Система-только-не-убейся-пожалуйста

Тасянь-цзюнь поверить не мог в то, что он снова может ощущать настолько яркое и ни с чем несравнимое счастье. Перед ним словно бы взрывались тысячи праздничных фейерверков, расходясь алыми искорками страсти по всему телу и заполняя каждый уголок сознания сладким томлением. Сегодня! Этот день сегодня! Юноша в повозке не удержался, и состроил до того мечтательную морду, что даже мужчина-извозчик настороженно  прищурил слегка подернутые усталой дымкой глаза и предложил наставнику этого идиота проверить, не пил ли чего горячительного его ученик. Стоило сказать, что этого самого извозчика при рождении одарили неслыханным запасом удачи, потому как Император наступающий на бессмертных, пребывая в хорошем настроении, решил пощадить бедолагу, не обремененного мозгами, и никоим образом не выказал свое поистине справедливое негодование. Только вот, Учитель, судя по обречённо-задолбавшемуся выражению на красивом лице да парочке только на первый взгляд приличных выражений поверил какому-то проходимцу. Мо Жань конечно давно знал, что Чу Ваньнин скорее станет последователем демонической веры, чем решит, будто его ученик абсолютно вменяем. Но это тайное знание все же не помешало ему ощутить жалящее чувство обиды. Ведь не каждый же день на тебя смотрят словно на алкаша, ставшего вынужденной, и все же, уже неотъемлемой частью пейзажа! Однако, их паскудные рассуждения насчет состояния — "на всю голову еба... Кхм… Калечного" — как изволил позже выразиться уважаемый наставник, не могли отвлечь ебанутого Вейюя от фантазий, где он целовал самого дорогого в жизни человека. Да что там, случись в этот день конец света, Мо Жань бы и его не заметил. Этому Достопочтенному было срать с самого высокого склона Сышен на мнение Учителя и уж тем более, мыслишки всяких мимо проходящих! Учитель, ты с самого начала был настолько разочарован во мне?... Хоть Вейюй и понимал, насколько странно выглядит со стороны, но его сердце просто-напросто не желало успокаиваться. Колотясь внутри как бешеное, оно будто только и делало, что пыталось проломить хрупкие мальчишеские ребра и, прихватив с собой весь скромный кусок прогнившей души, воспарить к небесам. Парень вновь перевёл взгляд на Ши Мэя, смотрящего в окошко. Этот прекрасный юноша услаждал взор бывшего повелителя мира смертных, и в одно мгновенье делал целый мир краше. Теперь то Мо Вейюй нарадоваться не мог тому, как он удачно предложил доехать на повозке, вместо того, чтобы взять троих скакунов по велению Учителя. Пускай Сюэ Мэн и обсмеял его за такой нелогичный способ добраться до не такого уж и далекого города, попутно называв неженкой раз двести, а навернутся с коня во время разглядывания Ши Мэя было бы куда позорней. Да и самому юноше — объекту всех романтических мечтаний Мо Жаня, точно куда комфортней ехать в повозке, нежели отбивать все что только можно, путешествуя верхом. Что же касается Чу Ваньнина, то тот наверняка согласился на идею Мо, преследуя цель вдоволь покидать не одобряющие уровень интеллекта своего окружения взгляды на бедняг, которые имели неосторожность разозлить Старейшину Юйхена. В конце то концов, как ни глянь, другой причины соглашаться с Мо Жанем у него попросту не имелось, так ведь? Короче говоря, Этот Достопочтенный всем угодил! Даже немного своему сволочному Учителю. О, и Мо Жаня уже никак не интересовал  странный взгляд ясных фениксовых глаз, отчего-то казавшийся настороженным и жутко неестественным для Учителя из этого времени. Заметил Мо Вейюй этот взгляд тоже совершенно не потому, что пялился на Чу Ваньнина. Этот Достопочтенный вообще-то любовался Ши Мэем, не отвлекаясь ни на миллисекунду от созерцания удивительной красоты своего шинсюна! И конечно же, аромат хайтана, который за время поездки распространился по всей повозке, его также совсем-совсем не волновал. Просто... Просто Учителя хочется всегда. Неважно, какая это по счету жизнь. Просто Учитель надоедает ему даже тогда, когда молча сидит неподалеку. И этот назойливый прекрасный и возбуждающий цветочный запах, исходящий от наставника, только мешал. Он сводил Мо Жаня с ума и затруднял дыхание настолько сильно, что казалось, будто его легкие расщепляет изнутри. — Бессмертные господа держат путь в Цайде. — голос возничего мягким переливом разнесся по стенам крытой