Повенчанные небом

Он придержал стеклянную дверь, она вошла вслед за ним в вестибюль, просторный, как в гостинице, хотя дом был жилой, с квартирами. Солнце светило здесь почти так же ярко, как и на улице, потому что помещение это было сделано в виде пристройки к высокой громаде дома и представляло собой прозрачный куб из стеклянных рам-ячеек. Из них были составлены три его стены и потолок. На потолке стекло было тонированное, цвета дымчатого топаза. Девушка, не переставая идти, задрала голову вверх и с раскрытым ртом смотрела, как по небу проплывают облака, то пряча, то вновь выпуская на волю брызги солнечных лучей. Молодой мужчина в тёмно-синей с золотом форме, приведший её, мягко улыбнулся, как улыбаются первым неловким шагам ребёнка, и осторожно взял её под локоть, чтобы она не оступилась. Девушка ахнула, словно извиняясь, и стала озираться по сторонам. Пол был вымощен глянцевой плиткой цвета топлёного молока, у лифтов, с правой стороны стоял высокий столик из светлого дерева, за которым сидела консьержка, рядом была большая глиняная кадка, из которой раскинула стебли с крупными тёмно-зелёными листьями «пальма»-монстера. Почтовые ящики ровными «стопками» висели на левой от лифтов стене. И больше ничего. Но ощущения пустоты не возникало, было чувство воздуха, простора и света. Наконец, они подошли к узким зеркально-серебристым дверям лифта. Её спутник нажал кнопку вызова, и кабина сразу раскрылась, впуская их, чтобы унести вверх, на двадцатый этаж. Из лифта они вышли в узкий длинный коридор с гладкими серыми стенами и рядом одинаковых железных дверей с номерами. Под потолком тускло горели желтоватым светом матовые плафоны-«таблетки». Всё это составляло такой резкий контраст с тем, что встретило её внизу, что девушка невольно поёжилась. Её спутник заметил это, нахмурился и ускорил шаг, направляясь к самой крайней двери. Она послушно зацокала каблучками за ним. Щёлкнул замок, он распахнул дверь и жестом руки пригласил её войти внутрь. Она ступила через порог осторожно, даже чуть пригнувшись, хотя в этом не было необходимости, взглянула налево и поражённо ахнула, прижав руку к груди. Квартира была небольшая, но казалась просторной: слева проход вёл в вытянутую комнату, справа, или, скорее, прямо, напротив двери - кухня, совмещённая с гостиной… Но, конечно, вовсе не это удивило девушку. Все стены в квартире были замазаны толстым слоем какого-то тёмно-серого материала, похожего на цемент, и… вместо обоев их с пола до потолка покрывали красочные рисунки мозаик из крупных и мелких кусочков настоящей смальты! Здесь были цветы, причудливые птицы, какие-то разноцветные фигурки, узоры, облака, волны… Она стояла, затаив дыхание, и всё никак не могла прийти в себя от такого неожиданного зрелища. - Нравится? - не по-хозяйски робко спросили у неё за спиной. Она очнулась и оглянулась на него. - Д-да… Очень. Он так и стоял у входа, заведя одну руку за спину, пока девушка не сделала несколько шагов по направлению к комнате. Тогда он приблизился и снова поддержал её под руку. - Осторожно, здесь ступеньки. Она посмотрела под ноги и действительно увидела три каменных ступени ¬- комната находилась чуть ниже по уровню, и двери между ней и гостиной не было. Заглянув, она увидела окно почти во всю стену, без занавесок и подоконника казавшееся огромным. У правой стены, посреди комнаты стояла широкая кованая кровать, опрятно укрытая серым флисовым пледом, напротив был комод, за ней – тумбочка с ночным светильником, между комодом и окном, на стене, в глаза бросалось крупное мозаичное изображение цветка с ярко-красными треугольными лепестками… Он подождал, пока она осмотрится, а потом вежливо предложил пройти на кухню. По пути она спросила: – А ты… пилот, да? – Да, – улыбнулся он. Она