дети разгорячённо начали доказывать свою правоту бессвязными выкриками, и Ируке пришлось прикрикнуть на них. А уже на следующей перемене весь класс, не сговариваясь, набросился на опешившего от такого поворота Копирующего.
Умино смеялся до слёз, когда джонин исчез в шуншине, спасаясь от превосходящих сил противника. Перед его глазами долго стояло непередаваемое выражение лица и лёгкая паника в глазах Какаши. И он очень надеялся, что Хатаке никогда не узнает, кто подкинул детям идею о волосах из сахарной ваты.
Но однажды день начался с занятий на тренировочном поле. Какаши пришёл туда точно по времени, и Ирука уже не настороженно, а вполне искренне и тепло его приветствовал. Ещё накануне чунин подробно инструктировал своего временного помощника, и тот даже что-то записал в свой блокнот, покивав головой. Умино немного волновался, зная, как могут быть изобретательны ученики в поисках приключений себе и окружающим на головы.
Всё шло по плану. Дети собрались на поле, и Ирука принялся им объяснять, что и как нужно будет делать. Какаши же, подозрительно косившийся на довольные рожицы учеников, всё ещё поглядывающих на его волосы с интересом, отошёл подальше. Благо здесь не было ограничивающих стен. Держась по самому краю площадки, он неспеша шёл, не выпуская из поля зрения шумный класс и их сенсея. И только многолетняя практика помогла ему заметить под ногами тонкую нить прежде, чем он смог о неё запнуться. Мгновенно вскинувшись и напрягшись, Хатаке пробежался взглядом по проволоке и взрывным печатям. Кому понадобилось устанавливать их на тренировочном поле, куда придёт заниматься класс?
Ирука позвал было Какаши, но, почувствовав неладное, замер. От джонина повеяло опасностью. Сейчас он весь подобрался — от нарочитой расслабленности не осталось и следа, и даже походка изменилась, Умино узнал её. Сколько раз видел такую у бойцов АНБУ, поэтому ещё до того, как Хатаке оказался рядом, уже понял, что дело плохо.
— Взрывные печати по периметру, нужно выводить детей, — негромко сообщил Какаши, не желая паники.
Сглотнув, Ирука тут же подозвал всех ещё ближе и торопливо, но без суеты направил к выходу с поля. Ученики, ждавшие практических занятий, недовольно роптали, а Хатаке снова метнулся к печатям, надеясь суметь обезвредить ловушку. Не успел. Или за ними наблюдали, или время было установлено заранее, но даже приблизиться к печатям он не смог.
Огненные цветки взрывов взметнулись, отрезая путь к выходу. Воздух наполнился дымом, гарью, раскалился, обжигая. Детские крики потонули в новой серии взрывов, и огонь мгновенно охватил почти всё поле. Ирука создал барьер, прикрывший его и учеников прозрачной сферой, но Копирующий знал, что долго так ему было не продержаться: слишком много чакры уходило, а Умино никогда не славился большими резервами. Поэтому Какаши молниеносно сложил печати, и вот уже Водяной Дракон поглотил собой сферический барьер, защищая детей и Ируку от огня, который и не собирался угасать. Языки пламени, слишком сильные, чтобы быть просто следствием взрывов, говорили в пользу техники, а значит тот, кто всё это затеял, был рядом.
Копирующий, задыхаясь от дыма и раскалённого воздуха, собирался убраться прочь с поля на поиски преступника, зная, что Ирука-сенсей и дети пока в безопасности, как вдруг откуда-то из глубины пылающего полигона донёсся отчаянный детский вопль. Дёрнувшись, как от удара, Хатаке развернулся в сторону, откуда послышался звук, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Там не могло быть детей. Ирука собрал всех, он сам проверял. Но отчаянный и безнадёжный крик повторился, и с относительно безопасного пятачка, который образовался благодаря применению водной техники, Какаши рванулся на звук.
Огонь взметнулся, стараясь добраться до новой жертвы, лёгкие разрывались от нехватки кислорода, а глаз слезился от едкого дыма, но он каким-то чудом разглядел зарёванного чумазого мальчишку, сжавшегося на земле и мучительно кашляющего.
«Слишком маленький, не класс Ируки», — на автомате отметил джонин, срывая с себя жилет и укутывая в него ребёнка. И уже на остатках сил поспешил назад, прижимая к себе всхлипывающий и кашляющий свёрток. Оставалось всего несколько шагов сквозь дым и огонь, Водяной Дракон и барьер были совсем рядом, когда одно из пылающих деревьев, росших по краю площадки, повалилось прямо на них. Какаши рванулся вперёд и, понимая, что не успевает, упал на руки и колени, принимая весь удар на спину и закрывая собой отчаянно взвывшего от страха мальчишку.
Тяжёлое дерево гнуло к земле, не давая пошевелиться, одежду прожигали охваченные огнём ветви, опаляя кожу, но попытайся он хотя бы сдвинуть руку, чтобы защититься от огня, то упал бы всем весом на ребёнка. Какаши удалось удержать рвущийся из груди крик каким-то чудом. Он знал, что скорее всего АНБУ и все свободные шиноби уже на подходе. Нужно было продержаться совсем немного, не отключиться до их прихода, чтобы не развеялась техника. Барьер Ируки уже был на исходе, и без Водяного Дракона все, кто на поле, погибнут. Какаши не мог создать ещё одного Водяного Дракона, упираясь обожжёнными руками в землю, чтобы не упасть на тихонько скулившего ребёнка. Сквозь багровое марево он видел лицо Ируки за стеной воды, лица перепуганных ребятишек, жавшихся друг к другу, и старался удержать уплывающее сознание.
— Как тебя зовут? — выдавил он через силу, опустив голову и перехватив обезумевший от страха взгляд мальчика. Его нужно было успокоить, чтобы не вздумал бежать самостоятельно. Через огонь ему не пробраться.
— Хэчиро, — запинаясь и шмыгая носом, пискнул в ответ малец.
