Взлом

Первое января. Давно закончилась «Ирония судьбы», куранты отбили положенное, возвестив миру о наступлении очередного года, президент произнёс очередную прочувствованную речь, от которой у старушек повлажнели глаза, по всей стране были съедены тонны салата «оливье» и мандаринов, выпиты гекалитры шампанского и водки, взорваны десятки тысяч петард. Страна отправилась отдыхать от праздника, бодро умывшись свежим снежком. Особняк Варлама Никонова располагался в таком месте, где снега не было вовсе. Тут, в окрестностях Большого Сочи, пожелал бы жить кто угодно, исключая, наверное, только владельцев вилл на Лазурном берегу. А что, тепло, светло, пальмы-юкки, никакой тебе вечной мерзлоты, никаких штанов с начёсом. Варлам до сих пор помнил эти колючие штаны, две пары, одна поверх другой, шапку-ушанку и намотанный вокруг шеи толстый шарф. Штаны с начёсом остались в далёком детстве — жизнь его определённо удалась. — Новый год к нам мчится, скоро всё случится… — пробормотал Варлам себе под нос, выруливая в одном шёлковом халате на голое тело в разнаряженную с вечера, а сейчас разгромленную гостиную. Там царил постпраздничный бардак — пустые бутылки вперемешку с остатками ресторанной жратвы. Благо все гости свалили часа в четыре утра, продолжать гульбу именно в ресторации. Две приглашённые семейные пары: компаньоны Варлама по бизнесу со своими партнёршами ли, супругами ли — Варлам не вникал. Он к ним не присоединился, надоело. Варлам с интересом поглядел на своё отражение в зеркальном простенке перед гостиной — на помятую, заросшую щетиной смуглую физиономию Кудеяра-атамана, задумчиво поскрёб щёку, пожаловался невесть кому: — Головка вава, во рту кака. Он собирался хлебнуть сока из холодильника и снова завалиться спать. Похмеляться он не любил — пусть алкаши похмеляются, он же крепко держал себя в руках. Себя и весь окружающий мир. Докуда дотягивался, само собой. Но сейчас, в этом его мире, о чём он пока не подозревал, очутился некий нестабильный и непредвиденный фактор. А именно — вор-домушник по кличке Сова. * * * Сова так увлёкся вознёй с хозяйским навороченным макбуком, что даже не заметил появления проснувшегося владельца. Чёртова железка не помещалась в рюкзаке. Конечно, он собрал уже много чего, ведь в такое время бдительность празднующего народа всегда скатывается на ноль. Очнулся Сова только когда услышал приближающееся невнятное бормотание и тяжёлые шаги. Что делать? Блядь, хозяин же дрых, бухой в зюзю, Сова специально в спальню заглядывал! Духан там стоял такой, что хоть топор вешай. Вжикнув молнией рюкзака, парень в панике бросился к окну и задел ногой провод от музыкального центра, вытащенного ёбаными гуляками на середину комнаты. И кто сейчас вообще пользуется такими штуками?! Осколки совка какие-то! Бандура полетела на пол с адским грохотом. Да что же за невезуха! Несмотря на свои немалые габариты и жестокую похмелюгу, хозяин возник в гостиной мгновенно, падла. Стремительно, как огромный кот. Только у котов не бывает «беретты» в руках. Сова как раз вовремя обернулся, чтобы заметить ствол. Он в панике застыл, не добежав до окна, хотя сердце так и молотило, гоняя адреналин по жилам. Он знал, кого сейчас мужик видит перед собой — тощего парня с рюкзаком, набитым его добришком. Но неопасного же! Вполне невинного даже, можно сказать. Сам же Сова видел как раз чертовски опасного мудилу — громадного, как медведюга, лет сорока на вид, с чёрным ёжиком волос на лобастой башке, с могучими плечами, на которых едва не лопался шёлковый, почти бабский халат, расшитый райскими птицами. — А ну, стоять, сучонок! — голос у медведюги был соответствующий. Тёмные, как гранит, глаза сощурились, ствол он держал уверенно — и не сказать, что с