повозки, отвлекая Мо Жаня от развеселых дум, свернувших хуй пойми куда с заботливо продуманного Этим Достопочтенным пути. Размеренное покачивание и цокот копыт стихли в первый раз за много пройденных ли. Похоже, только что извозчик остановил порядком уставших лошадей и, видимо, от скуки решил завязать диалог с заклинателями. Вейюй едва слышно фыркнул, представляя с каким конфузом столкнется бедняга, когда на его слова не ответит ни одна живая душа. Единственный, кто пожалел бы горе-собеседника — это Ши Мэй, который сейчас вышел подышать свежим воздухом. Губы юноши бесконтрольно растянулись в глуповатой улыбочке, пока в голове крутилась до жути идиотская и странная мысль: "Прекрасным цветам лучше всего на солнце." — Этот слуга хотел бы узнать, не случилось ли чего страшного в городе? — вопросительно добавил мужчина, зря надеясь услышать ответ. Ах, да! Этот Достопочтенный позабыл упомянуть про то, что особенно сильно не колышело его, какие там демоны резвились в Цайде, устраивая местным неприятности. Пусть с этим разбирается дохуя благородный Учитель! А Этот Достопочтенный снова поцелует Ши Мэя! И в этот раз, скинув все на иллюзию, Мо Вейюй не ограничится одним невинным касанием губ. Он будет нежно обнимать и широко облизывать, легонько кусать и шептать всякие глупости на совершенно точно пунцовое от смущения ушко. А еще, Этот Достопочтенный, будучи на месте куда менее достопочтенного шестнадцатилетнего Мо Жаня, осмелится приспустить грубые ученические одежды с плеч Ши Мэя. Блаженно выдохнув, Мо Жань вернулся в реальность и с удивлением обнаружил, что простолюдина-болтуна не проигнорировали. В тот же момент юноша растерял всю свою неземную радость. Потому что на извозчика не просто обратили внимание. Чего, вообще-то, тоже не должно было случиться. С ним начал мило беседовать Ваньнин. Подумать только, Этот Достопочтенный отвлекся всего на парочку минут, а этот... Этот... Чтоб его, Учитель! Он посмел ворковать с каким-то непонятным мужиком! Чу-фей! Ты, хуев бесстыдник! Твой муж прямо рядом с тобой! Как ты можешь флиртовать с другим? — Ха-ха, бессмертный господин и в правду легко разберется с этой проблемой... — "непонятный мужик" почесал затылок, уткнув свои мутные зенки в дорожную даль, будто бы прикидывая, сколько времени им осталось ехать до города. Но Этого Достопочтенного было не так легко провести. Конечно же, Мо Жань сразу понял, что негодяй в наглую разглядывает Учителя. Да еще и так жадно, словно пытается выгравировать на костях и запечатлеть глубоко в сердце каждую ресничку, что обрамляет спокойные глаза, каждую складочку на белых одеждах, каждый цунь молочной, сладкой, как те конфеты, неясно от чего порозовевшей в области ушей и щек, кожи. Вот таких существ Тасянь-цзюнь еще мог пережить. Он ведь знал, что с ними делать! Отчекрыжить хрен на пару с головой да поживай дальше, довольный собой! Но нет же. Случился непредвиденный сценарий, которого Мо Жань за две жизни не смог бы вообразить. Сценарий, который оказался хуже всего. Мало того, что возничего не послали к хуям собачьим, так Великий Бессмертный Бэйдоу еще и соизволил беседовать, не удосужившись выказать неуемное высокомерие вместе с безразличием на лице! Чу Ваньнин ведь никогда не позволял себе подобной вольности! Ни-ко-гда. А те разы, когда Мо во время слежки видел Учителя, выражающего весь спектр эмоций с помощью нежданно богатой мимики, были не в счет. Потому что, во-первых, Мо Вейюй чувствовал стыд из-за воспоминаний о встающем члене после пары смешков со стороны вечно холодного наставника. Ну и во-вторых, парень предпочитал бы не вспоминать о том, что чуть не ебнулся в пруд с погаными алыми лотосами, когда в первые увидел, как Ваньнин улыбается незнамо чему. Но сейчас не об этом. В этот раз главное и самое хреновое в картине, которую лицезрел Мо Жань — далеко не выражение лица Чу, а то, как именно он слушал не блещущею чем-либо диковинным, историю. Чу-фей, этот несносный паршивец, делал это внимательно и вдумчиво, так заинтересовано, как никогда бы не слушал рассказы Этого Достопочтенного в прошлой жизни. И ведь заметьте, рассказы об отгремевших битвах, о том, как умело Мо Вейюй покарал всех несогласных на завоёванной территории, о нереально вкусном, отдающим на языке каким-то приторным послевкусием, которое должно было понравится сладкоежке