уже спрашивала об этом, ещё там, на празднике, где они познакомились. Однако сейчас этот вопрос невольно вырвался снова, уже с такой интонацией, словно она хотела спросить: «А ты точно пилот? Ты уверен?» – А это… – она обвела пальцем стены вокруг, когда они сели друг напротив друга за маленький стол у окна, – откуда? Ты сам?.. – Да. Я видел много красивого, путешествуя, и мне захотелось, чтобы часть этих красок мира окружали меня здесь. Одиночество оставляло мне много свободного времени, и я выложил эти мозаики одну за другой, – он улыбнулся, но голос его прозвучал как-то грустно. На столе стояли бутылки белого и красного вина и два бокала, похожие на стеклянные шары со срезанным верхом. Он будто ждал её или успел поставить их, пока она восхищённо озиралась в квартире? Его звали Яков, и он вёл себя так, будто каждую минуту боялся, что она упорхнёт от него. Он смотрел, как она допивает первый бокал, а к своему так и не притронулся. У него были светлые глаза, но не серые и не голубые, а будто голубой, перемешанный с белым, и хорошо заметный тёмный ободок вокруг радужек. Волосы короткие, тёмные, лицо молодое, но взрослое. И лётная форма ему удивительно шла, будто он в ней родился. Её звали Вера. И, строго говоря, она была давно уже не девушка, хоть возраст ещё долго будет позволять её так называть. Она повидала уже достаточно мужчин в своей жизни, и, к счастью, ещё ни одно лёгкое знакомство не кончилось для неё трагедией. Но этот Яков из всех был самый странный… Она не очень-то верила в то, что он пилот. Быть может, её везению настал конец? Такая мысль мелькнула у неё в голове и растворилась во втором бокале вина. Алкоголь уже немного кружил голову. Ну что он так грустно смотрит на неё и молчит? Что она уйдёт? Ну, конечно же, она уйдёт. Но ведь на ночь она останется - это ясно. Чего ещё он может хотеть от неё? - Яков, - спросила она, игриво вертя ножку бокала в пальцах, как спрашивала каждого из своих кавалеров, - почему из всех ты выбрал меня? Вот, что было ещё в нём странно - на её вопросы он отвечал просто и ясно, без секундных задержек, словно его мозг вообще не нуждался в раздумьях. Он не мялся, подыскивая слова покрасивее, не делал пошлых комплиментов, не употреблял слов «наверное», «кажется», «ну-у, может быть» и взгляд оставался чистым и открытым, словно все его слова шли прямо от сердца. Вот и сейчас он сказал: - У тебя платье цвета неба и волосы, словно взбитые ветром. Ты вся будто соткана из воздуха. Вера перестала улыбаться и потянулась рукой к причёске, одновременно украдкой оглядывая свой наряд. В том, что он сказал, не было и намёка на насмешку, но ей отчего-то стало очень неловко, казалось, что она не заслужила таких слов, хоть они и были искренними. Но разве может женщина нравится за такое? За волосы, испорченные и истончённые постоянными химическими осветлениями и окрасками, которые в самом деле перепутывал в паклю любой порыв ветерка? За платье непонятного цвета, голубого, разбавленного молоком, на тонких бретельках, больше напоминающее атласную ночную сорочку? За эти остро выступающие ключицы и тонкие длинные пальцы? Яков не мог не заметить её смущения, но не извинился, вообще промолчал, только подлил ей в бокал новую порцию белого вина, так и не притронувшись к своему красному. Он рассказал ей о странах, где довелось побывать, о том, как выглядят с высоты леса и поля, моря и озёра. Вера никогда не летала. Она стала рассказывать о том, как в детстве на летних каникулах жила в деревне и бегала на речку, и как играло солнце на воде, но, заметив, что он улыбается, смутилась. Наверное, это выглядело слишком наивно, смешно - рассказы о детстве в сравнении с его дальними странствиями, но о своей жизни после шестнадцати ей и вовсе нечего было