бодунища. — Спокойно. Стою, — процедил Сова, но недолго думая, бросил прямо в него тяжелый рюкзак с наворованным и снова рванул к окну. Через все перекатывающиеся под ногами пустые бутылки из-под дорогого шампанского и коньяка. Через рассыпавшиеся глянцевые журналы с перевёрнутого столика. Через раскатившиеся ёлочные игрушки, на одну из которых он наступил, едва не упав. * * * Видя перед собой только узкую спину пацана, обтянутую джинсовой курткой, Варлам с совершеннейшим хладнокровием нажал на спусковой крючок. Целясь, конечно, не в этого тощего засранца, а в узкогорлую узорчатую вазу рядом с окном. Его бывшая любила такие хреновины, а вот Варламу они никогда не нравились. Так что и чёрт с нею, не жалко. Выстрел грохнул не хуже пушечного, пуля разнесла вазу вдрызг, осыпав разноцветным стеклом охеревшего парня, рефлекторно присевшего на корточки и прикрывшего руками лохматую башку. — Не шевелись, падла, не то следующая — твоя! — негромко, но впечатляюще предупредил Варлам. — Давай, вставай. Аккуратнее. Аккуратнее, я сказал! И руки держи на виду. Он не думал, что у этого дурня есть оружие, но… бережёного, как известно, Бог бережёт. Он не шутил, и парень это понял. Всё ещё сидя на корточках, он вскинул на Варлама злые и перепуганные голубые глаза. Потом послушно выпрямился, чуть пошатнувшись и подняв руки на уровень плеч. У Варлама и у самого всё ещё звенело в ушах от грохота выстрела. Насчёт того, что это услышат соседи, он не волновался — Новый год же, повсюду китайские петарды взрываются. — Приезжий, что ли? — внезапно осведомился он с ленивым ехидством, и парень только повёл плечом. — Отвечай, когда я спрашиваю, — он чуть добавил в голос металла, и ворёнок послушно ответил, проглотив слюну — кадык так и дёрнулся на тонкой шее: — Ну, приезжий. А что? Не любишь понаехавших? Он ещё и хорохорился. Варлам скривился почти одобрительно и передразнил: — Ачотакова? На юга пожаловал, чтобы в Новый год на солнышке погреться да пару хат обнести? — и, не дожидаясь ответа, который был для него очевиден, продолжал: – Ты даже не представляешь, как далеко ты заехал, сучонок. Он хохотнул, подумав, впрочем, с досадой, что вот же чёрт, сам отключал охранку на ночь и забыл включить, когда спать завалился. Давненько он так не прокалывался. — Давай-ка, шевели копытами вон туда, — он кивком указал на смежную с гостиной огромную кухню, совмещённую со столовой. Там тоже царил бардак, везде валялись конфетти и мишура. На столе высилась стопка грязной посуды. * * * Сова сцепил зубы и неохотно поплёлся куда показал хозяин, по-прежнему держа руки на виду, на всякий случай. — Заставишь мыть посуду, что ли? — снова попытался ёрничать он, но тут же заговорил серьёзно, чувствуя, что за выебоны может и стволом в зубы получить, а дантисты были дорогим удовольствием. — Послушай... Всё, что я взял, просто забери обратно, и я спокойно уйду. М-м? И больше не вернусь. Ещё не поздно все обсудить. Хозяин в ответ лишь неприятно оскалился — блеснули белые зубы на смуглом лице, вот кто явно на услугах дантиста не экономил, паскуда. — Ещё и разговаривает, гадёныш. Нечего здесь обсуждать. — Он взмахом «беретты» подогнал Сову к барной стойке, мраморно-никелированной, с двумя высокими табуретами рядом. Третий табурет, перевёрнутый, валялся на полу. — Давай, гость дорогой, раздевайся, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях. От его совершенно волчьей ухмылки Сову прошиб холодный пот, но виду он не показал, опять шагнул, куда было велено. Запустить в мудилу табуретом и бежать? Так пуля догонит. Помирать Сове не хотелось, и он со вздохом расстегнул куртку. Под ней — связкой на поясном ремне — висели отмычки и кое-какая электроника. Он аккуратно положил всё на один из стульев и искоса