Чу. Иногда даже о том какие нежные и симпатичные девушки попали в императорский гарем и как эти самые девушки не уступали императорской наложнице в плотских утехах... Вообщем, говорил Мо Жань о куда более интригующих вещах, чем какой-то там извозчик, который наверняка не видел в своей обыденной жизни ничего заманчивей, чем мелкие, никому не вредящие духи. Так почему же Ваньнин, не терпящий праздных бесед ни о чем, а Мо Жань был уверен, что к иному слова того мужика отнести нельзя, отвечал на порой абсурдные вопросы, поддерживал разговор на отвлеченные темы, которые черте как вылезли в диалоге про Цайде и демонов? И даже посмеялся с не очень то возвышенно-благородной шутки, скрывая растягивающиеся в улыбке губы за рукавом! Не мог же Юйхен взаправду интересоваться историями из жизни обычного наемного рабочего? Не мог ведь, ну точно! Он то и собственными учениками редко занят, а тут на тебе! Увлеченно воркует с простолюдином! Значит ему что-то нужно? Но какая выгода в бессмысленной чепухе, которую тоннами извергает эта посредственность? Учитель чуть склонил голову набок, наблюдая за собеседником, высказывающим еще одну нелепицу, к которой Мо Жань и не попытался прислушиваться. Вернее, перестал в тот момент, когда прозвучали слова: "А как вы думаете, второй призрачный князь может быть сильнее первого и третьего вместе взятых? Мне всегда было интересно, но я не то чтобы разбираюсь в подобном..." Для начала, потому что извозчик оказался достаточно глупым, чтобы считать, будто второй по силе среди князей сможет одолеть первого с балластом в виде третьего. Да и потом, какие к черту сражения между знатью ада? Там, глядишь, и вселенная может ненароком схлопнуться... — О первом призрачном князе не известно ничего кроме, собственно, факта его существования. — Чу стал говорить немного прохладнее, чем было до этого. Мо Жань же с трудом подавил в себе радостный вскрик, до того напрягся извозчик от этой перемены, едва отразившейся на тоне голоса бессмертного господина. Юноша даже позволил себе помечтать про запоздалое отвращение Учителя к безродному работяге. В конце концов, разве этот мужик не похож на Мо Жаня? Они оба, в понимании Старейшины Юйхена, совершенно обыкновенные. Пыль под ногами великого Бессмертного Бэйдоу. Так почему же Ваньнин предпочитает общество пыли Учанской, а не пыли Сышеновской? Почему продолжает рассказ этим своим невозможно завораживающим голосом? Почему не отстранённо молчит, отрекаясь даже от такого примитивного мирского удовольствия как общение? — Записи насчет третьего князя были утеряны. — в голосе вечно собранного наставника вдруг мелькнула растерянность — А второй призрачный князь... Думаю, я где-то читал о нем. Или это были упоминания не про его деяния... Мо Жань, спасибо прошлому, не в первый раз видел и это выражение лица Старейшины Юйхена. На растерянного Чу Ваньнина он смотрел после самой первой ночи, которую они провели вместе. Смотрел и думал, что увидел абсолютное разнообразие растерянности в исполнении наставника. Однако, сейчас на лице Учителя приглядывалась совершенно другая, незнакомая доселе сторона этой самой, вроде бы многократно увиденной растерянности. Ваньнин почему-то напоминал бывшему императору ребёнка, расстроенного неудачей. Очень милого ребенка. Такого, которого хотелось немедля утешить, а затем обругать человека, что по неосторожности указал малышу на ошибку. Наверное, такие ассоциации появились не только у Мо Жаня. Потому как извозчик, приметивший еще одну смену настроения у заклинателя тут же поспешил как-нибудь исправить ситуацию, размеренно протянув не настолько противным как показалось раньше Вейюю голосом: — А вы скажите про деяния демона, о которых в книге было написано. Князей нечисти простой люд ведь по поступкам и запоминает. — мужчина слегка потер подбородок, словно не знал какое именно "деяние" могло удостоиться упоминание в книге для совершенствующихся — Может что про его демоническое рождение? Этого уж точно летописцы бы не пропустили. — Кажется, это тот, что выбрал какой-то непривычный нам, жителям центральной равнины, титул. — Юйхен нахмурился, а голос его стал на порядок тише. Словно Чу говорил больше для себя, нежели для другого человека. — Ал... Али?.. Нет, не то... И приставку "цзюнь" он не использовал... — Странный призрачный князь. — кивнул