***
Сама поездка была не такой плохой, как ожидал Чуя (за исключением редких замечаний Дазая, желающего спрыгнуть на дорогу и позволить машине наехать на него) - по большей части она была приличной. Но, благопристойность со стороны Дазая длится лишь до тех пор, пока они не ступают в продуктовый магазин, где Чуя наблюдает за тем, как он забирается в тележку и устраивается в ней поудобнее. Сведя брови вместе, Чуя смотрит на Дазая с несколько раздражённым видом. - Что ты делаешь? Дазай откидывается назад, ёрзает, чтобы устроиться ещё глубже в тележке, и пожимает плечами. - Ты затащил меня сюда, и теперь я должен страдать, дыша тем же воздухом, что и ты. Я не собираюсь усугублять свои страдания необходимостью ходить, - Дазай дуется, как ребёнок. - Ты же знаешь, я не люблю боль. Чуя прикусывает язык и молча считает в голове, чтобы воздержаться от швыряния Дазая через магазин. Он попытается вытерпеть, какие бы выходки Дазай ни решил провернуть. Он сделал это с собой, вломившись в дом Дазая. Он не станет подливать масла в огонь, даже если его язык хочет вопить на Дазая прямо сейчас. Подавив вздох, Чуя хватается за ручку тележки и начинает прогуливаться по магазину. Его глаза мечутся, читая указатели, так что он знает, в какой проход пойти, быстро получить то, что ему нужно, и уйти. Но, Дазай также усложняет выполнение этой задачи, когда требует, чтобы Чуя прошёл через каждый проход, чтобы увидеть и изучить еду и там (даже если он не отдаёт предпочтения чему-либо из этого, за исключением дюжины консервированных крабов, брошенных в тележку). В конце концов, Чуе удаётся добраться до тех проходов, которые ему нужно было пройти. - Зачем тебе это? Дазай морщит нос, наблюдая, как Чуя перебирает кучу ванильных бобовых паст на полке, и видит сосредоточенный и решительный взгляд на лице рыжего, как будто это что-то важное для него. Выбрав упаковку, которая ему подходит, Чуя бросает её в тележку (возможно, при этом он целится в голову Дазая) и пожимает плечами, продолжая толкать тележку по проходу. - Мне нужно это, чтобы кое-что сделать. Дазай ничего не говорит в ответ: отчасти потому, что ему всё равно, но также и потому, что он понятия не имеет, зачем нужно добавлять ваниль в то, что вы готовите. Но его любопытство не исчезает, когда он наблюдает, как Чуя берёт немного корицы, чтобы добавить в тележку, и какой-то пакет с кучей белого порошка в нём. И Чуя действительно ценит молчание брюнета, когда идёт к секции замороженных продуктов, чтобы взять немного молока и яиц. Он также находит довольно милым - не то, чтобы он когда-либо признает это вслух - наблюдать за тем, как не покрытый бинтами глаз Дазая слегка загорается, когда они проходят мимо участка с замороженными крабовыми лапами, или как умиротворённо Дазай звучит, когда напевает какую-то знакомую мелодию, пока Чуя толкает его через проход, где находятся все фрукты. Однако это также тот момент, когда Дазай больше не может молчать и хмурится, наблюдая за тем, как Чуя выбирает яблоки. - Для чего тебе нужно так много яблок? Покрутив одно яблоко в руке в поисках какой-нибудь побитости, Чуя искоса сверкает на Дазая глазами. - Чтобы я мог засунуть их тебе в глотку. То, что должно было прозвучать как угроза, лишь заставляет глаз Дазая загореться этим пустым, фальшивым светом, когда он драматично ахает и сжимает руки вместе рядом со своим лицом. - Чуя собирается накормить меня? Должно быть, сегодня особенный день! Чуя делает паузу и смотрит на Дазая наполовину обеспокоенным, наполовину раздражённым взглядом. - Это не... - он делает паузу с усталым стоном, щипает переносицу и бросает пакет с яблоками в тележку. - Как бы то ни было, у меня есть всё, ради чего я сюда приехал. Тебе нужно что-нибудь ещё? Дазай кривит губы в жесте, который создаёт впечатление, что он о чём-то думает, хотя они оба знают, что сейчас он просто устраивает шоу. - М-м-м, нет! Чиби дал мне всё, что мне нужно! Верно, потому что, похоже, всё, что когда-либо ест Дазай, это краб и собственная кровь после жестоких миссий. Чуя закатывает глаза и подталкивает Дазая - который всё ещё сидит в тележке, как ребёнок - к кассе, чтобы оплатить их покупки. К счастью, Дазай не устраивает сцену, пока Чуя перекладывает товары на конвейерную ленту. Брюнет был довольно тихим и внимательным, наблюдая за тем, как кассир сканирует их покупки, и как Чуя вытаскивает карту, чтобы заплатить. Только когда они добираются до байка Чуи, Дазай заговаривает вновь. - Откуда у тебя эта карта? Чуя смотрит на Дазая со слегка нахмуренными бровями, опустив руку на