Runaway / Беглец.

Глава небольшая. Мне она далась очень сложно. Думаю, и для чтения она будет тяжелой. Надеюсь, монологи Эфф смогут пробить вас хотя бы на малейшие эмоции.

Спустя десять минут Джастин глушит мотор мотоцикла, как только мы приехали к пункту назначения. Я спрыгиваю на землю, прежде чем снять с себя шлем. Поправляю платье и свою сумку на плече. - Спасибо, - сухо бормочу я, развернувшись, после чего я пошла к входу. - Стой, - мужская рука схватила мою и сжала запястье. - Да отстань ты от меня. На сегодня хватит, не кажется? – возмущаюсь я, морщась от боли. - Я лишь хотел отдать тебе цветы, - он отпускает мою руку и протягивает мне гвоздики, - тебе они пригодятся больше, - его голос холодный и мрачный, что немного настораживает меня. - Спасибо, - шепчу я, развернувшись, как что-то внутри меня ёкнуло, и я не могла сдержать своих мыслей, - а знаешь, что? Мне не за что тебя благодарить. Это чертовы гвоздики, которые я намерена положить на могилу Курта, которого убил ты, - я подхожу к нему впритык, испепеляя взглядом, - если бы не ты, всё было бы иначе. Он бы не лежал сейчас в гробу с продырявленной головой! Он бы продолжал жить. Веселился, трахал девочек и принимал наркоту, при этом оставаясь законченным мудаком. Но не смотря на это, он человек. Он был человеком, таким же, как я, ты, все вокруг. И он не заслуживал смерти. Но ты всё испортил. Ты – зло, Джастин, - каждое слово я пропитала несломленной ненавистью, при этом смотря парню прямо в глаза. Он, кажись, внимательно меня слушал, засунув руки в карманы, одаряя меня своим взглядом с высоты собственного роста. – Не думай, что это так просто сойдёт тебе с рук, - выпаливаю я и захожу на территорию кладбища через центральный вход. Radiohead – Last Flowers to the Hospital Здесь, не смотря на ясную погоду, мрачно. На ухоженной лужайке расположились тысячи каменных плит. Кто-то умер в девяносто лет, кто-то, едва успев сделать первый вдох. Опустив голову, я медленными шагами направляюсь к толпе, которая виднелась еще у самого входа. Людей так много. Кажется, даже слишком. Здесь родственники, близкие друзья, знакомые, одноклассники и просто те, кому был не безразличен Данкен. В этой толпе людей, я замечаю своих родителей, которые заметив меня, сжали скулы и горделиво отвернулись. Не далеко от них стояли Тони с Челси. Челси плакала, в то время, пока брат её успокаивал. Они заметили меня, но не подали виду. Игнорируют меня даже сейчас. Пройдя мимо них, я подошла к ближнему дереву, облокотившись об него. Спустя секунду, ко мне подошел Том. Должна сказать, он был прекрасен: в черном костюме и рубашке. Волосы – в восхитительном беспорядке. - Привет, Эф, - он выдавливает из себя жалкую улыбку и становится рядом со мной. - Я думала, ты слишком хорош, чтобы разговаривать с таким дерьмом, как я, - шепчу я, смотря прямо перед собой. - Эффи, я лишь хочу, чтобы ты знала, что мне не наплевать. И ты знаешь, я люблю тебя. По-своему, но люблю, - я мгновенно затыкаю ему рот рукой, не желая больше слушать этого. - Никогда не говори мне этого, понял? Люди, которые мне это говорили, уже мертвы. Так было с Оливером, и теперь уже и с Куртом. Так что, никогда, слышишь? – прошу я, на что он лишь едва заметно кивает. Люди вокруг становятся более компактно. Недалеко от меня стоит гроб, возле которого плачет мама Курта. Рядом стоящий священник прокашливается, и я понимаю, что пришло время для «духовной речи». - Боже Духов и всякия плоти! Ты творишь и ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный. Пред Тобою трепещут…- я не вслушиваюсь в его слова. Мысли где-то далеко. Внутри какая-то пустота, которая пожирает меня изнутри, забирает без остатка. Казалось