Совсем другой дракон

Унижения бывают разные — посильнее, послабее, переносимые и не очень. Матвей и раньше так считал, но, поработав пару месяцев на Артёма Стрелецкого, сделался почти экспертом по обтеканию. А потом в его жизни появилась сестра босса Катя — дерзкая, непредсказуемая, нереально красивая девушка, которую Матвей полюбил, и... Случилось чудо: он начал ещё тоньше разбираться в оттенках обтекания, хотя, казалось бы, куда уж больше? Ответа на вопрос не было, да и откуда ему взяться? Не всем же быть заумными психологами, могущими в интроспекцию* и самопровокацию, мать её. Матвей упёрся лбом в холодное стекло и сглотнул готовые политься слезы. Шумно выдохнул — стекло слегка запотело. С той стороны матового пятна красиво мерцали капли дождя, отражая в себе огни вечерней Москвы, но Матвей не любовался ими, а только думал, что при дневном свете эти блестящие водяные шарики превратятся в мерзкие мутные потёки. И придётся ему снова вызывать мойщиков окон, а потом проверять за ними, суками, чтобы не схалтурили. Такая вот унылая взрослая бытовуха. А ведь когда-то, в детстве, ему нравился дождь. И солнце нравилось. Он вообще всё любил, одобрял, был доверчивым и открытым пацаном. И вот, докатился — нифига не осталось от прежнего щенка-оптимиста. Стал кем-то другим и сам не понял, кем. Мрачным запутавшимся говном, которое никому не нужно, даже самому себе... — Матюша, ау! Щелчок над самым ухом заставил Матвея вздрогнуть и помотать кудрявой головой. — Медитировать будешь в свободное от работы время. Иронично-усталый голос босса слегка привёл Матвея в чувство. По крайней мере он наконец-то заметил, что не один в офисе. Это ж надо было настолько выпасть из реальности! Босс ходил мимо него туда-сюда, успел повесить на вешалку мокрую куртку и водрузить посреди приёмной зонт, под которым уже натекла лужа — а Матвей всё это слышал, но совершенно не придавал значения. — Кофе, — бросил на ходу Стрелецкий. Матвей вяло кивнул, но на большее его не хватило — снова уставился в окно. Никаких замечаний по этому поводу не последовало: босс уже свалил в кабинет и, судя по звукам, намеревался накатить коньячку. Вот и славненько, пусть там и сидит. Матвей снова упёрся лбом в стекло — оно даже до конца не охладилось, запомнило температуру его больной башки. Да и вид за окном не изменился с тех пор, как его отвлекли от унылого созерцания. Разве что пробка на трассе стала больше: дождь по-прежнему лил, и легковушки тащились еле-еле, утопая в воде чуть ли не по середину колеса. Матвею очень хотелось оказаться сейчас в одной из них и, пусть и медленно, но ехать к Кате. И чтобы никаких проблем между ними не было, чтобы она его ждала... От мысли, что никогда больше не увидит Катю, он разве что в голос не застонал. Да, она его ни в грош не ставила — ну и пофиг. Высмеивала по поводу и без повода — ну и пофиг. Не закатила истерику — считай, зря день прожила? Ну и пофиг. По его мнению, такая шикарная девушка имела право быть любой. Он нормально ко всему этому относился, его всё устраивало. От Кати Стрелецкой Матвей готов был терпеть что угодно — до тех пор, пока... Пока сам себя не подставил. Пипец. Идиот. Придурок. Как можно было так облажаться?.. — Матюша-а-а, - донеслось из кабинета. — Ты спишь, что ли? Кофе где? Работа есть работа. Мечтая переколотить все чашки в офисе и пару стеклянных дверей до кучи, Матвей покорно потащился к кофемашине. Катя непременно бы сказала, что у него кишка тонка спорить с её братцем, и это верный признак слабой личности. А на самом деле он просто бесконфликтный человек, вот! Матвей был на грани, аж пальцы тряслись. И нижняя губа подрагивала, и слёзы наворачивались на глаза. Было бесконечно обидно признавать тот факт, что Катя никогда ему не позвонит, не напишет, и спасибо, если не растрезвонит кому-нибудь по секрету, почему так быстро рассталась со своим нелепым парнем. От одной мысли, что кто-то узнает причину, ему становилось так хреново, что спина начинала покрываться липким потом. Хорошо, что руки сами разбирались, что и куда: он настолько привык возиться с этим чёртовым кофе, что сам был как кофемашина. Вот только у машин не болит душа, а у него ещё как болела. И корчилась в муках... Когда Матвей притаранил в кабинет чашку ароматного жутко переслащённого кофе (пальцы расшалились, выдавил из упаковки четыре таблетки подсластителя вместо двух), скрывать поганое настроение уже не было сил. Без намёка на вежливость он плюхнул чашку на стеклянный стол, и брызги веером полетели по какой-то распечатке. — Извините, сейчас заново распечатаю, — буркнул он. Артём Александрович смерил Матвея испытующим взглядом из-под густых ресниц и после секундной паузы молча указал на клиентское кресло. Матвей отрицательно помотал головой, и босс повторил словами через рот: — Садись и рассказывай, что случилось. — Это моё дело, — буркнул Матвей. Но срулить из кабинета не посмел. — Твоё у тебя никто не отнимает, — вкрадчиво заверил босс. — И всё же, согласись, бывают ситуации, которые тяжело переживать одному. Согласен? — Да. — И намного проще пережить трудные времена, если рядом есть