Вкус дня

      Мир не менялся.       Менялась обстановка, общество, одежды и нравы, менялись способы выживания и условия для него, менялись законы и порядок. Но не менялась суть смертных существ. Существовало три вещи, которые всегда, сколько бы столетий ни минуло, довлели над их вниманием: смех, секс и смерть. И все три вещи в равной степени как вызывали любопытство, так и пугали, отталкивали. И Гелиос, что сейчас, что две тысячи лет назад, были близки эти чувства. Она насмехалась над всеми и с удовольствием раздавила бы любого, кто посмеет насмехаться над ней; она, как и прежде, чувствовала свою сексуальность и испытывала жгучее влечение; она убивала, чтобы выжить, и прекрасно знала, что однажды кто-то решит убить и её. Но, пока этого не произошло, Гелиос позволяла себе безрассудство. В конце концов, она слишком долго пробыла взаперти.       И слишком отчаянно в своём заточении молила о свете.       Поэтому все попытки схватить Гелиос, задержать её или ранить заканчивались убийствами, травмами, оживлёнными ею трупами. Вселять души некогда погибших ангелов в человеческие тела было оскорбительно, но её солдаты не имели привычки возражать. К тому же, с каждым глотком выпитой крови новые тела постепенно менялись, становились крепче, твёрже... менее смертными. У некоторых воскрешённых раньше срока начали отрастать крылья. Это гадкий, больше похожий на длительную пытку процесс, но отменить его нельзя. В ангельском бессмертии есть свои недостатки. К примеру, каждые двести лет за спиной вырастает новая пара белоснежных крыльев, которые кто-то предпочитает срезать.       Крыльев у Гелиос было двенадцать. И их не срубить, сколько ни размахивай топором. Они были созданы из чистейшего света и появлялись по желанию хозяйки. Крылья не приходилось прятать под мешковатой одеждой и перевязывать ремнями, что было очевидным плюсом. Минус — кто-то очень глазастый в древней Греции решил, что крылья Гелиос — это карета.       Она поморщилась, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику. Молодые ангелы, вперившие в неё ожидающие взгляды, напряглись, заметив выражение её лица. Их раболепный ужас перед ней был закономерным, правильным, привычным. В конце концов, все они стали ангелами, вкусив кровь другого ангела. Гелиос же была такой с рождения. Так что ими она воспринималась, если не как божество, то как представитель высшей расы, что, впрочем, было чистейшей правдой.       Они не задавали вопросов, не возражали, не возмущались, лишь подчинялись Гелиос даже без её сверхъестественного влияния. Ангельское общество всегда было образцом совершенной субординации.       Перед креслом Гелиос, опустившись на одно колено и склонив голову, стоял восьмикрылый ангел, сильнейший в штате Флорида, уважаемый и любимый людьми. Лишь встретившись взглядом с Гелиос, он протянул ей своё оружие и смиренно поцеловал руку. Сейчас же именно он рассказывал ей, с какой политической обстановкой Гелиос придётся столкнуться.       – Демоны строят подземные города по всему континенту, — говорил восьмикрылый. — Попасть в них можно через закрытые ветки метро. Их королеву зовут Дивена...       – Дивена далеко, — ответила Гелиос. – Кому принадлежат ближайшие подземные города?       – Лорду Дагону и двум его сыновьям – Абзу и Тиамату.       Гелиос прикусила нижнюю губу. Лордёныш оказался непозволительно, непростительно хорош. Настолько, что Гелиос потеряла голову, и простое запугивание и демонстрация силы едва не превратились в убийство. Она пила его кровь и не могла насытиться, пила, и с каждым глотком чувствовала усиливающийся голод. Ей хотелось ещё. Хотелось вновь прокусить эти вены, вдохнуть манящий запах, ощутить кожей жар его дыхания. И тот страх, которым он безуспешно пытался её заразить...       До чего же это было потрясающе.       