you were more than just light (you were more to me than all of it)

Каким образом все разрушается? Удивительнее этого, ему интересно, как разрушается то, что не так давно было у него в руках? Он помнит вкус мяты, иногда шоколада, иногда водки, он помнит собственный искусственный вкус на краю, и ему интересно. Как он никогда не мог полностью обхватить бедра Чимина и блуждал руками вверх по коже так, как будто они знали тело Чимина лучше его собственного. Каким образом все разрушается? Он не очень хорошо запоминал свидания за ужином и наполовину рассказанные истории во время ночных разговоров, и он не заметил, когда Чимин перестал спрашивать и когда перестал рассказывать. Сколько бы он ни говорил, что это не вина Намджуна, сколько бы он ни пытался отпустить и мягко разорвать отношения, Намджун осознавал свои ошибки, пока листал их чат после слишком большого количества алкоголя и слишком много проведенного в одиночку времени. Ты скоро придешь домой? Не прочитано на протяжении многих часов, и Намджуну тошно, что он говорит Чимину, чтобы тот ужинал один, потому что песня просто не готова, она не– она не идеальна, чего-то не хватает, чего-то постоянно не хватает, и он не может найти чего, и это слишком претенциозно звучит, но сейчас это — Чимин. Это глупо, и, вообще-то, клише, и он чувствует себя так, как будто не может дышать настолько, что забывает, каково это. Они пытаются шутить, говорят, что ему можно скорбеть неделю за каждый месяц, пока они встречались, но они не понимают, и у них совершенно нет того, что у Намджуна в голове, потому что все начиналось не так. Наверное, ему думается, ничего так не начинается, но внутри него осталось так много Чимина, он в каждом углу его квартиры, и Намджун не может от него избавиться, и лгать себе тоже не может, говоря, что хотел бы. Все, что у него осталось — это то, что Чимин оставил, и ничего совершенно не пахнет как он, и Намджун не помнит последний раз, когда слышал его голос. Иногда это просто уничтожает. Он не может даже никого трахнуть в своей кровати. Интересно, сколько раз он переворачивался по середине ночи в кровати и перекидывал руки через спину Чимина, получая в ответ улыбку? Сколько раз они портили простыни и насколько отчаянно то, что Намджун до сих пор об этом думает? Он знает, что его осуждают, и он понимает, насколько это странно и грустно, и все непременно обсуждают его за спиной, но все нормально, потому что он ебаный идиот. Он слишком часто вспоминает улыбку Чимина. Он просыпается и помнит, как она всегда была с ним, когда они вдвоем чистили зубы напротив зеркала в ванной, или как лежали, разморенные ленивым утренним сексом. Все говорят ему, что он слишком романтизирует прошлое. Мол, ты всегда помнишь только хорошее после расставания. Фотографии и видео, на которых ты весь такой счастливый — конечно же счастливый, конечно, Намджун, люди запечатляют только счастливые моменты. Но он помнит ссоры, потому что Чимин быстро заводился и становился грубым, когда был зол, и иногда он дрочит, вспоминая это. Он залезает в кровать и старается воспроизвести в памяти запах, который его мозг уже не помнит, и хочет, чтобы у него снова появилась возможность вот так поругаться. Ты скоро придешь домой? Почему все еще так больно? Чимин говорил, что Намджун постоянно будет его преследовать, и иногда это все, что он слышит в своей голове, потому что он никогда не чувствовал, что Чимину необходимо его преследовать; он всегда был здесь, все это время. Такой влюбленный, каким и был с самого начала, а Намджун всегда был плох в переписке и запоминании, и очень часто он проглатывал язык, и его мозг работал не так, как нужно. Конечно, он мог выкатить что-то очень поэтичное на вечеринке, что-то про непоследовательность, и говорить целый час или даже полтора, но стоило спросить у него что-то про Чимина, он сразу становился грубым, иногда даже физически, или просто неправильным, и Чимин всегда смотрел на него так, как будто он неправильно отвечает. Намджун никогда не понимал, как это исправить. Это не к тому, что он не может нормально функционировать. Он может. Просто чувствует себя так, как будто часть его исчезла и ее залили цементом, но он ходит на работу и продюсирует музыку до самого рассвета, и он мечтает, чтобы его кто-нибудь уговорил пойти домой. Он ходит на вечеринки к друзьям, к семье, он функционирует. Объясняет всем родственникам по три раза, что, нет, его партнер больше не придет, и он ходит на свадьбы и улыбается и совершенно не думает о том, как Чимин всегда мечтал о дерьмовом номере для молодоженов в каком-нибудь придорожном отеле, если бы они поженились. Как все разрушилось, если он так сильно его любил? Почему этого, блять, было недостаточно? Почему до сих пор больно настолько, что он кричит в три часа ночи по дороге домой после пьяной ночи, в которой он сказал красивой женщине «мне жаль, но мой парень скоро вернется домой». Она дала ему пощечину за измену, за поцелуи, за руки на теле и шепот, который не был похож на Чимина, и он почувствовал себя лучше. Он проснулся на следующее утро с половинчатыми воспоминаниями произошедшего, и этого было достаточно, чтобы ощутить желание похоронить себя под собственными простынями. — Сколько времени уже прошло? — Семь месяцев. — Рефлекторно. Невозможно, чтобы Намджун не запомнил. Юнги фыркает, и Намджун понимает, почему. Он не был хорош в свиданиях и подсчетах времени, когда это было важно, но сейчас — это все, чем он занимается. — Двигайся вперед. — Я буду. — Он не сможет. Он меняет тему разговора и притворяется, что забывает. Он даже не видел Чимина с тех нескольких недель, что прошли после их совместного решения расстаться. После того, как он собрал свои вещи и оставил квартиру полупустой, Намджун не пытался с ним связаться и не видел его. Как часто бы он ни вспоминал это, он отказывается тащить Чимина за собой. Он любил его. Он любит его. Чимин заслуживает быть счастливым. Несмотря на то, что прошло почти восемь месяцев, дыра в его сердце все такая же большая, даже если углы притупились немного. Он заворачивает за угол книжного магазина в городе и не может удержаться от резкого вдоха. — Простите — О. Джуни. — Чимин смотрит на него, сжимая книгу в руках, на которые Намджун отчаянно пытается не смотреть и так же с треском проваливается. — Мини. Чимин, — он поправляет себя, но прошло почти восемь месяцев, и он хотел бы лучше разбираться в намеках, и он замечает разочарованный взгляд Чимина, когда он произносит его имя так официально. — Привет. — Привет. — Чимин не сдвинулся с места, но его щеки розовеют прямо на глазах Намджуна, и он думает, насколько стыдно будет сейчас расплакаться и упасть на колени, умоляя Чимина вернуться к нему. — Ты — книга? Твоя книга? Ты учишь французский? Чимин опускает взгляд. — Ох, ну. Возможно? Просто… пытаюсь саморазвиваться. Ты понимаешь. Намджун кивает, и он ненавидит свое сердце за то, что оно стучит так громко, что все в магазине могут услышать. Он ждет, что работник подойдет и попросит его быть потише. Чимин кусает губу, и Намджуну еле удается отвести взгляд. Я люблю тебя. Мне жаль, кровать такая пустая без тебя, и я знаю, ты ненавидишь жить со своими друзьями, потому что их дом — ебаная помойка, и, если ты вернешься, обещаю, я буду держать квартиру в идеальной чистоте ради тебя. Но он останавливает себя. — Хей. — Нет, я имею в виду — кофе? — Он вздыхает и потирает глаза ладонью. — Мини, мы можем поговорить? Это мягко, и сердце Намджуна излечивается само собой, когда он слышит выдох Чимина. — Ага. Да, кофе звучит неплохо, Джун. Он чувствует себя Орфеем, когда стоит в очереди за их кофе, или может быть женой Лота, и он думает, возможно, есть какой-то смысл в тысячах лет и разных мифологиях, что предупреждали его об опасности возвращаться в прошлое, но вот он здесь, заказывает кофе, который знает наизусть и который не произносил вслух уже наверное год, и говорит бариста «Напишите Мини на одном и Мони на другом». Он чувствует головокружение, и он действительно старается этого не допускать, но он проглатывает улыбку, когда Чимин поворачивает голову в сторону бариста, назвавшего его имя. Намджун притворяется, что он не заметил и встает, чтобы взять оба стакана и сесть обратно за столик. — Тебе не нужно было платить, ты же знаешь? — Я знаю. Они сидят в тишине еще несколько минут, но Намджуну все равно, пока Чимин сидит с ним, прямо здесь, и смотрит на свою чашку, проводя ногтем по очертанию имени на стакане. — Как поживаешь? Чимин поднимает взгляд и улыбается, и Намджун оскорблен, раз Чимин думает, что он купится на эту улыбку. Как будто Намджун не провел так много времени, собирая каждое движение уголков его губ в сборник, достаточный для того, чтобы понять, что улыбка фальшивая. — У меня все хорошо. Что насчет тебя? Намджун открывает рот, чтобы ответить, но останавливается. Сколько раз, он думает, он лично адресовал эту реплику своим друзьям, семье и коллегам, лишь бы создать впечатление того, что он не помешан и не в депрессии? Сколько раз человек может сказать «я в порядке», прежде чем кто-то увидит это насквозь? Он борется с собой, потому что все, чего он хочет — чтобы Чимин был счастлив. Но его улыбка совсем не такая, и раз он все еще не встал, чтобы уйти, может Намджуну стоит хоть раз это сказать. — Ты хочешь услышать правду или мне тоже сказать, что я в порядке? Лицо и плечи Чимина расслабляются, но его глаза слегка расширяются. — Правду, пожалуйста. — Пиздецки херово, Мини. — Возможность сказать это заставляет Намджуна улыбнуться, потому что спустя столько времени он может это признать, не засунуть глубоко в себя и доставать глубокой ночью, а иметь возможность сказать вслух при свете дня тому, кому будет не все равно. — Я все еще не очень хорошо справляюсь со всем этим. Я скучаю по тебе. Очень сильно, пиздец