Туркестан

      Какого-то черта собрания здесь проводят рано утром - ровно в то время, когда воздух еще пригоден для дыхания, до его превращения в жгучую субстанцию, без примеси кислорода, будто и не на Земле вовсе. Вот оно - идеальное время для выполнения боевых задач… однако нет - сейчас будет обзор политической ситуации в мире, потом Пичугин расскажет про основные события вчерашнего дня, и только потом объявит разнарядку: кто куда и зачем идет. Задачи однообразные - патрулирование железной дороги, преследование банд, розыск бандитов среди мирного населения. Скука… "Когда ж ты заткнешься, - тоскливо думает Валерка, слушая рассказ про доклад лорда Керзона. Доклад про доклад. Бывает. Температура за стенами глиняной хижины, приспособленной под аулсовет, неуклонно растет. - Поняли мы уже, что вокруг враги, поняли, давай ближе к делу..." Однако комиссар Пичугин не спешит переходить к делу. Он хороший комиссар, грамотный, об отряде заботится как мать родная или даже лучше, но как только дело доходит до публичных выступлений проще застрелиться, чем слушать его бесконечные повторы и путаное изложение мыслей. - Так же, товарищи, беспокойство вызывает выступление депутата французского парламента... Валерка ловит взгляд Яшки, устремленный за узкое окно, напоминающее щель, в этом взгляде тоска. И вечная Яшкина ария - о дайте, дайте мне свободу! - здесь ни причем. Ему тоже поперек горла эти доклады. Их только Данька может с интересом слушать. Но таких как Данька больше нет, не было и не будет. Валерка с Яшкой переглядываются с преувеличенно суровыми выражениями лиц. Депутат французского парламента, как ты мог! Этого переглядывания хватает чтобы Данька шумно втянул воздух и покосился на них. Цербер. Как есть цербер. Ксанка не оборачивается - она сидит перед ними, так что видна только спина и ровная линия прически. От мальчишеской стрижки она давно отказалась. С французским депутатом покончили и переходят на насущные нужды. - Прошлой ночью, товарищи, была предпринята попытка похитить знамя! - драматично произносит Пичугин и, конечно, добивается внимания аудитории. Валерка ощущает как дергается Яшка. Прямо перед резко выпрямляется Ксанка - она тоже пытается что-то понять. - Как - похитить? - Данькин вопрос едва слышен через шум аудитории. - Вскрыв дверь! - вещает Пичугин. - Видимо, кто-то помешал, потому что знамя осталось на месте, но следы мы, товарищи, обнаружили и это самое неприятное. Кто-то из наших, товарищи, товарищей, оказался врагом. Нашли отпечаток солдатского сапога сорок первого размера. Пол был пыльный. Ищем взломщиков. Хороший размер. Главное - редкий. - Да тут у всех такие сапоги, размер-то ходовой - сообщает Данька очевидное. - Ну, может, у Ксанки меньше. А как двери вскрыли? - Видимо, отмычкой. Но вы, товарищи, не сомневайтесь, мы уже ищем преступников. И найдем. Вы, товарищ Цыганков, что хотите? Яшка вытягивается во весь рост. - Прошу отправить меня на поиски этого гада, - чеканит он. - Попытку украсть знамя простить не могу. Я как раз специалист по отмычкам, взломам и кражам. - Бывший, - металлическим голосом на всю комнату произносит Данька. - Бывший специалист. - Я перековался, - кивает Яшка. Пичугин светлеет лицом. - Конечно, товарищ, конечно приступайте к розыскным мероприятиям! Вот, товарищи, обратите внимание к каким хорошим и правильным поступкам приводит пролетарская сознательность! Перековался товарищ! Яшка кланяется, прижав руку к сердцу и садится. Ксанка поворачивается к ним - ее и без того большие глаза сейчас занимают половину лица - и