сиденье, чтобы опереться на неё, и врёт так легко, что ему почти стыдно за это, когда он встречается взглядом с Дазаем. - Коё. Чего он не собирается делать, так это говорить Дазаю, что Мори дал ему карту. Почему? Ему ещё предстоит узнать, но ему достаточно наплевать, чтобы не задаваться вопросами. Он не собирается пихать это Дазаю в лицо - что Мори даже не удосужился дать Дазаю хотя бы карточку для покупки основных предметов первой необходимости, но он более чем готов дать её Чуе. Он не хочет, чтобы это выглядело так, будто Мори ненавидит (и боится) Дазая больше, чем Дазай уже знает. - Лжец, - усмехается Дазай и запрыгивает на байк Чуи с продуктовыми пакетами в руках. - Ты же знаешь, собаки плохи в сокрытии чего-то от своих хозяев. ... Неважно. Похоже, Дазай прекрасно понимает, что их Босс сделает всё, что потребуется, чтобы лишить Дазая человечности, пока он не окажется окровавленным и обнажённым, выставленным напоказ полым телом и онемевшим разумом. Чуя сдерживает все проклятия, которые он хочет наложить на Дазая в этот момент, и перекидывает ногу, чтобы сесть на байк. - Тогда зачем, чёрт возьми, ты вообще спросил? - Чтобы увидеть, как сильно ты заботишься о моих чувствах. Этот грёбаный ублюдок. То, как Дазай говорит это, как будто это что-то оскорбительное, а не благодарное, заставляет Чую чувствовать себя замороженным, а его сердце - забиться чуть быстрее. Со стороны Дазая слышится усталый вздох, и его голос лёгкий, но пустой, когда он говорит: - Я польщён, но тебе не нужно лгать, пытаясь защитить эмоции, которых у меня нет. Чуя раздражённо морщит лицо, оглядываясь на своего напарника через плечо: - У всех есть эмоции - ты просто отстой в обращении с ними и заставляешь их сидеть взаперти где-то в своём перегруженном мозгу. Пристальный взгляд Дазая тускнеет, когда он смотрит на Чую. - Ты выглядишь глупо, когда пытаешься казаться умнее, чем есть на самом деле, пытаясь использовать мозг слизняка, чтобы анализировать меня. Чуя впивается в Дазая взглядом и показывает ему средний палец, прежде чем завести двигатель. - Ты просто боишься, что я прав. - Нет. Чуя недоверчиво фыркает и со вздохом качает головой, отворачиваясь, чтобы сосредоточить внимание перед собой. - Что бы ни было, продолжай говорить себе это. Он не получает ответа от Дазая. Он его и не ждал. Он знает, что этот ублюдок опять взялся за своё и заставляет свой мозг работать с перегрузкой, пока обдумывает этот разговор. Он бы тоже это сделал, потому что, надо признать, там есть много чего, что нужно распаковать, но... Чуя не хочет разбираться с этим прямо сейчас. Вместо этого ему просто нужно доставить их домой, чтобы он мог приступить к тому, что планирует сделать сегодня вечером.***
Когда они наконец-то добираются до квартиры Чуи, он заканчивает тем, что несёт все пакеты, потому что Дазай утверждает, что его рука вот-вот отвалится, а он не любит мучительных смертей. То, из-за чего Чуя обычно ругается с Дазаем, но... Не сегодня. Сбросив ботинки, Чуя уходит на кухню, чтобы поставить сумки на стойку, в то время как Дазай просто остаётся стоять у входной двери, выглядя неподвижным, пока его взгляд блуждает по внутреннему интерьеру квартиры. Это не первый раз, когда Дазай здесь. Между ними существует негласная «вещь», которая включает в себя Дазая, просто приходящего сюда, когда ему вздумается. Иногда, чтобы сказать Чуе что-то глупое и неуместное, а иногда, чтобы просто устроить беспорядок в его квартире. Но сейчас? Дазая больше, чем когда-либо, поражает то, насколько у них двоих разные условия жизни. То, что у Чуи есть тёплое место для сна. Свет, которым можно пользоваться, когда он читает по ночам. Рабочий санузел и удобная кровать. Дазай? Ничего из этого ему не дали. Он знает, почему, просто... - Эй. Голос Чуи вырывает Дазая из его мыслей, и брюнет моргает, прежде чем его взгляд падает на напарника, и Дазай быстро меняет выражение лица и выравнивает тон. - Пахнет так, будто здесь живёт собака. Чуя бросает на Дазая невпечатлённый взгляд, прежде чем кивнуть головой в сторону его ног. - Ты заходишь или...? Дазай по-прежнему не двигается. Вместо этого он опускает брови в обвиняющем жесте. - Зачем я здесь? Чуя, который был в процессе надевания фартука, с хмурым взглядом останавливает свои движения. - Ты хочешь вернуться в тот контейнер? - Да. Это пустое заявление, но, тем не менее, явная ложь. Та, которую Чуя распознаёт мгновенно, раздражённо выдыхая и продолжая завязывать фартук. Затем, он уходит на кухню, чтобы достать кастрюлю. - Можешь принести мне сахар? Наступает момент