Сколько же длится твоё навсегда, Полумесяцем слиты закаты на послезавтра. Я забыл уже те улицы с фонарями, Чей свет мне так резал глаза.
Ты ведь всегда любил хэппи - энды. Детское сознание, впитавшее в себя всё самое милое, наивное и, несомненно, доброе, что так трепетно взращивалось внутри своей души, было словно фонарь негасимый, освещавший всё и всех ласковыми лучами. Тебе всегда хотелось того самого, до невозможного приторного, чтобы с нежностью, ласками топило и не прекращало быть самым тёплым. Широко закрытые глазки впитывали глупую мораль о том, что все будут счастливы, ладошки хлопали победно каждый раз, когда счастливый конец был про героев. Но мир не ёбаный дисней, он рушит все замки на крохотные осколочки, что хуже проклятья той самой снежной из сказки, впиваются, оставляя шрамы вдоль, а не поперёк.Больше сказать-то и нечего, я слит
По водостокам с водою из фильтров.
Сколько же длится твоё навсегда?
Ты стоишь весь измазанный краской с пюпитра
С экрана ноутбука в очередной, который раз за год, мерцают лица битников, пока киноверсия Люсьена хрипло вещает о том, что жизнь - это круг, а ты трёшь сухими ладонями уставшие галактики под уставшими глазами, поджимая ноги всё сильнее. Тебе уже не кажутся любимые мультфильмы правдой, тебя не радует ничего кроме сниженной цены на любимые сигареты - те самые, с вишнёвым фильтром, что на вкус как его губы. 'Ты продолжаешь любить вечно' режет по рёбрам до очередного болевого шока, пока ты комкаешь в руках край чёрного пледа, ведь боль хочет, чтобы её чувствовали.Снова ищу тебя в дайджестах и газетах
И на кармане нету денег даже на проезд.
Огонь и лёд разрубая, замёрзший, забытый
В этом городе столько забытых мест.
Если пересчитать, сколько было тех самых, что таковыми не являлись, можно сойти с ума от этой почти бесконечности. Эти лица сквозь пальцы для тебя словно дым, приятно холодящий руки, но не греющий запястья в мягком обхвате. Тебе бы вновь к этому костру, греться, сгорать, но сгорели лишь мосты, обрушились со страшным грохотом по самое основание. И тишина давит, цепями тяжкими душит всё живое, сдавливает, не давая выбраться даже с очередным блистером 'мелипрамина', что ты готов тоннами в себя закидывать. Психотерапевт уже давно позабыт, ведь ты сам себе врач, режиссёр этого спектакля, что жутким монстром твоего очередного паралича гипнотизирует пустыми глазницами. Иногда кажется, что он вот - вот достанет из-за спины нож и замахнётся.А ты не помнишь что сказал мне той ночью
О том, что хочешь улететь в Аргентину,
Ты заведёшь там семью и детей, и собаку,
И ты вроде ещё что-то забыл.
Это всё так внезапно, как в твоих любимых книгах. Это трепетно, до банальных насекомых в районе солнечного сплетения, до дрожи мягких ресниц, что тени на лицоДавай пересмотрим фильм "500 дней лета"
А я как Джозеф Гордон Левитт буду бить стекло,
Я нахуярюсь в "Белой Лошади" и буду грустным
Смотреть на город в проезжающем мимо авто.
Учёные врут, говоря что ураган - это природное явление, лгут во всех твоих детских энциклопедиях с красивыми иллюстрациями. И если ты расскажешь о том, что настоящие ураганы - это взгляд лукавый с кривой улыбкой, они лишь покрутят пальцем у виска и вновь нырнут с головой в сухие формулы. Но ты не бойся, знаешь ведь, что они с головой в липком мазуте, что забивает вены со страшной силой, неся к сердцу те самые отколовшиеся его кусочки, в которых зеркало с теми самыми ураганами. С точки зрения психологии, мы все больны. С точки зрения жизни, мы все были отравлены людьми. Чёртов хоррор о паразите в песне брингов становится реальностью для каждого.И эти сопли на кулак я перемотаю,
Буду жалеть, что тогда тебя отпустил.
Мои друзья ночью затеют разговор в скайпе,
Но нахуй нужен им ноющий пьяный дебил.