человек, который тоже сталкивался с трудностями. Верно? — Верно. — Тебе сейчас не повредит немного отпустить ситуа... — Артём Александрович! - не выдержал Матвей. — Ну что вы меня за дурака-то держите?! Он сам до конца не понял, бесит его или пугает, что босс вознамерился разузнать его секреты. Единственное, что он понимал чётко — ссориться с Артёмом Александровичем не стоит. Не из-за работы, из-за другого... Пришлось старательно сглатывать застрявшие в горле слёзы и сдавать назад. — Цыганский гипноз — прошлый век, — глядя в пол, буркнул Матвей. — На это уже никто не ведётся. Вы мне задаёте вопросы, на которые можно ответить только утвердительно, и я типа теряю бдительность... — Молодец, растёшь! — похвалил Стрелецкий и, подув на кофе, отхлебнул полчашки разом. Скривился, закашлялся. — Божечки-кошечки, дрянь-то какая... Но насчет гипноза — чётко словил, хвалю. Того и гляди, выращу тут себе конкурента... — Ага, — польщённый Матвей криво усмехнулся. — И буду вам консультации давать, бесплатно, по старой дружбе. Стрелецкий согласно кивнул. В глазах при этом промелькнуло что-то неясное, будто босс накурил очередную мега-провокацию, но осуществлять её лень. — Давать консультации... — задумчиво повторил он. И вдруг резко сменил тон на грубый и быдловатый. — Знаешь, как реальные пацаны говорят? «Давать — не мужская профессия». Матвей смущённо рассмеялся. Босс так художественно показал «реального пацана», будто всю жизнь тренировался это делать. А ведь, скорее всего, с этими самыми пацанами он сталкивался в тюрьме, и ничего хорошего не происходило — умных нигде не любят... — У нас в школе тоже так говорили, — приврал Матвей. Чисто для поддержания разговора и... босса. — Ага, придурки всякие. А ещё ржали, если скажешь какое-нибудь нормальное слово, например, «бельё». Типа, бельё — это трусы обязательно, а не простыни там, наволочки... Меня это жутко бесило. И вообще школа бесила. — А кого нет? — Артём Александрович махом прикончил остатки кофе, поморщился. — Впустую потраченное время... Как там в песне поётся? «Ничего не знать про секс, подарить подруге кекс учат в школе, учат в школе, учат в школе». Ладно, что-то мы отвлеклись. Выбирай, Матюша, о чём будем говорить: о том, что ты херово делаешь кофе, и поэтому нужно снизить тебе зарплату? Или, как вариант, разберёмся в причинах, мешающих тебе делать хороший кофе? Раньше-то у тебя неплохо получалось. — Раньше всё было по-другому, — понуро вздохнул Матвей. — Так что давайте поговорим о снижении зарплаты. Босс притворно расстроился. — Вот так вот сразу лапки вверх? — разочарованно протянул он. — Окей, мне же лучше. А тебе хуже. И бог с ними, с деньгами, Матюша. Проблема твоя сама собой не рассосётся, вот в чём печаль. Так и будешь по жизни ходить, как дура, без подарка? — Буду, — набычился Матвей. — А чего ещё остаётся? Стрелецкий взмахнул руками, как дирижёр, и картинно ткнул пальцем себе в грудь. — Остаётся обратиться к умному человеку. — Нет! — почти выкрикнул Матвей. Чувствовал, что ещё немного — и сдастся, и вывалит всё, о чём надо молчать. — Не хочу ни к кому обращаться. Босс широко, удовлетворённо улыбнулся. — Значит, проблема в сексе. Матвею стало ещё хуже, чем секунду назад. Босс его словно насквозь увидел, и это было и стрёмно, и отчасти хорошо. Но больше всё-таки стрёмно — от неизбежности дальнейшего палева разом и во рту пересохло, и спина вновь вспотела. Но нет, он всё ещё не хотел сдаваться. — Да нет, — не слишком умело подражая боссу, Матвей попытался изобразить небрежность. — Не в сексе, а... А... Не знаю... Просто во мне. — Слушай, Матюша, тебе есть чем гордиться, — босс подался вперёд, закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене. Поза заинтересованности, отметил про себя Матвей. — Я реально заинтригован. Давай, колись, что там у вас случилось. А то придётся вытягивать инфу из Кати. Прозвучало как угроза, и Матвей был вынужден пойти навстречу, хотя в глубине души он уже смирился с тем, что придётся боссу открыться. Но хотя бы не сразу... — Зачем вам это нужно? — Допустим, я заботливый брат-контролфрик и хочу знать, что происходит в жизни моей сестрёнки. Давай-давай, колись, Матвей. Ну, посмотри на меня? Матвей послушно поднял глаза на босса и, видимо, подпал-таки под его цыганский гипноз. Или купился на щенячьи глазки. Босс отлично умел строить из себя невинность. Наверное, этим он изначально и привлёк Матвея. Артёму Александровичу хотелось доверять, он выглядел как хронически незлой человек, который никогда не станет смеяться над тобой, троллить. На поверку всё оказалось с точностью до наоборот, но умом Матвей понимал одно, а глаза видели другое. — Ладно, раз вы... Хотите это слушать... В кабинете было совсем темно — за разговорами вечер плавно превратился в ночь. Артём Александрович включил торшер, но кабинет всё равно наполовину тонул во мраке, и это несколько облегчало ситуацию. Матвей плюхнулся в клиентское кресло, вдохнул поглубже и как на духу выложил свою проблему. Позорно короткую и мучительную. — В общем... Ну... Я не знаю, что со мной. У меня на Катю э-э-э... Не встало. Совсем. Она... Она ничего