нежеланного колебания, когда Дазай украдкой смотрит в сторону затылка Чуи, размышляя, стоит ли ему развернуться на пятках и уйти, пока он ещё может, прежде чем... Прежде чем ему придётся иметь дело с вещами, с которыми он ещё не хочет. Прежде чем ему придётся признать что-то странно тёплое, что уже некоторое время неуклонно разрастается глубоко в его груди. Что-то, для чего у него нет названия, и он чертовски уверен, что не хочет давать его сейчас. Он не создаёт привязанностей, потому что они исчезнут в мгновение ока, если он сделает это. Дерьмо. Глубоко вздохнув, Дазай снимает обувь и направляется к шкафу, где, как он знает, Чуя хранит кучу ингредиентов для еды, о которых Дазай никогда не заботился, чтобы употреблять. Там есть две банки; одна помечена для сахара, другая - для соли. Они обе выглядят очень похоже, и очень вероятно, что кто-то их перепутает. Схватив одну банку, Дазай напевает тихую мелодию, когда передаёт её Чуе, и хмурит брови, наблюдая за тем, как рыжий помешивает немного масла, которое быстро тает на сковороде. Но, его внимание переключается на Чую, когда он вслепую забирает у Дазая банку и зачёрпывает немного в миску, не прочитав сначала этикетку. Глупая собака. Он слишком доверяет людям, и однажды это обернётся его собственным падением. Не произнося ни слова, Дазай наблюдает, как Чуя смешивает кучу разноцветных порошков с яйцами и молоком в большой красной миске, и есть что-то такое... Умиротворяющее в том, чтобы наблюдать за тем, как он взбивает то, что бы там, чёрт возьми, ни было. Это как жить в эпицентре урагана, в котором всё существование Дазая всегда было ничем иным, как вращающейся бурей из слишком многих вещей, происходящих одновременно. Бурей из слов, чувств и мыслей, в которых он не может разобраться, но это? Слушать, как Чуя напевает, и наблюдать, как он режет яблоки и бросает их в миску? Это делает странную вещь - заставляет всё тело Дазая чувствовать себя расслабленным и успокаивает его нервы. Он хочет бороться с этим, но в то же время... Он этого не делает. Он не уверен, почему, потому что чувствует, что не должен позволять себе иметь подобное, но он по-прежнему остаётся тихим и прислоняется к кухонной стойке, наблюдая и играясь с солью, рассыпанной по её поверхности. Это здорово, но этот момент длится не так долго, как тихо надеялся Дазай, и это прекрасно, потому что ему снова позволено причинять ещё большие неприятности. - Мне нужно немного муки. В такие удобные моменты, как этот, когда Дазай подходит к другому шкафу и открывает его, чтобы найти банки, заполненные белым порошком, которые все кажутся одинаковыми, но на каждой из которых есть разные этикетки. Что-то под названием разрыхлитель. Другая называется «кукурузный крахмал». Клейкий рисовый порошок и... Ах, мука. Рука Дазая сначала тянется к той, что с этикеткой муки, но затем он колеблется, глядя на ту, что с этикеткой разрыхлителя. В чём разница? Не может быть всё так плохо, если он случайно перепутает их, и Чуя использует чёрт знает для чего необходимый разрыхлитель, верно? (Очевидно, что Дазай ни разу в жизни не выпекал, и за это ему благодарны все, кого он когда-либо встречал). В остальном выпекание проходит без каких-либо помех. Дазай иногда начинает немного нервничать и принимается рыскать по квартире Чуи и нарочно устраивать беспорядок там, где сочтёт нужным. Но в целом, между ними висит негласное соглашение о молчании, пока Чуя заканчивает с тем, что собирается выпекать, помещая всё в духовку, и слышится звенящий звук, указывающий на то, что установлен таймер. И это приводит их к тому, где они находятся прямо сейчас - к ожиданию. Которое в основном состоит из того, что Чуя злится на Дазая за создание беспорядка в его квартире, пока он был занят на кухне. Дазая это не волнует, и он не выглядит обеспокоенным оскорблениями Чуи и лёгкими ударами в свою грудь, пока наблюдает за уборкой рыжего. И это только раздражает Чую ещё больше, потому что он знает, что Дазай сделал это, чтобы получить от него реакцию, и Чуя очень близок к тому, чтобы дать ему её. Но он этого не сделает. Он уже научился просто позволять Дазаю делать то, что тот хочет, и разбираться с этим позднее, в своё свободное время. По крайней мере, это то, что он пытается сказать себе, но трудно прислушаться и последовать этому совету, когда через полчаса Чуя обнаруживает, что торт, который он сделал, оказался абсолютным дерьмом. Он полон соли и слишком сухой, поскольку крошится, как только к нему прикасаешься. Не то чтобы Чуя никогда раньше в своей жизни не делал торт. Он