глянул на хозяина — да уж, крепкий гад, накачанный, навалять может только так. Спорить с таким — себе дороже. — Хорошо вы тут погуляли, — с вымученной усмешкой выдавил он, пытаясь сообразить, чего же от него добивается хозяин. «Будь как дома, но не забывай, что ты в гостях»… Может, всё-таки не убьёт? И в ментовку звонить вроде не собирается… Поизгаляется да отпустит? Сова снова невольно проглотил слюну, исподтишка косясь на мужика. По спине снова волной пробежал неприятный холодок. * * * Варлам прекрасно понимал, какие мыслишки вспугнутыми зайцами мечутся в башке у ворёнка. — Погуляли, да, — согласился он с ленцой, растягивая слова, — но лично я слегка недогулял, прикинь. Продолжая держать парня на мушке, он на ощупь вынул из ящика стола негромко звякнувшие наручники — не игрушечные или из секс-шопа, а настоящие полицейские браслеты. — Вот что тебе дедушка Мороз сегодня под ёлочку положил, сучонок. Руки протяни. Ну! — гаркнул он так, что аж табуретки подскочили, не говоря уж о парне, побледневшем до синевы. Тот, оцепенев на несколько мгновений, тряхнул головой, будто приходя в себя, и, протягивая руки вперёд, прохрипел: — Слушай… Может, всё-таки договоримся по-человечески? Не отвечая пока, Варлам жёстко ухватил его за правый локоть, привычно защёлкнул на запястье один из браслетов, а второй так же умело защёлкнул на никелированном столбике барной стойки, намертво приковав к ней воришку. И оскалился: — Вот так-то лучше, сосунок. — Он спрятал «беретту» обратно в карман халата. — Договоримся, значит? Ладно, слушаю. * * * «Твою мать, пользуясь случаем, хочу, что ли?», — тоскливо подумал Сова, инстинктивно дёрнув прикованной рукой, — металл звякнул, запястье заломило. Сделав вид, что это ему нипочём, он через силу проговорил, коль уж разрешение было дано: — Чувак, но я же практически ничего не успел вынести. Можешь сам взглянуть, всё там валяется, у окна. Ты поймал меня, ты просто космос. Я всё верну, отстегну тебе ещё бабла за моральный ущерб — считай, подарок новогодний, и не надо никакой полиции. Ладно? Могу машину отдать, на которой приехал. Неплохая тачка, «королла» почти без пробега. Но, говоря это, он всей шкурой ощущал — нет, не выгорит. Не нужна этому херу никакая тачка, и бабло ему не нужно, своего хватает. Что же ему тогда нужно, падле? Зачем приковал? * * * Пока пацан болтал, Варлам делал то, что хотел сделать, когда спускался из спальни вниз — налил себе один за другим пару стаканов яблочного сока из холодильника, аж мыча от удовольствия, последним глотком запил таблетку аспирина, потом сунул голову под кран кухонной раковины и поплескался там. Вытирая мокрое лицо свежим махровым полотенцем, он наконец повернулся к парню, равнодушно подняв брови: — Что? Всё сказал? — Ты это… — пробурчал тот, кривясь в злой усмешке, — можешь еще позавтракать, ага. Не стесняйся и не торопись. Мне некуда спешить, я в гостях. Да, яйца у щенка явно имелись. — А мне так тем более торопиться некуда, я у себя дома, засранец ты мелкий, — хмыкнул Варлам, ногой пододвинув к себе табурет и основательно устроившись на нём. — Теперь я скажу, а ты послушай. Есть у меня свои три варианта, чего мне с тобой, дорогой гость, делать. Самый простой — вызвать полицию и сдать тебя к хуям, но это неинтересно, и потом, по ментовкам затаскают, заявы писать, на судах торчать и всякое такое, — он сделал паузу, снова отпил из стакана сок и аж причмокнул. — Второй вариант — пристрелить тебя и прикопать в саду. Кустик розовый посадить. Там у меня уже, — он задумался на миг, словно подсчитывая, — пять таких розовых кустов растёт… и один — хризантемы, это над бабой. Он тихо ржанул, видя, как у парня вытягивается лицо, и назидательно продолжал: — Таких, как ты, ворюг, да ещё и