не сказала, я ушёл... Блин... По мере изложения фактов Матвей всё ниже опускал голову, почти шептал. Артём Александрович молчал. Когда Матвей осмелился посмотреть ему в глаза и увидел, что тот никак не выдаёт своего отношения к сказанному, а мир не перевернулся — стало немного легче. — Ага, ясно, — медленно проговорил босс, постукивая пальцем по щеке. — Вот уже хоть что-то. Уточни: не встаёт только на Катю? Не встаёт на Катю при определённых обстоятельствах? Не встаёт совсем, никогда, ни на кого? Матвей обрадованно выдохнул. Какие нестрашные вопросы! — Нет-нет, только когда с Катей. Собственно, мы же только один раз и пробовали... Гм... А когда с другими — всё супер. То есть я хотел сказать, что с другими было до Кати, а не параллельно. Вот. — Ага... Кроме «ага» у Стрелецкого слов не нашлось. Примерно этого Матвей и ожидал. — Ну вот, рассказал, а дальше что? Что тут можно посоветовать, виагру разве что какую-нибудь... — Виагра штука эффективная, — задумчиво глядя в окно, откликнулся босс. — Но раз ты её до сих пор не применил, значит, и сам догадываешься, что в данном случае не таблетки нужны. — Угу. Так чего делать-то? Стрелецкий отвернулся от окна и легкомысленно пожал плечами. — Понятия не имею. Психолог — шерпа*, моя работа — не советовать тебе, на какую гору лезть, а взбираться вместе с тобой туда, куда ты сам пожелаешь. К тому же у нас тут не сессия, а разговор по душам. А с душевностью у меня сам знаешь, как дела обстоят. Так что извини, но жалости тоже не дождешься. — Да я... — Матвей хотел было возмутиться, напомнить, что Стрелецкий сам прицепился к нему с расспросами, но босс пустился в рассуждения, не давая и слова поперек вставить. Кто только выдумал, что психологи — чуткие приятные люди, а? — Что хочу сказать, Матюша. Давай уясним — ничего экстраординарного и смертельного не случилось. Тебя клинит, когда попадаешь в постель с любимой девушкой. Думаешь, ты один такой уникальный? Нифига, очень часто случается. Самые распространенные причины — перевозбуждение и перфекционизм. Ситуация номер один: парень так страстно хочет секса, так много думает о нём, что в самый ответственный момент просто перегорает. Как электроприбор — пых, и выключается. Знакомо? Матвей почесал в затылке и уставился в пол. Попытался вообразить всё сказанное и честно ответить самому себе: знакомо? Ответ был — «нет». Он не думал о сексе с Катей, он думал о Кате целиком. Да, он хотел секса, конечно, хотел, но не сразу же... Вообще-то это она потащила его в постель, а он, наивный, думал, что на первом свидании так делают только по пьяни. Ну, или если не собираются продолжать отношения... — Нет, Артём Александрович, не было такого. Всё шло нормально. На том Артёму Александровичу и отцепиться бы от него, но босс, похоже, выпил лишку. Матвей не раз уже замечал, что после алкоголя Стрелецкий не выглядит как пьяный, просто становится очень доёбистым и неутомимым — готов ночь напролёт трепаться или спортивно бегать по Москве. Возможно, и сейчас побежал бы, но дождь мешает, вот и взялся порешать проблемы первого попавшегося под руку человека... — А с другими партнёршами подобное случалось? — поинтересовался Стрелецкий, так и не дождавшись от Матвея продолжения истории. Тот отрицательно мотнул головой. До Кати у него было две девушки, и с ними всё получалось. — Норм с другими. С Валей вообще супер — она меня старше, ну, старшеклассница была. Мне девственности надо было лишиться, а эта Валя вроде как сама подошла на какой-то тусовке, позвала в кино. После кино к ней, ну и... Классно было. Мы немного повстречались, она мне не очень нравилась на внешность, но, э-э-э... — Эрекция? — подсказал босс. — Да-да, на эрекцию это не влияло. Вот. А с Женей в туристическом клубе познакомился, вместе в походе были, ну и как-то само сложилось... Под ёлкой... И тоже всё отлично. На нас даже шишки сыпались... — Шишки? — Стрелецкий умилённо подпёр щёку рукой. — Прелесть какая. — Вообще-то было больно, — пряча улыбку, буркнул Матвей. Ему и самому это казалось милым, но не признаваться же. — То есть больно, когда шишки по спине лупят, а так прикольно было. — Именно так я и понял, — заверил его босс. — Что ж, подведём промежуточные итоги. Ранее проблем с эрекцией замечено не было. Когда ты не влюблён и руководствуешься инстинктом — всё пучком. Стоило запасть, влюбиться и добиться, как произошёл облом... — Ну, типа того... Просто... — Просто что? Не подбирай слова, скажи то, что на языке. Матвей поднял взгляд на Стрелецкого, машинально облизнул пересохшие губы... Первое, что на языке? Нет уж, не скажет, потому что фраза «вы были правы, Артём Александрович» и так до тошноты часто звучит в этом кабинете. Матвею было неловко признаваться, что босс прав и зря он с ним спорил. Реально: когда начинаешь говорить о своей проблеме вслух, становится легче. Почему-то. Хотя, по идее, о таких личных вещах — да ещё и с другим мужчиной, да ещё и с братом своей бывшей — говорить очень тупо. «Стрелецкий не совсем мужчина, он врач» — мелькнула в голове умная мысль. Пусть и не совсем традиционный... И даже совсем не традиционный. Но, блин, ты