делал, несколько раз. Так что вы можете представить его шок, когда он понимает, насколько... Дерьмово это на вкус. Как будто это... Как будто это то, что приготовил Дазай... Секунду. Чуя прищуривается, глядя на Дазая, и это почти комично - то, как невинно выглядит брюнет. Точная причина, по которой Чуя немедленно обвиняет его в том, что это он испоганил торт. - Ты дал мне соль вместо сахара, не так ли. Голос Чуи полон обвинения. Дазай сверкает озорной ухмылкой, приподнявшей уголок его рта. - Я мог их перепутать. Чуя недоверчиво склоняет голову, его голос звучит ровно. - Ты мог? Ухмылка Дазая становится только шире, и он мычит, кивая. Почему Чуя не удивлён? Чуя стонет и направляется к мусорному ведру, чтобы выкинуть в него весь торт. - Я так понимаю, ты также передал мне то, что не было мукой. - Для меня они все выглядели одинаково, - лжёт Дазай. Фальшивая невинность окрашивает всё его тело и выражение лица. Если бы это был кто-то другой - они бы купились. Но Чуя? Он знает Дазая достаточно долго, чтобы видеть сквозь любую ложь, и он, вероятно, смог бы заметить, что Дазай даёт ему неправильные ингредиенты, если бы не был так доверчив по отношению к нему. Зачем он снова позволил Дазаю помогать ему? Потому что он хотел сделать что-то вместе с ним? Почему вместо этого он просто не послушал свой разум? Чуя испытывает искушение просто выгнать Дазая и дать брюнету то, что он хочет; остаться в одиночестве. Но он также знает, как дерьмово чувствовать себя одиноким. Он также знает, что Дазай чувствует себя плохо, когда один, потому что это позволяет ему остаться наедине со своими мыслями и... Когда это происходит, никогда не бывает положительного результата. Чуя вздыхает, направляясь на кухню, и Дазай следует за ним, любопытно сдвинув брови. - Что будешь делать теперь? - Приготовлю торт. - Но ты уже сделал один, а потом выбросил его - ты впустую тратишь еду. Чуя усмехается, доставая несколько стручков ванили. - Ты ведёшь себя так, будто вообще заботишься о еде. Дазай хмыкает в ответ и тыкает в форму для выпечки, как ребёнок, тычущий в аквариум. - Тебе снова нужна моя помощь? - Нет, - отвечает Чуя быстрее, чем осознаёт, но его ответ остаётся в силе. Он смотрит на Дазая и указывает лопаткой в его грудь. - Ты просто сидишь и смотришь. Дазай надувается. - Это невесело. Но это только заставляет Чую пожать плечами, как будто ему всё равно, и он сам идёт за мукой. - Что ж, чья вина в том, что мы испортили торт? - Твоя. Чуя закатывает глаза и опускает муку на столешницу. Это не тот торт, который он хотел сделать изначально, но он уже потратил яблоки на первую партию, так что ему придётся довольствоваться простым ванильным бисквитом. Это не тот карамельно-яблочный торт, который он хотел испечь для Дазая, но, как он полагает, торт есть торт. - Ты будешь сидеть смирно? - спрашивает Чуя с оттенком угрозы в голосе; той, которую Дазай легко замечает, но на которую не реагирует. Он пожимает плечами и откидывается на локти, упирающиеся в кухонную стойку. - Зависит от. Чуя угрюмо кривит лицо. - От чего? - Ты оставишь меня в покое после этого? Чуя хмурится, и его движения на мгновение замедляются. Что это за вопрос? Оставить его после чего? Позволить Дазаю вернуться в тот контейнер? Или оставить его в покое навсегда после сегодняшнего дня? Чуя молчит какое-то время, пока разбивает несколько яиц в миску, затем бормочет отстранённый ответ: - Если ты действительно этого хочешь. Между ними растягивается тонкий момент молчания, который не слишком нравится Чуе, потому что его внимание сосредоточено на том, что он делает, а это означает, что прямо сейчас он не может посмотреть на Дазая, чтобы прочитать выражение его лица. Но затем, Дазай издаёт звук, как будто обдумывает это заявление, и подпирает подбородок ладонью, когда наклоняет голову, чтобы посмотреть на Чую. - Зачем ты делаешь торт? Чуя выглядит сбитым с толку. - Разве это не чертовски очевидно? - Да, но зачем? Акцент на части «зачем» создаёт ощущение, будто само слово имеет когти, которые яростно трясут Чую, требуя ответа, которого у него нет. Потому что, честно говоря, он не знает, зачем. По крайней мере, он не знает более глубоких причин, почему это делает. На поверхностном уровне, он просто хочет, чтобы у Дазая была какая-то компания в его день рождения. Но это не значит, что он должен испечь для него целый чёртов торт, так что - зачем? Он не знает и, вероятно, не хочет выяснять ответ на этот вопрос. Слишком много спрятано внутри этой коробки, и Чуя не хочет признавать, что боится выпускать её содержимое на