Солнце на букву Л

Сергей Разумовский прибыл в «Радугу» к 12 часам утра и своим появлением ожидаемо вызвал большой фурор у детей и воспитателей. Одетый в неприлично дорогой костюм и сопровождаемый хмурым, высоким бородатым мужчиной он смотрелся среди серых стен детского дома совершенно инородным, чуждым элементом, и Лёша с трудом мог представить, что этот человек когда-то жил прямо здесь, в одной из этих маленьких, неуютных комнатушек, сидел с остальными детьми в столовой и качался на стоящих во дворе качелях. Сам Разумовский, казалось, тоже с трудом мог поверить в реальность происходящего, потому что все то время, что воспитательница вела его в кабинет директора, он упрямо молчал. С любопытством разглядывающий его Лёша молчал тоже, не решаясь ни о чем спросить. Так они и шли, странно друг на друга поглядывая и подбирая слова для диалога, пока наконец не добрались до места — Здесь никого нет, — открывая дверь, торжественно объявила воспитательница, — Я оставлю вас наедине, чтобы вы могли все обсудить. Если что нибудь понадобиться, то обязательно зовите, — она лучезарно улыбнулась неловко кивающему Разумовскому и, закрыв дверь, вышла из кабинета. Лёша беспокойно вздохнул. Кажется, началось — Здравствуй, Алексей, — как-то уж очень официально произнёс Разумовский, поудобнее устраиваясь на стуле. Бородатый мужчина рядом с ним (Лёша решил, что это, должно быть, телохранитель, больно уж внушительная у него была внешность и мрачное выражение лица) так и остался стоять — Ага, — запоздало кивая, отозвался Макаров, — Здравствуйте — Тебе, наверное, сказали, зачем я здесь? — Э… Вроде того? — Лёша пожал плечами, — Вы хотите со мной поговорить, да? — Верно, — Разумовский тяжело вздохнул, — Поговорить. Я понимаю, что произошедшее на суде, должно быть, сильно тебя расстроило… — Это мягко сказано! — с неожиданной даже для него самого злостью воскликнул Лёша. Он действительно жутко злился на Гречкина, судью, адвокатов и вообще всех, кого только возможно, когда суд только закончился, но с тех пор прошла уже пара недель и бескронтольная ярость на прогнившую систему сменилась абсолютной апатией. Лёше уже давно не хотелось ни кричать, ни крыть матом весь мир, как в начале. Именно поэтому его вспышка удивила как его, так, очевидно, и Разумовского, который вдруг вздрогнул и принялся упорно разглядывать собственные руки — Да, я… Могу это понять. То, что случилось, просто ужасно, и… Мне очень жаль, что я не смог ничего сделать — Что? — Лёша недоуменно моргнул — Ну, знаешь… У меня есть власть и деньги, так что, конечно, следовало приложить больше усилий, чтобы такие люди, как Кирилл Гречкин, сидели в тюрьме, как они того и заслуживают. И я пытался, правда! — Разумовский прикусил губу, — Но не смог. Прости — Серый… — телохранитель (если, конечно, он им действительно был, потому что насколько Лёша знал, обычно считалось не совсем нормальным называть начальство по имени) покачал головой, — Ты обещал, что обойдёшься без лишних угрызений сегодня, помнишь? Если напугаешь мальчишку своим чувством вины, лучше никому не будет — Да, да, конечно, — Разумовский потёр глаза руками. Лёша наблюдал за этой картиной с явным изумлением. Он все никак не мог понять, какого черта вообще здесь происходило с чего вдруг его собеседник так распереживался. Ещё и нёс какую то чушь про вину… С чего это Разумовский вообще взял, что должен был что-то там решать? Нет, сегодняшний день все же был ну очень странным — Так, что я же хотел сказать? Ах, верно… Видишь ли, Алексей… Я знаю, что, возможно, ты чувствуешь отчаяние, потому что все вышло так. Но у тебя впереди большое будущее и я бы хотел… Мне бы хотелось, чтобы… Чёрт, как же это… Прости. Я хочу, чтобы у тебя было много возможностей. К сожалению, у детей из детских домов правда на так много вариантов, я отлично это понимаю. Так что, если ты хочешь… Я мог бы предложить тебе финансирование — Финансирование? Это ещё что значит?