же своими глазами видел, как босс помогал наглухо_конченым_людям разобраться с их проблемами. Может, и в твоём случае чем-нибудь сможет помочь... — Понимаете, я сам не ожидал, что так будет. Мы классно общались с Катей, она... Ну... Первая меня поцеловала, я понял, что это не просто так, что она хочет продолжения. И у меня... Ну... Короче, у меня встало. Всё было круто. Но когда дошло прямо до... До дела... На этот моменте решимость Матвея иссякла. Он честно собирался рассказать Стрелецкому всю ситуацию, но в горле запершило с такой страшной силой, что слёзы подкатили к глазам. Чтобы не опозориться окончательно, Матвей замолк. — Окей, — босс подхватил падающий мяч над самой сеткой. — Вот тебе типичная ситуация номер два: намечается секс. И парень заранее настроен на то, чтобы доставить удовольствие партнёрше, а не получить его. Он ведь не эгоист какой-нибудь, он джентльмен и хочет произвести на свою даму самое лучшее впечатление. А в глубине души боится облажаться. И вот, когда доходит непосредственно до постели, его агрегат отказывается вставать, потому что, если ничего не делаешь — оно как-то спокойнее. Нет шанса сделать что-то не то. Откликается? Вот это реально откликалось... — Типа того, да, — Матвей опять смущённо закашлялся, но сделал над собой усилие и продолжил. Было одновременно и страшно, и... мучительно приятно рассказывать боссу о себе, о своих переживаниях. Ведь, если подумать — а кому и когда Матвей вообще рассказывал о том, что его волнует? Другу Славке в институте? Ну да, только Славка был такой же лошара, как он сам, и проблемы у него были похожие, а вот ответов на вопросы — по нулям. — Просто, блин... Я не понимаю, как такое может быть. Я её люблю. Как это вообще может быть... Я же её люблю! — Матюша, Матюша... — Стрелецкий укоризненно покачал головой и беззвучно передразнил: «Я же её люблю!». Матвей улыбнулся. — Ты так это говоришь, как будто любовь — этакая волшебная палочка, стукнешь ею об асфальт и розы полезут. Чему только в школе вас учат, а? Так называемая «любовь» — сложная химическая реакция, игра гормонов. Эта игра может сделать тебя богом, может измотать тебе всю душу, и это будут очень сильные реалистичные ощущения, но по сути своей любовь — иллюзия, украшающая суровый инстинкт размножения. Точка. Все порхания бабочек в животе, стихи, драмы, «Ромео и Джульетта» — просто дерьмо мамонта, которое кто-то когда-то засунул в рамочку, повесил на стену и объявил шедевром. Понимаешь? — Если честно, не очень, — пожал плечами Матвей. — Но если вы своим клиентам всё это задвигаете, то я понимаю, чего они такие «благодарные» потом приходят и кулаками машут... Стрелецкий только головой покачал. — Я с тобой, Матюша, как со взрослым человеком говорю, а не как с клиентом. Но окей, если хочешь, можем прибегнуть и к детсадовским аллегориям. Представь, что есть королевство. И оно под властью дракона. Дракон поставил людям условие: он не будет жечь их земли и терроризировать население, если ему будут приносить в жертву принцесс. И вот жители королевства регулярно таскают принцесс к пещере дракона и кидают туда. А дракон всё равно недоволен: пожуёт одну принцессу, пожуёт другую, косточки выплюнет и вылазит на поверхность. Буянит, сжигает целые деревни. Почему так происходит? — Потому что дракон — мудила? — Нет! Матвей непонимающе улыбнулся. — Потому что он не один, — пояснил босс. Понятнее, правда, нихера не стало. — Их на самом деле двое, этих драконов. А вот теперь внимательно: наш ум, наше сознание — это общительный адекватный дракон, который договорился с людьми. Но у него есть брат-дебил. Этот дебильный дракон живёт в той же пещере, только глубже, в самом тёмном углу. Понимаешь? В глубине нашего «я» сидит совсем другой дракон, подсознательный. Никто не знает, почему он такой ёбнутый, никто не знает, как его усмирить. Но факт остаётся фактом: ему нужны совсем другие принцессы, не те, которых мы ему подсовываем. «Любовь» не обязана высекать искру в теле. Можно любить человека до безумия, воображать, что испытываешь страсть. А на деле — не стоИт, и всё тут. Инстинкт размножения не включается, моторчик не работает. Дракону-дебилу пофиг, что его братец кого-то там хочет, его это не касается. Объяснение про дракона, начинавшееся так загадочно и прикольно, к концу совершенно разонравилось Матвею. Вернее, оно его обескуражило. — Так не бывает... — протянул он недоверчиво. — Чтобы прям любить-любить и это... Без искры... Стрелецкий посмотрел на него, как на дракончика-дебила, и отмахнулся. — Матюш, не тупи. У тебя же бывает. Да я и по себе знаю, что бывает. — Хотите сказать, что у вас тоже так было? Нестояк... эээ... на любимую женщину? — Конечно. Причём не один раз, как у некоторых, а сто и один раз. — Да ладно... Это вы меня типа так поддержать хотите? — Нет. Говорю как есть. Босс смотрел на Матвея кристально честными трезвыми глазами и даже не улыбался, но Матвей всё равно понимал: враньё. Не может такой красавчик и мачо, как Артём Александрович, лажать в постели. Женщины вешаются на него с разбегу, клиентки иногда начинают показывать сиськи ещё до сеанса, а он