— Не бойся. Всё будет хорошо, — Какаши невольно дёрнулся, когда тоненькая горящая ветка хлестнула по щеке, оставляя саднящий ожог.
— Мы умрём? Я только хотел посмотреть, как будет брат тренироваться, — он снова всхлипнул, не отрывая взгляда от нависшего над ним шиноби.
— Никто не умрёт сегодня. Ты не умрёшь, — обещание легко сорвалось с губ, джонин почувствовал знакомые всполохи чакры и попытался улыбнуться, привычно сощурившись. Судя по ещё больше расширившимся глазам Хэчиро, не стоило ему этого делать.
А потом сверху хлынула вода. Обжигающий пар рассеялся почти сразу, позволяя увидеть АНБУ, знакомых джонинов, и Хатаке дал, наконец, технике рассеяться. Дракон исчез, освобождая учеников и их учителя. Обгорающие ветки куда-то делись, позволяя чуть свободнее вдохнуть, а рядом оказался Райдо, потянувший на себя протестующе пискнувший свёрток. Какаши выдохнул с облегчением, поняв, что мелкому и правда теперь больше ничего не угрожает. Подняв голову, он увидел, что Райдо уже ушёл, а рядом с ним самим на колени, прямо на ещё горячую землю, опустился Генма, с неизменным сенбоном в зубах. Попытка подняться закончилась тем, что спину полоснуло дикой болью и картинка перед глазами поплыла.
— Не дёргайся. Иръёнины уже на подходе, — Ширануи стянул с себя жилет и как можно аккуратнее уложил на него Хатаке на бок, чтобы не задевать обожжённую спину, понимая, что тот вот-вот отключится, а валяться в грязи со всеми этими ожогами — последнее, что ему стоило делать. Внутри всё сжалось, когда Какаши прикрыл видимый глаз, давя в горле крик, и цепляясь обожжёнными пальцами за кромку жилета. Генма стиснул зубами сенбон и зло выругался. Ожоги были повсюду, сложно дотронуться, чтобы не причинить ещё больше боли, а в стандартной аптечке, что у него с собой, ничего толкового не было. Он прижал пальцы к бешено бьющейся жилке на чужом виске, вливая чакру и мысленно поторапливая застрявших непонятно где медиков.
Какаши всё-таки потерял сознание, и Ширануи плюнул на всё, глядя на землисто-серое лицо и осознавая, что счёт идёт на минуты. Махнув рукой на правила, вколол ему морфин из собственных запасов, что таскал в разгрузке на всякий случай, рассудив, что простые анальгетики не помогут, а без этого Хатаке двинет кони от болевого шока раньше, чем его вынесут с сожжённого поля.
— Стой, нам нужно его опросить, — невысокий худощавый АНБУ в фарфоровой маске возник рядом из ниоткуда, едва Генма поднял Какаши на плечи, придерживая, чтоб он не свалился и, кряхтя, встал на ноги.
— А мне нужно немедленно доставить его к иръёнинам, — субординация летела ко всем чертям, туда же Ширануи пинком отправил и здравый смысл. АНБУ не могли запретить ему отнести друга в госпиталь, даже если им нужны показания свидетелей и прочая лабуда прямо на месте и как можно скорее.
— Это важно, — АНБУ застыл истуканом, не давая пройти. Генма знал, что тот прикидывает возможность привести Какаши в сознание и допросить прямо сейчас. И также Ширануи знал, что АНБУ мог это сделать. Ему захотелось ударить эту бездушную маску.
— Уйди с дороги или ваш ценный свидетель окочурится у меня на руках, — процедил сквозь зубы Генма, чувствуя, как на пределе возможного колотится сердце товарища, обошёл АНБУ и помчался к госпиталю. Наверное, он бы пробивал себе дорогу с боем, если бы АНБУ не отступил. Его самого мелко трясло и собственное сердце колотилось едва ли спокойнее, чем у Какаши к моменту, когда они добрались до госпиталя.
Там Хатаке увезли в операционную, куда Генме удалось пробиться только потому, что занималась пациентом его мать. Он никогда не считал себя особо впечатлительным, но после того, как пришлось срезать перчатки с вплавившимися в кожу металлическими пластинами, Ширануи был искренне рад, что не иръёнин. Проходить через подобное каждый день… Увольте! Он заставил себя собраться и чётко выполнял все команды, помогая, но кончики пальцев всё равно дрожали, а внутри что-то свернулось в ледяной комок, не давая нормально дышать. Сколько часов длилось это безумие Генма не знал, ему показалось, что не меньше вечности. Когда всё было закончено, пациентом занялись медсёстры, а его выставили за дверь.
У операционной ждали Гай, Райдо и Ирука. Вывалившись на негнущихся ногах в коридор, Генма привалился к стене, пустым взглядом пялясь в окно. Нужно было сказать им, как Какаши, но голос не слушался, слова комком застревали в горле. Ирука, которому по виду самому помощь медика бы не помешала, не решился спросить сразу, только молчал, не отводя немигающий взгляд. Гай, непривычно тихий и серьёзный, тоже ждал не проронив и слова. Первым не выдержал Райдо.
— Ну же, не тяни кота за хвост! — тряхнул он приятеля за плечо.
— Жив пока. Его введут в искусственную кому, — Генма стиснул сенбон зубами, в ушах по-прежнему звучали надорванные стоны, которые вырывались из искусанных в кровь губ. Райдо, который не по наслышке знал об ожогах, понятливо поморщился.
— Он спас всех, я тоже там был и не смог ничего толком сделать, — Ирука сгорбился, сверля взглядом дверь. Перед глазами у него были явно другие картинки.
У Генмы не было сил успокаивать его. Да, Умино бы не сумел спасти детей один, и для него чудо, что там оказался Какаши. А цена, она есть у всего. Развернувшись, деревянной походкой Ширануи пошёл прочь, желая оказаться как можно дальше от этой операционной, стереть из памяти звуки и запахи. Догонять его не стали, за что он был благодарен.