свободу. Чуя сглатывает и со вздохом игнорирует вопрос. - Всякий раз, когда ты говоришь, ты вызываешь у меня головную боль, и я не могу сосредоточиться. Глаза Дазая на секунду ожесточаются, когда он смотрит на Чую так, будто пытается увидеть сквозь его кожу. Это напряжённое изучение длится всего мгновение, поскольку он принимает решение Чуи проигнорировать его вопрос как ответ - ответ, который у него будет время разобрать, когда он останется один. Изменив выражение лица, Дазай тяжело, будто вынужденно вздыхает и загорается глазами так, что кажется моложе, чем есть на самом деле. - Я так сильно влияю на тебя? Это должно означать, что Чиби любит меня! Чуя кривит лицо в отвращении, взбивая сухие и влажные ингредиенты вместе. - Что? Нет, это просто означает, что ты невыносим. Дазай игнорирует это с широкой улыбкой и игривым голосом. - Видишь? Всё в твоём теле не может справиться со мной из-за того, как сильно ты меня любишь! Чуя встряхивает головой с измотанным, раздражённым вздохом. - Откуда, чёрт возьми, ты берёшь эту чушь? Он не видит этого, но у Дазая есть эта понимающая усмешка на лице, когда он смотрит на Чую. - Потому что твоё лицо говорит само за себя. Главным образом, тем, насколько оно красное. Стоп, что. Чуя замирает и, наконец, поворачивается, чтобы посмотреть на Дазая, поднимая венчик в воздух в качестве угрозы. - Оно красное из-за того, как здесь жарко! Очевидно, Чуя не подумал, прежде чем что-то сказать, потому что это только заставляет усмешку Дазая засиять и стать более озорной. - Из-за меня, конечно. Дазай знал, что последует удар, едва он выскажет своё мнение вслух. Но это не значит, что это не больно, когда Чуя шлёпает по его голове той металлической штукой, которую он держит. И, конечно же, выходки Дазая приводят к тому, что Чуя портит то, что делает (не так сильно, как первый торт, который он приготовил, но это всё равно не соответствует стандартам Чуи). К тому времени, как торт заканчивает выпекаться, уже почти полночь. Изначально это не выглядело проблемой, однако Чуя планировал подарить его Дазаю в его настоящий день рождения, но тот уже позади, так какой смысл есть этот торт? И всё это благодаря самому имениннику, который всё испортил. (Чего Чуя не знает, так это того, что всё это время грудь Дазая расцветала незнакомым ощущением тепла. Дазай не хочет приписывать это тому факту, что провёл время с Чуей. Чёрт возьми, нет. Он также определённо не хочет связывать это тёплое чувство с тем фактом, что даже если бы его день рождения состоял из того, что Чуя бил его и кричал на него, это было бы лучше, чем то, что было у него раньше - он никогда не позволит себе признать это. Никогда. Он также никогда не признается вслух, что дал Чуе соль и разрыхлитель специально, просто чтобы провести в квартире Чуи больше времени - он скорее отрежет себе руки, чем признает это). Из Чуи вырывается обиженный вздох, когда он подходит к обеденному столу, чтобы опустить перед Дазаем вполне приличный торт, но не это заставляет нервы Дазая дёргаться, а жуткое молчание рыжего, которое следует после того, как он с досадой садится на своё место и не лает, как обычно, когда отрезает Дазаю кусок. Это... Странно неуютно. Единственный раз, когда Чуя снова заговаривает, это когда он подталкивает тарелку к Дазаю и бормочет: «Вот твой дурацкий торт», прежде чем берёт свой кусок и без особых раздумий агрессивно откусывает. - ... - Дазай просто пристально смотрит, скривив губы в задумчивом жесте. Впервые, кажется, за целую вечность, Дазай не знает, как отреагировать или что сказать об этом. Он не привык к густой тишине, исходящей от Чуи. Когда он позволяет себе слушать любую чертовщину, которую бы ни лаял ему Чуя, это помогает ему лично убедиться в том, что его собственные мысли не слишком громкие. Он хочет как можно скорее изменить это невыносимое молчание. Первый кусок торта пробуждает что-то внутри Дазая. Удивительно, как вкусы взрываются на его языке, и он чувствует, как его желудок скручивает от голода, который он предпочёл игнорировать весь день. Вероятно, это лучшее, что он когда-либо пробовал (не потому, что Чуя сделал это, определённо не из-за этого), и он хочет насладиться этим какое-то время. Странно, что голод может иметь такую огромную роль в процессе принятия решений, потому что когда Чуя, наконец, нарушает тишину вопросом, спрашивая Дазая, как он находит торт, брюнет морщится и отталкивает свою тарелку - которая оказывается на удивление пустой - к оставшейся части торта. - Это было ужасно. Сначала Чуя хочет огрызнуться и сказать, что