бы, еще с утра, я вроде как смирилась, но сейчас, хотелось кричать, реветь и проклинать чертову жизнь за несправедливость. Мужчины и парни стояли с хмурым выражением лица, держа свои эмоции при себе, в то время, как женщины и девушки во всю плакали, едва успевая вытирать слёзы платком. Я бросаю взгляд на маму Курта, как внутри меня что-то содрогнулось, и вот уже по моей щеке медленно бежит слеза. Хватаю руку рядом стоящего Тома, переплетая наши пальцы. Стискиваю её как можно сильнее. Потому что так легче. Так проще не разреветься на глазах всех. Том гладит костяшки моих пальцев и по моему телу проходит едва заметное тепло. Мимолётное чувство. - Это так сложно, Томас, - шепчу я, едва сдерживаясь. Он ничего не отвечает. Знает, что сейчас я не нуждаюсь в его «успокойся». Мне лишь нужна его тёплая рука, родной взгляд и поддержка. Священник заканчивает молитву и даёт слово родственникам и просто тем, кто желает высказаться. Первые говорят своё прощальное слово родители погибшего, затем бабушка и.. всё. Больше никто ничего сказать не хочет. Кроме меня. Отпустив руку Тома, я прохожу в центр происходящего перед всей публикой, прежде чем начать толкать речь. - Я не буду говорить, что мы были с Куртом очень близки. Потому что это не так. Но знаете, не смотря на все наши ссоры, неполадки, стёбы, мы любили друг друга. По-своему. Где-то там, в глубине души. И это не та любовь, о которой пишут стихи и поэмы, это нечто более непонятное. Он был мне дорог. Курт научил меня приспосабливаться к людям, и говорить им «к черту». Да, именно так. Он любил так говорить. Его никогда не волновало мнение окружающих, а проблемы, которые возникали вокруг него, он просто посылал. Он жил настоящим. Никогда не вспоминал прошлое и не думал о грядущем будущем. Это и делало его особенным. Он был беззаботным, жизнерадостным парнем, который был выше самоубийства. И знаете, кто бы там мне не говорил, что это он сам угробил себе жизнь, никогда, слышите, никогда в это не поверю. Потому что это ложь. Это неправда. Разве может человек, отговаривающий меня от самоубийства, сам пойти на такое? Нет, не может. Но как ни крути, его уже не вернуть. Он мёртв и сейчас, он наверняка стоит возле меня и наблюдает за всем происходящим. Я уверена, он сейчас здесь. И он нас видит. Только, к сожалению, мы его не видим. И никогда больше не увидим… Курт Данкен. Любил. Жил. Посылал всё к черту, - я заканчиваю речь, и вытерев слезу на щеке, иду обратно к Тому, который тут же обнимает и целует в макушку. Он такой тёплый. В его объятиях сразу становится легче. - Ты такая молодец, Элизабет, - шепчет он, крепче обнимая меня. Наступает минута молчания, после которой все желающие подходят к гробу, чтобы окончательно прощаться с Куртом. Я подхожу. Провожу тыльной стороной ладони по его бледной щеке и кладу одну гвоздику в руку. - Я тоже тебя люблю, Курт. Передавай привет Оливеру, - шепчу я, чтобы никто другой не услышал. Гроб опускают в яму и люди бросают на него груды песка. Звучит оркестр и люди медленно уходят, направляясь в дом Данкенов, дабы помянуть память о Курте за алкоголем. Хорошо, что я не пошла в церковь. Тогда бы я точно не выдержала. - Ты идешь? – спрашивает Том, когда большая часть людей уже ушла. - Нет, я останусь. Хочу еще навестить Оливера, - хмуро оповещаю я. - Эфф, ты уверена? Ты не делала этого с самих похорон. Полгода прошло и… - Уверена, - уверяю я, после чего Том уходит, - спасибо, - шепчу я, но он вряд ли это услышал. JJ – My Life Люди постепенно уходят, бросая последний взгляд на гроб. Священник остается, дабы прочитать очередные молитвы. Какие люди наивные. Считают, что какие-то молитвы успокоят душу умершего. Разве этой душе не