Происшествие расследовали, АНБУ землю рыли в поисках того, кто устроил диверсию. Враг в самой деревне — это не шутка, тем более под угрозой оказались дети, будущее Конохи, как сказал Хокаге. Впрочем, Генма подозревал, что дело было не столько в детях, сколько в том, что у себя под носом прошляпили врага. Ширануи не заходил к Какаши с того дня. Он хотел, но времени совсем не оставалось, они искали виновника случившегося. Выпавший на его долю выходной, сродни чуду, обрушился неожиданно, и Генма растерялся, когда к полудню оказалось, что он уже выспался, поел, послонялся по общежитию, а день ещё в самом разгаре.
У палаты Какаши он простоял не долго, решительно толкнув дверь. Удивило отсутствие кого-то из друзей. Хотя, Генма быстро спохватился. Гай и Райдо на миссиях, Ирука с классом, а больше и друзей-то не было особо у него. Да и что высиживать, если Копирующий без сознания. Хатаке выглядел бы спящим, если бы не болезненная бледность кожи, сливающейся с бинтами, густые тени, залёгшие под глазами, и нездоровая худоба. Он и так всегда был поджарым, а теперь щёки вообще запали. Дурацкая маска была на лице даже сейчас, руки в бинтах спокойно лежали поверх одеяла и Ширануи старался не смотреть туда. На лице остались отметины от ожогов, но они были едва заметны, заживут совсем скоро. И опалённые волосы тоже отрастут. Даже со спиной всё решаемо. С руками было сложнее. Шиноби часто используют печати для применения техник и тут нужна не просто хорошая подвижность пальцев, а идеальная. После таких ожогов гарантии никто дать не мог.
— Как ты умудряешься собрать все неприятности Конохи на свою тощую задницу, Хатаке? — Генма сел на стул рядом с кроватью. Они не были такими уж близкими друзьями, и его присутствие в палате тяжело раненого джонина было не обязательным, но… Этот придурок полез в огонь за сопливым ребёнком, прекрасно зная, чем рискует. Смог бы он сам так поступить? Ширануи не знал и проверять не хотел, но если бы там не оказался Какаши… Ируке не хватило бы чакры спасти весь класс. Да никто не выжил бы до прихода помощи, ведь мало ли что взрывается на тренировочных полигонах, не сразу спохватились. О Хатаке многое болтали, его не любили и побаивались. Но Генме было кристаллически пофиг на сплетни, он привык доверять тому, что видел сам. А видел он, что белобрысый придурок полез в огонь спасая мелкого паршивца, пробравшегося куда не просили, и вместо того, чтобы спасать свою шкуру закрывал ребятню от огня. Детей тех самых людей, что шипели ему в спину. А в качестве благодарности получил персональную палату и возможность валяться в ней в одиночестве.
Палата давила своей стерильной мрачностью, угнетала одним уныло-зелёным цветом, полумраком. Прям тоска зелёная, не удивительно, что Какаши никогда не любил госпиталь. Не выдержав долго, Генма отдёрнул шторы и раскрыл окно, решив, что свежий воздух и немного солнечного света не помешает. Стало немного более… приемлемо. Какаши не шелохнулся, и Ширануи не знал, слышал ли он его, но всё же, устроившись на стуле говорил и говорил. Рассказывал о том, что происходит в деревне, как АНБУ шныряют повсюду, методично перетряхивая Коноху. Популярно объяснил, что такого дебила свет ещё не видывал, потому что чувство самосохранения у него отсутствовало напрочь…
Генма вышел из палаты когда уже совсем стемнело. Зачем он там сидел, он и сам не понимал, но на следующий день пришёл снова. И снова. Постепенно это стало таким ритуалом. Выходных больше не было, и к приходу Ширануи часы посещения заканчивались давным-давно, но кого это когда волновало. Пробираясь в окно, уже привычно, Генма устраивался на стуле, чаще молча, иногда что-то рассказывая. Спроси его кто, чего он там высиживает, вряд ли бы шиноби смог ответить.
Когда Хатаке разбудили и он немного оклемался, первым его навестили АНБУ. Этого и стоило ожидать, но Какаши и сам не слишком мог помочь. Недовольный, замотанный АНБУ, забывшись, предположил вслух, что если бы он не полез за мальчишкой, а сразу бросился на поиски, тогда всё было иначе. На такое предположение Хатаке скривился и смерил говорившего таким взглядом, что тот смолк напрягшись. Взмокшего от стараний не отключиться и с трудом державшего глаз открытым, Копирующего оставили в покое, пожелав скорейшего выздоровления. Когда Ширануи уже привычно скользнул в палату через окно, его встретил настороженный взгляд.
— Мимо проходил, решил лично сказать тебе, что второго такого идиота я не знаю, — ляпнул Генма, плюхаясь на стул и одним тягучим взглядом оглядывая хмурого Хатаке. На тумбочку с лёгким стуком приземлилась банка с плотно закрытой крышкой. Какаши не сказал ни слова, только вопросительно выгнул бровь.
— Мазь. Поможет после ожогов восстановиться, — Ширануи прикусил сенбон, перекинув его из одного уголка рта в другой. Какаши молчал, и Генма уже костерил себя на чём свет стоит, за то, что припёрся, куда не звали.
— Спасибо, — тихий и хриплый голос заставил его вздрогнуть. Что ещё говорить Ширануи не знал, но Какаши помог ему, сдавшись усталости и провалившись в беспокойный сон.
Генма узнал, что Какаши выписали, когда вернулся с трёхдневной миссии. Их комнаты были на одном этаже общежития и Ширануи сообразил, что прошёл мимо собственной комнаты только стоя у двери Какаши. Он так и не постучал. Развернувшись, Генма побрёл на кухню, называя себя дураком. Обнаружив там Копирующего, Ширануи едва не проглотил сенбон. Конечно, тот имел полное право там находиться, но всё равно это было неожиданно.
