Кто-то морочил, а кто-то пророчил...

      Стояла тихая, безветренная ночь и светила высоко в небе, заливая всё своим мертвенно-серебристым светом, луна. Ни одна ночная птица не рисковала запеть, ни один зверёк не осмеливался прошмыгнуть, прячась в высокой траве от невидимого хищника, в этом напоенным светом ночного светила месте. Это было заповедное место. Закрытое. Потаённое. Спрятанное от всех смертных, бродящих по этой земле в ожидании своего часа.       Точнее, специально земли эти никто не прятал от досужего взора, просто люди и не-люди всячески старались избегать леса, что стоит за Черными холмами, леса, в котором деревья высятся, вечно наряженные богатым убором, которого не лишатся до скончания времён. Леса, где тихий голос неотвратимого звучал, заглушая собой все остальные звуки.       Не было ветра в лунную ночь, не было движения в омертвевшей в ночи траве, не было облаков в бесконечных небесах. Но двое подростков, стоявших на вершине ближнего к лесу Черного холма слышали, как ведёт свою неспешную беседу лес, почти чувствовали кошей его дыхание, и страшен был тот голос настолько, насколько может быть страшен скрип половицы в пустом доме, смешок на полночном погосте или же карканье воронья над полем битвы, давно отгремевшей своё.       Мальчик помладше неуютно поёжился и потянул старшего за край его алого плаща, висевшего в безветрии грузной тряпкой на неоформившихся ещё толком плечах:        - Тор, я всё же считаю это плохой идеей. Неужели ты не слышишь? Деревья шепчут.       Старший подросток лишь нетерпеливо отмахнулся:        - Ты вечно всё преувеличиваешь и пугаешься на пустом месте, брат. Ну подумаешь – деревья листвой шуршат, эка невидаль. Пошли, нам ещё нужно найти там доказательство, что мы не струсили!       И старший уверенно двинулся вперёд, не обращая внимания на шёпот младшего: «Но ведь ветра нет, да и листьев тоже, насколько я вижу…»       Ещё некоторое время нерешительно пронаблюдав, как Тор спускается с холма, кутаясь в свой новёхонький алый плащ, только на днях преподнесённый ему как старшему принцу и главному претенденту на престол, щуплый младший брат наследника вздохнул про себя: «Всего лишь лес, всего лишь ночь, всего лишь ветер. Которого нет. Ничего страшного, Локи, ты справишься». И пошёл следом.       Он мог что угодно говорить себе, чтобы успокоиться. И Тор мог что угодно говорить, отрицая очевидное. Хотя, может, и не очень для него очевидное.       С недавних пор у Локи проклюнулся редкий для мужчины-аса талант видеть и слышать скрытое, и создавать то, чего на самом деле нет. В общем, у младшего принца Асгарда проклюнулся талант к магии, и это было для него если не приговором, то явно не плюсом в копилку достоинств.       Потому что принцу Асгарда, воину и лидеру воинов, нельзя было заниматься тем, чем обычно занимаются исключительно женщины. И потому маленький принц, напуганный собственной силой и неясными ощущениями, этой силой даруемыми, молчал и никому о ней не говорил. Только мать, самый родной, самый близкий человек, и вдобавок сильная колдунья и пророчица, Фрейя, кажется, начала о чем-то догадываться и иногда поглядывала на младшего сына с тёплой улыбкой. Определённо не предвещавшей ему ничего хорошего, так как Локи был в курсе, насколько суровой учительницей могла быть его мать.       Значит, Тор просто мог действительно не замечать подозрительную тишину, не видеть странную форму крон деревьев, не слышать, как хлопают и шелестят на отсутствующем ветру… полотнища? Нет, Тору было невдомёк. Его не страшил ни запрет отца, ни укоризненный, если их безумная вылазка вскроется, взгляд матери, ни даже то наказание, что может ждать нечестивца в Заповедном лесу норн… Сейчас старшему принцу было куда важнее доказать, что он уже достоин зваться мужчиной, что он достаточно сильный, смелый и решительный, чтобы бросать вызов судьбе.       Всё дело просто было в том, что троица воинов, извечные и закадычные друзья Тора, бросили ему вызов – если ты достаточно взрослый, чтобы носить плащ предводителя, то ты достаточно взрослый и для того, чтобы встретиться лицом к лицу со страхом перед неизвестностью! Всего ничего – посети лес норн и принеси оттуда полотно своей судьбы. Или чьей-либо ещё, если сможешь ухватить.       