извозчик — Не иначе Золотой жнец, бессмертный господин. Говорят, его всем по прозвищу звать легче. Дальнейший разговор о всяких пизданутых князьях, Мо благополучно пропустил, провожая взглядом проплывающие в оконце облака. Они медленно ползли по небосводу, будто догоняя друг друга, принимали вид всего, что только в голову могло прийти. Что-то в них неуловимо напоминало Мо Жаню нынешнего Чу Ваньнина. Такого же чистого и белоснежного, словно причудливые дымчатые облака. Похожего на какую-то сладость, тающую на языке и остающуюся липкостью на губах. Ваньнина с легким характером, который эта китайская капуста, оказывается, имела, но никогда не показывала своим ученикам. Конечно же, одна белая моль стала исключением. Как удивительно. Вот кого, кого, а ту мелкую пакость, ярко-белые, пусть даже и пушистые кучевые облака не напоминали Мо Жаню от слова совсем. Казалось бы, на ум сразу должны были прийти кое-чьи кучеряшки много раз упомянутого в прозвищах мальца цвета, но Мо упорно гнал прочь не к месту появляющиеся мысли и действительно неплохо с этим справлялся. До недавнего времени. В связи со слежкой, длинною в месяц, и лицезрением чересчур тесных отношений Чу Ваньнина и пришибленного мальчугана, стоило только силуэту Ваньнина появится у юноши в голове, как в памяти моментально всплывал и Бай Чжун. Раньше образ Учителя вызывал внизу живота прилив вожделения, а рассуждения, какими бы они ни были до этого, привычно улетали от плана мести к не очень то цензурным картинкам, то и дело всплывающим в общем потоке таких же "приличных" мыслей. Теперь то Мо Жань был согласен даже на стояк не к месту после таких увлекательных фантазий, лишь бы не вспоминать проклятущего пацана. Ну честное слово, эта зараза портит настроение даже на расстоянии! А ведь все было просто прекрасно! И ведь лицо Ши Мэя тоже не вспомнишь! Не вяжется оно никак с облаками... Парень скривился, стараясь сделать это так, чтобы наставник ненароком не заметил его недовольную рожу. Делать было решительно нечего, а все раздумья бесповоротно заходили в тупик. Как ни глянь, а белесую моль пора переименовать в белое бедствие. Ибо настолько быстро подпортить Мо Жаню настроение не мог даже Сюэ Мэн. Хотя не так. Сюэ Мэн портил настроение. Белая моль портила жизнь. Взять хотя бы то, что все произошло одновременно: Ши Мэй ушел гулять, Учитель занимался флиртом, извозчик его бесил, а вид в окошке начал раздражать еще пуще извозчика. А выходить из повозки вслед за шинсюном уже было поздно. Ну ведь правда, сплошное бедствие! Юноша устроился по удобнее, прикрывая обозленные глаза. Он успокоил себя тем, что они наверняка совсем скоро поедут дальше и попытался расслабиться. Похоже, ему сейчас только и оставалось, что уснуть и не проснуться. Несмотря на мрачные мысли и непонятно откуда взявшуюся, иррациональную, почти скатившийся за грань малейшей адекватности обиду за испорченный миг томящего ожидания, Мо Жань таки сумел "отключиться" от остального мира. Его перестали также сильно, как раньше тревожить голоса, ведущие беседу, шумы с улицы и даже, на удивление, собственные невеселые думы. Отдав же себя целиком и полностью во власти сонного царства, Мо Вейюй и вовсе перестал замечать все творившееся вокруг. Он не запомнил, как Ши Мэй вернулся и сел рядом, как тронулась повозка, как те голоса наконец смолкли, проявив уважение к спящему человеку. Или это ему только показалось? В любом случае, в следующий раз Мо Жань открыл глаза, уже будучи в Цайде. *** — Мои родственники живут в Цайде, вот я разволновался тогда по пустяку. Глупость страшная, скажите? — бормотал мужчина-извозчик, высадив их компанию на въезде в город. Облака пропали с неба, уступая место светящимся и таким же далеким, как дневное украшение небосвода, звездам. Учитывая это, Мо Жань полагал, что на месте их конечной остановки не окажется посторонних. Однако, там было неожиданно многолюдно. И не просто многолюдно, на въезде буквально шествовала процессия из двух шеренг с чем то бело-красным и смахивающим на паланкин посередине. Именно поэтому нанятый извозчиком мужик до сих пор не спешил прощаться или же провезти бессмертных господ дальше в город. Ведь и уехать, и приехать так, чтобы странноватое шествие не ругалось, застряв сзади повозки, не представлялось возможным. Ему только и оставалось, что остановится