Моргнув и пытаясь понять, не начались ли у него галлюцинации, шиноби застыл в дверях. Хатаке, видимо, расценил это по-своему. Кивнув в знак приветствия, он продолжил возиться с чайником, развернувшись так, чтобы свет не падал на ещё заметный шрам на лице, не скрытый маской. Генма мазнул взглядом по плотным перчаткам на руках джонина, отмечая скованность движений и то, как подрагивают его пальцы.
Подняв глаза, Ширануи встретился взглядом с Какаши и понял, вздрогнув, что открыто пялился на его уже несколько минут и, что ещё хуже, Какаши всё видел. Не говоря ни слова, Хатаке вышел, унося чашку с чаем с собой. Передумав ужинать, Генма пнул ни в чём не повинный табурет и побрёл к себе.
В следующий раз он зашёл к Какаши через несколько дней. Постучав в дверь, Ширануи был готов к тому, что его и на порог не пустят, проигнорировав, но Хатаке открыл.
— Хреново выглядишь, — поприветствовал Генма, входя в комнату. Какаши только вскинул видимую бровь. Это становилось похоже на традицию.
— Ты зашёл, чтобы сообщить мне это лично? — бесцветным голосом поинтересовался Копирующий, но Ширануи показалось, что в нём слышался оттенок горечи.
— Я принёс тебе кое-что, — Генма достал склянку с болотного цвета мазью и продемонстрировал её другу. Он несколько ночей просидел над ней, подбирая составляющие, перелопатив горы книг и вспомнив, что помогало Райдо. Зачем ему это было нужно? Ширануи понятия не имел, но остаться в стороне не мог. Насколько он знал, к Хатаке никто не приходил, он сам тоже не бывал нигде, кроме тренировочного полигона. Миссии ему пока не давали. Не то чтобы раньше Какаши можно было назвать душой компании, но теперь он словно был закрыт ото всех непроницаемым барьером. Вообще ото всех. Было ли это его собственным желанием? Столкнувшись с Ирукой в штабе и обмолвившись о Какаши, Генма был удивлён, когда понял, что тот его давно не видел.
— Уроки, работа в штабе, совершенно нет времени, — торопливо пробегая взглядом по отчёту Ширануи качнул головой чунин. А перед мысленным взором Генмы промелькнул Хатаке. Такой, каким он его нашёл на ещё дымящемся полигоне. Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, да?
— Времени нет, ну, конечно, — Ширануи холодно усмехнулся. Ирука растерянно оторвался от отчёта, уловив изменившийся тон собеседника, но тот уже уходил прочь.
И вот теперь Генма стоял посреди безупречно чистой комнаты Хатаке, ожидая, и не без причин, что его просто вышвырнут прочь. Когда Какаши взял протянутый тюбик, Ширануи начал сомневаться в собственной адекватности и подозревать, что оказался в гендзюцу. Слишком уж это непохоже было на привычного Какаши. На всякий случай, он даже печать сложил, ткнув пальцем в плечо Копирующего.
— Это не гендзюцу, — с видом человека, привыкшего общаться с клиническими идиотами, констатировал Хатаке.
— Разреши взглянуть? — Генма кивнул на его затянутые в перчатки руки, продолжая отчаянно не понимать, какого чёрта он творит и для чего ему это вообще нужно. Сидел бы у себя спокойно и не лез, есть же у Какаши друзья. Пусть бы они и переживали. Вообразив Гая в роли сиделки, тихонько вздохнул, признавая, что некому, а сам Хатаке скорее всего будет надеяться, что всё само как-нибудь пройдёт. Повисла тишина и Генма напрягся, осознавая, что даже сейчас Какаши вполне мог его разделать под орех. Он уже хотел пойти на попятный, холодея от собственной глупости, когда Какаши нерешительно протянул руку, стянув перчатку. Ширануи решил, что это только из-за того, что все знают: Генма неплохо разбирался в медицинских премудростях. Ни на что большее он и не рассчитывал, впрочем. Но осмотром остался доволен, иръёнины и правда отлично поработали. Возможно, если бы Какаши дал им доделать свою работу, то и жить ему было бы проще. Вот только нелюбовь к госпиталю в качестве пациента он и сам прекрасно понимал и разделял, так что своё мнение благоразумно оставил при себе.
— Шрамы от ожогов не исчезнут полностью, но пальцам можно вернуть подвижность при должных тренировках. Ты счастливчик, Хатаке, — Генма замолк, мысленно отвешивая себе подзатыльник. Да что с ним не так? Это кем надо было быть, чтобы назвать Какаши счастливчиком. Ширануи понял бы, врежь ему Копирующий как следует, но тот даже не изменился в лице, чуть пожав плечами и снова натянув перчатку. Теперь он носил плотные закрытые перчатки, а не привычные, с обрезанными пальцами.
Прекрасно осознавая, что влипает всё больше, Генма тем не менее, уже ничего не мог изменить. Ему казалось слишком несправедливым, что на Какаши свалилось столько всего. К этому времени он потерял всех: семью, команду, учителя, а ему ещё и двадцати не было. Во всей Конохе ещё поискать надо было того, кто не винил бы его в части этих потерь. Даже теперь, когда Какаши спас целый класс ребятни такой ценой, рядом был лишь Гай, Райдо и Асума с Куренай, появлявшиеся изредка. Ну, и он сам. Ширануи не понимал этого и злился, можно подумать, что и без того Хатаке мало проблем. Генма не знал, как Какаши ещё выдерживает это, как не сломался до сих пор. Он приносил новые порции мази, помогал тренировать кисти рук, показывал комплексы упражнений и вообще вёл себя, как законченная наседка над единственным цыплёнком. Но зато однажды обнаружил, что Какаши умеет смеяться, и смех у него чуть хрипловатый, тёплый и какой-то светлый, по другому не скажешь. Когда Генма первый раз услышал как Хатаке смеётся, он укололся собственным сенбоном, едва не проглотив его.