В какой-то момент Гелиос начала скучать, слушая монолог восьмикрылого ангела. Две тысячи лет назад никто не считался с мнением демонов, ведьм, магов... всё было просто и понятно. Королём вампиров был Бетельгейзе, королевой — Огма, и уничтожить их было идеей фикс Гелиос. Почему? Так велел Светлейший Отец, с этой целью он оставил её в живых и растил под своим опаляющим жаром крылом.       Гелиос вздохнула и поднялась с кресла. Щёлкнула пальцами. Ангел, до этого державший в руках её черный плащ, с превеликой осторожностью помог Гелиос надеть его и застегнуть. Восьмикрылый застыл, плотно сжав губы.       — Вас... не удовлетворил мой рассказ, претор?       – В отличие от тебя, – ответила Гелиос, — я не привыкла считаться с каждой молью.       – Но, — он крепко стиснул зубы. Должно быть, его впервые за долгое время отчитывали. — Это был ваш приказ, претор.       – Я помню, что приказала, — прогремела она. — Выдать мне имена правителей континента. Ты распинался час. Где. Имя. Второго. Двенадцатикрылого?       Гелиос оскалила клыки, глядя на ангела сверху вниз. Он затрясся, пригибаясь ниже к полу, будто один её взгляд вбивал его в землю своей тяжестью. Гелиос сощурилась, бросила взгляд на других дневных кровососов, и они, боясь при ней лишний раз вздохнуть, вздрогнули и невольно попятились назад. Молодняк.       – Мы считали, — произнёс восьмикрылый. Следовало отдать ему должное, его голос не хрипел и не дрожал, когда он вновь заговорил. — Вас единственной на континенте, претор. Мы склонили голову перед королём вампиров, чтобы он не смел вас тронуть и пальцем. Мы не знаем другого главы над нашим видом, претор.       Король вампиров. Гелиос хмыкнула. Прошли столетия, но она до сих пор прекрасно помнила тот прерывистый вздох, который издал Ангетенар, впервые увидев её. Вздох и стон, полный скорби и благоговения. Нет, Ангетенар бы не причинил ей вреда. Он был слишком одержим красотой, был слишком страстным, слишком пылким, несмотря на ледяную кожу и обманчивое спокойствие. Этот мужчина, скорее, стал бы её любовником, нежели убийцей. И Гелиос, несмотря на свою ненависть к вампирам, была не против видеть его рядом с собой.       Как жаль, что он уже мёртв. Как жаль, что убила его Гелиос.       Гелиос надвинула капюшон голову, запретив себе думать об Ангетенаре. Сейчас было важно другое. К примеру, почему ангелы не ощущают влияния второго двенадцатикрылого? Почему не признают его власти и всецело покоряются воле Гелиос? Он так слаб или так труслив? Гелиос же прекрасно чувствовала, что вторглась на чужую территорию, что здесь живёт некто могущественный и жестокий, способный противостоять ей. И это чувство, это давящее, инстинктивное ощущение не исчезнет, пока Гелиос не покинет Северную Америку или не лишит местного главу ангелов жизни. И, судя по тому, как к нему относятся его подданные, двенадцатикрылому здесь не место. Континент уже был под контролем Гелиос, осталось только закрепить свою власть пролитой кровью.       Гелиос вышла из здания, надвинув капюшон на глаза. Зимняя Луна сияла ярко, серебрила улицы своим мёртвым, бледным светом. Стоит этому сиянию попасть на кожу Гелиос, как она тут же покроется отвратительными, чёрными волдырями, которые люди называли холодовыми ожогами. И это было правильно. Ночью миром правили вампиры, и Гелиос было среди них не место.       Она села в автомобиль с затонированными стёклами. За рулём её дожидался молодой ангел, который всякий раз, как Гелиос обращалась к нему, задыхался от волнения. И Гелиос не могла утверждать точно, в чём была причина его реакции: в её титуле, в её силе или в её внешности. Должно быть, во всём сразу.       К ночному убежищу Гелиос приехала ближе к третьему часу ночи. Вообще, бессмертным не нужен был сон, и Гелиос вовсе планировала отказаться от него. Стоило ей сомкнуть глаза, и ничто, даже взрыв атомной бомбы, не могли разбудить её до восхода Солнца. В таком состоянии она была слишком уязвимой, слишком беспомощной и ей приходилось слишком сильно полагаться на других. Две тысячи лет назад её ночное убежище охраняли оборотни, фанатично верующие люди и прочие верные до зубовного скрежета твари. Сейчас же этим занимались падшие ангелы.       