на обочине да покорно ожидать, пока неведомое празднество закончится. Ничего хорошего для Мо Жаня это, разумеется, не значило. Парню вновь пришлось смотреть на спевшихся старших, глотая так и вертевшиеся на языке заковыристые бранные словечки. — Вы беспокоитесь за семью, не думаю, что подобное можно назвать глупостью. Большинство людей бы в такой ситуации поспешили разузнать насчет своих близких. И... — Чу Ваньнин замолк на полу слове, а Мо Жань почувствовал, будто его ткнули носом в миску, где вместо яств обретались ревность и насмешка. "И я не исключение." — повисло в воздухе, судя по всему напрягая одного лишь Мо Жаня. Собственно, на играющую неподалеку музыку, точно не подходящую ни для одного праздничного парада, который проводился бы ночью, никто также не обращал особого внимания. Хотя, самого юношу теперь тоже волновал абсолютно другой вопрос. Вопросы, если уж быть точнее. У Юйхена были люди, которых он называл близкими? Эта каменюка могла что-то чувствовать к простым смертным, не обремененным званием мудрых и праведных? Или эти близкие сплошь и рядом были только умники да благовоспитанные господа? Чем они лучше Этого Достопочтенного? Ну а вообще, рассуждая здраво, кто ж еще сумеет вытерпеть зануду Учителя, если не еще более ужасные зануды? И все же, почему они... — А-Жань, ты до сих пор не проснулся толком? — Ши Мэй ненавязчиво положил руку парню на плечо, невольно прерывая самокопания Мо Жаня. Рука Ши Мея указывала на кучу людей, что была сейчас совсем близко — Тебе не кажется, что это... Спешно засунув несуразную ревность в самый дальний уголок сознания, Мо твердо решил наслаждаться близостью с Ши Мэем. А потому сразу же поглядел в ту сторону и мигом понял, что же так заинтересовало его шинсюна, который недоуменно приподнял брови, заканчивая свою фразу: — ... Что это свадебная церемония? Но какая может быть свадьба в такое время... Мо Жань уже хотел покрасоваться знанием дела перед любимым, однако его опередили. Стоило прозвучать вопросу, как Чу Ваньнин наконец соизволил обратить внимание на учеников. И надо же, при том смотрел на Этого Достопочтенного больше секунды взглядом, не выражающим недовольства. В лесу кажется что-то сдохло. — Это посмертная свадьба. — лаконично ответил Юйхен, переключая внимание на брачную процессию. Та уже подошла на достаточное расстояние, чтобы у людей в красных, явно праздничных нарядах можно было разглядеть у ртов зурны — источник музыки, разрезающей ночную тишину Поднебесной. Нечто же смахивающее на паланкин с вставкой траурного цвета вблизи действительно оказалось паланкином, который ровнёхонько по центру процессии, отчайно матерясь, несли восемь мужчин. А внутри него сидела кукла. Обыкновенная кукла из папье-маше, чья улыбка на нарисованных алых губах смотрелась скорее презрительной насмешкой из-за падающих теней и неравномерного света фонариков, азартно поблескивающих в веренице людей. Почему-то подставная невеста показалась Мо Жань особенно противной. Ему сию секунду захотелось взять ладонь Ши Мэя в одну руку, ладонь Чу Ваньнина в другую (всенепременно на глазах у извозчика) и дать отсюда деру величественно свалить подальше от размножающихся со скоростью кроликов противных субъектов. Однако, ради выживания стоило поостеречься вытворять такие финты. После этого дорогой Учитель вполне себе мог придушить нелюбимого ученика, как бы он ни был подозрительно милостлив в течении предыдущего месяца. Но Мо Жань все равно напрягся. На всякий случай. Самое странное, что бывший император даже сам себе не мог объяснить причину ни с того ни с сего нахлынувшего страха отвращения. Кукла как кукла, чего тут такого? Наверное, он просто был до глубины души недоволен таким глупым разбрасыванием денег, а неживая человекообразная хрень, словно бы окруженная всей этой мнимой роскошью сошла за козла отпущения. Да, должно быть, так все и обстоит. А еще она получилась на редкость уродливой. Вот. — Деньги только тратят в пустую. Дурацкий обычай. — не заметив, что говорит в слух, прошептал Мо Жань. — Люди в Цайде почитают геомантию и истово верят в идею недопустимости одиноких могил. А еще у них есть средства на которые всю эту пое...