даже не делает ничего для этого! У него даже машины и квартиры нет, а всё равно нравиться умеет. Ну ясно же, что это из-за секса. А если и наличествуют какие-то косячки — босс такой правильный мужик по сути, что, будь Матвей женщиной, он бы ему, наверное, и вялый член простил, и язвительность его противную. Ведь зато он принципиальный и смелый — не захотел признаваться в убийстве, которое не совершал... От внезапных мыслей не в ту сторону Матвей смутился и почувствовал, что пора заканчивать разговор. На душе немного распогодилось, теперь он даже сможет уснуть. Наверное. — Спасибо. Круто, мне стало легче. Спасибо... — Матвей неловко улыбнулся и попытался встать из глубокого уютного кресла. Не прокатило. Стрелецкий отрицательно покачал головой, и Матвей — чертова блядская бесконфликтность! — невольно плюхнулся обратно. — Ты ведь явно ещё не всё сказал. — Всё, — с нахрапом возразил Матвей. Обычно приставучесть босса его не напрягала, но тут реально достал. И так как свалить из кабинета ему всё же было слабо, решил сам поприставать с неприятными вопросами. — Ладно, вы правы, не всё. Хотел спросить, как это у вас «сто раз не вставало»? А то звучит не очень-то реалистично. Извините. Стрелецкий тихо рассмеялся. — Вот ведь забавный феномен, да? Когда врёшь, как распоследняя сука — люди тебе безоглядно верят. Даже добавки просят. А правду отвергают... Вращаясь в кресле туда-сюда, Стрелецкий какое-то время испытующе смотрел на Матвея, словно решал, достоин ли тот узнать его тайны. А на словах отмазывался: — Я бы рассказал, Матюша, скрывать нечего, но в таком случае мой жизненный опыт начнёт влиять на твоё самоощущение, ты невольно спроецируешь мой опыт на себя. И это повлечёт за собой перемены, возможно, очень неприятные. Меньше знаешь — крепче спишь. Как в «Матрице», синяя пилюлька, красная... — Ну и пусть повлечёт перемены, — пожал плечами Матвей. — Нео правильно сделал, что выбрал выбрал красную таблетку, не протупил. И он поудобнее откинулся в кресло. Мол, начинайте, Артём Александрович, не томите, что там у вас за тру-стори про нестояк? Он был на сто процентов уверен, что Стрелецкий сольётся с темы, потому что наврал. Но никогда в жизни Матвей так не ошибался. Прямо как Торин Дубощит. — Знаешь, что самое отстойное? — спросил его босс. Вопрос был риторический, но Матвей всё равно пожал плечами — нет, не знаю. — Самое отстойное — что если бы я вовремя понял причину, по которой мне так сложно любить любимую женщину, то и вся жизнь пошла бы иначе. И у меня, и у неё. Но я не понял и до последнего пытался цепляться за отношения. — Но потом вы всё-таки расстались? — Потом я сел в тюрьму. Всё, как водится, из-за любви. Банально. — Э-э-э... По-моему, это жёстко. А я думал, вы из-за того пациента сели, который упал с небоскрёба... То есть его скинули. — Так и было. Засудили меня из-за смерти Леонида Полторанина. Но вот какая штука, Матюша: я в тот момент и без Полторанина ходил по грани. Был загнан в угол и подсознательно притягивал к себе самую жесть. Понимаешь, о чем речь? Если бы мамаша Полторанина не сбросила его с крыши, возможно, в тот же день я сбил бы случайного пешехода или что-то в этом духе. Потому что мне некуда было деваться. У меня была шикарная работа, шикарная квартира, шикарная тачка, и я не мог всем этим наслаждаться, потому что у меня была шикарная женщина, с которой нужно взять и расстаться. А я не мог этого сделать — кишка тонка. Вот и дождался, что судьба сама устроила нам насильственное расставание. — А-а-а... — протянул Матвей. Даже на «ага» его не хватило — до того был удивлён откровениями босса. «Кишка тонка», офигеть! И это говорит Артём Стрелецкий? Вот так запросто? Босс тем временем продолжал предаваться воспоминаниям. — Не представляешь, как было сложно отказаться от неё... Она так трогательно меня любила, оберегала... Это тебе не Катя с её здоровым юношеским эгоизмом. Она меня безусловно любила, готова была принимать любым. Ей вообще, кажется, было пофиг, стоИт у меня, не стоИт. — Это как так? — изумился Матвей. Стрелецкий снова посмотрел на него как на дракончика-дебила. — А вот так. Во-первых, через раз у меня на неё всё-таки вставал, во-вторых, она не отличалась повышенным темпераментом, в-третьих, никто не отменял наличия языка и пальцев. Так что какое-то время у нас реально были счастливые отношения, всех всё устраивало. Но одна маленькая вялая деталька всё-таки продолжала меня смущать... Господи, Матвей, ну не смотри ты так. Мышка, которой написали в норку. Матвей моргнул и помотал головой, но это не особо помогло. В мыслях по-прежнему не укладывалось, что некоторые люди живут вот так странно, как расписал босс. Жесть! — А-а-а, — Стрелецкий продолжал читать его мысли, как открытую книжку. — Кое-кто до сих пор верит, что любовь, брак и секс — синонимы? Гм. Внезапно для сына разведённых родителей, ну да ладно. Завязывал бы ты с этими иллюзиями, Матюша. Оглянись вокруг, посмотри на мир трезво: если отбросить всякие сказки из кино и фантазии писателей, крепкие стабильные отношения — это не про любовь, не про секс и уж тем более не про штампы в паспорте. Любовь