Как-то незаметно оказалось, что всё свободное время они проводили в комнате Хатаке. В свою берлогу Генма ни за что на свете не рискнул бы пригласить друга, сдвинутого на чистоте, а генеральную уборку проводить всё равно не хотелось. Вместо этого он поступил как настоящий шиноби, найдя более простое решение: часть книг Ширануи незаметно перекочевали на письменный стол Какаши. Вечерами они иногда разговаривали, а чаще Генма зарывался в книги, выискивая что-то полезное, а Хатаке устраивался у окна с одной из своих книжонок или разминая пальцы. Тишина в комнате не была напряжённой. Это спокойствие нужно было не меньше целебных мазей. Какаши привыкал к тому, что не один. Странное чувство, пугающее, но чарующее. Иногда к ним присоединялся Гай, поражавший своей тягой к соревнованиям даже Генму, который обычно принимал всех такими, какие они есть и старался ничему не удивляться. Порой забегал Райдо, притаскивая с собой выпить, иногда заглядывали Асума и Куренай. У каждого были свои тараканы в голове, свои пунктики, но Какаши как-то незаметно перестал быть чужаком в этой компании, и Генме было совершенно безразлично, что там за странности у них. Слишком уж у них у всех оказались изломанные судьбы, у каждого были свои шрамы. И не только видимые, гораздо больше их было внутри. Каждый справлялся с этим как мог, вот и получалось в итоге то, что получалось.
Всё шло так гладко, что просто не могло продолжаться долго. Рухнула идиллия в одночасье. В тот вечер Райдо вытащил всех в какую-то забегаловку, под предлогом его возвращения с миссии невредимым, и всё шло неплохо, пока компания за соседним столиком не стала в запале говорить слишком громко. Явно перебравшие, чунины горячились, доказывая что-то друг другу. Расслышав, о чём речь, Генма похолодел, но сделать ничего не успел.
— Говорю тебе, тот самый. Хатаке Какаши, убийца друзей, — наконец громко проговорил полноватый, с короткими светлыми волосами шиноби, для наглядности махнув рукой себе за спину и притопнув ногой. Гай сориентировался быстрее всех, выкрикнув какую-то чушь про молодость, юность, их общую весну, заглушая слова нечаянного суицидника. Куренай испуганно расширила глаза, прикрыв рот рукой, Асума нахмурился, сверля тяжёлым взглядом ещё не понимающего, насколько близко к грани подошёл, чунина. Райдо недобро ухмыльнулся, прищурившись и внимательно всматриваясь в сидящих за столиком пьянчуг, начавших соображать, что назревает и как-то разом сникших. Какаши сделал вид, что ничего не произошло, поддержав тост Гая, но Генма видел, как он вздрогнул, словно от удара, как закаменели его плечи и потух взгляд, став безжизненно пустым.
— Хаджиме! Не сразу узнал тебя, как поживает Такаши? Он ведь в классе Ируки-сенсея учится, да? — Ширануи улыбнулся почти ласково сжавшемуся чунину, пытавшемуся что-то сказать в ответ. Острие сенбона смотрело стремительно трезвеющему шиноби прямо в глаз.
— А пойдём к реке прогуляемся? Здесь как-то душно и неприятно пахнет, — Куренай поднялась, бросив презрительный взгляд на притихшую компанию. Её идею поддержали и, расплатившись, вскоре неспешно шагали по улицам Конохи.
— Я бы с удовольствием тебя изуродовал, но природа уже всё сделала за меня, — прошипел чуть задержавшийся Ширануи, наклонившись к уже трезвому чунину, прежде чем выйти на улицу.
Какаши вновь словно надел на себя невидимую броню, отгораживаясь от всех, и Генма не удивился, когда он, отговорившись делами, ушёл домой. Впрочем, к реке так никто из них и не дошёл, а в штабе пришлось обходиться сразу без нескольких чунинов, клявшихся в госпитале, что перебрали с выпивкой и свалились с лестницы. Сами. Да, несколько раз, так выпили же. Больше к алкоголю не подойдут, во избежание.
Ширануи видел, что в окне товарища горел свет, когда подходил к общежитию, так что решил зайти, тем более и повод имелся уважительный: нужно было забрать одну из книг. У входа остановился, раздумывая не лучше ли дать Хатаке побыть одному, но всё же решительно толкнуть дверь.
— Какаши? — дверь легко распахнулась и Генма поморщился от тяжёлого запаха крови. Хатаке, ещё более замученный и на вид гораздо более нездоровый, чем тогда в палате, сидел у стены, которую теперь украшали островки выбитой штукатурки и широкие кровавые мазки.
— Уходи, — Какаши отвернулся, подтянув к себе колени
— Какой же ты придурок, — едва слышно протянул, разглядывая сгорбившегося, словно под непосильной ношей, друга. Возражений не последовало. Молчал он и тогда, когда Ширануи опустился на колени рядом с ним, схватив аптечку, и стягивал с разбитых в кровь рук перчатки, осматривая и обрабатывая раны. Генма морщился, прикидывая, насколько хуже сделал Какаши своей выходкой и тоже молчал. Его крыло волной такой ярости, что сенбон в зубах скрипел. Нет, он злился не на Хатаке, а на тех твердолобых идиотов вокруг, но Генма не хотел срываться на друге. В конце концов, на него столько дерьма свалилось за всю жизнь, и истерика Ширануи это последнее, что ему нужно.
— Ты тоже так думаешь? — Какаши не прятал глаза, смотрел прямо, и у Генмы всё внутри переворачивалось, столько всего намешано было в этом взгляде.
— Как? — продолжая бинтовать руку Ширануи предпринял последнюю попытку избежать разговора, не уверенный в том, что не сорвётся. Ему не оставили ни единого шанса отступить, Хатаке продолжал упрямо смотреть и ждал ответа. Тем не менее, говорить Генма начал только когда закончил с повязками, надеясь, что голос его не подведёт.
— Мы шиноби. Здесь у каждого руки в крови и своё персональное кладбище. Кто-то бросал своих товарищей или позволял им спасти себя, кто-то не успевал помочь друзьям. Я убивал и не раз, ты будешь презирать меня за это? Мы не ангелы, Какаши. Ни один из нас. Но знаешь, ты вот в огонь кинулся, детишек спас, не каждый бы так смог. У нас свои правила, и своя цена. Мы платим кровью за любое решение, и чаще своей, чем чужой.