гастролёров, обычно никто не ищет, знаешь ли, никто по ним не печалится, вот что значит — вести асоциальный образ жизни, мотай на ус. Ну а третий вариант… — он снова выдержал нарочитую паузу и закончил с усмешкой: — Сам догадайся. * * * У Совы даже рот приоткрылся от этакого расклада. Ну надо же было так нарваться. В ту же секунду он пообещал себе: если выберется живым из этой заварухи, измордует нахер своего наводчика так, что того мама родная не узнает. Свободной рукой он нервно оттянул ворот свитера — стало жарковато с нервяка — и спросил: — Третий?.. Что «третий»? О чём догадываться? — Он и сам нащупал позади себя высокий табурет и сел на него, насколько это позволяла прикованная рука. Тихо звякнул наручник. Хозяин продолжал молча скалиться. — Ну, допустим, я тупой и не догадался, так что не темни, — закончил он с вызовом, угрюмо глянув сквозь упавшие на лоб пряди русых волос. * * * Варлам лишь торжествующе усмехался, продолжая наблюдать за ним из-под полуприкрытых век. Проняло щенка-то, поди ж ты. Наконец он протянул почти ласково: — Ну хорошо, самокритичный ты мой, я подскажу. Новый год у меня прошёл заебись, но люди все тут гуляли нужные, семейные, блядей не приглашали, так что я не потрахался, — он демонстративно запустил руку под свой халат и почесал в паху, как какая-нибудь горилла, заметив, что взгляд пацана невольно метнулся туда же. — Ты правильно сказал, что тебе надо рассчитаться со мной. Но не так рассчитаешься, как сказал, — а своей задницей, красава. Это и есть вариант номер три. И я тебе даже предлагаю выбрать нужный самому, зацени моё благородство. Ты же заднеприводной, не отпирайся, я таких, как ты, голубков за версту чую. Он снова смачно отхлебнул из стакана. Наблюдать за сменой эмоций на лице пацана уже было настоящим удовольствием. А то ли ещё ждало его впереди! Удачно первое января проходит, кто бы мог подумать. Он припомнил расхожую поговорку: «Как первый день пройдёт, так и весь год пройдёт» и снова заухмылялся. * * * Чего-то такого Сова подсознательно и ждал, если честно. Хотя охренел он, конечно, знатно. Но со всех сторон, куда не плюнь, варианты были куда хуже. Ментовка, розовые кустики. А хозяин дома был даже ничего из себя, сука. Под ложечкой у него засосало, всё нутро внезапно сжалось. Он взглянул на свою прикованную руку и наконец проворчал: — Садист херов... Ладно. Ладно. Отпираться не стану. Да, я гей. И из трёх бед, наверное, ты самая меньшая. Не хочется произрастать у тебя в саду. И сесть тоже неохота.. Так что вариант три, блядь.. А хозяин — тот откровенно заржал, паскуда. Глаза его вспыхнули, и Сова вдруг с дрогнувшим сердцем заметил, что они у него не тёмные, как раньше казалось, а зелёные, будто малахит. Или трава. Или… море. Море, которое только приехав сюда неделю назад, Сова впервые в жизни увидел. — Последнее твоё слово — самое меткое. Побудешь блядью. А садистов ты ещё не знаешь, детка, — голос его стал серьёзным, как и взгляд, которым он будто ощупывал поёжившегося Сову. — Если всё пройдёт, как надо, я, так уж и быть, остановлюсь только на варианте три и отпущу тебя, хотя мог бы после всего и сдать тебя ментам, и прикопать. Мне просто лень копать. Он снова коротко хохотнул. Да что ж такое-то! Сова неожиданно даже для себя взъярился, услышав этот смех. Кровь ударила ему в голову. — Нет уж, давай точно остановимся на одном варианте. Я не хочу, чтобы после, — он на миг запнулся, — всего ты меня ещё и в ментовку сдал. И садистов я видел, можешь не сомневаться, — он чувствовал, как шею его и щёки заливает краска, и сам злился на себя за это. Хозяин резко перестал посмеиваться, и Сова прикусил губу. — Ну что ж, видел так видел. Ладно, договорились, слово у меня одно, и я его не размениваю, даже с таким