как сильно, я вырвал свое сердце и положил его рядом, на случай если ты захочешь его обратно — так сильно. Ответа нет, возможно, слишком долго, и Намджун успевает пожалеть о своем признании. Возможно, Чимин просто пытался быть милым. Возможно, он сказал слишком много и слишком быстро, и Чимин на самом деле не хочет ничего в этом плане и просто хотел восстановить дружбу, которая была крепкой еще до того, как они стали любовниками. — Мне жаль, это было… неуместно. — Нет, это — все в порядке. Если ты действительно по мне скучал, почему ты ничего не сказал, Джун? — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Чимин. Всегда хотел только этого, и ты не был… Я не делал тебя счастливым, и ты выглядел… таким уверенным. И все в порядке, — он быстро уверяет. — Все хорошо, ты сделал то, что должен был, просто это… пиздец тяжело, — он заканчивает маленьким горьким смешком. — Итак, — он смотрит на Чимина, пока спрашивает снова. — Как поживаешь? Чимин сглатывает, придерживая стакан двумя руками, пока смотрит в ответ. — Мы можем поговорить в другом месте? Сердце Намджуна останавливается на секунду, но его мозг продолжает работать, он кивает и встает, чтобы надеть свою куртку и засунуть одну руку в карман, пока второй держит стакан с кофе. Чимин идет прямо за ним, и Намджун благодарен за кофе в руках, иначе его сердце забилось бы в неправильном ритме и он бы потянулся, чтобы взять Чимина за руку. — Где твоя машина? — Чимин смотрит по сторонам в замешательстве, пока Намджун вспоминает. — Ох, она сломалась. Пришлось купить новую несколько месяцев назад. — Он поворачивает голову в сторону и продолжает идти. — Ты называешь это «новая»? — Эй, она новая для меня, поэтому все еще считается. — Ты разве не богат, Мистер Монстр? — Ты меня конечно давно видел, но не настолько. Несколько песен карманы не наполнят. Чимин улыбается, пока садится на пассажирское сиденье. — У тебя вышло несколько песен? — Да, на самом деле. — Он действительно гордится, потому что сделал это сам, но еще он помнит, как обналичивал чек и никого не было рядом, чтобы отметить с ним. Он не говорит, что проще было закончить песни, когда его не было рядом, и Намджун работал, подстегиваемый желанием забыться, довести себя до полного истощения, и как он избегал собственную кровать, потому что она была жутко холодной и пустой каждый раз, когда он ложился. Вместо этого он говорит, что был чрезвычайно продуктивным последние несколько месяцев, но сейчас замедлился, потому что не чувствовал необходимости закопать себя, как раньше, ведь теперь у него были воспоминания. Все совсем не как в кино, нет никакого быстрого перехода между сценами, где они едут в машине, а потом страстно целуются в квартире. Все нарастает ужасно медленно, и Намджун действительно собирается поговорить, когда они приедут домой. Он купил кофемашину, ту, которую Чимин всегда хотел, и он, блять, ненавидит ее, потому что никогда не мог разобраться, как она работает, но что-то подсказывает ему, что Чимин будет впечатлен. Он действительно надеется, что они с Чимином сядут, выпьют по еще одной чашке кофе, потому что что еще они могут пить, создавая иллюзию действия, пока разговаривают? Он пропускает их в квартиру — в их квартиру — и Чимин заходит с таким видом, как будто ничего не изменилось. Да, он действительно собирался рассказать Чимину о том, как все происходило на протяжении последних восьми месяцев, как трудно, как часто он по нему скучал, и каким идиотом он был, и что он загладит каждый ужин, каждое свидание, каждый день рождения и годовщину, что он пропустил, лишь бы у него был шанс сделать все правильно. Как там говорится, Намджун бледнеет, когда Чимин останавливается в центре гостиной и вдыхает. Благими намерениями выстлана дорога в Ад? Потому что Чимин разворачивается на каблуках и смотрит на Намджуна, и это не то, как все обычно происходит, но Намджун слишком хорошо знает этот взгляд, эту уверенность в глазах Чимина, пока он приближается к Намджуну, и он думает, что его стошнит, потому что руки Чимина — его маленькие прекрасные пухлые руки, которые гладили затылок Намджуна после похмелья, вытирали его, когда они были слишком ленивые для душа после секса, держали его руки во время молчаливых поездок в метро — потому что об этих руках Намджун мечтал так долго, и сейчас они хватают его за петли в ремне и притягивают ближе. Он слишком сильно хочет спросить «почему», в какую параллельную вселенную он попал, но все, что он может сказать это «я скучал по тебе», прежде чем Чимин берет его за футболку и наклоняется, чтобы поцеловать. Он как будто едет на велосипеде. Он никогда в жизни не был так счастлив ехать на ебаном велосипеде. Стойкий вкус кофе все ещё ощущается на языке Чимина, и, когда Чимин приоткрывает губы, он понимает, что это его новый любимый вкус. Он хочет торопиться. Он хочет запомнить его. И каким-то образом он делает все вместе, пока поцелуй становится все глубже. Его руки оборачиваются вокруг талии Чимина в тот же момент, как Чимин становится на носочки и закидывает руки Намджуну на шею, пока они пытаются добраться до спальни. У Намджуна бабочки в животе от того, как Чимин подаётся назад, чтобы пинком открыть дверь, правильно предполагая, что замок сломан ещё с того самого раза, как они были слишком пьяные и возбужденные, чтобы разобраться, как работает дверная ручка, поэтому Чимин просто выбил дверь плечом. Они поняли это только наутро, и Чимину было так стыдно, но Намджун смог только посмеяться. — Чимин- Это все, что он может произнести между избавлением Чимина от одежды и разрешением Чимину опустить себя на кровать и лечь рядом. И они просто целуются, так долго, и Чимин легко водит ногтями по спине Намджуна именно так, как ему нравится, и вторая его рука двигается прямо к затылку, чтобы потянуть его за волосы. Намджун дрожит, он не может поверить, как сильно он скучал по ощущению тела Чимина рядом со своим, как он скучал по своим рукам, снимающим с него одежду. — Чимин, — повторяет он напряженно, начиная нервничать, потому что Чимин не произнес ни слова с того момента, как они вошли в квартиру. Он бы не — Чимин не такой — Он же меня не использует, правда ведь? И Намджун на секунду задумывается, позволил бы Чимину сделать это, даже если бы это была правда, просто из-за чувства вины и абсолютного отчаяния. Но Чимин не такой, он бы так не поступил, поэтому Намджун снова пытается отпрянуть, немного сильнее толкая Чимина в плечо, повторяя его имя снова. Он не ожидает услышать всхлип, сорвавшийся с губ Чимина. — Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне хотя бы это, Джуни, я так сильно по тебе скучал. — Чимин не дает ему и шанса вдохнуть или собраться с мыслями, и он останавливается всего на секунду, пока Чимин снова прижимается к нему, оборачивая свои руки вокруг его тела, и Намджун позволяет ему. Он бы сделал для Чимина что угодно прямо сейчас. Намджун может болтать об огромном количестве вещей, о глубокой херне, он может использовать сложные слова и точные метафоры, чтобы попытаться и изучить масштабы человеческих состояний, но ничего из этого, даже через миллион лет, не сможет собраться воедино, чтобы точно описать ту волну облегчения, волнения, желания и отчаяния, которая захватила его в этот момент. Этого достаточно, чтобы заставить его плакать, но он отгоняет эти мысли, запуская пальцы в волосы Чимина и наклоняя его голову назад, и он скучал по тому, как челюсть Чимина двигается вместе с его собственной, тому, как он всегда целует грязно и голодно. И себе он врать тоже не может. Если Чимин сказал, что сегодня он хочет этого, Намджун будет счастлив. Черт, если бы Чимин сказал ему сесть в противоположном конце комнаты и просто смотреть на него, он все равно был бы счастлив. Но с каждым сантиметром кожи Чимина в его руках, с каждым движением рук вдоль его тела, он хочет трахнуть его. Он любит его, он скучает по нему, и он хочет трахнуть его, потому что никто за прошедшие восемь месяцев и на один процент не чувствовался так же хорошо, как он чувствует себя сейчас. Он не пытается сравнивать кого-то с Чимином или ставить Чимина на какой-то пьедестал, но он не может удержаться, не может не думать, что никто и никогда не заставлял его ощущать такой огонь внутри, как Чимин. Он не может вспомнить, когда в последний раз твердел так быстро, но он ничего с этим не делает. Он не будет тем, кто разрушит плотину. Он заставляет Чимина сделать это за него. Он в любом случае самый нетерпеливый. Сломанная ручка на двери спальни — прямое тому доказательство. Чимин перестает мягко царапать ногтями и впивается в кожу, когда ищет трение для своей же эрекции, и выдыхает Намджуну в рот, когда тот проводит пальцем по животу, чтобы спуститься к пуговице на джинсах. — Пожалуйста — — Тебе не нужно просить, Мини. — Намджун откидывается назад, просовывает пальцы под резинку белья Чимина и нервно ждет от него дальнейшего согласия, которое Чимин — если — даст, и начинает избавлять Чимина от остальной одежды. — Господи… Его немного трясет, совсем слегка, и он надеется, что Чимин не заметит. Вместо этого он останавливается на его бедрах, чтобы провести пальцами по растяжкам, что составляли ему компанию, когда он проводил слишком много времени между ног Чимина. — Я так скучал по твоему телу, детка. Пока он выцеловывает внутреннюю сторону его бедра, он не замечает, что с момента отсутствия ответа проходит слишком много времени. Но когда он подходит к линии, где бедро переходит к паху, он резко садится, полностью шокированный. Чимин, наверное, всего лишь наполовину твердый, и одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы Намджун понял, что что-то точно не так. — Блять, что случилось? Что я сделал? — Все хорошо, просто — просто продолжай. — Ты шутишь? Как я, блять, должен продолжать, если ты даже не хочешь