Голос звучал ровно, но он с трудом держал себя в руках. Видеть Хатаке, одного из лучших шиноби Конохи, таким сломленным было невыносимо. А что хуже всего, Ширануи понятия не имел, как ему помочь. Хотелось взять и встряхнуть как следует, но вряд ли это был лучший выход, ему и без того выпало много боли. Так что, выдавив кривую улыбку, Генма мотнул головой, отгоняя ненужные мысли. Жалость Какаши не принимал ни от кого, возможно, можно было достучаться в разговоре. Найти бы нужные слова… Генма никогда не лез за словом в карман, но не с Хатаке. Говорить с ним было невероятно сложно. Слова будто разбегались, не желая выстраиваться хоть в какое-то подобие связных предложений.
— Тебе поспать надо, Хатаке, выглядишь, как воскрешённый шиноби-недоучкой, — взяв аптечку, Ширануи поднялся с пола и, убрав всё на место, вышел, прикрыв за собой дверь. Впрочем, он довольно быстро вернулся, неся в руках дымящуюся чашку. Какаши, всё так же подпирающий стенку, удивлённо вскинулся, и Генма устало вздохнул. Он серьёзно думал, что его оставят тут одного сейчас? Хотя… Вспомнив, сколько времени товарищ действительно был один, Генма сник.
Впихнув чашку в забинтованные ладони, холодные даже через бинты, Ширануи усмехнулся одним уголком рта, наблюдая, как друг настороженно принюхивался к жидкости. А потом, помедлив немного и покосившись на сидящего рядом друга, Какаши непослушными пальцами потянул маску вниз, открывая лицо, и Генме пришлось заново учиться дышать. Он ещё ни разу не видел его без маски и отчаянно старался не пялиться, отведя взгляд. Хатаке не озаботился переживаниями друга, понемногу отпивая отвар.
— Пей, не бойся. Не собираюсь я тебя травить, дурень. Так, обычный афродизиак, снимешь напряжение и жизнь сразу покажется легче, — неловко пошутил, стараясь скрыть свою нервозность. Едва эта идиотская шутка сорвалась с губ, как Генма тут же пожалел, что открыл рот. Какаши изменился в лице и вытаращился на друга, так и замерев с поднесённой для очередного глотка чашкой. Мысленно выругавшись, Ширануи торопливо выставил перед собой ладони в успокаивающем жесте, гадая, успеет ли сказать хоть слово, пока ему не вбили эту чашку в рот. Нашёл время для шуток, тем более, таких тупых, видимо, он и в самом деле идиот.
— Это была шутка. Прости, я дурак, не стоило… Прости. Это просто успокаивающий отвар, — Генма замолчал с осознанием того, что умудрился испортить всё что можно. И что нельзя тоже. Но Какаши слабо улыбнулся в ответ, и эта улыбка, преобразив лицо, напомнила вдруг Генме, что лет-то ему совсем немного. Хатаке младше его самого. Ширануи чувствовал себя оглушённым, будто рядом взорвалось сразу несколько взрывных печатей, так что только кивнул, когда Какаши отдал ему пустую чашку. Нужно было уходить, но прежде Генма дождался, чтобы Хатаке действительно лёг.
— Спасибо, — едва слышный голос догнал Ширануи уже у двери. Не оборачиваясь, тот кивнул головой повернул ручку, когда прозвучало ещё более тихое, на грани слышимости. — Останься. Пожалуйста.
Генма словно с размаха натолкнулся на стену. Какаши никогда ни о чём не просил. Сколько он его знал, не прозвучало ни единой просьбы.
Чёрт, что же с тобой творится-то?
Развернувшись, Ширануи уставился на друга, но Хатаке свернулся клубочком под одеялом и смотрел таким умоляющим взглядом, что нужно было быть камнем, чтобы отказать в такой простой просьбе. Поставив чашку на письменный стол, Генма придвинул стул поближе к кровати. Если это поможет, то он был готов и на большее, чем просто посидеть рядом.
Какаши готов был откусить себе язык, когда слова сорвались с губ, но он больше и правда не мог. Он знал, что как только останется один, все его монстры снова выступят из темноты. Но ему пришлось сражаться в одиночку слишком долго, сил больше не осталось, в конце концов, он всего лишь человек. Какаши всегда считал себя стойким, но теперь сам себе казался жалким и ни на что не годным, а ещё хуже было от того, что его таким видят. И всё же, все резервы были исчерпаны до конца и ему отчаянно была нужна помощь. Хатаке был искренне благодарен за то, что Ширануи ничего не спрашивал и не говорил. Он просто устроился на стуле рядом с книгой, словно это было обычным делом. Как будто ему каждый день приходилось успокаивать дрожащих после истерики шиноби, высиживая рядом.
После отвара Генмы Какаши и правда быстро уснул, однако, всё оказалось не так просто. Ночь выдалась сложная для них обоих. Ширануи читал, поглядывая боковым зрением на друга, но страницы книги так и остались не перевёрнутыми. Он знал, что
у Хатаке есть проблемы со сном, недаром тот выглядел так бледно почти всегда, но не догадывался насколько всё плохо. Едва засыпая, Какаши проваливался в кошмары. Первый тяжёлый стон, прокатившийся по комнате, заставил Генму отложить книгу и развернуться к другу, хмуро вглядываясь в него. По лицу Какаши пробежала болезненная гримаса, и он снова глухо застонал, судорожно выдыхая. Его руки зашарили по постели, сжимая простыни, одеяло, и Ширануи поспешно наклонился, перехватывая их. Не хватало навредить пальцам ещё сильнее!
— Тише, Какаши. Это только сон, — он бормотал первую пришедшую в голову чушь, не зная, что сказать ещё, и раздумывая, сможет ли помочь снотворное, и согласится ли на это Хатаке. А тот подскочил на кровати с громким криком, тут же оборвавшимся, стоило ему осознать, что Генма крепко удерживает его. Грудь Какаши часто вздымалась, разноцветные глаза смотрели расфокусированно, а пряди волос прилипли к взмокшему лбу, но он отказался от снотворного, неохотно пояснив, что будет только хуже.