дерьмовый вкус - вина Дазая, но как только он смотрит на его лицо, всё, что он хотел сказать, умирает на его языке. Чуя слегка приподнимает бровь, пока разглядывает непокрытый глаз Дазая и оценивает то, как он смотрит на торт; молчаливая мольба о добавке, не спрашивая вслух. Это ненормально. Особенно, когда Чуя видит всю решимость и подлинное желание в одном только глазу. На деле всё оказалось иначе, и Чуя чувствует странное тепло внутри. Он качает головой с позабавленным фырком и отрезает Дазаю ещё кусок. Однако это даже не самая странная часть всей этой ночи, потому что после того, как слопал второй кусок, Дазай пододвигает свою тарелку для ещё одного. Потом, ещё одного. И ещё одного - пока, к полнейшему шоку Чуи, Дазай не доедает весь торт, после чего морщится от боли в животе и практически хромает, чтобы прилечь на его диване. - Какого хрена ты это сделал? Дазай кривит лицо от тошноты, сворачиваясь в клубок на диване Чуи. - Я думал, ты добавил яд в торт, и мне нужно было убедиться, что я получил всё до последней капли, чтобы я мог умереть. И, честно говоря, Дазай чувствует себя так, будто он уже умирает изнутри, глубоко в желудке, как будто его кишки вот-вот лопнут, и он сказал бы, что оно того не стоило, но - определённо стоило, потому что, по крайней мере, Чуя снова с ним разговаривает. Чуя ругается себе под нос, проклиная Дазая за то, что тот - идиот, но тут же прерывается из-за встряски и громкого удара снаружи. Что-то яркое вспыхивает, освещая всю квартиру, и внезапно - начинает лить сильный дождь, яростно бьющий по окнам. Они оба молчат, когда Чуя поворачивается и смотрит на часы на стене. Уже за полночь, Дазай явно не может ходить с той болью, которую испытывает, а снаружи темно и идёт очень сильный дождь, так что... Это означает только одно, верно? Чуя кусает нижнюю губу, наблюдая, как Дазай корчит детские рожицы, сжимая руки вокруг живота, и в каком-то смысле это почти забавно. Дазай выше, но Чуя старше, и прямо сейчас - Дазай выглядит таким маленьким, что это почти заставляет грудь Чуи сжаться. Он может просто выгнать Дазая и наконец-то лечь спать. Это был долгий день, и он чувствует, как усталость мчится к нему на полной скорости. Но хочет ли он этого? Хочет ли он отправить Дазая обратно в то дерьмовое место, чтобы он спал там ещё одну ночь? Особенно, когда снаружи гроза? Чуя бросает последний взгляд на своего напарника, который выглядит так, будто только что вернулся с тяжёлой миссии, прежде чем принять решение. ... К чёрту. Чуя тяжело вздыхает, открывая шкаф, чтобы достать тёмно-синее мягкое шерстяное одеяло и белую подушку, и миллион мыслей проносится в его голове в этот момент. Обычно он не проявляет мягкости по отношению к Дазаю. Это не то, как работают их отношения. Это всегда драки и соревнования, конкуренция, и делать всё, что в их силах, чтобы сделать жизнь другого несчастной. Не брать с собой покупать ингредиенты, чтобы приготовить торт на день рождения. Не накидывать одеяло и не позволять спать на своём диване ночью, потому что не хочешь, чтобы он возвращался в то дерьмовое место, в котором вынужден жить. Но Чуя всегда будет говорить себе, что всё из-за дня рождения Дазая - поэтому сегодня будет исключение. Чуя бросает подушку в Дазая и сдерживает фырканье, наблюдая, как она попадает в лицо брюнета и растрёпывает его волосы, что вызывает у Дазая крошечный жалобный скулёж, когда он гримасничает перед Чуей. - Ты не можешь нормально прицелиться? Тебе нужны очки? - Заткнись к чёрту и возьми это одеяло, - ворчит Чуя, впихивая синюю ткань в руки Дазая, и брюнет возвращает ему пристальный, но озадаченный взгляд. - Думаешь, я хочу остаться и провести с тобой ещё хоть секунду? - Нет, но я думаю, ты нуждаешься в подходящем месте для ночлега вместо того мусорного контейнера, который Мори заставляет тебя называть домом, - огрызается Чуя с меньшим раздражением, чем ему бы хотелось. Дазай гримасничает - что, Чуя знает, означает, что мозг Дазая снова работает, перебирая тысячи причин, почему он должен и не должен остаться. Очевидно, ему удаётся увидеть больше преимуществ, чем недостатков, поскольку он забирает у него одеяло и заворачивается в него, как буррито. Хорошо. Хотя бы на этот раз он не превратил всё в утомительный спор. Должно быть, боль в его животе сейчас просто ужасна. Чуя делает мысленную пометку оставить Дазаю немного воды перед сном, когда устанавливает зрительный контакт со своим напарником, пристально глядя в янтарные глаза, которые кажутся теплее, чем были ранее этим днём. Чуя приподнимает бровь. - Тебе