мелким ворьём, как ты. Штаны снимай. Хочу видеть товар… так сказать, лицом. Да и слишком много у тебя на поясе разных херовин болтается. А мне отлучиться надо, как же тебя тут одного оставить, такого удалого да способного, с набором отмычек. — Куда это… отлучиться? — вырвалось у Совы, но, подчиняясь его властному взгляду, он нехотя сполз с табурета. По спине, по ягодицам вдруг пробежали горячие мурашки. Да, он часто спал с мужиками и знал себе цену. Но такого… такого у него ещё не было. — Как тебя хоть зовут? — спросил он, начиная нехотя расстёгивать свободной рукой ремень. Почему-то ему показалось очень важным это узнать до того, как… ну, до того. Он опять покраснел. — Варлам, — коротко представился хозяин. Имя ему подходило, подумал Сова с ёкнувшим сердцем. Рычащее. Медвежье. Перекатывающееся на языке. Сильное имя. — А тебя? — помедлив, спросил Варлам. Всё-таки спросил! — Сова. У него ещё сильнее забилось сердце, а кончики пальцев будто замёрзли, когда Варлам, подойдя к нему и небрежно придержав за локоть, помог выпутаться из штанов и трусов. Взгляд его, которым он ощупывал Сову, был совершенно осязаемым. Он будто ладонью его касался — большой и сильной. Властно касался, по-хозяйски. Никогда ещё Сова не признавал над собой власти другого человека. Даже отчима, от побоев и домогательств которого он ушёл из дому в семнадцать лет. Даже воровских паханов, пытавшихся прибрать его к рукам и заставить работать на себя. Он всегда был один. Волк-одиночка. Никто ему не был нужен. Но этот Варлам… Он коротко выдохнул и снова присел на табурет, провожая Варлама взглядом. А тот повернулся и скрылся в холле. Слышно было, как он легко взбежал по лестнице наверх. * * * Оказавшись наконец у себя в спальне, где держал всякую интимную шнягу, Варлам только головой покрутил в предвкушении. Конечно, можно было бы трахнуть парня и без этого всего, но мешала выработанная годами привычка заботиться о себе и о партнёре, пусть и вынужденном. Всяких инфекций никакой ВОЗ не отменял. Он выгреб из ящика комода пачку презервативов и тюбик с гелем, а «беретту», наоборот, бросил в ящик. Постоял, глядя на блестящую воронёную сталь ствола. Пацана-то придётся расковать, а тот был явно не из пугливых, в самый неожиданный момент вполне мог вытащить у него пушку и сдуру пальнуть. На самом деле он любил таких отчаянных и наглых волчат. Сам был таким. В баню его, что ли, сперва сводить? Так ведь не утерпеть до бани-то. Варлам вспомнил гибкое, горячее даже на вид тело парня, опять покрутил головой, усмехаясь своим мыслям — что-то он разохотился не в меру. И, судя по горящим глазам Совы и по румянцу, то и дело заливавшему его острые скулы, тот тоже был охоч до подобных игр. Сова. Откуда прозвище такое? Сидельцем парень не выглядел, никаких татух, говорящих о том, что он мотал срок, Варлам не заметил. Да и как бы такой… карбонарий выжил на зоне? Разве что пригрелся бы под боком у пахана. «Ладно, первый пар спустим, а там и в баньку можно», — решил Варлам, задвигая ящик с «береттой». Мелькнула у него некая мысль, но ей ещё надо было оформиться. Забавная, однако, мысль. * * * Сова проснулся, дёрнувшись во сне, и тут же сел на кровати — высокой и пышной, пытаясь сообразить, где находится. Вокруг тихо, всё навороченное и богатое, спина ноет, задница саднит, а шея — он ошалело поглядел в зеркало над кроватью — сияет засосами. Он дома. Дома у Варлама, которого пытался ограбить. Это Варлам принёс его сюда? В собственную спальню? Нихера ж себе… Сова этого не помнил. Зато сразу вспомнилась всё, произошедшее до этого. И всего его, от взлохмаченной макушки до босых пяток, обдало лихорадочным томным жаром. В паху так и потянуло. — Блядь… Сова откинул одеяло. У него тут даже трусов не было. Всё