Хатаке, понуро опустил голову, проведя забинтованной ладонью по лицу, едва только друг его отпустил. Ширануи потянулся к книге, чтобы занять руки.
— Прости, что пришлось это видеть, иди, тебе тоже нужен отдых. Не беспокойся за меня, — кажется, Какаши снова пытался нацепить на себя маску «я всё могу сам и мне никто не нужен». Недовольно шикнув, Генма, впился пальцами в несчастную книгу, которую вертел в руках и зло прищурился.
— Не беспокоиться? Чёрта с два, Хатаке, ведь ты ходячий кладезь проблем! Прекрати пытаться справиться со всем в одиночку. Ты не один. Больше не один, слышишь? — глядя, как обречённо Какаши кивнул, но так и не сделал попытки лечь вновь, Генма в запале сел рядом, опираясь спиной о спинку кровати и заставляя его подвинуться немного, освобождая место. Подняв подушку повыше, он хлопнул по ней рукой, приглашая опешившего от такого нарушения личного пространства товарища лечь, наконец. Несколько заторможенно, Хатаке всё же устроился рядом, закутавшись в одеяло так, что наружу торчали только волосы. Его ощутимо колотило, и Ширануи мысленно проклял шаринган, который наверняка запомнил все те смерти, что не давали Какаши покоя ни днём, ни ночью.
— Ксо! — Генма сгрёб его одной рукой, придвигая к себе под бок и надеясь, что так Какаши и во сне будет чувствовать, что не один. А заодно хоть немного согреется, нельзя же быть холодным настолько. Будто из морозилки выбрался. Он чувствовал, как напрягся Хатаке, но всё же не сделал попыток увернуться и вскоре расслабился, пригревшись и позволив себе уснуть.
К утру Ширануи чувствовал себя совершенно разбитым. Едва только Какаши начинал беспокойно метаться и сдавленно скулить сквозь стиснутые зубы, Генма сжимал его плечо чуть сильнее и бормотал какую-то чушь, но зато Какаши смог немного поспать и больше не подрывался на кровати с воплями. Ширануи считал это победой. И когда утром заспанный и смущённый Хатаке сонно хлопал глазами, он сам довольно улыбался, отметив, что и выглядит тот получше. Сам Генма не сомкнул глаз за ночь, но решил, что это вполне того стоило. О неловкости такой ситуации никто из них и не думал, на миссиях бывало всякое, и вповалку спали, прижавшись друг к другу, чтобы не замёрзнуть. Ровно до той секунды, пока в комнату не ворвался Гай, не утруждая себя стуком. Генма рефлекторно вскочил на ноги, но было поздно.
— О, я не хотел мешать, вижу, тебе пошло на пользу цветение весны в ваших сердцах, мой вечный соперник! — Майто быстро справился с удивлением и радостно заулыбался, тут же сообщив, что самое время для очередного дружеского соревнования. Осознав, какие выводы сделал Гай, найдя их с Какаши вместе, Генма почувствовал, как щёки запылали и он едва сдержал стон. Учитывая скорость распространения слухов, все будут знать об этом… Ещё до обеда. Опасливо покосившись на Хатаке, до которого, судя по выражению не прикрытого хитаем глаза тоже начало доходить, Ширануи прикинул сколько у него шансов выжить и вышло, что не то чтобы много. Пока он зависал, размышляя, Какаши каким-то неведомым образом свёл желание Гая посостязаться к небольшой игре в «камень-ножницы-бумагу» и даже выиграл несколько раз. Наконец, Майто умчался, и Ширануи подавил желание последовать его примеру. Наверняка Какаши что-то себе надумает и станет только хуже.
— Слушай, прости, я не знал, что так выйдет и…
— Ты был бы… против? — негромко, но решительно выдал Хатаке, смотря нечитаемым взглядом прямо куда-то в душу. Генма сглотнул, чувствуя, что внезапно весь воздух в комнате закончился. Был ли он против? Он не знал.
— Надо же, как романтично, Какаши, — съязвил, маскируя растерянность, и тут же прикусил язык, потому что Хатаке словно сжался весь. — Я тоже не знаю, как это делается и что говорят в таких случаях.
Ширануи до этого момента никогда не задумывался о такого рода отношениях с ним. Да вообще с кем бы то ни было. Раньше ему хватало ни к чему не обязывающих разовых встреч, а уж в партнёрах для них недостатка не было. С Хатаке не было просто и легко, и Какаши мог быть на редкость занудной задницей, не говоря уже о том, что он являлся буквально магнитом для неприятностей. Вот только никого другого Генме не надо было. Это понимание свалилось на него неожиданно и он поймал себя на том, что непозволительно долго пялится на Хатаке. Ширануи неловко повёл плечом. Вряд ли всё должно было происходить так. Какаши собирался что-то сказать, но его прервал торопливый стук в дверь. Хатаке вызывал к себе Хокаге, так что разговор откладывался.
— Потом поговорим, — кивнул он Генме, торопливо выходя за штабным чунином, с любопытством поглядывающим на них. Ширануи, покидая комнату вслед за её хозяином, мысленно увеличил скорость распространения слухов на два часа. Или три. В штаб идти не хотелось, хотелось забиться в собственную комнату и отоспаться, но пропускать работу было нельзя, и Ширануи нехотя направился выполнять трудовую повинность. Ничего нового в штабе не было, и джонин устроился на диване в комнате выдачи миссий, дремая с чашкой остывающего кофе в руках. Краем глаза он отмечал, как на него косятся и перешёптываются, но ему было откровенно плевать. Гораздо больше мысли занимал предстоящий разговор с Какаши.