Гелиос смерила взглядом двух бледных, словно мел, ангелов. Холодная кожа, воспалённые из-за недавнего падения глаза, голодный взгляд, больной вид. И чёрные перьевые крылья, которые они не прятали под одеждой. К падшим ангелам всегда относились с пренебрежением, хотя они всего лишь старались обеспечить безопасность своего вида в ночное время суток. Как правило, они не жили долго. И, чтобы стать таким, нужно как следует напиться крови вампиров.       Увидев Гелиос, падшие подняли руки в воинском приветствии. Они были вооружены пистолетами, ножами и собственной злостью. Они открыли перед Гелиос тяжёлые деревянные двери и, стоило ей сделать шаг в свои покои, как её окликнули.       — Госпожа претор!       Гелиос хотела не обращать внимания на окликнувшую её женщину, хотела хлопнуть дверьми и заставить незнакомку ждать до утра. Но Гелиос этого не сделала. Не сделала, потому что чуяла исходящий от женщины запах идеальной крови.       — Что от меня нужно лордёнышу?       Впрочем, Гелиос не требовался ответ. Она чувствовала приятный запах роз, шоколада и крови Тиамата. Интересно, он специально капнул на лепестки цветов своей кровью или же где-то поранился? Какая досада. Будь он рядом, Гелиос бы даже его пожалела и ласково обняла.       – Претор, — женщина встала на одно колено. Гелиос так и не обернулась к ней. — Тиамат Центаури, ваш корм, хотел с вами встретиться, но не дождался возвращения.       – ...так хотел со мной встретиться, что вломился ко мне домой?       Ошибки быть не могло. Гелиос чувствовала запах демона в прихожей, в ванной, в спальне. Она скосила взгляд на женщину, и та застыла с изумлённым выражением лица. Ясно. Лордёныш не предупреждал её о своей любви проникать в чужие квартиры.       – Претор, – обратился к ней один из падших. – Я пройду вперёд и проверю все комнаты.       – Нет, – Гелиос остановила его взмахом руки. – Твоя работа – охранять моё убежище снаружи. Один раз ты её уже провалил. Не оставляй меня разочарованной дважды.       Гелиос глубоко вздохнула. Что мог делать в квартире демон, пообещавший убить её? Конечно же, расставлять ловушки. Если же он этого не сделал, то его действительно следовало убить.       – Претор, – выдохнула женщина. – Он просил передать вам...       – Выбрось.       Гелиос прошла дальше, и падшие неслышно закрыли двери. Наконец-то одна. Тишина. Покой. Никакой политики, никаких интриг, никакой борьбы за место под Солнцем. Лишь борьба с наглым малолетним засранцем, требовавшим внимания Гелиос и желавшим ей смерти.       Гелиос сняла плащ и небрежно бросила его на кресло, сняла туфли на высоком каблуке, медленно расстегнула пиджак и блузку. В какой-то момент ей захотелось, чтобы лордёныш оказался здесь, захотелось снова раздразнить его, заставить дрожать, увидеть, как неумело и неохотно он сопротивляется её напору. Впрочем, он бы попытался перехватить инициативу в свои руки. Такие мужчины, как он, крайне возбуждаются, стоит им сбить с головы корону, отшить их, пренебречь ими. Тиамату нужны азарт, борьба, вызов, без них он, всегда добивающийся желаемого, отупеет, разжиреет, превратится в вялое и хамоватое ничтожество.       Гелиос перешагнула через натянутую над полом тонкую леску, осмотрела несложный механизм, к которому она крепилась. При разрыве лески в воздух должна была подняться мельчайшая золотая стружка, которая, стоит её вдохнуть, парализовала бы Гелиос. Она улыбнулась. Следовало отдать лордёнышу должное, он оказался изобретательным. Жаль, что свой талант он растрачивал на Гелиос.       Она обезвредила механизм и решила утром оставить его на пороге полицейского участка. С красными следами поцелуев на серебристом металле.       