Святотатство! Неслыханная дерзость и преступление! Локи мог поклясться, что именно эти слова услышал в тот миг, когда Фандрал с тонкой ухмылкой бросал свой вызов Тору. И конечно же, Тор повёлся, как последний чибис! И никакие слова о недопустимости подобного его остановить уже не могли.       Мало того, что подобный поступок может быть крайне опасен, ведь неизвестно, что станется с полотном судьбы, если его вынести из Заповедного леса норн, так ещё и непонятно, что вообще может поджидать в подобном месте! Локи наслышан был о всяких ужасах, что творили норны с неуважительно отнёсшимися к ним асами. Стёртые лица, исчезнувшие имена, покалеченные судьбы… Говорили всякое.       И вот теперь, вместо того чтобы просто-напросто оповестить кого-нибудь из эйнхериев о поступке старшего принца, Локи, как малолетний дурак, почему-то плетётся вслед за Тором по морю высокой травы, под мертвенно-серебристой луной, и с ужасом смотрит на всё более явственно вырастающий из темноты лес.       Ещё несколько сотен шагов в звенящей тишине, прерываемой лишь странным, замогильным шелестом в вышине, и братья оказались под сенью заповедного леса.        - Старухи наверняка спят, можем не беспокоиться о них, - громким шёпотом произнёс Тор. – Задача простая: ищем моё полотно, наверняка оно будет выделяться из всех остальных, и быстро ускользаем обратно за холмы. Ничего сложного.        - Ну да, конечно, всё предельно просто. Приключение на двадцать минут – зайдём, возьмём, выйдем, - передразнил старшего брата взволнованно оглядывающийся по сторонам Локи.       Старухи спят… Локи вообще был не уверен, что норны когда-либо спали. Или ели… не считая очередных слухов про человеческие пиршества озлобленных старушенций. Ещё интереснее, как Тор собрался в принципе искать здесь своё полотно… в этом лесу, сплошь состоящим из полотен.       Молодой принц поднял голову, всматриваясь в кроны деревьев, под сень которых вступил.       И все слова, все мысли, вертевшиеся у него в голове и готовые сорваться с глупого языка, забылись. Он знал, читал в книгах, что лес норн представляет собой удивительное зрелище, но ни одна книга, ни одна сплетня не могла подготовить его к такому…       Все деревья в этом лесу были стары и могущественны, и все они являлись обладателями самых пышных крон, что юный ас только видел за свою недолгую жизнь. Вот только листьев в этом лесу не было. Совсем. На каждом дереве, на каждой ветке шелестели, сверкая в лунном свете, подчиняясь струям нездешних ветров, длинные разноцветные ленты.       Все из разных тканей: из шёлка, из грубого сукна, из полупрозрачного шифона… Все разные, но такие неуловимо похожие.       Каждая лента, двигаясь в некоем едином ритме со всеми остальными лентами в лесу, тем не менее повиновалась какой-то своей, единственной и неповторимой, пляске. Тонкие переливы, разноцветные всполохи, гладкие и мягкие, или же резкие и рваные, движения в застывшем воздухе рассказывали свои истории языком, который был неведом никому на всём белом свете, но в то же время был ясен и понятен каждому. Вот взвилась в высь чистая, голубая с белыми переливами, лента и опала, безвольно касаясь земли самыми кончиками ткани. Вот вяло встрепенулась лента чуть дальше, малиновая с синими прожилками, и переплелась с танцующей поодаль подругой таких же цветов, но чуть насыщеннее оттенками. Вот горделиво взмыла к самому небу серая с коричневым полоса, да так там и осталась, одиноко раскачиваясь в холодной вышине.       Локи смотрел жадно, завороженно. Нигде и никогда не видел он такой красоты, и понимал, что второго шанса не будет. Что и этого-то, первого и единственного, не должно было никогда быть, но норны милостивы, и почему-то пропустили их с неразумным старшим братом в святая святых, в свой заповедный лес.       