Возможно, он бы так и продремал до вечера на диване, если бы не грохот и крики, донёсшиеся с улицы и заставившие вмиг забыть о сонливости. Шиноби словно ветром сдуло, только что в штабе было не протолкнуться, а уже в следующую секунду на полу валялись рассыпавшиеся листы бумаги с чьего-то стола, да в лужице так и не выпитого кофе тускло поблёскивали осколки чашки. Рефлексы и воспоминания о происшествии с классом детишек, подкреплённые знанием, что по Конохе бродит недруг, сработали на отлично. В штабе остался лишь тревожно вслушивающийся в происходящее дежурный, отвечающий за сохранность документов.
Генма внутренне был готов к тому, что у ворот Конохи стоят враги, что вновь устроили диверсию, да даже к тому, что детишки, начавшие изучать взрывные печати или техники не справились, к чему угодно, но не к тому, что увидел. Горький дым, пыль, хлопья пепла, кружащие в воздухе и обломки повсюду. От знакомой всем забегаловки, куда порой и он сам захаживал с товарищами, практически ничего не осталось. Замерев на доли секунды, Ширануи поспешил вперёд. Там могли быть раненые. Пусь в дневное время туда мало кто ходил, но всё же. Помня о том, что это тоже могло быть диверсией, как с тренировочным полигоном, Генма продвигался осторожно. Впрочем, кому придёт в голову уничтожать какую-то пивнушку, если есть гораздо более значимые объекты! Он забыл об осторожности, разглядев посреди развалин знакомую белобрысую шевелюру. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Хатаке вызвал к себе Хокаге, его не могло там быть. Но это был именно он. Пока мысли метались в голове, Ширануи, забыв обо всём, уже оказался у груды камней, бывших когда-то стеной. Его с головой накрыло дежавю, он уже прибегал на взрывы, и тогда Хатаке так же валялся без сознания, чуть живой. У Генмы противно дрожали руки, пока он расшвыривал камни, кровавя ладони об острые края. Когда к нему присоединился Гай, помогая, Ширануи только кивнул, не прерываясь. Он немного успокоился, когда нащупал пульс, пусть слабый, но пульс. Жив.
Собственное сердце снова было явно не в порядке, то замирая, то колотясь с немыслимой скоростью, стоило Генме разглядеть кусок арматуры, торчащий из груди Какаши, ещё бы сантиметром выше и… Гай негромко охнул. Сжав зубы так, что сенбон захрустел, Ширануи несколько раз глубоко вздохнул, заставив себя успокоиться.
— Приведи иръёнина, — скомандовал, не глядя на Гая, торопливо сдирая собственную бандану и прижимая её к ране вокруг железки, чтобы остановить кровь хоть немного. Хатаке лежал слишком тихо и неподвижно, и это пугало до дрожи.
— Но, может… — начал было Майто.
— Не может! Бегом тащи сюда медика, — рявкнул Генма, концентрируясь для передачи чакры. Он не смог бы помочь сейчас Какаши ничем другим, только подержать до прихода ирьёнинов. Любая попытка сдвинуть его могла закончиться плачевно, а извлекать арматуру самому… Можно было выбрать и менее болезненный способ для убийства. Гай умчался за помощью, и Ширануи знал, что если понадобится, тот и силком притащит медиков. Вокруг сновали АНБУ, джонины, кого-то ещё достали из-под завала, а Генма видел только залитый кровью жилет и проклятую железку.
И снова он сидел у постели бессознательного Хатаке, бессмысленно втыкая в стену. Какаши сливался по цвету с простынью, которой был накрыт, а Ширануи хотелось выть от бессилия. Он несколько суток просидел в госпитале безвылазно, игнорируя все попытки его выставить из палаты и молча упрашивая, чтобы друг очнулся. Генма никогда особо не верил во всех этих богов, но сейчас был готов поверить во что угодно, лишь бы это помогло.
Ты такой остолоп, Каши, — он уже знал, что Хатаке был приманкой, Райдо просветил о гениальном плане Третьего подсунуть сорвавшего планы Какаши подозреваемым в организации диверсий в Конохе. И они подтвердили догадки, напав на Хатаке, который и должного-то отпора дать не мог, по их мнению. Как показал опыт, Копирующего рано было списывать со счетов, но и ему туго пришлось. И всё же, Ширануи был зол, как аякаши. Надо же, согласиться пойти к предполагаемым предателям деревни ещё не восстановившись, не имея возможности даже использовать печати… Да, миссия выполнена. Предатели пойманы, Коноха снова в безопасности, а Какаши… В привычной палате, где уже можно табличку на двери с его именем вешать, валялся беспамятный, без всяких гарантий на то, что выживет. А что, если он не очнётся? Приходил Хокаге, толкал речь про Волю Огня и долг шиноби. Генма его почти возненавидел. Долг? Какаши отдал всё и даже больше, это ему Коноха задолжала многое. Что они все могут ему предложить? Место на мемориальном камне для имени?! Генма наклонился вперёд и взял его безжизненно лежащую ледяную на ощупь руку в свои ладони, пытаясь согреть хоть немного, и ткнулся лбом в неё. Сейчас он чётко знал ответ на тот вопрос. И если и жалел о чём, так о том незавершённом разговоре. С той самой секунды, когда иръёнин сказал, что шансов почти нет, его личная вселенная разваливалась на куски. Когда успел прирасти к Хатаке настолько, что без него никак?
— Паршиво выглядишь, — чуть слышный шёпот прозвучал в гнетущей тишине оглушительно. Ширануи вскинулся, поймав мутный взгляд. Безотчётно стиснул его ладонь в своей, горло перехватило и заговорить удалось не сразу.
— Это ты ещё себя не видел, Хатаке. Надеюсь, это ты не от предстоящего разговора так пытался улизнуть? Я тебе этого не позволю, — Генма усмехнулся, мысленно вознося молитву богам удачи и покровителям шиноби. Какаши моргнул и во взгляде промелькнула улыбка, но сил у него было слишком мало и он сомкнул веки вновь, засыпая. Цокнув, Ширануи прикрыл глаза. Не кома, просто сон. У них будет время поговорить позже. Теперь у них будет всё время этого чёртового мира.