Ушещипательное приключение Чжоу Цзышу

Чжоу Цзышу проснулся от шума. Он схватился за нож, спрятанный под тюком с одеждой, заменяющим ему подушку, напряг тело, готовясь к атаке, и... расслабился снова. Вопреки его ожиданиям, шумели не враги, втихаря подбирающиеся к лагерю, и не дикие звери. Шумели его ебаные спутники. В которую, блядь, ночь подряд! Цзышу поднял тюк с одеждой и со страдальческим стоном опустил его себе на голову. В этот момент он почти жалел, что гвозди в груди, постепенно лишающие его всех чувств, успели отнять вкус и обоняние, но так и не добрались до слуха. Потому что выслушивать каждый день нескончаемую ругань Вэнь Кэсина и Е Байи было просто невыносимо! А ругались они знатно. С чувством так ругались, с толком, блядь, с расстановкой. С бросанием посуды друг другу в голову, витиеватыми оскорблениями и матом, от которого даже у проведшего половину жизни в солдатских казармах Цзышу вяли ко всем хуям уши. Со взаимными угрозами расправы. С поломанной мебелью. Кстати, в том, что эту ночь (а также восемь предыдущих) вся их честная компания ночевала в лесу, виновата была именно эта парочка, умудрившаяся во время недавней остановки на постоялом дворе поломать в комнате стол, четыре стула и даже почему-то кровать. Последнее обстоятельство (как и желание Байи и Кэсина спать отдельно от Цзышу с Чэнлином) показалось Цзышу подозрительным. Впрочем, после того, как с него потребовали оплаты нанесенного ущерба – у ебаных нищебродов, не захлопнувших фонтаны ругани даже на время разбирательств с хозяином гостиницы, в карманах не оказалось ни монеты – он выкинул это из головы. Какие бы цели своим уединением ни преследовали Байи с Кэсином, что бы ни вытворяли во время ссоры, Цзышу это не интересовало. Старый и вполне молодой говнюки за свои выходки заслуживали морозить жопы на голой земле. Ради этой педагогической меры Цзышу готов был даже пострадать (читай: поморозить жопу на голой земле) и сам. А вот согласия Чэнлина никто как обычно не спрашивал. С другой стороны, говнодрючьих любителей посраться можно было понять. В конце концов, на левых запястьях у каждого из них было начертано имя другого. Соулхэйты. Родственно-вражеские души. Люди, самой судьбой назначенные друг друга раздражать. Такую метку носил на себе чуть ли не каждый, но все же гуманное провидение зачастую позволяло человеку своего рокового врага не встречать. У того же Цзышу на коже красовалось имя, ровным счетом ничего ему не говорящее. Но Вэнь Кэсину и Е Байи так не повезло. Цзышу до сих пор с ужасом вспоминал день, когда эти двое друг друга впервые увидели. Испепеляющим огнём их взглядов можно было ко всем хуям спалить не только трактир и город вокруг, но и собирающееся на пафосную сходку сборище героев. – Вэнь Кэсин, значит, – Е Байи с противным хлюпающим звуком втянул в рот длиннющую лапшу. – Неприятно познакомиться. – Е Байи... – Вэнь Кэсин сделал вид, что произнесенное имя вызывает у него тошноту. – Взаимно. С тех пор каждое утро Цзышу начиналось с чужой ругани. Ругань сопровождала его обед, служила приправой к ужину и не замолкала даже, блядь, ночью! – Да как же вы, пидорасы ебаные, меня задолбали! – воскликнул Цзышу, подскакивая на ноги. Пятая ночь кряду, проведенная почти без сна, довольно хреново сказывалась на его манерах. Потирая сонные глаза кулаком и ругаясь, что распоследний уличный алкаш (или его знаменитый и не очень спутники), Цзышу двинулся на звук. Как бы сильно он ни уважал Кэсина и Байи, вписавшихся в их общее путешествие по Цзянху ради разгадки тайны глазурованной брони, терпеть их идиотское поведение он устал. Однажды он уже встречал парочку соулхэйтов во время службы в Тяньчуан. Девять сотен отжиманий и по пять нарядов на чистку нужника каждому быстро привели долбоебов в чувства. Следующие пять лет те не просто прекратили ругаться, они даже не приближались друг к другу на расстояние меньше десятка чжанов. Все-таки соулхэйтство вам не соулмейтство – тип судьбоносной связи, которую не могли разорвать ни время, ни расстояние, ни сама смерть. К счастью, в отличие от соулхэйтов, соулмейты были явлением скорее легендарным. Никто из его знакомых не встречал людей, носящих метку не на левом, а на правом запястье. Цзышу так и вовсе склонялся к выводу, что россказни о соулмейтах – тупорылая детская сказка. Цзышу шел на звук разворачивающегося в лесной чаще срача, едва сдерживая клокочущую внутри ярость. Он прекрасно понимал, что Кэсин с Байи не его подчиненные из Тяньчуан и вряд ли согласятся променять ссору на старый добрый армейский «упал-отжался». На этот случай