здесь находиться? Подожди, я где-то проебался, я сейчас исправлюсь — блять, дай мне секунду. — Он трет лицо и позволяет себе хотя бы проиграть сценарий, в котором он встает и прыгает из третьего окна в спальне. Это позволяет ему немного успокоиться, чтобы снова проанализировать, что он сказал, и внезапно он возвращается на несколько месяцев или лет назад, когда получил такой же взгляд с мягкой разочарованной улыбкой. Я не объект, Джуни. Вот что заставляло его чувствовать стыд. — Ты такой глупый, Мини. На лице Чимина отчетливо видна боль, но Намджун продолжает говорить в надежде спасти себя. — Я никогда не любил тебя за твое тело, и это не то, что я имел в виду, я блять — я блять люблю тебя, и я просто — я скучал по тому, как держу тебя в руках, и да, я хочу тебя трахнуть, но — я обычно очень хорошо обращаюсь со словами, но из-за тебя я превращаюсь в полного идиота. Я не знаю, что сейчас между нами происходит, но я сделаю все, что ты захочешь. Если ты этого не хочешь, мы ничего не сделаем, и я все сделаю правильно. Клянусь богом, в этот раз все будет правильно. Чимин смотрит на него, руки лежат на животе и грудь поднимается и опускается слишком часто. Его волосы — полный беспорядок, кожа нежная, порозовевшая, с россыпью небольших красных пятен, которые Намджун пытался оставить на его теле, и Намджун любит его. Он прекрасен, более того, он идеален — не без изъянов, на самом деле, но для Намджуна они все прекрасны и дополняют его, и ему тошно, что Чимин может думать о себе хуже. — Почему ты не попросил меня вернуться… Потому что я более чем уверен, что довел себя до алкогольной комы в первые три недели. Потому что я увидел тебя на вечеринке в инстаграме у Тэ, и возле тебя стоял какой-то парень, которого я не знал, и ты выглядел уютно. Потому что ты был несчастен и потом перестал быть несчастным, и я знал, что это все моя вина. — Я — Ничего не звучит как действительно стоящая причина. — Я хотел вернуться. Я хотел, чтобы ты вернул меня, но ты просто — Чимин делает паузу, вытирая слезу тыльной стороной ладони. Намджун очень хочет это исправить. Возможно, в этом и была его проблема, когда он предлагал решения, а Чимин всего лишь хотел, чтобы его выслушали, и возможно в этот раз это может действительно помочь. — Хочешь знать, каким отвратительно несчастным я был? — Да, — Чимин отвечает быстро. — Расскажи самые отчаянные моменты. Вообще, давай пять таких. Потешь мое эго. Намджун улыбается, потому что это самое чиминовское поведение, которое ему удалось увидеть за день. — Только пять? Можно мне раздеваться, пока я думаю? Все еще в силе? Чимин облизывает губы и кивает. Он поднимается на локтях и наблюдает, как Намджун расстегивает свои джинсы и начинает их стягивать. — Ох, недавно я думал о том, как ты назвал меня мудаком прямо по середине винного магазинчика в трех кварталах отсюда, а потом заставил меня извиняться, хоть я и не знал, что сделал не так, и я так сильно кончил, что попал себе в рот. — О господи. — Ага, и это еще самое невинное. — Продолжай. — Чимин садится и отталкивает ногами одеяло, чтобы забраться под него, совершенно не заботясь о том, как беззащитно они, должно быть, себя чувствовали, сидя здесь, голые, спустя девять месяцев. И Намджун продолжает, несмотря на то, что выбалтывает сейчас все свои самые постыдные секреты. — Сразу после этого я напился в стельку и расплакался прямо в этом винном магазине в три часа дня в четверг. — Ого, — Чимин хмурится. — Вот это реально жалко. — Ауч. — Он ложится набок, укладывая голову на сгиб локтя. Будет ли слишком потянуться и дотронуться до Чимина? Он разминает пальцы и наблюдает, как глаза Чимина следят за этим действием. — Эм. Еще один. У него так много похожих случаев, когда он раз за разом пытался разрушить себя, но он не хочет винить Чимина, поэтому он выбирает разнообразить свой рассказ. — Слушай — когда-то ты находил меня привлекательным. Пожалуйста… пожалуйста, пусть это никак не повлияет. Чимин приподнимает бровь. — Я — я очень много работал, окей? Пока тебя… не было. И была песня, которую я в конечном итоге продал. И, — Намджун обдумывает, стоит ли продолжать рассказ, потому что причина, по которой Чимин ушел от него заключалась в том, что он работал на износ до такой степени, что отказывался от людей, но этому есть объяснение. — И, еще раз, пожалуйста, помни, что в какой-то момент жизни я тебе нравился. Как, например, пять минут назад. В общем, я был очень близок к тому, чтобы закончить, но мне очень нужно было в туалет. — Остановись. — Типа, очень нужно было. — Джун, не говори, что ты это сделал. — Если ты спрашиваешь, успел ли я, то ответ, к сожалению, нет. — Ты— — Да, я знаю. — О господи. — Чимин прикрывает рот рукой, но Намджун в порядке, он не мог быть ближе к Богу, чем через познание смеха Чимина, перекатывающегося на бок и притягивающего к себе колени. — Джун, ты буквально обоссался. — Да. Спасибо, я там был. Я знаю. Это было пиздецки стыдно. Я был в чертовой студии. — Он ждет, пока Чимин успокоится и снова встречается с ним взглядом, чтобы объяснить суть этой истории. Это была единственная хорошая вещь, что вышла из рта Юнги, когда он обо всем узнал. Кроме нарекания его мудаком, конечно. — Я осознал, что мне пиздец как нужно успокоиться. Я — я заканчиваю работать в относительно нормальное время. Я не всегда прихожу домой, потому что — Потому что я не могу находиться тут без тебя. — Потому что… это тяжело. Но я хотел стать лучше. Я хотел научиться останавливать себя и просто… уходить домой. Вся радость на лице Чимина растворилась, и он напряженно смотрел на Намджуна. Только он открывал рот, чтобы что-то сказать, как закрывал его обратно, сглатывая на секунду, чтобы потянуться через простыни и дотронуться до груди Намджуна, потом до его шеи. Каждое прикосновение ощущалось хождением по льду, в опасности, что его сердце сейчас раскрошится. — Эм… — Он теряет нить собственных мыслей. — Мне продолжать? — Пожалуйста, не нужно. — Чимин затыкает его поцелуем, и Намджун выдыхает, благодаря бога за то, что дал им почувствовать друг друга кожей к коже. Желание должно было возвращаться медленно, но они почти сразу же доходят до той же точки, где остановились до того, как Намджун проебался. Поэтому Намджун перекатывается и оказывается сверху Чимина, переплетая их ноги. — Я учу французский, чтобы бросить тебе это в лицо. — Чимину удается сказать между поцелуями и вздохами, когда Намджун проскальзывает рукой по его бедрам. — Знаешь, я как-то уже понял. — Намджун раздвигает бедра Чимина и располагается между ними, оборачивая руку вокруг их наполовину вставших членов и медленно надрачивая. Чимин хватается за простынь, его бедра дергаются в такт тягучим движениям Намджуна, и он стонет. — Винный магазин — владелец, он французский араб, и — я произнес что-то неправильно, и вы надо мной смеялись, потому что видимо это было слово блять на французском. Теперь Намджун вспоминает, как мило отражалось замешательство на лице Чимина, когда он пытался произнести ингредиент, который превратился в ругательство. Он выглядел почти как ребенок, и Намджун не смог удержать смех, даже когда прикрыл рот рукой. Владелец магазина выдал его, потому что тоже начал смеяться. Намджун подумал, что это было очаровательно. Чимин действительно почувствовал себя глупым. Конечно же он себя так почувствовал, а Намджун как идиот стоял и смеялся над ним. — Ты был таким милым, детка. — ласковое прозвище бессознательно вылетает изо рта, и Чимин только стонет сильнее. — Я не смеялся над тобой, ты просто был такой, блять, очаровательный. — Джуни, — он задерживает дыхание. — Я еще не хочу кончать. — Я знаю, Мини. — он закатывает глаза, когда Чимин скулит сильнее, и отпускает его на секунду, чтобы достать из тумбочки бутылку с удручающе маленьким количеством смазки и презерватив, который, как он думал, испортится быстрее, чем он сможет его использовать. Он оставляет презерватив на тумбочке для удобства и переворачивается на живот. — Не трясись, малыш, ты в порядке. — Это ты, Джун. Намджун фыркает и обхватывает бедро Чимина, надежно удерживая его на месте. — Это ты, детка. — Заткнись. — Хорошо. — Он открывает смазку, покрывает два пальца и аккуратно вводит один, одновременно медленно берет головку члена Чимина в рот, и сосет. Он не двигает головой, чтобы Чимин не кончил слишком быстро, но позволяет некоторому напряжению спасть. Это все так знакомо: вкус на его языке и давление вокруг пальцев. Он действует на мышечной памяти, им движет чистейший голод, когда один палец заменяется двумя, и они входят намного глубже, чтобы расслабить Чимина. Он сосет сильнее, после чего отстраняется и вытирает рот тыльной стороной руки. Он помнит каждый месяц, что провел внутри Чимина, со спермой вокруг него, внутри Чимина, и они всегда становились такими грязными, потому что это были просто они. Но с тех пор прошли месяцы. И Намджун знает. Но ему просто необходимо спросить. Он убирает руку и тянется за презервативом, разрывая его, пока переворачивается над Чимином. Он выглядит прекрасно, как и каждый блядский раз, что он смотрел на него, Чимин выглядит великолепно. Вспыхнувший розовым, тяжело дышащий, Чимин облизывает губы, и Намджун начинает подозревать, что он делает это специально. — Чимин, ты… — Он выдыхает на секунду и пальцем проходится по фольге на презервативе. — Ты спал с кем-нибудь, пока мы были… И ему снова так больно, когда Чимин кивает, но он быстро старается прийти в себя, когда Чимин оборачивает руки вокруг его плечей. — Мне так жаль. Что насчет тебя? Ты был с… И Намджун думает об этом, о бесконечном количестве раз, когда он пытался разрушить себя, найти ответ, почему его грудь так болит каждый раз, когда он просыпается, и он мысленно возвращается к улыбкам, которые не были такими же теплыми, как у Чимина, к телам, которые не