наплевать? Умерла – улетела. Конец. И нету никаких прибауток разных, придуманных церковью. Когда у человека есть воображаемый друг, его называют сумасшедшим. Зато когда миллионы поклоняются этому самому несуществующему созданию, то бишь Богу, это называют религией. Маразм. Я всегда была атеисткой, и скорее всего ей и останусь. Когда прохожу мимо священника, моё желание сказать ему в лоб «Бога нет» доходит до критической точки. Пришлось заткнуть рот ладонью, чтобы не ляпнуть лишнего. Поэтому я пошла в нужную мне сторону кладбища с тремя гвоздиками. Могила Оливера находилась в метрах пятидесяти от места, где только что похоронили Данкена. Спустя минуты три я пришла на нужно место. Небольшой памятник, возле которого нету ни единого цветка. Это и не странно, так как Оли был круглой сиротой. Подойдя впритык, я села прямо на траву, облокотившись об надгробие спиной, прежде чем положить гвоздики возле себя. - Привет, Оливер, - неожиданно для себя начала я. Разве это нормально, разговаривать с покойником? – Прости, что не заходила к тебе с тех пор, как ты…со времён твоих похорон. Мне было очень сложно, да и сейчас не легче. Знаешь, я бы вряд ли была бы здесь, если бы не Курт. Только что его похоронили. Мне так паршиво. Мне кажется, что это я во всём этом виновата. В его смерти, так как и в твоей. Его застрелили. Его убил ублюдок, которому Курт перешел дорогу. Он убил его у меня на глазах. Знаешь, меня никак не покидает та мысль, что это я виновата в случившемся. Если бы я не пришла к нему и не стала бы расспрашивать, возможно, он бы успел. Но я как всегда всё испортила. Мне так стыдно. Стыдно за всё, в том числе, что не навещала тебя так долго. Но я постараюсь исправиться. Я попытаюсь пересилить себя и приходить к тебе хотя бы раз в месяц. Должно быть, ты даже не представляешь, как мне тяжело. – я говорю это искренне, без капли фальши, и ни на секунду не задумываясь. Слова сами собой вылетали из моих уст. Я достаю из сумки сигарету и прикуриваю, прежде чем сделать затяжку. – Знаю, ты против того, что бы я курила. Точней, был против. Но многое с тех пор изменилось. Я никак не могу найти себя, Оливер. После твоего ухода я…я стала самым настоящим дерьмом. Я эгоистична, безразлична до окружающих, мне абсолютно на всех похрен. Это отвратительно. Отвратительно понимать, что тебе всё время все равно. Я не ценю ничего и никого. Так же было с тобой, да и с Куртом тоже. И только потеряв вас, я осознала, как сильно люблю. Вот только любовь разная. Тебя я любила, как парня, а Курта, скорее, как друга, или что-то вроде. Впрочем, я и сейчас тебя люблю. Порой мне кажется, что я никогда не забуду тебя. Я просто не смогу. Ты сделал из меня человека. С тобой я стала раскрепощенной, верующей в свои силы. Ты дал мне всё, но потом сам же и забрал у меня это. Без тебя я никто. Всё же, Том прав. Мне стоит научиться извиняться и ценить людей. Он так заботится обо мне. А я так его люблю, как друга, но тем не менее, я всё время делаю ему больно. А мне всё это так надоело, - по моим щекам льются непрошеные слёзы, - я плачу. Видишь? – поднимаю взгляд в небо, прежде чем подняться, - я плачу, - прикрикиваю я, - плачу, потому что я на грани. Так сложно казаться окружающим сильной, когда на самом деле ты сломан. Но ведь всем всё равно. Никому нет дела, что ты сломан. Так было и будет. Чувствую, что близится истерика. Я не могу этого допустить. Бросаю последний взгляд на могилу Оливера, и всхлипнув, убегаю прочь с кладбища. Бегу быстро, не оглядываясь. И лишь когда я выхожу через главные ворота, оборачиваюсь назад, осматривая могилы. И только сейчас я понимаю, что не смогу переступить через себя и явиться сюда еще раз. Слишком сложно.