молча качает головой, напоминая огромную кошку. - Итак, товарищи, переходим к нашим заданиям. Вовремя, очень вовремя. Полоска света в окне стала яркой настолько, что режет глаза. Пичугин начинает перечисление заданий и бойцов на них, и все идет нормально, пока он не провозглашает: - Мещеряков-Щусь-мл, идут на разведку в район Карагез, там видели банду Алибека. - Не мл, а Оксана, и ставить ее в пару с Мещеряковым - плохое решение, - тем же металлическим голосом произносит Данька и по сгустившемуся в комнате молчанию Валерка понимает, что скучно теперь не будет. Следующую четверть часа они втроем проводят под окном аулсовета с наслаждением слушая спор Даньки и Пичугина. - Это моя группа, - объясняет Данька. - Если вы хотите нас разделять, это надо делать правильно. За боевую часть отвечаем мы с Цыганковым. Мещеряков и Ксанка хорошие бойцы, но им нужен командир. Они быстро соображают, но не о том думают. Валерка усаживается поудобнее - черта с два он теперь уйдет отсюда, не узнав мнения Даньки до конца. Ксанка тоже слушает с преувеличенным вниманием. Пичугин что-то возражает, говорит в том смысле, что не могут советские люди руководствоваться субъективными впечатлениями, есть объективная реальность, а именно два хороших бойца. Данька не согласен - еще бы он согласился! - Надо различать понятия бойца - мы все тут бойцы - и поведения в бою. Они бойцы, хорошие бойцы, отличные даже, но в бою их обоих надо прикрывать. Не в смысле, что они бесполезны, они очень полезны: Мещеряков вычислил где искать банду Ибрагим-бея просто глядя на карту, а Ксанка поняла где прячется Алиев, поболтав немного с женщинами у колодца. Однако если отправить их в рейд вдвоем, исход предприятия неясен. - Кажется, с меня хватит, - сквозь зубы цедит Ксанка и резко встает. - Идем, Валера. Задание само себя не провалит. Валерка с ней согласен. Возвращаются они с Ксанкой затемно, полумертвые от усталости. Банды Алибека в Карагезе нет, да и быть не могло по здравому размышлению. Когда они спешиваются, из темноты черным силуэтом возникает Яшка. - Командир на губе сидит, - сообщает он. - Думает над своими словами. - Ему полезно, - злопамятно говорит Ксанка, и Валерка с ней почти согласен. Никогда Данька не был приятным в общении человеком, но сегодня он превзошел сам себя. - Он как лучше хотел, - Цыган берет из их рук поводья и ведет лошадей сам. - И правду ведь говорил. Ну что все разные, так и есть ведь. - Он не так говорил, - уточняет Валерка. - Он сказал, что мы с Ксанкой соображаем хорошо, но не вовремя. И не о том думаем. - Да нет, о том, просто не вовремя. И не так. - А ну вас всех, - Ксанка разворачивается и идет к дому, где они с Данькой живут. - Ксан! - Ксанка не оборачивается, и Валерка ловит Яшкин взгляд - растерянный и виноватый. - Так себе попытка миротворчества, Яш. Больше не пытайся, - говорит он. - Что на вас на всех сегодня нашло? Данька на Пичугина орет, ты добровольно каких-то врагов искать вздумал… дверь забыли вечером запереть, кто-то зашел и вышел, вот и все, а ты бегать будешь, искать, еще и виноватым останешься, если не найдешь. Яшка заводит лошадей в конюшню. - Найду, конечно. Можешь не сомневаться. На Даньку не злись, он за вас переживал. - Так, - Валерка шагает следом в темноту, заполненную конским сопением и запахом лошадиного пота. - А теперь объясни. То, что Данька нас идиотами считает, мы уже поняли, сам-то ты что думаешь? - А что мне думать? - Яшка делает неуловимое движение и Валерка ощущает приставленное к животу дуло револьвера. Черт, когда он успел... - Вот