ощущались так же, как его и даже на каплю не заставляли его чувствовать себя так, как Чимин мог, и как он всегда ненавидел эти ощущения, пиздец как сильно ненавидел себя каждый раз после. И если Намджуну нужно было признать что-то еще настолько же жалкое, он бы признал, что мог кончить только с именем Чимина на губах. — Да, — он в конце концов отвечает, наблюдая за изменением на лице Чимина. Неужели у Чимина есть какое-то право расстраиваться? Не Намджун это все закончил, и не Чимину здесь расстраиваться — но в следующий момент это уже не важно, потому что Чимину больно, и Намджун никогда и ни к кому не был слаб настолько, как к этому взгляду, и он хочет убрать его как можно скорее. — Это не важно. Они ничего не значили. Он не врет. Он целует закрытые веки Чимина, совсем не удивляясь, что в следующую секунду Чимин встречает его губы в отчаянном поцелуе, одной рукой зарываясь в шею Намджуна, а другой помогая ему войти. — Мне жаль, — Чимин шепчет ему прямо в губы, и Намджун целует его снова, двигаясь, медленно и глубоко, пока извинение не превращается в тихий стон. Намджуну не нужны извинения, потому что Чимин не сделал ничего неправильного, все, чего он хотел — это чертова машина времени, и он понимает, что происходящее сейчас никак не сотрет то, что уже произошло, но он готов притворяться до того момента, как они кончат. Поэтому он входит глубже, наслаждаясь чувством Чимина вокруг него, и он дрожит, когда проскальзывает рукой под колено Чимина и раскрывает его шире. Не плачь из-за секса, неудачник. Намджун прикрывает глаза на секунду, пока снова не собирается с мыслями, но это совершенно не помогает, пока Чимин хватается за него обеими руками и призывает двигаться, трахнуть его наконец. Как только он начинает двигаться, Чимин отзывается так, как всегда отзывался: гиперчувствительный и голодный до прикосновений, он держит Намджуна близко к себе, несмотря на то, что это немного затрудняет его движения. Иногда — в прошлом — Намджун бы его оттолкнул, прижал бы запястья к кровати и поиграл бы с ним немного, но сейчас он позволяет Чимину липнуть к себе и наслаждается этим. Он толкается жестко, наблюдая, как член входит и выходит из Чимина, и он ненавидит ощущать презерватив сейчас, злится, что не может почувствовать Чимина. Он понимает, что это мелочи, но все было по-другому, они были другими, как они могли трахаться с кем-то еще, когда это всегда должны были быть они? Чимин скулит, когда Намджун двигает бедрами, вбивается снова и снова, пока не заставляет Чимина произносить свое имя, только его, этим высоким, надрывным — — Джун — блять. — Я скучал по тебе, Мини. Я скучал по тебе. — Он целует каждый сантиметр кожи, до которого может дотянуться, его волосы, лоб, щеки и крылья носа, чтобы следом захватить и его рот. И это медленный поцелуй, возможно, в нем слишком много языка, но Чимин продолжает, мягко рыча каждый раз, когда бедра Намджуна сталкиваются с его. Чимин не хочет отпускать его, поэтому он притягивает Чимина ближе, целует глубже. Намджун понимает сентиментальность момента, будто они недостаточно близко, как будто они и не смогут быть настолько близкими, насколько хотят на самом деле. Он оборачивает руки вокруг талии Чимина, стараясь не показывать, что ему тяжело, садится на пятки и притягивает Чимина с собой. Чимин издает удивленный звук и одновременно смеется, оборачивая ноги вокруг Намджуна и продолжая липнуть, улыбаясь, прежде чем затянуть Намджуна в еще один поцелуй. Бедра Намджуна горят от напряжения, но его член все еще глубоко в Чимине, и это ощущается, как будто Чимин заполняет все пространство вокруг него — рука в его волосах, ногти на спине, губы на челюсти, член трется о живот Намджуна. И это так чертовски правильно, идеально, и ему нравится, нет, он обожает Чимина и чувствует, как на сердце крошится груз последних восьми месяцев и десяти дней, пока Чимин крадет его дыхание. — Скажи, что все еще любишь меня? Намджун отодвигается только чтобы отчаянно посмотреть Чимину в глаза. Как он мог подумать, что еще что-то в этой жизни имеет для Намджуна смысл, и ответ слетает с его языка в ту же минуту. — Я никогда и не прекращал. — Скажи мне, — Чимин раздумывает, и Намджун использует эту возможность, чтобы крепче усадить его к себе на колени. — Скажи мне правду, скажи, что ты никого из них не любил. Ты сказал, что они все не имели значения, обещай, что они ничего не значили. Намджун кривится. Он не помнит имен половины из них, только угасающий след их тел, но это нечестно. — Ты первый. Это должен был быть выпад в сторону Чимина, но он игнорирует эту попытку и легко признает. — Они были хороши, но никто из них не был тобой, Джун. Он мог заплакать от облегчения, думает про себя, показаться себе менее жалким в этот момент, и блаженно довольным, потому что даже вдали от Намджуна за столько времени Чимин хотел его. Все еще. Всегда. — Я люблю тебя. Чимин звучит отчаянно и резко отталкивает Намджуна, их ноги сталкиваются в неудобном беспорядке, и Чимин ударяет Намджуна по груди и заставляет его остановиться. Он приподнимается и усаживается удобнее на члене Намджуна, привыкая к новому углу, рвано выдыхая, пока ноги находят удобный угол. Он наклоняется и проводит пальцами по мягкой коже на животе Намджуна, просто наслаждаясь моментом. — Хочешь, тоже расскажу кое-что жалкое? — Тебе не нужно мне рассказывать. — Намджун легкими прикосновениями прослеживает растяжки на внутренней стороне бедра Чимина. Он вдруг улыбается. — Но я тебя не остановлю. Он задерживает дыхание и старается не издавать звуков, когда Чимин приподнимается и снова садится на нем. — Никто не заставлял меня кончить так, как ты. Как я заставляю, Намджун поправляет мысленно, оживляясь и сбивая Чимина с движений так, что ему остается только схватиться за плечи Намджуна. Он крепко держит бедра Чимина и начинает трахать его сильнее, заставляя себя не обращать внимание на жжение в теле, потому что на лице Чимина — чистейшее наслаждение, рот приоткрыт, и он скулит так сладко и высоко, пока Намджун продолжает ударяться о его задницу. Он старался сфокусироваться на том, как Чимин раскрывает губы, как его волосы подпрыгивают с каждым толчком Намджуна, как он входит в него, такого раскрытого, но все это слишком. Он не может отделить себя от своих же чувств, и ему хочется большего. Он снова их переворачивает, и Намджуну приходится выйти, чтобы перетащить их на пол. Чимин сразу же притягивает его обратно в поцелуй, и как только он это делает, Намджун крепче впивается пальцами в его бедра, удерживает крепко и входит одним слитным движением. Чимин близко; Намджун замечает это по тому, как он сминает одеяло за своей головой и как двигает бедра под определенным углом, чтобы получить больше долгожданных движений. — Джун — Джун — — Блять, я знаю, Чимин. — Он кончит первым, он чувствует, но он старается заставить его почувствовать себя так хорошо, как может, ровно столько, сколько он продержится. Скорость толчков дикая, эффект буквально слышен, вокруг звуки шлепков кожи о кожу, и это единственный звук в комнате вкупе с тяжелым дыханием. — Я люблю — Я скучал — — Давай, детка, давай же, — Чимин тихо подталкивает, задерживаясь на руках Намджуна, ровно там, где он крепко держит его. Он кончает с тихим выдохом, волна оргазма проходит по всему телу, и Намджун терпеливо ждет, в душе жалея, так сильно желая кончить в Чимина, будто это была бы его исповедь. Возможно, в следующий раз. В этот же раз, он снимает презерватив и наскоро перевязывает его, выкидывая в урну в нескольких метрах от него, и сразу же ложится обратно, закидывая ноги Чимина себе на плечи и вводя в него два пальца. Он двигает ими наощупь, ртом полностью опускаясь на член Чимина, сглатывая вокруг, пока пальцами массирует его простату. Чимин зарывается пальцами в его волосы и оттягивает корни. Он удерживает Намджуна крепко и его бедра дрожат. — Блять, блять, Джуни — Я — Намджун делает все, чтобы вытянуть вторую руку и начать массажировать яйца Чимина вместе с простатой, и проходит совсем немного времени, прежде чем Чимин выпускает задушенный всхлип, исходящий глубоко из его уставшего горла, и кончает Намджуну в рот. Намджун оборачивает руку вокруг его головки и продолжает дрочить до тех пор, пока из него не выходит все до последней капли, и пока Чимин не начинает сильнее бить его ногой прямо по ребрам. Он шлепает Чимина по внутренней части бедра, и тот немного подпрыгивает, и Намджун старается не думать о том, сколько раз в прошлом он пользовался своим положением в такой ситуации. — Ты в порядке? — спрашивает он, голос хриплый и низкий. Чимин кивает, несмотря на то, что его глаза наполовину закрыты и грудь поднимается и опускается. Он шепчет «все хорошо» и позволяет Намджуну переложить себя так, что его голова снова оказывается у спинки кровати, и он сворачивается на своей стороне. Намджун думает, осознает ли он, что без задней мысли лег на свою половину кровати? Чимин всегда говорил, что она мягче, что совсем не имело смысла, но Намджуну было не важно. Он перекатывается на свою сторону и пытается контролировать свое дыхание. Его рука касается подушки Чимина так естественно, он привык потягиваться, но он резко вдыхает, когда Чимин переворачивается на живот, прячет руки под себя, а потом кладет голову на руку Намджуна и произносит: «Холодно». Намджун тут же скидывает ногами одеяло в попытке зацепить его обратно. Чимин пытается помочь, но делает только хуже, пока Намджун не поднимает его настолько высоко, что Чимин может дотянуться до него рукой. — Великолепная команда, — Чимин шепчет, голос уставший, но его глаза горят так ярко, пока Намджун накрывает их обоих одеялом. Несколько минут они лежат в тишине, и Намджун потерянно оттягивает корни волос в надежде, что Чимин не заметит. Кажется, будто Чимин за ним наблюдает, но каждый