церемонию можно проводить. — Чу хмыкнул, глядя на посмертную свадьбу с таким лицом, будто каждый из участвующих в "пое… церемонии" ему денег должен. Мо Жань на это лишь мысленно закатил глаза. Ну что его Учитель за человек то такой? Даже между мертвыми людьми не хочет видеть никаких связей. И настолько, что почти забранился, разрушив свой образ благовоспитанного Старейшины. Сам же, оказывается, имеешь каких-то там близких... С какой, блять, стати у этого Чу Ваньнина вообще есть что-то личное? И именно то самое личное, которое подразумевает под собой людей, а не вещи. Так не должно быть! Вейюй чуть мотнул головой, призывая остатки здравомыслия и постаравшись перестать думать о Чу Ваньнине и его личном, что так горько оседало где-то в глубине души. Теперь Мо Жаня это дело должно интересовать в самую последнюю очередь. Может... Может Учителю тоже та кукла показалась странной? — И где тогда будут завершать церемонию?.. — спросил Ши Мэй так тихо, будто обращался к самому себе. Мо ожидал вновь услышать разъяснения от Чу Ваньнина, однако, прозвучал слишком низкий и грубый голос. Такой, каким бы и в состоянии жутчайшей простуды не смог заговорить Учитель. — Там же, где всегда завершают свадьбы, юноша. — только недавно заткнувшийся извозчик вновь открыл рот и Мо постарался, честно постарался не корчить обиженных на жизнь в целом и извозчиков в частности рож — Местные отстроили храм специально для этой мерзкой традиции. Он около въезда в город, бессмертные господа его видели, но просто не обратили внимания. — М... Я заметил, но… Не придал значения. — потеряно объяснился Ши Мэй — Извините, а почему традиция... Мерзкая?... — Этот слуга всего лишь высказал свое мнение. — как-то на особицу улыбнулся возничий — Неправильно это. Покойники на том свете сами разберутся. Мужчина проводил процессию слишком уж печальным и не совсем подходящим тому мразотному образу, который выстроил для него в своей голове Мо Жань, взглядом. Его слегка опущенные уголки губ размыкались будто на счет, когда он четко и приглушенно произносил слова. Так грамотно, но при этом не особо то официально. Только сейчас Мо Жань осознал, что речь мужчины была слишком... Слишком. Так не говорили обычные работяги из небольших городков. Да и не все "благородные" господа могли похвастаться подобной дикцией и тщательно скрываемыми властными нотками. Не теми, с которыми зажиточные люди гонят слуг исполнять поручения, а теми самыми, когда говорящий действительно имеет силу. Не показную. Такую, что в свое время имел в голосе сам Тасянь-цзюнь. Неужели раздражающий извозчик все время говорил таким образом? И как тогда Мо этого не заметил? Как не заметил и того, что обычные возничие редко когда беседуют с попутчиками выше их по статусу. А ещё... Почему Мо Жань не слышал имени этого человека? Он не представлялся им троим, когда они только заплатили за дорогу. Не упоминал как его зовут в беседе с Учителем. Да и эти его истории из жизни... Какого черта Вейюй сразу не углядел их шаблонности? Или это Мо Жань просто накрутил себя до состояния паранойи, начиная искажать реальность? Пока голова Мо лопалась от вопросов и ни с того ни с сего всплывших несостыковок напополам с разочарованием в собственной наблюдательности, Чу Ваньнин неторопливо кивнул непонятно чему, словно решил некую внутреннюю дилемму, а затем протянул, как выяснилось, незнакомому мужчине пару золотых монет. А прежде чем извозчик успел вымолвить хоть слово, Ваньнин вложил ему в руку деньги сверх оговоренной платы. — Это вам за приятную беседу — Учитель едва заметно приподнял уголки губ, улыбаясь обычному (обычному ли?) простолюдину, который настолько удивился (Мо Жань теперь не был уверен, что не на показ) непосильной сумме, что так и стоял, хлопая глазами да с удивлением пырясь на блестящие монетки в раскрытой ладони. — Я... — Не отказывайтесь только. Мне действительно понравилось с вами разговаривать. — изящная рука Ваньнина мягко заставила чужую сжаться, накрывая пальцами деньги. А затем Чу и вовсе прибег к запретному приему. Он поднял глаза феникса вверх и посмотрел, якобы безразлично (Мо Жань всем своим существом чувствовал, что в темной глубине зрачков Учителя сейчас мечутся задорные искорки) на извозчика, а затем шутливо поинтересовался: — Или вы хотите меня обидеть? На возничем же буквально лица не было. Он сначала покраснел, затем побледнел, а потом задышал часто-часто, явно пребывая в предкоматозном состоянии от внезапности столь щедрого, во