это я думаю. - Убери. Яшка пожимает плечами и убирает револьвер. - Данька об этом и говорил, - он задает корм Ксанкиной лошади. - Там, где надо делать, вы думаете. Когда один делает, другой думает, получается хорошо. Когда оба делают или оба думают - так себе. - Самокритично, - признает Валерка. - То есть вы с Данькой на пару тоже дров наломать можете? - Можем, конечно. Поэтому, если вместе не получается, лучше парно работать. Он с Ксанкой боится, остаешься ты. И мы вдвоем. - Чего боится? - За нее боится. - Очень интересно. Все-таки он немножко человек. - Дурак ты, Валерка, - беззлобно говорит Яшка. - Хоть и гимназист. - Дурак, ага. Только скажи мне, Цыган, что ты в аулсовете делал? Только не говори, что знамя воровал. - Где? - Ты слышал. - Тебе голову напекло, - Яшка берет ведра и выходит под ясные чистые звезды, идет к колодцу. - Кому другому ври, что тебе так знамя дорого. - Почему не дорого? Дорого. Материи много. Красной... Валерка смотрит на него в упор. В Яшкиных зрачках отражается луна. Яшка пожимает плечами, отворачивается к колодцу и переливает набранную воду в принесенные ведра. Валерка вспоминает, что кони уже напоены. - Зачем тебе вода? - Не мне, Ксанке. Искупаться. Валерка дожидается пока он уйдет и обливается теплой водой - жара такая, что колодец прогревается за день - прямо здесь, у каменного сруба, чувствуя, как прохлада наступающей ночи обволакивает тело. Хорошо. Можно дальше жить. И все же, что за ерунда происходит? Переодевшись в сухое, он идет к Ксанке, осторожно стучит в окно. Ксанка выходит через пару минут, в длинной, до пола, сиреневой рубашке, как местные женщины носят, и с пистолетом в руке. Валерке чудится какой-то шорох за ее спиной. - Это ты, - говорит она и опускает пистолет. - Заходи. Чай будешь? - К тебе кто-то пришел? - Да. Ко мне пришел ты. Проходи уже. Маленькая комната пуста, в очаге тлеют угли. Ксанка снимает с углей чайник, достает третью кружку - две уже стоят на столе, видимо, с утра остались - наливает черный, как деготь, чай. - Что происходит? - спрашивает Валерка. - Данька орет на комиссара, Цыган ввязывается в какое-то расследование… Что с ними? Прежде чем ответить, Ксанка делает глоток чая. - Жара, - говорит она. - Все дело в жаре. Мы все сходим с ума. Я вот думаю - в том квадрате, что мы проверили, Асланбека нет. - Его там не могло быть, Ксанка. Там нет колодцев. - Но его там видели. Что он делал в месте, где нет воды и жилья? - Либо видели не его, либо… - Либо у него там убежище с запасом воды, но мы все проверили… - Либо он наблюдал за железной дорогой! - За графиком наших патрулей. Они чокаются алюминиевыми кружками. Кружки противно дребезжат. Ксанка сворачивается клубком на чем-то вроде оттоманки, заменяющей здесь кровать, на ее лице лежат отсветы пламени. - Думаешь, в жаре дело? - Валерка не отступает. - Цыган, по-моему, вообще в блудняк ввязался. Ксанка морщится. - Ну хорошо. В бесперспективное дело с неясным итогом. Мне почему-то кажется, что он сам в аулсовет залез - кто у нас еще отмычками орудует? - но не понимаю, зачем. Не знамя же воровать в самом-то деле. - Даааа, - тянет Ксанка и чуть улыбается. - Дело явно не в знамени. Она умолкает, по-прежнему глядя в огонь. Валерка тоже молчит. В дверь стучат. - Ксанка, ты Валерку не видела? - слышится Яшкин голос. - Заходи, - отвечает она. - Мы чай пьем. Яшка осторожно берет со стола кружку, делает большой глоток. - Я тебя потерял, - сообщает он Валерке. Ксанка, не отрывая взгляд от огня, снова кивает - с тем же выражением лица, что и утром. - Ты меня