Юный принц чувствовал, как потоки нездешних сил, куда древнее не только его или Тора, но даже и самого Всеотца, тихо дремали в этом месте, лелея свою скорбь о судьбах мира, над которыми были не властны. Он видел всполохи магии в воздухе, ощущал всем своим существом, как она струится вокруг него, плывёт, летит, мягко касаясь своими крыльями-струями его черных волос, его кожи, его души. Он чувствовал себя принятым и понятым, он чувствовал себя своим.       И тут его слуха коснулся новый звук. Тихий, словно плеск весеннего ручейка, ещё несмелого и робкого, но грозящего вскорости вырасти в стремительный поток, сметающий всё на своём пути, шорох позвал его за собой, повёл между древних могучих стволов, между кривых ветвей, между тонких лент, аккуратно расступающихся перед ним.       И он увидел. Узрел полотно. То самое, одно-единственное, дарованное только лишь ему. Его жизнь.       Тоненькая короткая ленточка из блестящей прочной ткани ласково шевельнулась, приветствуя себя самоё, узнавая и давая понять, что узнала. И Локи улыбнулся ей в ответ.       Надо же… Он думал, что полотна жизни – все мощные, монументальные, со сложным узором и хитросплетением линий. А всё оказалось так… просто и страшно в это же время. Тонкие, словно ленты… И его лента, совсем пока коротенькая, но висящая высоко над землёй, гордо реющая надо многими другими, словно бы превосходя их. Черная с зелёным. Может, немного мрачноватый оттенок, но Локи знал – всё именно так, как должно быть.       И лишь одно смущало.       В сплошной черноте, разбавленной змеящимися зелёными полосами, то тут, то там сияли яркие вкрапления красных и золотых нитей. И эти-то нити и создавали тот самый сложный и неповторимый узор, которого и ожидал увидеть Локи на полотне своей жизни. Но это были нити… чужие.       Почему-то юный принц абсолютно точно знал это, и ему не было нужды проверять. Он просто знал. Потому что от нитей исходило чужое, но такое ласковое и знакомое тепло. Тепло, которое он неоднократно ощущал во сне.       Красные и золотые нити, словно почувствовав, признав принца, налились ещё большей силой и засверкали ярче, согревая мертвенно-серебристый свет лунной ночи теплом полуденного солнца, жаром огня у дружественного очага, запахами дыма и горячего железа.       Да, молодой принц не обознался.       Он видел эти цвета в своих снах, знал их почти так же, как самого себя, как успел узнать свою пробудившуюся не так давно магию. Эти цвета означали покой, мир и… любовь. Молодой принц, сам практически мальчишка, ещё не знал любви. Не было никого в Золотом городе, кто смог бы коснуться его сердца, заглянуть в его душу. Кроме одного единственного человека, что являлся ему во снах, и которого всегда окружали золотые и красные всполохи, тепло и запах горячего железа. Возможно, познания Локи о пророчествах ограничивались пока лишь рассказами матери и подслушанными разговорами, но этих знаний хватило ему, чтобы понять – эти сны не были всего лишь снами, они показывали ему его будущее, его путь, по которому он рано или поздно пройдёт, и человека, который будет его на этом пути сопровождать.       Правда, пока ни следа незнакомца из снов, ни вести о нём до юного принца ещё не долетало…       Так значат ли эти странные, не-его-нити, чужие нити, что они всё же встреться? Но почему же тогда не переплетены ленты, не создан союз двух полотен, как он уже видел в этом лесу?        - Потому что тот, что тебе снится, ещё не рождён, маленький принц.       Локи вздрогнул и обернулся, мигом возвращаясь из золотистого полуденного тепла в холодный ночной лес.       Перед ним стояли, улыбаясь, три бабушки. Старушки выглядели так, будто на дворе стояло ясное утречко, и они вышли из своей избушки прогуляться немного перед завтраком, да заодно собрать грибков внучкам на угощение. Локи не удивился бы, увидев у старушек корзинки.       Но корзинок не было.       Просто перед ним стояли ночью в лесу, чуть улыбаясь с теплом и пониманием, норны, старее Одина, старее Фрейи, старее самого времени, богини, ведающие судьбой, плетущие полотно судеб каждого существа во всех Десяти мирах, да и самих Миров тоже… Локи зажмурился, всего лишь на мгновение, но всё же увидев перед своим взором всю картину, Заповедный лес норн с высоты птичьего полёта. То, что не дано было увидеть почти никому. Кроны деревьев, мириады лент-полотен создают одно, большое и яркое, полотно. Судьба мира перед его глазами. Слишком огромно, чтобы увидеть, слишком невозможно, чтобы понять. Наказание.       