нужно что-нибудь ещё? Дазай бросает на Чую неодобрительный взгляд. - Чтобы ты перестал причинять мне головную боль. Чуя расценивает это как «нет». Его глаза сканируют Дазая в последний раз, и он бормочет: - Не трогай ничего, иначе я отрежу тебе пальцы, понял? Дазай одаривает его до боли сладкой улыбкой. - Ты слишком мне доверяешь. Он знает. Он знает, что это так, но ничего не может с собой поделать. Не тогда, когда порой ему приходится отдавать всю свою жизнь в руки Дазая, используя «Порчу». Чуя щёлкает языком. - Неважно. Не буди меня, если только ты не истекаешь кровью* или что-то в этом роде. - Если я умру от потери крови, как я смогу добраться до тебя? Движения Чуи останавливаются, и он сужает глаза, глядя на Дазая. - Ты знаешь, что я имею в виду, чёрт возьми. Просто... - он неопределённо взмахивает рукой, - не беспокой меня, пока я сплю. На этот раз, Дазай ничего не говорит. Только хмыкает, что Чуя воспринимает как своего рода согласие, но он уже делает ставку на то, что Дазай не совсем слушает. Чувствуя, что больше сказать нечего, Чуя поворачивается, чтобы выключить свет и отправиться в свою спальню, отпустить весь этот день и отдохнуть, когда... - Чуя? Это едва слышный шёпот. Если бы Чуя не приучил себя быть начеку и прислушиваться к каждому звуку в своём окружении, он бы это пропустил. Но он этого не сделал, и он ненавидит, как слабо звучит голос Дазая, потому что это вызывает внутри Чуи нежелательные чувства, с которыми он действительно не хочет иметь дело. Чуя проглатывает эти мысли и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Дазая через плечо. - Да? Наступает нежеланная пауза - слишком долгая для них обоих. Не помогает и то, что Дазай выглядит так, будто борется с самим собой, обдумывая, следует ли ему сказать то, что он хочет сказать, и Чуя начинает думать, что, возможно, ему стоит вести себя так, будто Дазай никогда не звал его, и спасти Дазая от смятения, в котором тот сейчас находится... - Спасибо тебе. Всего два простых слова, и всё же они значат для Чуи намного больше, чем любой из них мог бы ожидать. И то, как Дазай смотрит на него; он никогда раньше не смотрел на Чую так. От этого взгляда по позвоночнику Чуи пробегает леденящая кровь дрожь, и он хочет спрыгнуть в колодец, полный лавы, и дать ей сгореть. Он не умеет справляться с этим чувством. Ни один из них не умеет. Чуя смачивает нижнюю губу и медленно вдыхает, пока не чувствует, как каждая молекула, заполняющая его лёгкие, обжигает его так, как ему нужно прямо сейчас, до тех пор, пока он не выдыхает, чтобы выпустить всё это наружу и заменить небольшой, но искренней усмешкой. - Спокойной ночи, придурок. Улыбка Дазая слабая, вероятно, из-за боли, но она есть, и его голос душераздирающе мягкий. - Спокойной ночи, Чуя. Ему не удастся увидеть, как лицо Чуи искажается в нечто наполовину ошеломлённое и наполовину взволнованное. Но ему это и не нужно. Он уже знает, как влияет на своего Чиби. Это то, что ему нравится в напарнике больше всего.---
Улыбка Дазая остаётся, когда он наблюдает, как Чуя уходит в свою спальню и закрывает за собой дверь. Теперь он остался один на диване рыжего, и, надо признать, это удобнее, чем кровать, на которой он спит обычно. Ну, если вы назовёте матрас, лежащий в углу, «кроватью». Здесь тихо и спокойно. Обычно Дазай ненавидел звук дождя, бьющего по поверхности дома, потому что звук, с которым он разбивается о контейнер, в котором он живёт, напоминает ему о пулях, выпущенных в каждую жертву, с которой он сталкивался до сих пор. Но здесь? Здесь всё по-другому. Это не заставляет его время от времени едва заметно вздрагивать. Это заставляет его расслабиться и позволить музыке дождя, бьющего в окно гостиной, в которой он находится, захватить его разум. Дазай устраивается на диване поудобнее, слегка морщась от боли, когда сдвигает свой живот в новое положение. ... В конце концов, это состояние спокойствия быстро исчезает, когда приходит осознание, что он остался один в темноте. Он сворачивается в маленький клубок на диване и позволяет одеялу закрыть всё снаружи. Детский барьер, созданный во избежание всего, что он не хочет видеть рядом с собой. Он не хочет признаваться себе, что ему не нравится темнота, потому что это сделает его трусом. Он ненавидит чувствовать себя слабым, но... Просто полная темнота напоминает ему о ночах, проведённых в... Там, и... Чёрт. Дазай зажмуривается и пытается считать, чтобы выровнять дыхание. Не сходи с ума. Не паникуй сейчас. Чуя не может увидеть тебя таким. Ты не такой жалкий. Приди в себя. Возьми себя в