сказать. О таком не рассказывают. Не мужчине, во всяком случае. Помолчали. Небо за окном поменяло краски, разделившись на слои фиолетового, рыжего, жёлтого, и голубовато-белого, переходящего в бирюзовый - солнце садилось. Вера опустила голову, взглянув на дно бокала, и поняла, что очень устала. Сколько же вина она выпила? Не будучи уверена, что сможет встать на ноги, она всё-таки спросила, где ванная комната, и Яков её проводил. Две незаметные дверцы оказались в правой стене у самого входа. Она плеснула в лицо холодной водой, но это не помогло. Вера чувствовала, что вот-вот заснёт. Где-то на задворках сознания теплилась тревожная мысль, что это нехорошо, опасно, но что было с собой поделать? В очередной раз она понадеялась на удачу и, сделав шаг наружу, тут же оказалась в воздухе, у Якова на руках. Девушка уже сладко спала, когда он поднёс её к кровати. Яков ожидал этого и отогнул покрывало заранее, пока она умывалась. Бережно опустив гостью на белоснежную простынь, он укрыл её тёплым пледом и ещё с полминуты постоял рядом, любуясь её безмятежным спящим лицом. Потом он поднялся по ступенькам и вернулся на кухню, взял со стола свой бокал с так и не тронутым красным вином, повертел в руке в нерешительности и всё-таки выпил. Это было бессмысленно - запьянеть и уснуть он не мог, даже если бы осушил бутылку до дна. И сейчас ему было жаль, что это так, потому что едва ли ему когда-то предстояло столь долгое и томительное ожидание - до утра. А утром… он скажет ей правду. Утром Вера с трудом приоткрыла глаза, увидела, что уже светло, и снова их закрыла, прислушалась к своим ощущениям. В комнате было тихо. Она чувствовала свои босые ноги, атласную ткань платья на теле, мягкое тепло флисового пледа, легкий холодок на обнажённой руке, лежащей поверх… Она снова открыла глаза и поморгала - на пустой тумбочке у кровати стояла её маленькая сумка, а повернувшись на спину, она увидела красный цветок на стене и лишь потом разглядела его. Яков стоял у окна неподвижно, словно в дрёме. Форму он так и не снял и почти сливался с тёмно-синим мозаичным фоном и дымчатым толстым оконным стеклом. Комнату освещал голубоватый свет встающего солнца. Вера приподнялась на локте, и Яков сразу обернулся, на его лице расцвела улыбка. - Доброе утро, - сказал он ласково и радостно. - Как ты? Отдохнула? - Да… мне очень хорошо, - с заминкой ответила девушка и тоже улыбнулась в ответ. Ей всё ещё не очень верилось, что за ночь с ней действительно ничего не произошло, что мужчина, приведший её к себе в дом, мог просто уложить её спать и больше не притронуться. Он даже рядом не прилёг, судя по не измятой постели. И Вере было действительно хорошо и легко, вот только как-то… не по себе, непривычно. Гостья откинула плед и спустила ноги с кровати. Её туфельки аккуратно стояли рядом, но она не стала их надевать, так и пошла босиком в ванную, ещё раз улыбнувшись хозяину, на этот раз немного смущённо. Вера впервые не знала, как себя вести. Просто надеть туфли, поцеловать в щёчку и уйти казалось неловким, да и не хотелось - она вдруг с удивлением поняла это. Непостижимым образом рядом с ним хотелось расслабиться и… остаться. Вернувшись в комнату, Вера застала Якова всё там же, у окна. Он терпеливо ждал её, но уже не улыбался. - Вера, - сказал он, когда она подошла и с любопытством выглянула за стекло. Под ногами разверзалась бездна, окно начиналось от самого пола и было, по сути, прозрачной стеной. Девушка повернула к нему лицо. - Прости, я обманул тебя. Брови девушки слегка приподнялись, выражая вопрос и вежливое удивление - в этом она как раз не сомневалась. - Я не пилот, - и прежде, чем она успела произнести что-то удивлённое или возмущённое, признался, - Я самолёт. Странное спокойствие не прошло и упрёков не