Эта нежность пугающая, плохая, не верь, прошу. Кто просит тебя доверять этим чёртовым губам, что с невообразимой чувственностью шепчут под покровом ночи твоё имя словно в бреду, пока спину полосует, собирая под ногти пыль фиолетовую, которой похоронены звёзды под твоими веками. Ты поцелуями печати этих галактик заливаешь, просишь глаза в глаза последние секунды, а там ответа нет. И не было никогда. Тебе кажется.Ты не увидишь больше моих серых кед в прихожей
Пустых бутылок пива около монитора.
"И сколько длится твоё навсегда, Боже?" -
Сказал кому-то я, кидая взор на плафон.
Простыни смятые, всегда чёрные, запах сладко дурманящий хранят бережно, питают моменты, пока сквозь пальцы пряди мягкие, а голос успокаивающе льётся по подкорке, очередную забавную историю рассказывая, а ты не слушаешь. Тебе интересно, но твоим глазам цвета самого тёмного золота интересен лишь он. Дотронься до кожи шёлковой - и он исчезнет, рассыплется миллиардами созвездий, и тебя разрушит от нежности невообразимой. Это твоё самое настоящее и правдивое 'люблю', пока губы красивые в улыбке растягиваются. Сознание услужливо подкидывает тебе горькое осознание того, что ответа ты ни разу не услышишь.На старой люстре, что сделана ещё в совке,
Лежит нетронутая пыль с пауками,
А я в последний месяц вроде говорил во сне,
Стену бетонную от злости лупил ногами.
Скажи, он стоит того? Стоит этих моментов, кружащих голову, твоих волнений о насущном 'навсегда'? Стоит уже пылью покрытых карточек с теплом ушедшим, что ты всё не снимешь с противоположной стены? Ты киваешь уже на автомате и получаешь очередной удар от того, что врёшь. С тобой даже детектора лжи не надо, внутри тебя уже противно воет отрицательный звук.Мне снилось что ты несчастлив снова,
Но только в этот раз точно не со мной;
И твои дети - приёмыши ушли из дома,
И муж ушёл от тебя, счастлив с другим.
Эти перемены в его настроении ты списываешь на пресловутую усталость и начало кризиса меж ваших объятий, что уже греют меньше. Но ты бездумно ведёшь себя дальше в лабиринт, не слушаешь интуицию, отрицаешь очевидное. Всем говоришь о том, что трещину уже не покроешь штукатуркой, ведь она всё равно с диким треском спадёт, и обнажит всё самое худшее. Так почему ты думаешь, что вас это обойдёт? У всего есть конец, и даже у твоих любимых сказок.Я ненавижу эти блядские фильмы;
Я ненавижу эти блядские песни;
Мы вроде думаем, что любим кого-то,
Впадаем в депрессию, мы не вместе.
Он говорит, что всё хорошо, и ты веришь, потому что не хочешь верить в плохое. Верно, люди склонны верить в то, что не существует. Ты смеёшься всю жизнь над теми, кому интересен возможный человек из древних книг, но сам боготворишь то, чего, наверное, никогда не было. Всё так же крепко держишь за руку, всё так же говоришь о чувствах, всё так же, так же, так же. Напечатанное 'будь осторожен, ты не в стране чудес' проходит сквозь взгляд каждый раз, как он открывает книгу с запахом недешёвых страниц, но ты слушаешь его старания читать выразительно. Читай между строк, что его искренность даже здесь фальшивит.Я ненавижу эти блядские книги;
Я ненавижу эти блядские сериалы -
Ведь там люди любят друг друга искренне,
И хэппи эндом кончается финал.
С каждым днём все меньше трепещет его сознание перед тобой, всё больше губы недовольно поджаты, а ты лишь крепко на переносице держишь розовые очки, что были подарены им поневоле. Ты устаёшь ждать его с работы до часу ночи, хоть и график у него всегда ставят удобный. Но ты спокойно пьёшь уже остывший чай, а внутри когти выпущены, стараясь достать до правды. Правду ты выкидываешь за ненадобностью, вновь и вновь. Это всего лишь одна из стадий принятия, остальные ты не знаешь специально, желая оставаться без намёков судьбы.Я ненавижу твои чёрные волосы
И обожаю их настолько, что утопаю.
Я ненавижу твои лживые губы,
А ведь когда-то был ты другим.