раз, когда Намджун пытается это выяснить, его глаза уже закрыты, а выражение лица расслабленное. — Намджун, — голос Чимина почти робкий. — Прикоснись ко мне. — Я касаюсь тебя прямо сейчас. — Намджун. — Чимин открывает глаза и встречается с ним взглядом. — Пожалуйста, прикоснись ко мне. Сколько раз Намджун думал об этих моментах? Сколько раз он размышлял, будет ли у него возможность повторить их; этого было достаточно, чтобы почти свести его с ума, но вот он прямо здесь… Буквально на расстоянии вытянутой руки. Ленивое пятничное солнце пробивается через окна, и жар чувствуется даже через занавески, но в комнате холодно из-за кондиционера, да и сами они уже остыли. Намджун перекатывается на его сторону и следует указаниям. Глаза Чимина закрыты, и он безумно благодарен, что он не прослеживает его действия взглядом, ведь это уже слишком интимно. Появляется ощущение, будто он берет что-то, что не заслуживает, когда кончиками пальца касается нежной кожи на нижней части спины Чимина. Чимин пытается сдерживать реакцию, но он точно делает осторожный вдох, когда Намджун перекидывает ногу через него, а его пальцы продолжают касаться спины. Он теряет счет времени с этими прикосновениями. Он мягко водит ногтями по коже Чимина, его движения спонтанны, и когда спокойствие на лице Чимина переходит в сон, он начинает беззастенчиво касаться всех линий и изгибов на теле Чимина. То, как его плечи сужаются, и как ямочки на талии переходят в изгиб его задницы. Он считает веснушки, которые знает так хорошо, и встречает их как старых друзей в надежде, что они помнят его тоже. Это то, что он имел в виду, когда говорил, что скучает по телу Чимина. Он скучал по всему, по каждому изгибу и изъяну, каждый сантиметр Чимина уникален, и он никогда не скучал ни по чему так сильно, как по ощущению Чимина в реальности. Кожа Намджуна липкая между ног, и его волосы немного колет от пота и от того, сколько их оттягивали, и, честно говоря, он совсем не понимает, почему Чимин вернулся домой вместе с ним. Он действительно выглядел не лучшим образом, пока Чимин лежит тут, на пьедестале, на который Намджун его сознательно и полноправно возвел. Он не слепой, и не собирается эгоистично забывать прошлое. Он помнит все манипуляции Чимина, пассивно-агрессивные высказывания в свою сторону, агрессивно-агрессивные действия относительно событий, о которых Намджун понятия не имел. Намджун бывал и претенциозным, и высокомерным, и эгоистичным, и еще тысячей всяких вещей, которые время от времени делали больно. Он кричал на него, плакал из-за него; он знает каждый оттенок Чимина. И он любит его. Что с тобой не так? Он помнит, как владелец винного магазина спросил у него. Он не говорил Чимину, но во время истерики, после которой он чуть не отключился на грязном полу одного из рядов, он сидел и плакал, и все равно знал достаточно французского, чтобы выдавить Что с тобой не так? Il me manque tellement - Пожалуйста, Намджун сжимает челюсть, придвигаясь ближе, пока у него не получается перекинуть руку через спину Чимина и зарыться носом в его волосы. Его тихое дыхание отражается прямо на шее Намджуна, и это совсем немного раздражает, но это не важно. Он поменял шампунь, и Намджуну это принципиально не нравится, но он рассуждает, что мог бы привыкнуть к этому, когда Чимин устраивается удобнее в его объятьях. Он делает глубокий вдох, призывая себе скорее полюбить новый запах, привязывая его к ощущению теплой кожи Чимина и к тому, как мягко одеяло накрывает их двоих. Он сдерживает улыбку, когда рот Чимина приоткрывается во сне и он начинает пускать слюни на руку Намджуна. Он убирает волосы Чимина с лица, слушая его тихое дыхание во сне, и снова начинает легко водить ногтями по его коже. Это длинные прикосновения, прямо от плечей до талии, и он продолжает, пока вдохи Чимина не превращаются в скулеж, и Намджун позволяет ногтям скользнуть ниже, проводя по изгибам его задницы, и когда прикосновения ногтей превращаются в прикосновение пальцев, Чимин издает стон. — Прекрати. Намджун смеется. — Уверен? — Мм… Еще немного. — Чимин приподнимает голову, чтобы вытереть уголки рта, а потом и лужицу, что он оставил. — Прости. Тяжелая была неделя. — Я не против. — Ну конечно же ты не против. — Чимин оборачивается и смотрит туда, где рука Намджуна прямо сейчас играется с его задницей. — Чувствую себя мерзко. Намджун хмыкает. — Не так мерзко, как мы могли бы себя чувствовать. Чимин бьет его локтем в грудь и переворачивается на спину, смеясь вопреки себе, когда рука Намджуна остается на месте, поглаживая его кожу и останавливаясь на его члене. Он мычит, когда Намджун лениво очерчивает его мягкую головку, и закидывает руку за голову, позволяя глазам снова прикрыться. — Пойдем в душ? Намджун задерживает дыхание на секунду, но никак это не показывает. Из всего, по чему он так сильно скучал, у Чимина есть какая-то естественная потребность к обыденной близости, которую ни один из его друзей не мог правильно понять, и он не хотел бы как-то это называть, но такой простой вопрос от Чимина показался ему откровением. — Да, душ — это отличная идея. — Тогда ты должен меня отпустить. — Спорим, я могу туда дойти, не отпуская тебя. — Окей, хорошо, но это не твой член рискует пострадать, поэтому не ты тут принимаешь решения, — он продолжает лежать, позволяя Намджуну сделать себя почти наполовину твердым до того, как он встает. — Давай. Прими душ со мной. Намджун испытывает неземное удовольствие, наблюдая, как Чимин легко, почти что с напускным безразличием, и к тому же полностью голый, проходит мимо него и направляется прямо в душ. Он слышит звук воды и делает шаг, почти ожидая, что ванная комната окажется пустой, и Чимин растворится как сон в клубах пара, но когда он толкает дверь, Чимин копается в полках под раковиной. — Ты мылся моим гелем для душа? Намджун краснеет, закрывая за собой дверь. — Я… ну, возможно…? Чимин застывает, его плечи резко опускаются. — Ты дрочил с ним. Я, блять, тебя ненавижу, — он говорит это без капли яда в голосе. — Хей, это ты меня оставил. Чимин хмурится и смотрит на него, и Намджуну требуется секунда, чтобы осознать, что он сейчас сказал. — Его. Блять. Прости меня. Ты оставил его. Смотри, как я и сказал, ты не сделал ничего плохого. Я знаю, что я был херовым партнером, и — — Джун. Залезай в душ. — Точно. Поначалу вода слишком горячая, но Намджун сжимает зубы и тянется, чтобы прибавить холодной воды, и мочит голову, пока температура становится чуть менее кипяточной. Чимин заходит следом, и Намджун подпрыгивает, когда холодная кожа Чимина соприкасается с его спиной и Чимин обнимает его обеими руками и кладет голову ему на плечо. Чимин забирает мыло из рук Намджуна и снова встает, и Намджун легко отступает назад к нему, пока вода не прекращает на него литься, и начинает намыливать волосы шампунем, пока Чимин моет его спину. Все тихо и спокойно, и Чимин оставляет маленькие поцелуи на его коже, пока Намджун не чувствует себя окончательно расслабленным. — Бальзам для волос. Намджун тяжело вздыхает. — Он мне не нужен! Чимин мычит агрессивно, и он единственный на памяти Намджуна, кто так делает, пока Намджун не достает единственную бутылку бальзама, которая стоит на полке уже много месяцев. Он откидывает голову назад, чтобы Чимину было удобнее наносить кондиционер на волосы, и он позволяет ему вести себя с закрытыми глазами. Намджун дрожит, когда они меняются местами и он прижимается к спине Чимина. Он наклоняется вперед и пальцами начинает путешествовать по бокам Чимина, пока крепко не прижимает его к себе. Он сжимает его и за это получает целый рот шампуня. Он пытается избавиться от горького вкуса, но Чимин снова размазывает пену по его лицу. — Ты думал, будет смешно начать щекотать меня, когда никто из нас не может открыть глаза и мы буквально стоим в скользкой ванной? Ты думаешь, это смешно, Ким Намджун? Намджун вздыхает и улыбается, включая режим ребенка-которого-наказали. — Нет, сэр. Мне жаль, это больше не повторится. Конечно же, это сразу повторяется, и Чимин возмущается. Он вслепую пытается нащупать что-то похожее на затылок Намджуна и шлепает его рукой. — Джун. — Прости, прости. Честно, в этот раз все. — Нет, переверни меня. — Чимин хватает его за запястья, и они аккуратно перемещаются, пока Намджун снова не оказывается под теплыми струями воды. Он аккуратно смывает шампунь с волос и руками смахивает воду, попавшую в глаза, параллельно открывая их и сразу же улыбаясь, смотря на Чимина перед собой. Его глаза зажмурены, и он втирает кондиционер в волосы, делая небольшую завитушку на лбу. В этот раз Намджун предупреждает его, быстрым движением убирает лишнюю пену и проводит пальцами по шее, чтобы следом обхватить его лицо руками и поцеловать. Если бы они были вместе, Намджун бы сказал я хочу трахнуть тебя снова, а Чимин бы ответил могу я хотя бы помыть голову сначала? И Намджун бы продолжал свои игры, пока они либо не умерли бы, либо Чимин не кончил. Но они не вместе, поэтому Намджун позволяет Чимину оторваться и повернуться, чтобы закончить с собственными волосами. Он не отодвигается, когда Чимин снова ложится на него, на этот раз уже с чисто вымытой головой. — Действительно не так, как раньше, ты согласен? — По крайней мере, пока что. Чимин быстро разворачивается с поднятой бровью. — Верно. Пока что. В следующий момент они уже стоят напротив зеркала, и Чимин яростно вытирает волосы полотенцем, пока Намджун чистит зубы — еще одна вещь, которую он забыл этим утром, и у него все равно как-то вышло заполучить Чимина. Он думает, какой боженька присматривает за ним несмотря на отсутствие попыток, и он решает посвятить остаток своей жизни молчаливому поклонению тому, как Чимин откидывает волосы назад, держа полотенце в руках. — Что? — Мне разрешено сказать, какой ты горячий сейчас? Чимин улыбается. — Раньше