нашел. - Я эту ночь в аулсовете подежурю. Вдруг снова залезут. Валерка со стоном хватается за голову. - Да кто залезет-то?! - Вот и проверим - кто. - Не мешай ему, - подает голос Ксанка. - Хочет идти - пусть идет. И ты иди. Я спать буду. - Прямо ложишься уже? - какого-то черта вдруг интересуется Яшка. Ксанка зевает. - Прямо ложусь. Мы поняли, что Асланбек затевает. Завтра утром Даньку выпустят и надо будет обсудить. - Не выпустят его завтра. Он на трое суток заехал, - Яшка сообщает это как-то буднично. - Он что, Пичугина обругал?.. - Ксанка такие слова не любит, а то бы я повторил. Ксанка закрывает лицо ладонями и, кажется, даже смеется. - Бедняга, - произносит она. - Не везет ему. Идите, ребята. Спокойной ночи. Деревянная дверь закрывается за ними с тихим шорохом. Яшка уверенно шагает в сторону аулсовета. Валерка смотрит ему вслед. Кто-то ночью был в аулсовете. Яшка знал, что в кружке на столе. Они соображают хорошо, думают правильно, но не о том. В самом деле, не о том. Спать уже не хочется. Валерка, прихватив хлеб и пайковое сало, идет к Даньке на гауптвахту. Караульный пропускает его молча - все свои. Данька не спит. - Ешь давай, - Валерка кладет принесенное на деревянный брус, символизирующий двери камеры. Данька качает головой. - Не надо, Цыган уже заходил, принес пайку. Сам ешь. Принесенное они делят на троих с караульным. - Асланбек планирует подрыв железной дороги, - говорит Валерка. - Мы с Ксанкой сейчас поняли. - Хорошо. Надо с Пичугиным поговорить, пусть нас на патрулирование направит. Черт, надо ж выйти отсюда сначала… - Не переживай, сами справимся. Ты чего на Пичугина-то сорвался?.. - Да нормально все, он понимающий. - Угу. А сюда ты просто отдохнуть зашел. Данька молчит. - Мы разберемся, - обещает Валерка. - Сиди в свое удовольствие. - Добрый ты, Гимназия. - После того как наши ответственные за боевую часть сошли с ума все, что мне остается - доброта и надежда. - Подслушивали? - тихо смеется Данька. - С Ксанкой сам разбираться будешь. Она тебя из неволи не слишком-то ждет. - Надо думать, - кивает Данька. - Какие-то вы все странные. Ты на Пичугина орешь, Яшка добровольно в блудняк ввязался, Ксанка что-то знает, но молчит как рыба. Только я не понимаю что к чему и что происходит. - У каждого человека, - медленно говорит Данька, будто размышляя вслух, - есть свой девиз. Как раньше на гербах писали. Только сейчас эти девизы нигде не пишут, потому что рыцари вымерли. Сейчас это все внутри человека. - Кредо, - уточняет Валерка. - То, о чем ты говоришь, называется кредо. - Кредо, - повторяет Данька. - Уже запомнил. Так вот, у каждого человека это кредо разное. У Яшки, например, любой ценой защитить своих. - Повезло нам, что свои для него это мы, а не какой-либо табор. - Поэтому он и дерется как черт - за своих. Ты так никогда не сможешь и не в технике дело, техника у нас у всех примерно одинаковая. Но твое кредо - понимать, что происходит, а это другое. В бою думать не надо. Действовать надо. Хотя, - задумчиво добавляет он, - Алиева надо было все-таки живым взять. Нда, лучше бы Цыган иногда не действовал, а думал. - Интересно, - говорит Валерка. - Ты это пытался сказать сегодня? - Да, - кивает Данька. - Плохо получилось, да? - Отвратительно. Данька вздыхает. - И Ксанка обиделась. - Помиритесь. - Угу. - А у нее какое кредо? - Быть своей, - внезапно говорит Данька. - Ты помнишь как она с теми бабами у колодца разговорилась? Чужачка, безбожница, юбка такая, что коленки видны, живет среди мужиков, а они ведь ей все выложили. - Да, похоже, - соглашается