у него было припасено с собой ведро ледяной воды, которое он собирался выплеснуть спорщикам прямо в обнаглевшие морды. – Ну что, черепаха старая! – услышал он совсем близко голос Кэсина, дрожащий, очевидно, от едва сдерживаемой злости. – Готовь отвисшую задницу! Сейчас я устрою ей хорошенькую трепку. – Ой-ой-ой, свежо предание! – Е Байи, наверняка распаленный перебранкой, тоже звучал как-то странно. – Ты, малолетний пидорок, только грозиться горазд. Как до дела доходит, так моментально сдуваешься! – Это я-то моментально сдуваюсь! Ну, сейчас я тебе, говноеду эдакому, покажу, где гуи зимуют! Да ты у меня завтра утром на лошади сидеть не сможешь! – Зато ночью жеребца одного желторотого только та-а-а-ак обкатаю! – Ну, все, пердун старый, твоей жопе конец! До слуха Цзышу донесся шорох одежды и хруст приминаемых веток. Следом тишину ночного леса разрезал громкий, преисполненный страдания стон. Поняв, что обычная перебранка перешла в настоящее сражение, Цзышу бросился на голос. Не то чтобы он так переживал за здоровье кого-то из дерущихся. В конце концов, Байи и Кэсин были бойцами практически равными. Скорее, ему не терпелось увидеть, как охуеют эти засранцы, когда он окатит их водой из ведра. Однако стоило Цзышу достичь источника шума, охуел уже он. Посреди широкой, залитой серебристым лунным светом поляны застыли его не гнушающиеся круглосуточными срачами спутники. Один из них стоял на коленях и упирался лбом в собственные согнутые в локтях руки. Другой пристраивался к его приглашающе отклянченной заднице, задирая одной рукой чужое белоснежное ханьфу, а другой придерживая собственный нехилых таких размеров член. Будто в страшном сне Чжоу Цзышу наблюдал, как Вэнь Кэсин прижимает здоровенную головку к мокрому от масла растянутому входу Е Байи. Рот Цзышу сам собой распахнулся. Глаза в самом наибуквальнейшем смысле полезли из орбит. – Какого хуя? – прошептал он, отходя обратно за кусты. – Просто какого нахрен хуя? Входил Вэнь Кэсин медленно и как-то даже неожиданно нежно. – Бля! Да чего ты там церемонишься? – возмущенно подогнал его Е Байи. – Поднажми! Я ж тебе не наш обгвоздеванный рафинированный лорденыш, от хуя в жопе чай не развалюсь. – Да подожди ты, сучка ебливая, щас все будет. Больно уж ты узкий. – Ну, так в отличие от некоторых, я половину молодости на бордели не потратил. – А чего так? Соулмейта караулил? Долго ждать пришлось. Успел состариться. – Ты зато нихуя не ждал, шлюха бесстыжая! – Байи требовательно качнул бедрами, понукая Кэсина войти глубже. – И не стыдно тебе соулмейту в глаза смотреть после этого! – Вот только не надо к моей совести взывать! Сам знаешь, ситуация у меня с соулмейтом дохуя нестандартная! Чтобы соулхэйт и соулмейт одним и тем же человеком оказался – и не просто одним и тем же человеком, а, блядь, тобой – это ж как в прошлой жизни накосячить надо было! – Будто у меня ситуация проще, бесстыдное ты создание! Ты хотя бы не сто пятьдесят лет меня ждал! – Да лучше бы я… вот так хорошо, а-И?...вообще никогда тебя не дождался! – Попиздим мне тут…о, да, а-Син, да, продолжай… допиздишься! Ненадолго прервав поток перемежающейся страстными всхлипами брани, любовники задвигались в едином ритме, спешно нагоняя оргазм. Кэсин подхватил Байи под живот, привлекая к себе, откинул его волосы и прижался к изгибу шеи в поцелуе. – Аккуратно там, кровосос безмозглый! Оставишь след, я тебя потом так Драконьим хребтом по заднице отхуярю, имя свое позабудешь! – Демоны, да когда ты уже заткнешься! – Кэсин оторвался от шеи Байи, только чтобы накрыть губами его губы. На несколько тягучих мгновений над поляной воцарилась разрываемая лишь хриплыми стонами тишина. Чжоу Цзышу не мог оторвать взгляд от разворачивающейся перед его глазами завораживающей картины. В его голове роились мысли одна другой безумнее. Вэнь Кэсин назвал Е Байи своим соулмейтом? Е Байи этого не опроверг? Но разве так бывает, чтобы люди были одновременно и соулмейтами и соулхэйтами? С другой стороны это многое объясняло. И сломанную кровать, и шум по ночам, и то, что вопреки здравой логике и примеру других соулхэйтов Кэсин и Байи не просто не избегали друг друга. Они буквально дня порознь прожить не могли. Не став дожидаться, пока безумная парочка достигнет приятного во всех смыслах финала, Цзышу плеснул себе в лицо ледяной воды, порадовавшись, что не зря все-таки прихватил с собой ведро, и заспешил обратно в лагерь. «Надо будет завтра сделать затычки для ушей, – думал он на ходу, – для себя и для Чэнлина. Соулмейты это вам не соулхэйты, их чисткой толчков стращать бесполезно».