руки. Всё вокруг него как будто становится громче, и кажется, что у звуков есть собственные руки, которые хватают его и трясут до тех пор, пока он не сможет дышать. Ему кажется, что он на грани удушья, и он не знает, как из этого выбраться. Ногти Дазая впиваются в его ладони, и он сжимается, чтобы спрятать голову под одеялом. Ему просто нужно успокоиться, чёрт возьми. Пожалуйста, не... Глаза Дазая распахиваются, и он быстро и тяжело, но тихо хватает воздух, услышав скрипящий звук из комнаты Чуи. Его сердцебиение такое сильное, что он может почувствовать его в своих ушах, но когда Дазай замечает, что Чуя открыл свою дверь, и его включенную лампу, это, кажется, по какой-то причине успокаивает его нервы, и его сердцебиение значительно замедляется. Напоминание о том, что он не один, и его напарник рядом - это то, что возвращает его в эпицентр урагана, в который он был вовлечён. Дверь открывается, и яркий свет из комнаты Чуи рисует сияющую дорожку, по которой Дазай должен следовать. Его тело умоляет его пойти по этому пути. Но... Будет странно, если он это сделает, не так ли? Он не должен пересекать границу и вступать на эту территорию, с последствиями чего он, вероятно, не знает, как справиться. У Дазая горло очень сухое, когда он сглатывает, и он немного сдвигается вверх, чтобы выглянуть из-под одеяла и получше рассмотреть коридор, ведущий в спальню Чуи. Он лежит так, пока его разум продолжает работать в ускоренном режиме, перебирая миллион причин, по которым он не должен идти по этому светящемуся следу, но также обдумывая множество причин, по которым он должен пойти. Иногда Дазай ненавидит, как сильно его мозгу нравится слишком много думать. По большей части, это хорошо, но в таких ситуациях, как эта... Дазай желает, чтобы он мог попросту не думать, совсем, и подняться с дивана, чтобы найти утешение, от которого затрепещет всё его тело.---
Бесшумно, Чуя ненадолго зависает у двери, наблюдая за фигурой Дазая, укрытой одеялом, которое он ему дал, прежде чем возвращается в постель и включает свет на прикроватной тумбочке. Дазаю необязательно приходить сюда, если он не хочет, но Чуя предоставил ему выбор, сделав это. Он знает, что проживание в том контейнере сделало с Дазаем. Он также знает, что Дазай слишком упрям, чтобы самому просить о чём-то. Но Чуя может сделать для него в его день рождения хотя бы это. Позволить Дазаю отбросить любой фасад, который тот пытается возвести, и просто позволить себе чувствовать и быть ребёнком. Желать, чтобы кто-то был рядом, вместо того, чтобы утверждать, что предпочёл бы быть один. Искать то, о чём просят нормальные дети. Засунув ноги под одеяло, Чуя опускает голову на подушку и поворачивается лицом к открытой двери с неуклонно учащающимся сердцебиением. От предвкушения. От ожидания увидеть высокую фигуру, появление которой заполнит взор Чуи золотым глазом и глупой улыбкой. Но... Веки Чуи тяжелеют, и он не может держать глаза открытыми достаточно долго, чтобы увидеть, появится ли Дазай вообще. И в том-то и дело; Дазай не появляется. По крайней мере, не тогда, когда Чуя не спит и осознаёт это.***
Чуя не знает, что Дазай действительно спал в его комнате до самого утра, пока не просыпается и не видит, что те же одеяло и подушка, которые он ему дал, лежат на полу и выглядят так, как будто кто-то спал на них и ушёл не так давно. Это следующее, что замечает Чуя. Дазая здесь нет - он ушёл. Он, вероятно, не хотел, чтобы Чуя видел его таким - спящим - и он это понимает. Но горло Чуи всё равно неприятно сжимается при мысли, что Дазай даже не удосужился сказать что-нибудь после. Но зачем ему это? Это ведь Дазай. Всё ещё разглядывая одеяло на полу, Чуя прищуривается, заметив что-то белое, положенное на смятую подушку. ... Что за чёрт? Схватив аккуратно сложенную бумагу, Чуя кусает нижнюю губу, открывая её двумя пальцами. Жирными синими чернилами, написано от руки - из-за чего Чуя выгибает брови, потому что он даже не знал, что Дазай вообще умеет писать. Затем, Чуя фыркает и издаёт позабавленный смешок, когда читает то, что Дазай написал внутри: «Ты слишком громко храпишь». Его кровь будто плавится, и он, несомненно, чувствует себя легче. Чуя может видеть эту небольшую, но милую* улыбку, охватившую всё лицо Дазая. Счастливого долбанного дня рождения, ублюдок. Вздохнув, Чуя складывает бумагу и убирает её в один из ящиков прикроватной тумбочки. После этого он встаёт и зевает, потягиваясь, прежде чем направиться в ванную, чтобы подготовиться к ещё одному долгому дню, проведённому со своим невыносимым напарником.|End|