Что примечательно, этой ловушкой Тиамат не пытался убить Гелиос. Просто хотел напугать, показать себя и свою способность к нападению. Гелиос хмыкнула. Для неё, для генерала ангелов, такой флирт был эффективнее любого букета роз.       На подоконнике Гелиос нашла пепельницу с втёртым в неё окурком. Итак, Тиамат проник через окно. Сделать это с крыльями демона было несложно, но оставалось понять, как он его открыл. Впрочем, это не так уж и важно. На следующую ночь Гелиос подберёт себе убежище повыше, с глухими окнами и тяжёлыми портьерами. Замахнувшись, она выбросила пепельницу в окно, случайно выставив пальцы под лунный свет. Зашипела от боли, сделала шаг назад. На пальцах тут же образовались желтовато-чёрные волдыри. В тени раны быстро зажили, не оставив после себя видимого следа.       Искать ловушки по всей квартире не было смысла. Во-первых, потому что у Тиамата было не так много времени на их установку. Он вломился в чужую квартиру и действовал бесшумно, опасаясь, что охрана засечёт его. Во-вторых, он должен был знать приблизительный распорядок дня Гелиос. К примеру, он бы не установил ловушку в холодильник, потому что Гелиос точно его не откроет. Ей не нужна человеческая пища. Но ей нужно спать, мыться, наносить макияж и менять одежду. Чем ещё занимались женщины-кровопийцы в понимании высокомерных мужчин?       Гелиос сдёрнула одеяло и заметила воткнутые в простынь золотые иглы.       — Лордёныш-лордёныш, – хмыкнула она. – А если бы я швырнула тебя в постель?       Подобные иглы она обнаружила в обшивке кресел и стульев.       – Ну надо же, — произнесла Гелиос. — Какие у тебя быстрые руки.       Её помада была покрыта слоем золотой пыли; в смесителе душа Гелиос обнаружила горстку острой золотой стружки; в лифчики были продеты золотые нити; в обуви и на воротниках были приделаны тончайшие золотые пластинки. Также Гелиос нашла и пару вещей, которые точно не принадлежали ей: книгу с названием "Камасутра", бархатную миниатюрную шкатулку и огромный ребристый дилдо, покрытый сусальным золотом. Гелиос закатила глаза. При встрече лордёныш явно скажет, что это — уменьшенная копия его мужского достоинства.       Гелиос осторожно осмотрела Камасутру и обнаружила в ней миниатюрные провода. Оборвав их и обезвредив ловушку, она открыла книгу. Устройство должно было выстрелить в лицо Гелиос золотыми иглами и надолго вывести её из строя. Гелиос провела ногтём по острию иголки. Интересно, она отравлена? Впрочем, судя по шаловливому поведению лордёныша, он бы непременно пропитал иглы афродизиаком.       Если подумать, то мало какой мужчина сразу после первой встречи настолько вспыхнет страстью, что осыпет женщину золотом. Конечно, целью Тиамата было не соблазнить Гелиос, а убить, но она ценила его самоотдачу.       Интересно, как сильно он возбудится, когда она небрежно швырнёт к его ногам все его дорогостоящие безделушки? О, это будет феерично. Гелиос закусила губу, представив, как в порыве гнева демон набросится на неё, сорвёт одежду, игнорируя её неохотное сопротивление, возьмёт её с той ненавистью, которая способна родиться только от пылкой страсти.       Впрочем, нет. Лордёныш сдержится, попытается отшутиться, сохраняя напускное спокойствие. Чтобы вывести его из себя, следует его сильнее раздразнить и сбить с толку. И тогда он будет принадлежать ей. Непременно.       В бархатной коробочке, куда поместилось бы только обручальное кольцо, была записка. Гелиос развернула её, ожидая, что бумага тоже будет покрыта золотом.       Гелиос развернула записку. На одной её стороне были изображены силуэты занимающихся любовью мужчины и женщины, на второй — запёкшаяся капля крови. Гелиос закрыла глаза и прижала тонкую бумагу к носу, глубоко вдыхая аромат. В записке не было ловушки, не было ни пыли, ни золотой стружки, и это несколько разочаровало Гелиос. Тиамат упустил такую удачную возможность ранить её, обезвредить, убить.       Но, с другой стороны, это был всего лишь сладкий флирт. И этот флирт ей страшно нравился.