его барахло осталось внизу. Он машинально пригладил вихры на затылке, кое-как поднялся и поковылял в ванную — шикарную, как всё здесь, с позолоченными кранами в виде изогнутых лебединых шей, с душевой кабинкой, похожей на космический корабль, и бесконечным набором всяких прибамбасов на зеркальных полках. Прямо-таки бабских каких-то прибамбасов. Вкусно пахнущих свежестью и чем-то пряным, острым. Так же пах и сам Варлам. Плескался Сова больше получаса. Вышел, и закутанный в большое мягкое полотенце, стал цепким опытным взглядом ощупывать всё добро в комнате: картины — явно оригиналы, а не копии, — дорогие тяжёлые гардины, навороченная техника и вычурная, как во дворцах, мебель с золочёными инкрустациями. Барокко какое-то. Или рококо. Искусствоведом Сова не был, но понимал, что все эти излишества стоят огромных денег. Потом он подошёл к комоду и с любопытством выдвинул верхний ящик. Сердце подпрыгнуло и отчаянно заколотилось. В шухлядке сверкнул ствол пистолета. — Мать твою… – завороженно пробормотал Сова. Он неловко запустил дрожащие пальцы внутрь и вытащил ствол. Рукоять удобно легла в ладонь. «Беретта» Та самая, что вчера была в руках у Варлама, это уж наверняка. Сова замер. Мысли снова лихорадочно заметались в голове. Появился шанс уйти в один момент. Спуститься вниз, наставить на Варлама ствол. Запереть его где-нибудь, хоть в кладовке, он ещё вчера заметил подсобку в кухне. Собрать свои вещи, прихватить что получше, и рвать когти. Тачка же за углом, навряд ли Варлам её забрал, хотя мог. — Блядь! — снова простонал Сова. «А ты чего хотел, красава? — прозвучал прямо у него в голове ехидный внутренний голос, который Сова ненавидел, хотя тот всегда подсказывал дельное. — Остаться тут? У него? В этом роскошном доме — его подстилкой, его шлюхой?» — Да нипочём! — процедил Сова. Он почему-то был уверен — после всего, произошедшего между ними, Варлам не будет вызывать ментов. Может быть, сам начнёт искать, но в ментовку не стукнет. Ещё немного постояв, не зная, на что решиться, Сова нервно сжал в повлажневшей ладони рукоять «беретты», выскользнул за дверь, и, неслышно ступая босыми ногами, стал спускаться по лестнице. Еще на ступеньках он услышал, как на кухне кто-то поёт. Душевно так. Низким баритоном. — Болванкой вдарило по танку, Прощай, родимый экипаж… Четыре трупа возле танка Дополнят утренний пейзаж… И полетят тут телеггра-аммы – Родных и близких известить, Что сын их бо-ольше не вернётся И не приедет погостить… «Актуальненько», — невольно усмехнулся Сова и впился жадным взглядом в крепкую смуглую спину Варлама, стоявшего у своей навороченной плиты и над чем-то там колдовавшего. Запах жареного мяса защекотал ноздри, и ему сразу подвело живот. Они ведь почти не ели, только пили — прямо из горлышка, передавая друг другу бутылку «Талки» и выгребая овощи из уцелевших салатов и кругляшки колбасы из вакуумной нарезки. А потом… Взгляд Совы непроизвольно метнулся к барной стойке, возле которой всё и произошло в первый раз. И к медвежьей шкуре у камина. Он так и вспыхнул. У него ломило всё нутро, но твою же ж мать… Не вспоминать. Действовать по плану. Наставить ствол на Варлама — он даже мысленно больше не мог назвать того мудилой, — забрать своё барахло, одеться и валить. Валить нахер. Давай же, давай, сука, давай, давай! Ты пидарас, но ты не подстилка! Варлам, будто подслушав его горячечные мысли, а скорее всего, по-звериному почувствовав взгляд, обернулся. И застыл с лопаткой для переворачивания мяса в руке. Зелёные глаза весело прищурены, от них расходятся лучики морщинок. Смуглые бицепсы в росписи татуировок. На груди — ажурный серебряный крест. На рубленой физиономии — знакомая усмешка. Царь. Просто царь. Да что же это такое?! — Не боишься, что