Смахнув непрошеные слёзы, подросток, почти ещё мальчик, с глазами зелёными, словно листва, и волосами вороными, точно ночь, почти с болью во взгляде посмотрел на норн:        - Зачем?..       Старушки одинаково наклонили головы и ответили на один голос:        - А затем, чтоб неповадно было, глупый маленький принц. Лес на то и заповедный, чтоб всякие шалопаи носы свои сюда не совали.        - Мы… Мы больше никогда, никогда, я обещаю!.. – молодой голос дрожал и срывался, одними интонациями, одними эмоциями говоря всё то, что хотел донести до богинь Локи.       Что он пытался отговорить. Что они сейчас же уйдут. Что он больше никогда не позволит Тору так поступить. Что ни одно из полотнищ не будет не то, что вынесено из леса, до них даже никто не дотронется, во веки веков.       И словно в подтверждение своих невысказанных слов, Локи заозирался, выискивая взглядом старшего брата. Тор нашёлся не так уж далеко, почти у соседнего дерева, взирающим на одну из лент, с алыми всполохами, машущую ему. Весь вид старшего принца говорил о том, что мысленно он не здесь, возможно даже, что не сейчас.       Что же увидел на своём полотне старший брат, принц и наследник Асгарда?        - Он видит свою судьбу, как ты увидел свою. Возможно, он её не понимает, поскольку магом не является… - Локи вновь вздрогнул и волчонком взглянул на улыбающихся норн, - но видит и поражён открывшимся ему. Он сюда больше никогда не придёт.       Помолчав, старушки одновременно протянули руки к полотну Локи у него за спиной и проговорили одновременно, каждая о своём:        - Тот, что тебе снился, ещё не родился. Тот, что убьёт, ещё пива не пьёт. Тот, что назван братом – пребудет вечно братом. Внемли.       И Локи склонил голову перед ними, принимая то, что они ему дали. Мало кому дано знать свою судьбу, и мало кому дано знать, что у него ещё есть время на то, чтобы стать достойными этой судьбы.       Подросток, почти ещё мальчик, прошептал со всей решимостью своих лет:        - Я стану достоин его. Кто бы он ни был. Я дождусь, и стану достоин, когда бы он не пришёл! И я буду готов ко встрече со смертью, когда пробьёт мой час. Спасибо вам!       Но горячность юности столь же ветрена, как и её решимость, и в следующий миг оба молодых принца мчались прочь из Заповедного леса норн, не оглядываясь, и не говоря друг другу не слова. И Тору было всё равно, что троица воинов будет смеяться, и ни одному его слову веры всё равно не будет, ведь он чувствовал, что прикоснулся к чему-то, что выше и сильнее его, и их всех вместе взятых, и это что-то нужно сохранить в себе, глубоко в своём сердце, и сберечь от посторонних взоров, как зеницу ока.       А Локи бежал, повторяя про себя, как заклинание: «Я дождусь, я смогу, я буду стараться и стану самым лучшим, чтобы он мог гордиться! Я всё выдержу», не думая о том, что время для бессмертного – злая шутка, и ожидание способно сломить даже сильнейшего из них. И молодой принц не слышал, как тихо прошептала норна, стоящая справа, Скульд, что знала, что будет, пока две её сестры, Верданди, ведавшая настоящим, и Урд, зрящая в прошлое, сочувственно качали головами:        - Обязательно станешь, молодой принц. Только не сразу…       Внезапно Урд встрепенулась и взглянула на Верданди неодобрительно:        - А про смерть ему зачем взболтнула? Это лишнее, пока рановато ему про такое знать.       Легкомысленная Верданди, живущая одним мигом, пожала плечами:        - Зато весело. Теперь будет шарахаться от каждой непьющей тени.       Скульд тяжело вздохнула:        - Ну и дура. ***       Люди стояли перед ним на коленях.       Да, далеко не весь мир. Да, не асы, всего лишь люди. Жалкая кучка разодетых в пух и прах богачей. Но всё же они признавали его и его власть, они склонялись перед ним!       