протухает, секс, даже самый классный, приедается. Штампом в паспорте сейчас уже особо не покозыряешь. А вот что важно... Что важно? — Не знаю, — Матвей почесал в затылке, искренне пытаясь угадать ответ, который понравился бы боссу. — Я тебе подскажу. Ты задавался вопросом, скольким людям в этом мире есть дело до того, починил ты себе зубы или нет? — Не задавался. У меня здоровые зубы. — Молодежь, блин. Ну хорошо, многим людям в этом мире интересно, на чём ты спишь, что ты ешь? — Маме... — Вот именно, маме. И то не всегда, ведь не у всех мамы такие милые и заботливые, как твоя. Друзья? Бывают хорошие друзья, но такие, чтобы пеклись о тебе 24/7 — случай из разряда один на миллиард, да и нафиг надо. По идее, во взрослом мире взрослый человек не нужен никому, кроме своей второй половинки. Только половинку волнует, болен ты или здоров, как поспал, куда пошёл. Забота, комфорт, ощущение надёжного плеча — вот что по итогу дают нам любовные отношения. Вот она, игла зависимости, основа крепких отношений. Вместе должно быть надёжно и удобно, понял? Это самое важное. А если партнер мотает тебе нервы, а здоровье от совместного житья ухудшается — это сигнал, что что-то идёт не так. — А она мотала вам нервы? Стрелецкий призадумался. — Перед самым расставанием — мотала. Начала требовать, чтобы я меньше работал и больше шлялся с ней по светским тусовкам... Но этого было ничтожно мало, чтобы собрать вещи и уйти... Ничтожно мало... На том босс замолк и отвернулся к окну. Матвей не знал, как реагировать на его исповедь, а Стрелецкий, кажется, и не нуждался в его реакциях. Он произносил все свои откровения обычным чуть насмешливым голосом, а теперь совершенно спокойно смотрел в окно, истекающее дождём. Но тени от капель ползли по красивому лицу, и создавалась иллюзия, что Артём Александрович плачет. Матвею всегда нравился профиль босса — было в нём что-то то ли знакомое с детства, то ли просто знакомое. Поэтому он хотел, чтобы Стрелецкий подольше смотрел в окошко, и болтать не было нужды. С другой стороны, молчать — значит расписываться в том, что невнимательно слушал человека. — Больно было расставаться? — вполголоса спросил Матвей. — Ну... Когда уже суд прошёл, срок там объявили... Стрелецкий медленно обернулся к нему, с удивлением похлопал ресницами. Вопрос явно застал его врасплох. — Нормально было. Я же сам этого хотел... Свет из окна наискось упал на лицо, ярко освещая его. Впервые с момента знакомства Матвей вдруг осознал: а ведь Стрелецкому не так много лет. Тридцать пять по паспорту, а выглядит он даже моложе. Особенно когда смотрит вот так — прямо и без этих своих выкрутасов в духе «я самый умный». В глазах что-то такое детское застряло, обиженное... Или просто свет неоновых ламп так лёг? — Знаешь, Матюша... — голос Стрелецкого звучал тише, чем до того, и в нём появилась странная хрипотца. Как будто пару сигарет выкурил. — Я сейчас слукавил. «Нормально» — это неправда. Было очень больно. Больно, страшно, но я ничего не хотел менять. Не признавал, что по ошибке на ней женился. Даже в колонии какое-то время продолжал врать себе, что если бы не судьба-злодейка, если бы не обстоятельства — всё было бы классно. Воображал, что всю жизнь хочу прожить с Дашей в тихом уютном мирке на Краснопресненской... — О... Матвей уже не ждал от этого разговора никаких сюрпризов, но услышав знакомое имя, встрепенулся. Дашей звали бывшую жену босса — маленькую хрупкую почти-девушку со светлыми глазами и веснушками. Вроде бы она была балериной. — Так «она» — это жена... А я думал, другая. — Что, удивлён? — губы Стрелецкого насмешливо скривились, но Матвею на секунду померещилось, что босс вот-вот заплачет. — А вот так. Жена... И не просто жена, а жена-мечта. Мы же с детства вместе, в разных школах только учились, вернее, она в хореографическое быстро перешла. Мне лет тринадцать было, а я уже таскался за Дашкой. Под окнами общаги стоял, стишки какие-то писал на бумажках... Она такая изящная была, воздушная, как сейчас помню: в кроличьей дублёнке и белой шапочке из козьего пуха зимой гуляла. Было так прикольно этот пух гладить. И вот на всём на этом я и женился — на романтике, на мечтах о счастье. И пять лет старательно себя убеждал, что так и надо, что всё правильно сделал. А чтобы признать ошибку, пришлось загреметь в места не столь отдалённые. Упасть на днище и найти там кое-что. Помнишь сказочку про дракона? Ну вот, я своему притащил балерину, принцессу. А оказалось... — Стрелецкий вновь невесело усмехнулся. — Оказалось, что нужны были принцы. — Чо? — невежливо переспросил Матвей и подался вперёд, чтобы лучше видеть лицо босса. Тот ни капельки не смутился. — Через плечо. А ты что, так и не понял, что я по мужчинам? Серьёзно? Ой, Матюша. Хотя... — Стрелецкий откинулся на спинку кресла и самодовольно поиграл бровями. — Хотя я такая разносторонняя личность с бисексуальным посылом, что немудрено и запутаться, да? Но ты прикинь, как стрёмно в тюрьме осознать, что тебе не по кайфу спать с женщинами! Ведь даже на супервизию* не сходишь — разве что батюшке местному поплакаться. Был там такой бородатый