Валерка. Нечаянная рифма, которую сам Данька вряд ли осознал, расставляет все на свои места. - Теперь-то я все понял, - Валерка улыбается от неожиданного прозрения. - Что ты понял? Валерка хлопает его по плечу. - Все, кроме того, почему ты такой злой ходишь. Не из-за Ксанки же, да? Это мне нервничать надо - я-то совсем за бортом остаюсь. У Данькиных губ залегает глубокая складка. Обиделся что ли? - Ты чего чушь-то несешь?.. Окстись, Гимназия. - Да ладно, я уже привык, - отмахивается Валерка, думая, что надо спать идти, усталость еще никого до добра не доводила, не хватало еще переругаться - и было бы из-за чего! Тоже мне, секрет Полишинеля. - Пойду я. Завтра с утра Цыган про результаты засады отчитываться будет. В театр надо отдохнувшим приходить. Уйти ему не удается - Данька, сделав молниеносный бросок, притягивает его за воротник так, что Валерка почти врезается в брус. Дежавю. - Охренел? - интересуется Данька. - Может, тебе по морде дать, чтобы ты в себя пришел и херню не молол? Валерка вместо ответа коротко бьет его под дых. Данька охает и сгибается от удара, но схватку не ослабляет. - Все нормально, - сдавленно из-за боли в пережатом горле говорит Валерка. - Отпусти. - Э, вы чего там? - часовой с винтовкой наперевес решительно шагает внутрь. - Сейчас и ты под арест пойдешь. Из-за его спины чертиком выглядывает Яшка. - Командир, ты если его придушить хочешь, так лучше не здесь. С трупом мороки больно много будет. Не беспокойся, товарищ, - говорит он часовому, - все в порядке, иди обратно на пост. Они сознательные люди, просто от жары дуркуют. Часовой, что-то неразборчиво пробормотав, выходит. Данька разжимает кулаки. - Оставил одних на час, - вздыхает Яшка, которого, видимо, не смутил результат сегодняшней дипломатии. - Малышня, ей-богу, малышня. - А ты чего здесь делаешь? - откашливаясь, спрашивает Валерка. - Ты в аулсовете должен быть. - В аулсовете? - оживляется Данька. - И как твоя засада? - Да спит его засада, - брякает Валерка, не успев затормозить. Повисает неловкая тишина. - Зря ты его не додушил, - наконец говорит Яшка. Данька смотрит мрачно. - Мы договаривались, - говорит он Яшке. - Ты обещал. - Я обещал - я молчу. - Тогда чего этот кричит, что его все бросили?.. - А черт его знает. Валерк, ты чего кричишь-то? - Хочу и кричу. - Дань, он хочет и поэтому кричит. - Ааааа, ну теперь-то мне все ясно, - тянет Данька и его слова тонут в взрыве хохота. - Не, ну серьезно, - Валерка, глубоко вздыхает, пытаясь подавить смех. - Трудно было сообщить о новостях? Все всё знают, один я сижу как дурак в непонятках. - Кто все-то?! - вскидывается Цыган. - Ну вы двое. Трое, в смысле. - Ему важно знать, Яш, - Данька одной фразой успокаивает встрепенувшегося Яшку. - Ему важно знать, вот он и нервничает. Другой причины нет. - Так… ничего же не меняется, - искренне недоумевает Яшка. - Все как было, так и остается. - А чего Данька злой ходит? - Валерка не собирается сдаваться. Всему должно быть объяснение, всему. - Вы ему сообщили, что для нас ничего не меняется? - Данька, ты чего злой-то ходишь? - Я письмо из Збруевки получил. Отца Макея расстреляли, - нехотя говорит Данька. - Помните, он сказал, где Ксанку искать, когда ее Лютый увез? И учил он нас, помнишь, Яш? Яшка кивает. - Плохо помню, - говорит он. - Не до учебы было. Но он хороший был. Дед его уважал. Они переглядываются, и Валерка почти видит как они оба проваливаются в их общее, довоенное прошлое, где еще не было его, проваливаются так, что даже неловко, что он не может разделить их скорбь по незнакомому