шмальну? — хрипло спросил Сова и откашлялся. Верх идиотизма — спрашивать такое. Он знал — этого волка не напугать ни «береттой», ни настоящей пушкой. Хозяин. Зверь. По голой спине у него опять побежали мурашки, под полотенцем явственно дёрнулось, загорелось. Варлам, не переставая ухмыляться, качнул головой: — Ты же не дурак. Есть будешь? — Нет! — рявкнул Сова, накручивая себя. Распаляя. Хотя прекрасно понимал, что просто получил своё. Во всех отношениях. Обижаться не на что. Всё, что случилось, было справедливым. Наказание и награда. Боль и кайф… — А на меня поработать не хочешь? — продолжал Варлам как ни в чём не бывало, пряча усмешку в уголке твёрдых губ и будто не замечая смятения, охватившего Сову. — Полукриминал, конечно, но тебе ж не привыкать. И плачу я хорошо. И риск минимальный. Это тебе не хаты обносить по мелочёвке, жопой рискуя. — Заткнись! Заткнись! — заорал Сова, леденея от прихлынувшего отчаяния. Издевается! Кровь сворачивает! Ещё и работать у него! — Вали вон туда! В кладовку свою! И запрись изнутри как следует! Чтоб я слышал! Ну! Давай! Он чувствовал, что ствол «беретты» пляшет у него в руке, того и гляди выскользнет. — Тихо, тихо, без пены, чего шумишь, — покачивая головой и не переставая посмеиваться, Варлам выключил плиту и направился в кладовку, легко ступая. Ноги его были босы, как и у Совы. — Детский сад, трусы на лямках… Он на мгновение обернулся, озорно блеснув улыбкой, и шагнул в кладовку. Щёлкнул замок. Пыхтя от натуги и ярости на себя же, Сова подтащил к двери кладовой тяжёлый дубовый стол и, постоянно озираясь, отыскал на полу свои шмотки. Оделся. Не удержавшись, хватанул со сковороды кусок мяса, обжёгся, зашипел, выплюнул. И, матерясь сквозь зубы, выскочил за дверь. Свой зелёный, туго набитый рюкзак, так и остававшийся у окна, он поволок за собой Его «тойота» сиротливо стояла за углом. Прыгнув за руль, Сова запустил мотор. Его гнал первобытный инстинкт преследуемой добычи. И только проехав пару кварталов и выбравшись из пригорода, он остановил машину и ещё долго сидел, снова не зная, на что решиться. Валить, валить, валить! Чего же он тогда сидит?! «А на меня поработать не хочешь?» Сука! Сова посмотрел на лежащую на соседнем сиденье «беретту» и вдруг со всей ясностью наконец-то осознал, что Варлам оставил её в шухлядке нарочно. И как он раньше не догадался?! Сука! Вот же сука! В игры играет! Нет, надо было шмальнуть! Пусть бы валялся в луже кровяки, зажимая рану в боку. Сова вдруг отчётливо вспомнил, каким горячим было большое тело Варлама. Он свирепо сплюнул в раскрытое окно, потом схватил «беретту» и, высунувшись подальше, бросил её в водосток. Оскалившись, показал в сторону оставшегося позади городка средний палец и снова завёл мотор. Теперь надо было быстрее гнать в Ростов. Затеряться там. Ростов-папа не выдаст. * * * Стоя у окна кухни (из кладовки он выбрался, едва только парень захлопнул за собой входную дверь), и наблюдая за тем, как отъезжает синяя «тойота», Варлам беззвучно смеялся. Сова был хорош. Ох, хорош. Вот уж действительно — подарочек под ёлкой на первое января. Наглый, весёлый, ершистый. И охочий до ласки. Податливый. Красава, одним словом. Варлам прицокнул языком. Потом мельком оглядел кухню и направился в гостиную. Где-то там валялся его айфон, если Сова, конечно, его не прихватил. Но не дурак же, должен был знать, как легко отследить кого-то по айфону. Да, ещё одно достоинство Совы — дураком парень не был, айфон валялся там, где Варлам его оставил. На подлокотнике кресла. Пора было подключать свои связи в ментовке. Варлам задумчиво поскрёб грудь пятернёй. Нет, он даст Сове время. Скажем, месяц. И если тот не объявится, сам его найдёт. Но он почему-то знал, что Сова объявится. Точно-точно.