тебя это не останавливало. — Да, но иногда мой язык идет впереди мозга, поэтому сейчас я спрашиваю. — Он облизывает губы, чтобы избавиться от остатков зубной пасты, и ополаскивает рот водой. Пока он вытирает капли воды рукой, он смотрит на почти смертельную схватку Чимина с полотенцем и понимает, что почти физически ощущает изменения в атмосфере. Или может быть у него твердеет. — Я могу? — Не хочу показаться мелочным, — Чимин выдыхает, — но пожалуйста. Намджун поворачивается от зеркала к настоящему Чимину, чьи волосы растрепаны, он сам едва высушился, и он в ужасе — или заинтригован — когда Намджун забирает у него полотенце и кончиками пальцев направляет, пока его спина не встречается с дверью. — Ты такой красивый. Чимин издает звук, похожий на хихиканье. — И это все? — Меня буквально никто в этой ебаной жизни не привлекал настолько сильно, насколько ты. — Так лучше. — Я люблю тебя, и ты прекрасен, и я хочу трахнуть тебя, и я месяцами думал о том, чтобы трахнуть тебя. — Хорошо, это уже немного странно. — И правда странно, я согласен. — Намджун упирается лбом в дверь рядом с головой Чимина. — Почему же, Мини, обычно мне удается сказать именно то, что я хочу сказать. Но потом я пытаюсь сказать тебе что-то, и вдруг ни с того ни с сего у меня словарный запас подростка и совершенно никакого социального этикета. — Твои сердце и член пытаются переговорить твой мозг, вот почему. Намджун делает паузу. — Ну… Дерьмо. Ага, это действительно так. — Давай же, Джун. Почему бы не поговорить со мной с их помощью? Покажи мне, как они себя чувствуют. Намджун мечется между смехом и стоном, когда Чимин двигает бедрами, чтобы проехаться по наполовину твердому члену Намджуна. Он не остается в стороне и притягивает Чимина за задницу, обхватывая его бедра пальцами и сталкивая их вместе, и наклоняется, чтобы поцеловать его. Он позволяет Чимину тереться о свое бедро, пока оставляет поцелуи на его щеках и опускается к шее, оставляя маленькие засосы и укусы, чтобы все видели результат после. Он целует ключицы, опускается к груди, чтобы облизать его соски, прежде чем продолжить дразнить, и съезжает на колени, продолжая дрочить Чимину. — Джун… — Чимин запускает руку в еще влажные волосы Намджуна и судорожно вдыхает, когда Намджун посасывает его головку, удерживая зрительный контакт и насаживаясь все глубже и глубже. Намджун прикрывает глаза и просто наслаждается весом на языке, знакомым вкусом соленой кожи Чимина, и подносит руку ко рту. Он обожает звуки, которые издает Чимин, пока он оборачивает язык вокруг члена и всасывает сильнее, сглатывая, чтобы избавиться от скопившейся слюны. Он чувствует, как бедра Чимина дрожат под его прикосновениями, и он поглаживает его свободной рукой, чтобы немного успокоить. Это не лучший минет, который он делал, но и не самый неряшливый, потому что ему крайне необходимо запомнить этот момент. Он никогда не был особо способным в этом, но он старается так сильно, пока легкий захват Чимина не превращается в отчаянный. Он не трахает его рот, больше направляет Намджуна насадиться глубже, удерживая его, пока Намджун пытается контролировать дыхание и сглатывает вокруг его члена. Голос Чимина ломается, и имя Намджуна превращается в высокий скулеж, когда Намджун легко вводит в него палец. Намджун хмурит брови, изучает нарочито медленно, пока не находит и начинает массировать его простату. — Блять, Намджун. Он еще никогда не любил свое имя так сильно. — Мне нужно — Мне нужно присесть, я не могу — Намджун наслаждается этим больше, чем следовало бы, добавляя второй палец и толкаясь глубже, пока он на самом деле не чувствует, как нога Чимина соскальзывает и хватка в волосах становится сильнее. — Придурок. — Хочешь присесть? — Намджун слизывает слюну с губ, наблюдая, как Чимин пытается устоять на ногах. Он встает резко, ударяя Чимина по руке, когда он пытается отклониться. Он смеется, и улыбка Чимина возвращается, и она будто становится еще шире, когда он наклоняется и снова целует Намджуна. Они не могут держать ни руки, ни рты при себе, но Намджуну все-таки удается оттолкнуть Чимина от двери и развернуть его в сторону кровати. Он переворачивается на спину, кусая губы и устраиваясь поудобнее на подушке. — Давай, Мини. Присаживайся. Чимин закатывает глаза и придвигается, пытаясь обхватить Намджуна за талию, но он не позволяет и перехватывает его запястья, поднимая его руки над головой. — Тебя не так долго не было. Садись. — Джун… — Ты правда собрался стесняться сейчас? Он застает Чимина врасплох, он то ли краснеет, то ли хмурится, но позволяет Намджуну прижать себя к кровати и расставить колени по обе стороны от своих бедер. — Я тебя видел в самых плохих состояниях, Мини, ну же. — Никто меня не видел таким, кроме мамы, — он надувает губы. Намджун резко садится, перекладывая вес на одну руку, и нагло вторгается в личное пространство Чимина. — Думаешь, это правда? — Он помнит и болезни, и похмелья, и ссоры, доводящие их до белого каления, он помнит даже, каким определенным образом Чимин ненавидит своих коллег, как тихо ненавидит себя иногда, и Намджун думает, что не существует ничего, чего бы он не знал о Чимине. Почти что нечего скрывать, но, опять же, он может быть неправ. — Это правда? Чимин оборачивает руку вокруг шеи Намджуна, позволяя большому пальцу нежно поглаживать его челюсть. В конце концов, он отвечает маленьким покачиванием головы и наклоняется, чтобы снова поцеловать Намджуна. Этот поцелуй нежнее, чем все предыдущие, и Намджун не хочет, чтобы он заканчивался, но уже в следующую секунду Чимин с улыбкой опускает его ниже. Каким бы стеснительным он ни выглядел, он ни минуты не колеблется, когда перекидывает ногу через голову Намджуна и придавливает его, удобно располагаясь задницей прямо над его лицом. — Мой любимый вид. — Намджун откликается с улыбкой, когда маленькие кулачки Чимина начинают игриво бить его по животу. — Замолчи, — он оборачивает руку вокруг члена Намджуна в подтверждение своему высказыванию, и сразу же дергается, когда Намджун широко раскрывает его и без колебаний проходится языком по его дырочке. — Джун! — Прости. — Ему не жаль, и вместо разговоров он снова погружает язык в Чимина, вылизывая вокруг, растягивая его изнутри, пока Чимин дрожит, сидя на нем. Он пытается притянуть Чимина ниже, чтобы он действительно проехался по его лицу, но Чимин сопротивляется, вместо этого наклоняясь и удивляя Намджуна теплотой своего рта. Его движения быстрые и отчаянные, и Намджун пытается заполнить отсутствие возможности ощутить мягкие волосы Чимина или его лицо, всасывая дырочку сильнее, делая все еще более грязным. Чимин стонет вокруг его члена, буквально покачиваясь на его лице, и Намджун очень хочет вытереть подбородок, потому что слюна начинает капать от того, насколько все мокро, но Чимин не останавливается, и Намджун даже не будет пытаться. Вместо этого, он импровизирует: отстраняется от дырочки, чтобы оставить маленькие укусы на заднице Чимина, тайком вытирая подбородок, сразу же возвращаясь к основному действию. Это отвратительно, почти что как грязный поцелуй, язык проходится широкими мазками, чередуясь с глубокими толчками внутрь. Он рискует и оборачивает руку вокруг правой стороны задницы Чимина, чтобы оттянуть ее и резко опустить на место. Его действие сопровождается вздохом Чимина, он едва не давится членом и сразу же вытаскивает, чтобы отдышаться, продолжая надрачивать Намджуну в свое отсутствие. Он трахает себя языком Намджуна, скулит, впиваясь ногтями в свою левую руку, которая лежит прямо над тазовой косточкой Намджуна, и всеми правдами и неправдами пытается удержать себя прямо. Намджун не хочет, чтобы он за что-то держался, он хочет, чтобы Чимин отпустил себя и потерял контроль, поэтому он рычит в негодовании, отталкивая бедра Чимина как можно дальше и следом насаживая его на свое лицо. Нос немного болит от того, насколько сильно он прижался к копчику Чимина, но не то чтобы ему совершенно не похуй, пока Чимин скачет на его языке совершенно бесконтрольно, позволяя Намджуну оттягивать свои бедра пальцами. — Намджун — пожалуйста — он пытается поддаться вперед и снова взять член Намджуна, но Намджун крепко удерживает его на месте, и его дырочка такая свободная и влажная от того, как его вылизывают. — Джуни, прошу. Хочу объездить тебя, ну пожалуйста. Сколько раз ты заставишь меня просить? Он думает, может ли Чимин кожей почувствовать его улыбку. Чимин застает его врасплох, выворачивая соски, и для него это никогда не ощущалось так же хорошо, как для Чимина, поэтому он визжит и теряет хватку на бедрах Чимина, и этого оказывается достаточно, чтобы он выбрался. Он поднимает ногу и перекидывает ее через Намджуна, тем самым меняя их направление. Намджун собирается с мыслями долго, но не настолько, чтобы не успеть перехватить Чимина до того, как он сядет на него. — Не надо. Нам нужен презерватив. Чимин фыркает. — Мне не нравятся ощущения, я не хочу. — Чимин, мы — ты знаешь, почему мы не можем. — Он не тянется за презервативом только потому что знает, каким импульсивным бывает Чимин. — Джуни, все хорошо. Я тебе доверяю. — Он говорит это с улыбкой, как будто знает, как добиться своего, но все, что это делает — заставляет желудок Намджуна сжаться. — Мы не можем, хорошо? Мы не можем. Я не был — я ничего не помню, я не помню, использовал я презерватив или нет, и я так с тобой не поступлю, понимаешь? Я не проебусь в этот раз, когда мы сдадим анализы, то сможем сделать это без защиты, обещаю. Обещаю. — Нет ничего хуже для Намджуна, чем наблюдать за тем, как меняется лицо Чимина, пока он продолжает говорить. Сначала он испытывает один страх, потом другой, и все это одновременно с тем, как лицо Чимина меняется от глубоко разбитого сердца до той злости, когда у него дрожат даже губы. Чимин вырывает руки из захвата