По прежнему он твой самый дурной сон до холодного пота, что ты, словно день сурка, переживаешь вновь и вновь. Постель уже давно пропитана табаком, а тебе глаза щиплет, провода обрываются с каждым разом всё сильнее, по костям ток пуская. Мелкая дрожь берёт тело в свою власть, ты мечешься, бьёшься головой об стену холодную и царапаешь бесконечное 'почему'. Стёкла больно бьются внутрь, и даже принцу той длинноволосой принцессы, ослепшему от кустов терновника под башней легче - ты же видишь всё сгнивающее внутри себя, и сопоставление себя с зомби больше не кажется чем-то сверхъестественным.Тогда, наверное, ещё были мелкие -
И мы не знали про спиды и бухло.
Мы правда думали, что есть в мире счастье:
Смотря вечером на мир за евроокном.
Безаппеляционное 'мне скучно было всегда' звенит в тяжёлом воздухе серых стен, пока он отмахивается от твоего тысячного 'нет', и без всякого сожаления кидает вещи в рюкзак. Его такси ждёт в другой конец города, а тебя ждёт холодная пустошь в собственных мыслях. Он кричит, срывает связки, отталкивая тебя брезгливо, словно некрасивую игрушку, пока ты у прохладного бетона его держишь, пытаясь убедить в том, чего у него к тебе никогда не трепетало. Звон бьющихся в истерике тарелок тише, чем твой вопль внутри.А вот сейчас нам по двадцать, мы молоды,
Хотя внутри мы давно старики.
Ты отправляешь свои голые фото на WoW,
А я к тебе не приеду, развели мосты.
Омут над головой смыкает водную тёмную гладь, когда он хлопает дверью. Ты кричишь раненым зверем, под ногти вгоняя занозы вместо парфюма любимого, и капли горячие обжигают сильнее, чем недавняя пощёчина. Окно открыто рядом, ты с разбега к нему, вот только тормозит его силуэт в чужих руках. Внутри оглушающе рушится замок воздушный, пока ноги не держат упавшее на прохладный паркет тело. Твоя вера в долго и счастливо уходит, оставляя за собой мёртвое послевкусие.Нас разделила эта чёртова юность,
Я алкоголик с трёхлетним стажем.
А ты напомни мне дом и этаж,
Где мы с тобой зимою прячась от вьюги
Трёшь на запястье самую ужасную цифру в реестре психических заболеваний и ждёшь преданее пса каждый вечер. Ты сам себя на цепь тогда, конец с натягом душит, режет, и больно до скрежета, ведь вы кричали про край света, но не доехали даже до аэропорта, пока время смывает всё вокруг, и ничего оно не лечит. Перед глазами моральный монохром, Нагасаки без Хиросимы, что давно укрыта белым пеплом. Тебе бы сердце латать, но там уже взрывы всё рушат, и совершенно теряются какие-то, вроде нужные, смысл жизни и стимул идти дальше. Но куда?Читали первые стихи под Эйнауди,
Ты говорил мне, что любить будешь вечно.
Тогда я верил, сука, каждому слову -
И ждал момента завтрашним вечером.
Лестница в небо оказывается расшатанной стремянкой, с которой падаешь с грохотом ломающихся костей. Они уже в клетке рёбер не хранят то, что кровь качает, там лишь трещины, что шумят громче льда на том озере, где вечно сияет чистый разум. Но по кусочкам ты вытаскиваешь всё, больнее, чем пулю из сквозного, и на языке имя тает, уходя дальше с каждым разом. С каждым разом то, что будет легче, ты добровольно топишь в случайных плохих песнях, убиваешь своих любимых каждую неделю, но терапию сам себе делаешь. Уже ничего не напоминает.Я снова пью один как Гордон-Левитт
И бью тарелки чтобы стало спокойней.
Теперь не верю ни в любовь, ни в романтику
Но те события я до сих пор помню.
Ты улыбаешься сегодня первый раз за долгие годы, шагаешь по улице и смотришь уже не таким сломанным взглядом на красивые постройки, несёшь в руках очередную книгу, что обязательно содержит и плохое, и тёплое, и внутри уже ничего давно не трещит. Звон колокольчика кофейни звенит рядом, а глаза впиваются в до ужаса родные черты лица. Он смотрит с лёгким удивлением и всё тем же холодом, как и всегда. И если ночью он услышит вой - ему не покажется.Целуя заледеневшие губы,
Сгорали в друг друга глазах со стыда,
Но всем и всегда отвечал ты лишь "да",
Твои милые кости ломались о трубы.