отцу Макею. Шум у дверей гауптвахты заставляет всех обернуться - Данька смешно тянет голову в коридор из своей камеры. - У вас тут что, клуб что ли? - негодует охранник. - Он там голодный сидит, - отвечает Ксанка. - Я все равно пройду! Она возникает из темноты - в той же самой сиреневой рубашке, что и вечером, только куртка сверху накинута и кобура на боку. Данька еле успевает опустить поднятый к губам палец. - Ты чего одна ночью ходишь, - говорят они едва ли не хором. Ксанка отмахивается и кладет на брус белый узелок. - Ешь, - сурово говорит она брату. - Там лепешка и сыр. Данька поспешно развязывает узелок и впивается зубами в лепешку. - Спасибо! - восклицает он. - С утра ничего не ел! Яшка закрывает лицо ладонями. Валерка поспешно снимает очки - чем меньше видишь, тем меньше поводов для смеха. - Шайтаны мы, шайтаны, - бормочет Цыган. - Командира чуть голодом не уморили... - Наелся? - потеплевшим голосом спрашивает Ксанка. Данька что-то неразборчиво отвечает. - Тогда я спать иду. - Ксанка, стой! - Валерка надевает очки. - Я провожу тебя. Не надо одной ходить, мало ли... Дело, конечно, не только в беспокойстве за Ксанку. Дело в том, что горю лишние свидетели не нужны, уж он-то знает, как это бывает. Под пристальными взглядами двух пар глаз - серой и черной - они выходят наружу. Уже холодно, Валерка в попытке согреться, обнимает себя за плечи, благо, идти недалеко. Луна выбеливает песок, делает тени чернильными. - У тебя сегодня Яшка был? - спрашивает Валерка со всей деликатностью на которую только способен. - Да, - спокойно отвечает она. - Мы разговаривали. А потом ты пришел, и он сбежал, чтобы никто не догадался. - И в аулсовете вы тоже вдвоем были?.. - И там мы тоже разговаривали, - Ксанка беззвучно смеется, - Бывают, оказывается, такие… долгие разговоры. Он улыбается, глядя на нее. - Если что - говори, я ему накостыляю. - Спасибо! - она порывисто его обнимает. - Вот такого бы мне брата вместо этого товарища, - Ксанка кивает в сторону гауптвахты. - Да ладно тебе… Данька за тебя переживает, - Ксанка тихо угукает куда-то в его плечо. Они стоят на своеобразной площади - слева переделанный под гауптвахту сарай, справа приземистое здание аулсовета, прямо - дом, где квартируют Данька и Ксанка. Валерке приходит в голову мысль, что в этом лунном свете на открытом пространстве они - идеальная мишень. Ксанка, видимо, думает о том же самом и отстраняется. Не сговариваясь, они разворачиваются и идут к спасительной тени дома. - А в засаде он зачем сидит? - Глаза всем отводит, чтобы никто не догадался, - вздыхает Ксанка. - Я ему предложила и полы заодно там помыть, но Яша почему-то не захотел. Валерка смеется. - С полами у нас хроническая недоработка. Мы пытались установить график дежурств по мытью полов, потом кидали жребий, потом Данька ругался, потом все ругались. Не помогло. - Мальчишки вы, мальчишки… Спокойной ночи, Валера. Он прикасается губами к гладкой щеке. - Мне бы такую сестру... Спокойной. Ксанка исчезает за деревянной дверью. Валерка садится тут же, на крыльцо, думая о том, что надо идти спать - завтра с утра будет продолжение приключений депутатов во французском парламенте и отчет Яшки по засаде, а потом опять до вечера в седле. К Даньке надо будет до рейда заскочить, а то он, бедолага, от отсутствия новостей и политинформации начнет деревяшку грызть. Его кредо - все контролировать, даже сидя под арестом. С утра политинформация, затем рейд - видимо, опять с Ксанкой, Пичугин теперь точно решения не изменит. В самом деле, ничего не меняется. Ну и хорошо.