всех смыслах, жеста. Честно говоря, смотря на него сейчас, бывший император готов был поверить в свою истеричность. Надо же, такого типа посчитать необычным. Занесло так, занесло. Однако, чего бы он там не считал, а испустить дух прямо тут был готов не только обычный-необычный извозчик. Ши Мэю, который даже простой болтовни Учителя с возничим не лицезрел, да и самому Мо Жаню, который все больше и больше убеждался, что с Чу Ваньнином в этой жизни стряслось нечто непонятное, а от того пиздец какое страшное, было не лучше. Они, собственно, и стояли то на своих двоих сугубо потому, что вовремя друг за друга ухватились. Мо Вейюй бы и рад был порадоваться за столь тесный телесный контакт с объектом своего обожания, да вот... Не заладилось как-то.

***

Лошадей им взять все таки пришлось. По сути, на скакунах изначально было бы гораздо быстрее, однако Учитель почему-то выполнил неразумную прихоть Мо Жаня, а потом еще и отпустил возничего раньше положенного. Нашел ли на Чу Ваньнина внезапный приступ благодушия, длившийся уже приличный срок, или еще что в этом духе, а итог был один: Юйхен все не переставал шокировать общественность своим поведением и странными поступками. Пока градус сего сумасшествия рос в геометрической прогрессии, Мо Жань начинал беспокоиться все больше и больше. Выходки наставника даже не думали покидать многострадальную и, кажется, начинающую плющится от кардинального несоответствия с прошлым, голову бывшего Императора. Он ничего не забыл. Ни слишком мягких наказаний за серьезные проступки, ни неизведанного "холодца" из Сун Цютун. Теперь в этот перечень можно было смело записывать разбрасывание деньгами, прибавив в скобочках: "при флирте с незнакомцами." Коли же вспоминать ещё и сплетни, расплодившиеся на пике подобно кроликам в сезон случек, то на воображаемую записульку следовало бы также добавить следующие пункты: "Раздобрел, потому что проводит ночи любви с хулицзинь", "Нажил свору мелких лисят от хулицзинь", "Носит белые одежды исключительно потому, что так он не отличается от части своих лисят", "И сам оказался хулицзинь." Интересная получалась картина, не правда ли? Собственно, эта самая картина, в купе с отсутствием реакции от горделивого наставника, на корню пресекало теорию о перерождении. Да, он мог бы попытаться стать мягче, дабы избежать того плохого финала, о получении которого позаботился Этот Достопочтенный. Однако, проживи  Учитель хоть тысячу жизней, он не смог бы закрыть глаза на подобные слухи, что появились благодаря его собственным действиям! Мо Жань уверенно хмыкнул, и сжал в руках поводья. Ненавистный запах благовоний, которыми полнился чертов Цайде, чувствовался от самого въезда и будто бы даже был намного сильнее и противнее, чем обычно. Хотелось скрыться от него, перестать ощущать сладковатый, тревожно знакомый запах. Да, совершенно точно. Учитель не мог переродиться! И познакомится с Сун Цютун без содействия всяких безумных императоров он тоже не мог. Но тогда у Мо Жаня оставалась лишь самая абсурдная догадка. Неужели Учитель всегда таким был, а Мо Жань ослепленный то любовью, то горем, то похотью просто никогда не пытался узнать о нем больше? Юноша почти засмеялся. Нет, вот это уж точно совсем не похоже на правду. Глаза с фиолетовыми отблесками в упор смотрели на Чу Ваньнина. Ну, почти на Чу Ваньнина. Все таки, рядом ехал Ши Мэй, и даже такая глупая псина как Мо Вейюй знала, что может сильно расстроить любимого столь пристальным разглядыванием своей наложницы другого человека. Так вот.... Не будь этого обстоятельства, парень бы выглядел так, словно желает прочесть все ответы на спине Учителя. Однако, раз прямой взгляд строго запрещался, ему только и оставалось, что опустить свои ясны очи чуть ниже. Теперь Тасянь-цзюнь с наводящим ужас лицом "читал ответы" с задницы коня. Конский хвост пару раз дернулся, и все ж, ответов не дал. Никаких. Учитель же словно знал, о чем сейчас столь напряженно размышляет его ученик. Знал и молчал, не решаясь повернуться или хотя бы украдкой, одними лишь намеками прояснить ситуацию. Он только и сделал, что сомкнул свои губы цвета спелого персика и не проронил ни словечка. Точно на зло Этому Достопочтенному. Молчит, словно труп... Парень воспользовался моментом, когда Ши Мэй не обращал на них должного внимания и всласть попилил Чу