пузан, раз в месяц приезжал. — Попадос, — согласился шокированный Матвей. Хотя... Не такой уж и шокированный. Как там босс сказал? Разносторонняя личность с бисексуальным посылом? Что-то такое Матвей подозревал, было дело. Но списал на сложный характер и тараканов, которых Стрелецкий холил в себе и лелеял, как маньячные старушки лелеют котов. — Даже по любви неинтересно, даже в мечтах, — продолжал рассуждать босс. Видимо, ему тоже хотелось выговориться, чтобы стало легче. — Как завеса с глаз упала — бум! И стою я весь такой духовно обнажённый перед самим собой, и вспоминаю, как мне нравилось дружить с красивым одноклассником Юрой Александровым, и как бесило, что он популярен у девочек постарше, и они тоже ему нравятся. А потом меня так испугали эти чувства — они были такими вроде и невинными, а вроде и неодобряемыми, — что как-то незаметно начал уходить, уходить от себя... И дошёл до дна. — Да уж. Жёстко. И что, вот вы себе признались в такой штуке, а что было дальше? Стрелецкий рассмеялся. — Кто у кого на сеансе, а? — Никто ни у кого, — смутился Матвей. Зря он спросил, хотя реально было интересно, как босс жил со своим открытием в стрёмной тюремной обстановке. — Сколько сейчас времени? — спросил Стрелецкий. Какая ирония: теперь босс спешил закруглить беседу, а Матвею хотелось проды. — Половина четвёртого? Спать пора. Что-то не ко времени я погряз в интроспекциях. Это всё твой гадостный кофе. — У вас на завтра клиент записан, до обеда. Встанете? — На работу у меня всегда встаёт, — Стрелецкий хохотнул над собственной шуткой, потянулся и сладко зевнул. — Всё, давай расходиться. Ну или ты не расходись, но я буду спать, рубит уже. Матвей остался в кресле, а босс, как и анонсировал, начал расстилать диван. — Вижу, остались ещё вопросы, — чуть погодя сказал он, причём не оборачиваясь. Матвею очень хотелось надеяться, что дело тут не в чтении мыслей. Потому что именно в этот момент Артём Александрович избавлялся от джинсов, и заинтересованный взгляд Матвея невольно скользнул по его спине, по заднице, обтянутой темно-синими, явно недешёвыми трусами, по тренированным долгими пробежками ногам. Было очень странно представлять, что всё это э-э-э... участвует в гей-порнухе. Никогда бы Матвей не подумал, что подобные люди обитают вот так рядом, в обычной суровой жизни, а не где-то в подпольных гей-клубах и дурацких порностудиях с леопардовыми кроватями. Артёму Александровичу леопардовая кровать не подошла бы... — Матюша-а-а? Спишь, что ли? — Не, — встрепенулся Матвей. Пока он думал думы, босс успел занырнуть под одеяло и теперь, подогнав под щеку икеевскую подушку, смотрел на него из горизонтального положения. — Не сплю. — О Катюхе думаешь? — Конечно, — соврал Матвей. — Не могу всё-таки понять, почему так нервничаю в отношениях с Катей. Она мне первая предложила встречаться, не особо много троллила. А я всё равно боюсь облажаться, всё такое... — И это нормально. — Окей. Но я не понял, что со всем этим делать. — Дать себе время. Не зацикливаться. Не додумывать, чего там подумала о тебе Катюха. Если твой здоровый молодой организм начал бастовать, значит, добра тебе хочет. Ты у нас парень романтического склада, Катя — амазонка. Вот и получилось, что ничего не получилось. Матвей открыл было рот, чтобы снова спросить,что делать, но босс опередил его. — Хочешь конкретный совет? Хорошо, на, не жалко. Попробуй переспать с другой. Всё получится, и успокоишься. «А если и с другой тоже не получится?» — хотел спросить Матвей, но не стал. Пожелав боссу спокойной ночи, вымелся в приёмную и тихо прикрыл за собой стеклянную дверь. Через пять минут из-за неё уж доносилось мирное сопение. Они очень долго проболтали — когда Матвей взглянул на часы, выяснилось, что ночь почти закончилась. Весь её остаток он провалялся в шоке и без сна. Вспоминал какие-то моменты из школьного и институтского прошлого, анализировал. Потом из закромов памяти полезли воспоминания раннего детства. Обычно Матвей старательно гнал их от себя — выстраивал, что называется, психологические защиты. Но не в этот раз. Артём Александрович подал ему хороший пример, как быть смелым и не ссать при виде дракона-дебила, который упрямо лезет из тебя. А самое главное — Матвей теперь знал, что он не импотент, а просто свернул не туда. Эта мысль и грела его, и тревожила, но больше всё-таки первое. Зазвонил будильник. Матвей ни секунды не стал валяться — замотался в одеяло и пошёл будить босса. Тот, естественно, спал. Матвей открыл самые дальние жалюзи, и хотя небо от края до края было затянуто серыми облаками, в комнату проник какой-никакой солнечный свет. Матвей подошёл к боссу, открыл было рот, чтобы произнести традиционное «У вас скоро клиент, просыпайтесь!», но... Что-то его остановило. Это было слишком странно, чтобы сразу взять и принять. Но чем дольше Матвей всматривался в лицо Артёма Александровича, тем неотвратимее видел в нем... Екатерину Александровну, Катю... Матвей наконец позволил этой мысли оформиться, посмотрел на неё в упор, и... его накрыло. — Артём Александрович? — прошептал он. Сердце колотилось вдвое чаще, чем обычно. — Да