Намджуна, и Намджун обнимает себя. — Что ж, я очень рад, что ты смог вытрахать сожаление в мое отсутствие, Намджун. Я очень рад, что ты смог преодолеть свое самостоятельно учрежденное трагичное горе и что у тебя еще и член вставал на незнакомцев. — Все было совершенно не так, и ты, блять, это знаешь. Прекрати. — Намджун хватает Чимина за талию, когда тот пытается отстраниться. — Отпусти меня, или я тебе член сломаю, и ты знаешь, что я не шучу. Намджун хмурится и отпускает его, но встает следом. — Я не один здесь трахался с другими людьми, это нечестно. Почему меня наказывают за то, что мы оба делали? Ты прекратил наши отношения! — Нет, это ты их прекратил, я просто озвучил вслух. Я все время был дома, один, и я так сильно по тебе скучал, и я не должен был приходить, это было глупым решением. Намджун знает, когда Чимин начинает плакать, и он пытается натянуть спортивные штаны быстрее, чем Чимин надевает джинсы и футболку. — Притормози, Мини, подожди. Блять, стой! Стой! Я не позволю тебе уйти, не в этот раз. — Он закрывает дверь собой, не позволяя Чимину выйти. — Дай мне уйти. — Через минуту. Сначала ты должен меня выслушать, потому что это нечестно. — Ты нечестный! Я скучал по тебе! Я скучал по тебе все время, и оказывается, все, что ты делал, это пил, трахался и работал! Звучит как охуительная жизнь, тебе подходит, — он кричит, совершенно не заботясь о слезах на щеках, и оборачивает руки вокруг себя. — Ты расстался со мной. Я знаю, что это моя вина, и иди нахуй, я скучал по тебе, я скучаю по тебе, я люблю тебя, и я никого не помню, потому что я был пьян и одинок, и все, о чем я думал, это то, как я по тебе скучаю, даже по той херне, что ты выкидывал. Что мне оставалось делать? Ты был счастлив без меня, и я решил, что позволю тебе быть счастливым, и теперь меня нужно наказывать и за это тоже? Уверен, все, с кем ты трахался после меня, были белыми воротничками с хорошей работой и большим членом, и ты был милым с ними и хорошо проводил время без меня в своей жизни, но ты знаешь, что никто не любит тебя так же сильно, как я. Я очень хуево это показывал, и мое саморазрушительное дерьмо сейчас тоже не помогает, поэтому я тебя уверяю: тот факт, что я мог засунуть член в любого человека никак не связан с тем, что я хотел вышибить себе мозги, лишь бы не чувствовать ничего, потому что никто этого не понимал. Если он надеется на малейший признак симпатии, то Чимин ничего ему не дает. — Счастлив? Я не был счастлив, ты, идиот! Я хотел тебя! Я всегда хотел только тебя, и я решил расстаться в надежде, что если не могу заставить тебя полюбить меня, то могу найти кого-то другого, кто бы смог любить меня так, как я любил тебя. Да, они и правда были милые и простые парни с большим членом, и, к слову, я действительно хорошо провел время. Отлично было написать кому-нибудь «ужин?» и получить в ответ «с удовольствием!», вместо того, чтобы сидеть как дурак дома, смотреть нетфликс и есть Lean Cuisine. Мне, блять, даже еда их не нравится! Намджун прикусывает губу, чтобы не засмеяться во время эмоциональной речи Чимина. — Я так сильно по тебе скучал, и даже не делай вид, что ты единственный, кому разбили сердце, и что никто не понимает, как хуево тебе было, потому что у меня было все то же самое. Ты такой эгоист, и ты не главный акционер на рынке ненависти к себе, Намджун. — Ну нет, ты действительно выглядишь как обладатель главного пакета акций на рынке-ненависти-Намджуна. — Слезай со своего креста, Джуни, ты знаешь, что я тебя не ненавижу, блять, я просто… Ненавижу всех, у кого был ты, а у меня нет, и я ненавижу, что они могли тебя чувствовать, в то время как я застрял с воспоминаниями и фантазиями, от которых в конечном итоге только плакал, и я ненавижу, что ты так просто мог пойти и сделать это, когда все, кто меня трогал, заставляли меня чувствовать себя так, как будто я тебе изменяю, и я поменял свое мнение. Я тебя реально ненавижу, я тебя ненавижу, ты такой мудак! — Чимин топает ногой по паркету, и сердце Намджуна сжимается, потому что несмотря на то, что он понимает, что это неправда, это все равно пиздецки больно. — Я говорил тебе, они ничего не значили, и, честно говоря, мне их жаль, и если бы они знали, насколько мне на них наплевать — и я тебе говорил, я говорил, я просто хочу… надеть ебаный презерватив, потому что хочу тебя обезопасить, но каким-то образом я главный злодей? Мне жаль, я бы — я не знаю, подождал или держал целибат или сделал бы все, что ты попросил, если бы я знал, как странно все обернется. — Я постоянно говорил тебе, все время говорил, что у нас все разваливается, но ты не слушал. — Потому что я, блять, тупой! Я — пиздец какой тупой, и мне жаль, я буду лучше в этот раз, я могу тебе физически пообещать, что в этот раз я не проебусь. — Что ты имеешь в виду под «в этот раз»? Кто сказал, что мы сходимся обратно? Намджун застывает, как будто его резко ударили поддых, и все его внутренние органы переворачиваются. — Что ты такое говоришь? Чимин сжимает челюсть и скрещивает руки на груди. — Детка… Что ты имеешь в виду? Я думал… — Я не знаю, Джун. Я не знаю. — Не поступай так со мной. Ты не можешь просто прийти, дать мне вот это и снова уйти, это, блять — если ты собирался так сделать, мог бы не приходить совсем, потому что я не могу — Чимин, что за хуйня, ты со мной играл? Ты до сих пор со мной играешь? Ты точно слышал, каким жалким я стал, и подумал, что будет неплохо наказать меня за то, каким хуевым парнем я был? Мне жаль, черт возьми, мне жаль. Чимина трясет, он тихо плачет, сжимая кулаки. — Иди нахуй. Так вот, кем ты меня считаешь? Я люблю тебя, и я тебя терпеть не могу. Мне как будто сердце вырвали, когда я ушел и оставил тебя в кровати, в нашей кровати, и ты спрашиваешь меня такое. Я думал, ты умный, Джуни. Я думал, ты знал меня, любил меня. — Я и сейчас тебя знаю, и люблю тебя, или не стоял бы здесь, принимая каждый твой удар. Ты, блять, сказал — — Я сказал, что не знаю! Я не знаю! Ни малейшего нахуй понятия не имею, что мне делать в этой ситуации, мне должно было быть лучше без тебя. — И стало? — Нет! — Чимин кричит, и звук отражается в маленькой комнате, единственный звук, кроме их тяжелого дыхания, которое тут же ощущается слишком громким. Он говорит это дерзко, так, как будто все еще злится на Намджуна, винит его за свою невозможность двигаться дальше, и возможно это неправильная реакция, но Намджун засчитывает это как маленькую победу. Он строит лицо и поднимает руки, громко проговаривая: «Ну и?» — Ну и, что? — отвечает Намджун, так же громко и злостно. Чимин фыркает и трясет головой. Он наклоняется, чтобы поднять носки и обувь, и идет в сторону двери, широко ее распахивая. — Ты сам сказал, что прошло не так много времени, но ты как будто не понимаешь. — Чего ты хочешь от меня? — Намджун встает, хватаясь за дверь своей спальни, и усиленно размышляет о том, какой крючок Чимин пытается закинуть, и он хочет решить головоломку до того, как Чимин доберется до гостиной. Ох. Теперь он вспоминает. Ох! Он бросается вперед, хватая Чимина за талию со спины. Достаточно просто отнести его обратно в спальню, так как он держится за плечи Намджуна и позволяет ногам болтаться в воздухе, пока Намджун не бросает его на кровать так, что он немного подпрыгивает. Чимин переворачивается на спину, на его лице ухмылка, когда он приподнимается на локтях. — Много же времени у тебя заняло. — Замолчи, это худшее время играть в твои маленькие игры. — Я злой, Намджун. — Еще как понимаю, я тоже. — Тогда сделай с этим что-нибудь. — Чимин визжит, когда Намджун хватает его за лодыжки и тянет к краю кровати. Это не самый здоровый вариант решать проблемы, но иногда, в прошлом, когда ссора немного выходила из-под контроля, Намджун запомнил, что у Чимина есть определенная реакция на подобные ситуации, и чаще всего это заканчивалось Чимином, прижатым к стене с ногами, обернутыми вокруг талии Намджуна. Он быстро работает пальцами и расстегивает ширинку Чимина, грубо проходясь по бедрам и стягивая их с его ног. Он не позаботился о том, чтобы надеть белье обратно, и Намджун думает, если бы Чимин ушел, осталось бы оно на полу его спальни? Мысль о том, чтобы иметь части Чимина вместо всего целого приводят его в ярость, потому что он хочет его полностью. Всего его. Он раздвигает ноги Чимина, потому что Чимину нравится это ощущение, и опускается между ними, чтобы снять с него футболку. — Переворачивайся. Чимин испытывающе смотрит на него, и Намджун вздыхает, выполняя свою роль и переворачивая Чимина за руки на живот. Он ставит его на колени и локти, вставляет два пальца в рот и вытаскивает их мокрыми, вставляя их в Чимина, чтобы проверить, расслаблен он или нет. Он толкается в его простату с целью увидеть, как Чимин пытается удержаться на локтях, и тянется, чтобы взять презерватив. Он на самом деле не удивлен, когда Чимин оказывается быстрее и зло ударяет по пачке презервативов, отправляя их в полет по полу. Он поворачивается и смотрит на Намджуна, и его лицо внезапно уже не такое веселое, больше серьезное, и Намджун хмурится, когда наклоняется, чтобы поднять презерватив. Он держит его в левой руке и поворачивается, рукой захватывая пояс спортивных штанов и опуская их на уровень яиц. Правой рукой он начинает дрочить себе, подходя к лицу Чимина. — Сделай меня твердым, Мини. — Что, никого не осталось, чтобы с этим помочь? Челюсть Намджуна сжимается, и он качает головой, натягивая штаны обратно. — Это не мило, и вообще-то, блять, больно. Он не знает, куда идет, просто направляется в сторону двери спальни, но это не важно, потому что Чимин не дает ему дойти. — Прости, Джуни, мне жаль. — Чимин бросается к двери, оборачивая руки вокруг груди Намджуна, лишь бы не дать ему двинуться, и Намджун позволяет отвести себя обратно в сторону кровати. — Я всегда хотел тебя, все это ебаное