последовало. Вера подошла ближе, положила ладони ему на грудь, закрытую тканью белой рубашки и снисходительным тоном, будто играла с ребёнком, сказала: - Самолёт-самолёт, унеси меня в полёт, - и улыбнулась. Яков отстранился, и, взяв её за руку, позвал: - Пойдём… Они вышли в общий серый коридор, прошли мимо ряда одинаковых дверей, и он толкнул дверь с жёлтым фигурным стеклом. Во всей этой серости оно казалось окном к солнцу. За дверью шла высокая прямая лестница, а в конце её ещё одна дверь, чьё стекло действительно сияло. Вера была так растеряна и удивлена, почти околдована, что безропотно шла вслед за Яковом, не высвобождая руку из его руки. Они вышли на плоскую крышу, и ветер тут же подхватил и вспушил светлые волосы девушки, она огляделась вокруг и едва слышно ахнула - небо было будто не сверху, а вокруг, и тяжёлые сизо-бело-золотые облака клубились так близко, что, казалось, можно дотронуться рукой. Вера осторожно сделала шаг, другой, боясь потерять равновесие. Площадка была широкая, ровная, но огороженная лишь каменным бортиком едва ли сантиметров тридцать в высоту, и от этого казалось, что любое движение, любой порыв ветра может скинуть в пропасть. Было страшно до головокружения и в то же время волшебно. - Нравится? - спросили сзади. Вера обернулась и отпрянула, чуть не упав. Но он её подхватил. Он… ему теперь пришлось склониться, чтобы дотронуться до неё. Перед ней был некто в два раза выше, закованный в гладкие бело-синие пластины металла до самого подбородка, за спиной расходились в стороны два длинных стальных крыла, а на голове был шлем с двумя заострёнными гребнями, торчавшими, словно прижатые звериные уши. И лишь почти человеческое лицо было знакомо - лицо Якова, улыбающееся и доброе. - Ты кто?.. - прошептала девушка, лёжа на его ладонях и трогательно прижимая руки к груди. - Я - самолёт, - повторил он ласково, с ноткой укоризны за недоверие, - Як-42, - поднял и прижал её к своей груди, обхватив руками крест-накрест, крепко, но бережно, и за спиной его взвыли движки. Воздух бросился ей навстречу, перехватил дыхание, засвистел в ушах и вдруг исчез, словно её окутала невидимая капсула. Гул турбин стал приглушённым и доносился словно бы издалека, стало тепло и легко дышать. Вера запрокинула голову и что-то вскрикнула, не то испуганное, не то восторженное, но не услышала сама себя. Они взметнулись вертикально вверх, в самую синь, сквозь облака, и солнце на миг ослепило глаза. Яков перевернулся, закрыв её своей тенью, но она не увидела землю - вокруг было небо, только бескрайнее небо, как целый мир с городами и замками из облаков. Он снова взмыл вверх и закружился с ней в причудливом вальсе, и воздух свернулся бело-синей спиралью, казалось, они танцуют внутри колонны, сотканной из света. - Ты как? - мягко, но чуть шурша и потрескивая, прозвучало у неё в ушах, словно из рации. - Голова не кружится? Вера открыла рот, не зная, как ей отвечать, но потом произнесла просто в пространство: - Кру-у-ужится… - но сказала она это с таким счастливым придыханием, что самолёт понял - она в эйфории, и тоже счастливо засмеялся. Обратно на крышу он спустился тихо и плавно, скользя по воздуху, как на фантастических антигравах, медленно наклонился и бережно поставил на землю своего хрупкого пассажира. Поверхность под её ногами пружинила и покачивалась, словно волны. Вера обессилено уткнулась лбом в тёплые пластины его живота и не решалась открыть глаза, а когда тело перестало «плыть», обнаружила себя уже на плече Якова-человека. Он улыбнулся и шёпотом, будто громкий звук мог разбить волшебство, раскрыть тайну этого момента, попросил: - Не уходи. - А можно?.. - так же шёпотом, с надеждой спросила она. - Да. Останешься? - Да… - выдохнула Вера и снова блаженно закрыла глаза.