нет... Да ладно... Я бы никогда... Совершенно другими глазами смотрел он теперь на Стрелецкого. И все мысли про то, какой босс стремительный, нервный, подвижный, высокий, теперь имели совсем другой смысл. И все обычные матвеевы желания — позаботиться об этом человеке, согреть его, поддержать, да банально кофе с печенькой принести, чтобы хоть что-то за весь день съел, — оказывается, были ещё и про... секс. Держать в голове все эти открытия было тяжело. Матвей поплотнее закутался в одеяло и присел на край дивана. Босс лежал к нему спиной, одеяло покоилось внизу-внизу, и взгляд мог беспрепятственно блуждать по худому размашистому плечу, по острым ступенькам позвонков, по талии... Во сне босс выглядел безобидным и беззащитным, не то что на самом деле — человек-колючка. Матвея подмывало прикоснуться к этому безопасному няшному Артёму Александровичу, и почему-то казалось, что после минувшей ночи он имеет право так обнаглеть. Ведь, если подумать, Артём Александрович тоже иногда прикасался к нему — было дело, мельком и внезапно, но было... Набравшись смелости, Матвей протянул руку и запустил пальцы в короткий ёжик волос, пригладил выпуклый затылок. Ощущение было приятным, правильным. Он погладил ещё и ещё, несколько раз, и мысли сами собой побежали вперёд и начали складываться в непривычную картинку. А что, если бы Стрелецкий проснулся и, сонно улыбаясь, но ничего не говоря, перевернулся на живот, а Матвей лёг бы сверху, бережно подмял под себя это сильное угловатое тело и переплёл ноги с его ногами... В такой ситуации у него бы не опало. Непонятно, откуда Матвей знал это, но знал совершенно железно, и оттого губы сами собой расплывались в улыбке. На ней Стрелецкий и запалил его, когда внезапно проснулся и перевернулся с бока на спину. Матвей не стал убирать руку, и теперь кисть была плотно придавлена к подушке, а запястье Артём Александрович придерживал своей сильной рукой. — Я же говорил, — не открывая глаз, устало проворчал он. — Мой опыт повлияет на тебя. — Ничего подобного, — с улыбкой возразил Матвей. Было прикольно видеть пальцы босса на своём запястье. Необычно и прикольно. Правильно. — Почему вы всё время воображаете о себе? Я просто... Гм... Просто проанализировал свои чувства. — Очень интересно. И к чему же пришёл? К тому, что надо будить меня посреди ночи своими домогательствами? — Сейчас утро вообще-то. — Да? — босс приоткрыл один глаз и состроил лицо лица. — Ну окей. Невелика разница. На том он отпустил матвееву руку, перелёг на бок и подгрёб подушку под щёку. — Вообще прикольно, конечно. Столько этих историй про то, как босс домогался секретарши, а тут — здрасти, секретарь лезет. — Ага. Харассмент наоборот. — В суд на тебя, что ли, подать? — притворно вздохнул Стрелецкий. — А подайте, — согласился Матвей. Стремительно наклонился вперёд, повернул голову Артёма Александровича к себе и прижался губами к губам. Офигевая от собственной смелости, он развивал поцелуй, а босс отвечал ему. Вскоре в ход пошли руки, ноги, они запутались в двух одеялах, и утро, как говорится в таких случаях, внезапно стало томным. А потом пришёл клиент, которого пришлось вежливо посылать нафиг по телефону, а потом в соседний офис набежал народ, и настал день — серый, дождливый и мрачный. За перегородками болтали люди, по закрытым жалюзи стучал дождь, стекло покрывалось пятнами и линиями, а Матвей улыбался. Потому что нашёл в себе себя прежнего и снова стал тем беззаботным радостным пацаном, который любил весь мир. И особенно в этом мире он любил Артёма, теперь уже не «Александровича». ____________ Интроспекция, или самонаблюдение (от лат. introspecto — смотреть внутрь) — метод психологического исследования, который заключается в наблюдении собственных психических процессов без использования каких-либо инструментов или эталонов. Интроспекция — метод углублённого исследования и познания человеком моментов собственной активности: отдельных мыслей, образов, чувств, переживаний, актов мышления как деятельности разума, структурирующего сознание и тому подобного. Шерпа (в дипломатии) — специалист, который готовит почву для переговоров. Проводник, который идет немного впереди. Происхождение термина: шерпы — этническая группа, населяющая высокогорные районы Восточного Непала, а также соседние с ними районы Индии. Представители этого народа славятся своим особым мастерством в преодолении горных маршрутов, поэтому шерпы часто служат проводниками у европейских альпинистов. Супервизия (от лат. supervidere — обозревать сверху) — один из методов теоретического и практического повышения квалификации специалистов в области психологического консультирования в форме профессионального консультирования и анализа целесообразности и качества используемых практических подходов и методов консультирования. Супервизия призвана способствовать профессиональному росту психолога-консультанта и психотерапевта, развитию особых навыков и умений, связанных с выработкой рефлексивного и критического отношения к своим профессиональным результатам, а также повышению ответственности специалистов за собственный уровень профессионализма.