И ни одна тварь не смела рассмеяться ему в лицо над его «фокусами»!       Локи победоносно вскинул голову. Теперь он правит! Ни брат, тугой на умишко Тор, скудный на соображение и политическую смекалку, готовый рваться в бой по поводу и без. Ни Один-Всеотец, отец лжи и предательства. Да! Они называли богом лжи самого Локи, но ведь теперь-то прекрасно видно, кто здесь лгал, изворачивался и предавал все эти годы, все эти долгие, долгие годы!..       Локи шёл к этому моменту очень долгим и сложным путём. Он не щадил себя, он не щадил других, если в этом была необходимость. Он работал над своей силой, над своей магией, многие годы, выращивая её, пестуя в ней настоящую мощь, когда стало ясно, что принимать его как равного, как воина ни друзья Тора, ни сам Тор не намерены.       Возможно, кого-то другого постоянные издёвки, упрёки и насмешки сломили бы, но не его. В конце концов, пусть не по рождению он был принцем, так по праву! А если брать в расчёт его изначальное происхождение, то он был уже даже королём.       Так пусть склоняются! Пусть отдают ему почести, как он того заслуживает!       Все эти годы… бессчётные годы он старался стать лучше, стать сильнее, но всё было напрасно, и вся его жизнь упиралась в унижение. И когда Бездна приняла его в свои холодные объятия, когда страшные пытки вытеснили последнее, что оставалось в нём достойного, когда холодный синий свет Камня разума стирал в нём жалкие крохи достоинства и воли, жажды к сопротивлению и веры в себя… Тогда Локи понял, лишь тогда признал, что и норны, много, много лет назад, всего лишь посмеялись над неразумным самонадеянным мальчишкой, внушив ему, что он чего-то стоит, что он сможет сам чего-то добиться.       Ведь всё это неправда. И нет больше у него брата, который должен был остаться братом навек, и нет больше у него противников, способных погубить его тело, и нет его… того человека с добрым голосом, со вспышками красного и золотого, что захотел бы остаться с ним навсегда, защитить его от боли.       Ничего нет, кроме унижения, покорности и страха, и сейчас Локи докажет это всем вокруг!       Когда появился защитник земли, жалкий шут в синем костюме со звездой, Локи его даже не заметил. Что значит для бога битва с муравьём? Всего лишь секундное развлечение. Одной раздавленной букашкой больше…       Пока мир не потонул в жуткой какофонии звуков, которую жители Мидгарда почему-то называли музыкой, и его не отбросило от букашки волной красно-золотого пламени.       …вновь засверкали под вечным мертвенно-серебристым светом ночного светила яркие красно-золотые нити, окутывая, вплетаясь в сложный узор с зеленью черной ночи, и забилась на нездешнем ветру лента-полотно навстречу другой ленте, багрово-красной с золотым окаймлением, с ярко-зелёными и черными нитями, признавая, силясь вырваться, стать ближе, наконец встретившись, после долгих лет одиночества…       И голос, такой знакомый, такой… забытый голос из далёких детских снов, наполнил всё вокруг, растворяя Локи в волнах полуденного солнца посреди холодной лунной ночи:        - Твой ход, Северный Олень.       Подросток, почти ещё мальчишка, уверенно поднял голову внутри заледеневшей души взрослого Локи: «Я стану достойным. Я смогу!», разбивая заклятье Другого, сковавшее разум и волю, высвобождая веру в чудо, надежду, давным-давно подаренную норнами, успокаивая и убеждая – теперь всё должно быть хорошо. Теперь ты не один! Годы поиска, годы сражений и унижения на пути к поставленной цели больше не казались напрасными.       И кто знает, если здесь норны не обманули, может, и Тор…       Разом исчезла с мага броня, а посох, небрежно отброшенный в сторону, озарился синим пламенем, отпуская свою жертву на волю, и стоящий совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, Энтони Эдвард Старк, Железный человек, смог увидеть, как медленно, мучительно медленно из глаз врага, почему-то враз растерявшего всю свою воинственность, уходит мёртвая синева, уступая место чистой летней зелени.        - Хороший хо… Послушай, Северный Олень… А мы с тобой, случаем, нигде раньше не встречались?..