полным ненависти взглядом. Исполненный благородства, изящества со статью какого нибудь редкого хищника вид бесил Мо Вейюя до звезд перед глазами. Зато в смурной башке все железки мигом привинчивалось на свои места. Действительно, и с какого это такого хуя ему, целому Бессмертному Бэйдоу, говорить с Мо Жанем, чей характер не поддается исправлению? Ваньнин, просто скажи уже что-нибудь... То ли дело неправильный извозчик! Вот он то как раз являет образец благодарного слушателя. И хер мы клали на то, что один бессмертный Император окончательно запутался, превратившись из грозной псины в щенка-несмышленыша по вине непутевого Учителя. Необязательно говорить почему ты стал таким... Не обязательно что-то объяснять... Я хочу лишь услышать твой голос... Осознать, что ты дышишь... — Учитель, а... — Мо Жань услышал не тот голос, который хотел своего шинсюна. Ши Минцзин, этот прекрасный белый лотос, застенчиво потупился, как будто не знал уместно ли то, что он начал говорить. — А что вы думаете о призрачных свадьбах? Миловидный юноша слегка покраснел, а затем нелепо взмахнул руками. Он виновато улыбнулся, взволнованно затараторив: — Этому ученику просто любопытно, не более! Просто Учитель тогда был единственным, кто ничего не сказал.... Если Учитель не хочет, то, конечно же, может не отвечать! —Хм... А сам ты что думаешь? — Ваньнин даже не повернулся в сторону Ши Мэя, предпочитая коротко ответить вопросом на вопрос. Но Мо Жань и не ожидал чего-то иного. Чу Ваньнин всегда был таким. Высокомерная тварь, считающая, что никто в этом мире не достоин разговаривать с ним наравне. Возничий же... Единичный случай. Сбой в системе. — Этот ученик думает, что это... Мило? — начал оправдываться Ши Мэй, — Ведь так даже на том свете человек не останется совсем один. Мо Жань чуть улыбнулся. Эта сцена, несмотря на наличие в ней явно лишнего Чу Ваньнина, согрела его вернее всякого костра. Его добрый шинсюн всегда желал счастья всем людям. Пускай даже они были немного Мо Жань мертвецы. По-другому и быть не могло! Но некий чересчур брезгливый Учитель, конечно же, не оценил по достоинству абсолютную сострадательность подопечного, предпочитая загадочно молчать да пялится вверх. Ваньнин, смотри на меня! Этот Достопочтенный куда краше всяких там небес! — В твоих словах есть толика здравого смысла. — наконец выдал Чу, хотя по его лицу сразу же можно было определить: здравого смысла в чьих-либо словах, кроме своих и извозчика-пидора, он не видит. Да и вообще, выглядел со стороны Ваньнин так, будто ему на голову обрушилась вселенская несправедливость бытия, обернувшись надоедливыми расспросами учеников, которые мешают честным Старейшинам навроде Юйхена глядеть в даль и строить из себя Небесного Императора. Точно в отместку, взор глаз феникса упорно не опускался ниже усыпанного звездами небосвода, словно Чу пытался мысленно соединить каждую звёздочку на черном полотне в единую картину. И, ясное дело, продолжать диалог Бессмертный Бэйдоу не спешил. "Наверное, он вспоминал нечто никому не ведомое, и, конечно же, исключительно серьезное." — подумал бы кто угодно посторонний. Однако Мо Жань, знавший значение любой мордашки, которую изволит явить Ваньнин, думал иначе. Сейчас брови наставника были сосредоточено нахмурены, а костяшки пальцев побелели от того, как крепко Юйхен сжал поводья. Признак верной, нисколечко не героической погибели всякого, кому хватит смелости и дальше досаждать великому заклинателю. Ши Мэй напрягся синхронно с Мо, по-видимому, внутренне проклиная ту секунду, когда решился заговорить. И все ж, переживать подобное им обоим было не в первой. Но... Они были готовы к чему угодно... Вот только не к тому, что произошло. Юйхен неспешно повернулся, заставляя лошадь идти медленней. На губах его проскочила призрачная тень улыбки. Неуловимая, легкая и словно несуществующая. Будто морок или очередная фантазия слетевшего с катушек разума Тасянь-цзюня. Такая невесомая. Как самые пушистые облака. — Однако... — начал Чу Ваньнин, чуть щурясь непонятно от чего. Еще одна ранее не выявленная Мо Жанем привычка. — Связывать себя столь крепкими узами с не очень знакомым или вообще глубоко презираемым тобой человеком... Разве не ужас? Зашибись. Учитель, чего еще ты вспомнишь из нашего общего прошлого? Может, как раз ту самую развеселую свадебку, а?