время, ты понимаешь? — Докажи? — Он спрашивает, как будто не уверен в ответе, но это все, чего хотел Намджун сегодня, поэтому он докажет. Он оборачивает руки вокруг бедер Чимина и поднимает его, пока Чимин не скрещивает ноги у него за спиной. Не то чтобы Намджун очень сильный, но он достаточно сильный, чтобы держать Чимина, пока тот расцеловывает его лицо, приоткрывая рот и толкаясь в него языком. Он царапает его кожу ногтями в надежде оставить маленькие следы на заднице Чимина, что будут напоминать ему о происходящем, когда он сидит или принимает душ. Чимин ложится на спину и вытягивается, почти полностью твердый, демонстрируя себя Намджуну. У Намджуна не так много времени насладиться видом, потому что Чимин переворачивается на локти и колени, как будто не хочет еще больше проблем. Доказать эхом пульсирует в голове Намджуна. Он становится на колени позади Чимина, и он правда хочет трахнуть его вот так, ему нравится, какими грязными они становятся, но это просто неправильно. Что правильно, так это то, что он надевает презерватив, приподнимается немного и поворачивает Чимина на бок, закидывая одну из его ног себе на плечо. — Я люблю тебя. — Он скрепляет свои слова, проводя головкой по дырочке Чимина, и входит одним слитным движением. Он двигается медленно, давая Чимину возможность привыкнуть к чувству наполненности, и входит глубже, когда Чимин окончательно расслабляется. Движения плавные, и он отпускает себя, полностью обхватывая тело Чимина, и возможно его нога согнута под неудобным углом, но Чимин ничего об этом не говорит. Он оборачивает руки вокруг Намджуна, держится за него, и единственными звуками, которые он издает, становятся маленькие всхлипы. Ты это чувствуешь, Намджун думает, он пытается сказать это вслух, но у него не получается. Ему интересно, достаточно ли этого, достаточно ли ощущения члена Намджуна внутри него, чувства растяжения, скорости, жжения, достаточно ли того, как его рука находит руку Чимина, крепко переплетая пальцы, достаточно ли повторяющихся я люблю тебя, я скучал по тебе, звука, с которым его бедра врезаются в Чимина. Имеет ли что-то из этого значение, делает ли он достаточно? — Сильнее, Джуни, — Чимин задерживает дыхание, когда каждый толчок сильнее прижимает его к кровати. — Чимин… — Он делает паузу, чтобы вдохнуть. — Звучит так, как будто тебе уже больно. Шлепки кожи о кожу превратились больше в столкновение кости с мясом. — Больно. Сильнее. Намджун не чувствует вину, когда позволяет ноге Чимина упасть с его плеч на матрас и кладет руку между нежной кожей на лопатках Чимина, чтобы прогнуть его еще сильнее. Своими коленями он раздвигает ноги Чимина шире, чтобы действительно трахать его как нужно, и он держит его за бедра, когда входит глубже, что отражается во всхлипах Чимина. И эти плаксивые звуки, которые он издает, станут смертью Намджуна, и он будет воспроизводить их годами, если это последний шанс, который у него будет. Он едва слышит приглушенные ругательства, произнесенные Чимином, когда тот хватается за подушку, чтобы держаться хотя бы за что-то, и Намджун хочет спросить: «Этого достаточно? Теперь ты чувствуешь, что я люблю тебя?» И Чимин отвечает «да» на вопрос, который Намджун неожиданно для себя озвучил вслух, и он задерживает дыхание, впиваясь ногтями в спину Чимина, в его руки, пока Чимин не находит его ладони и не переплетает их пальцы, еще больше придавливая их к кровати. В таком положении сложнее толкаться, движения похожи на волны, но Намджун зарывается носом в затылок Чимина, вдыхает запах его волос, целует кожу вокруг. — Ты близко? — Боже, да, — Чимин проговаривает. Он поворачивает голову набок и пытается украсть поцелуй, но угол такой неподходящий, и у него получается только сильнее сжать руку Намджуна в своей. — Пожалуйста, детка. Намджун помогает ему, ставит его обратно на колени, прижимая спиной к своей груди, и позволяет им отдышаться. Намджун цепляет его челюсть пальцами, аккуратно поворачивая голову, чтобы в следующий момент соединить их губы — небольшой отвлекающий маневр, пока Намджун обхватывает рукой член Чимина и начинает быстро дрочить. — Я хочу, чтобы ты послушал меня внимательно, Мини. — Его рука все еще двигается, скользкая от предсемени. Он зубами оттягивает мочку Чимина, перемещаясь, чтобы языком очертить контур его губ. — Ты слушаешь, малыш? Чимин кивает, насаживаясь на член Намджуна и поддаваясь вперед его движениям. — В этой кровати никого не было, Чимин. Я никогда не приводил никого домой. Ты понимаешь? Это всегда была только наша кровать. — Пальцами другой руки он поднимается, чтобы мягко обхватить шею Чимина. — Так почему бы тебе не кончить на нашу кровать, малыш? Что он и делает, сжимаясь вокруг члена Намджуна, пока его собственный пульсирует у Намджуна в руке, и сперма капает на подушки, на простыни под ними, и стекает по всей руке Намджуна и по его собственным бедрам. Намджун опускается на единственное чистое место, переворачивая Чимина на спину, пока тот пытается восстановить дыхание. Он снимает презерватив и расставляет колени по обе стороны от груди Чимина, буквально седлает его, начиная быстро дрочить себе. — Могу я? Чимин кивает. — Открой рот? И он открывает. Намджун придвигается немного ближе, и Чимин лениво поднимает голову, подкладывая под себя подушку, чтобы удобно расположиться с головкой члена на собственном языке. Руками он гладит Намджуна по бедрам и терпеливо ждет, но ждать долго не приходится. Намджун чувствует, как близко он сейчас, и он несколько раз толкается в свой кулак, пока это не происходит, и он не наблюдает за спермой, окрашивающей закрытые глаза Чимина, его щеки, губы, господи, его губы, покрытые блестящей слюной и спермой Намджуна. Он рычит, когда губы Чимина смыкаются на головке, легко посасывая, собирая все остатки до тех пор, пока Намджун не становится мягким и не выскальзывает из его рта. Он должен почистить Чимина, но прежде, он опускается вниз и проводит большим пальцем по его губам, убирая остатки спермы и наклоняясь, чтобы мягко поцеловать его, просто прикосновение губ к губам, и он делает это снова, и снова. Как только лицо Чимина становится чистым, он надевает спортивные штаны и футболку, протягивая одежду Чимину, просто домашняя пара пижамных штанов и слишком большая футболка. Они потеряли целый день после встречи в книжном магазине, и единственная смелость Намджуна в вопросе останешься сегодня на ночь? проявляется в протягивании ему пижамы вместо его джинс. Чимин все равно ее берет. — Я голоден. — Да? Хочешь пойти куда-нибудь? Чимин задумывается. — Закажем доставку? — Конечно, можем и так сделать. Что хочешь поесть? — Я закажу. Какие-нибудь возражения насчет крылышек? — Боже, нет. Звучит просто замечательно. Чимин встает, копаясь в кармане джинс в поиске телефона, забытого на несколько часов на полу. Он вытаскивает его и Намджун замечает, как он тут же хмурится. — Что-то не так? — Мм. Ничего, с чем я не мог бы справиться. — Хмурость прошла так же быстро, как и появилась, и он уже открыл приложение доставки и вбивает заказ. Довольно просто провести следующие двадцать-тридцать минут ожидания в легком разговоре за кухонным столом. Они не говорят о прошедших восьми месяцах, вместо этого они обсуждают фильмы и музыку — любую, кроме песен Намджуна — и (несмотря на их старания не говорить об этом тоже) как тяжело Чимину было жить со своим лучшим другом Тэхеном. Чего он не говорит, так это того, что он скучал по проживанию с Намджуном, но Намджун все равно улыбается, когда стоит спиной к Чимину, выбирая в холодильнике что-нибудь попить. Телефон Чимина звонит и Намджун оборачивается. — Скорее всего, доставщик не может войти в здание, — но Чимин снова хмурится и кивает будто бы сам себе. — Да, скорее всего. Я сейчас — вернусь. Подожди. — Он отвечает на звонок, но не произносит ни слова, пока не выходит из квартиры. Намджун обычно не любопытный, но и Чимин обычно не скрытный, поэтому если он и подкрался ко входной двери и напряг слух, он не слишком уж об этом заботится. Я просто был занят весь день. Мне жаль, что ты почувствовал себя проигнорированным, но — Я в любом случае должен тебе рассказать, но я не думаю, что у нас что-то получится, если честно. Мне очень-очень жаль. Ну, приятно слышать, что ты принимаешь это как настоящий взрослый — в голосе слышен сарказм. Намджун быстро поворачивается и пялится в дверь, как будто он может увидеть очертания напряженного и раздраженного Чимина, сжимающего телефон. Он резко разворачивается обратно и большими шагами доходит до кухни, когда Чимин открывает входную дверь и заходит обратно внутрь. — Взял еду, детка? — Он пытается не выглядеть таким самодовольным. — Это был не он. Ох, подожди-ка секунду, вот это уже он. Алло? — Он поворачивается, чтобы нажать кнопку на домофоне и впустить доставщика со слишком большим количеством еды для двух мужчин, но Намджун уверен, что с большей частью они сумеют справиться. Чимин садится на стул, притягивая колени к груди, и тянет к себе большой пластмассовый контейнер. Намджун в восторге наблюдает за тем, как Чимин буквально вдыхает мясо с кости, крыло за крылом, до того как осознает, что Намджун пялится. — … Что? — Смотреть, как эффективно ты всасываешь мясо, оказывается, странно интимно. — Замолчи. Ненавижу тебя. — Правда? — Намджун думает о выражении лица Чимина в книжном магазине, о том, как они накинулись друг на друга дома, о его шампуне во рту Намджуна, о теле Чимина сверху, под ним, полностью вокруг него. Он думает об этом мудаке по телефону, и как Чимин вместо него сейчас сидит напротив Намджуна, разморенный сексом и голодный. Чимин смотрит в ответ, бессознательно слизывая соус с большого пальца. — Нет. Намджун облизывает губы и открывает контейнер перед ним, прежде чем задать вопрос, который тревожил его весь день. — Ну. И что теперь?