Мари

Мари улыбалась — красивое имя ей просто досталось, но было и зримо. Мари улыбалась. Её красотой всё вмиг обращалось в душевный покой. И счастье умея дарит с полуслова, она понимала, казалось, любого. Казалось, под силу ей были планеты! Казалось, всё в мире улыбкой воздето. Она не боялась быть слабой, и в этом сильнее всего сохранялась секретом её неустанная сила и мощь — всю серость в себе сквозь миры прогнать прочь… Она не умела сворачивать горы, но были под силу ей каждые ссоры. Мари просто знала, что каждый полюбит картинку которой сама себя губит. Улыбка, которая рушится в ночь. (Как с раны срывают испорченный скотч.) Мари одевалась, Мари улыбалась — Мари всех милее умело казалась. Но ей было больно. Как тысячи роз вонзались и, словно, лишали всех грёз. ********* Однажды Мари, превращаясь в Марию, бежала по лужам и мерила силу. Забилась и хлюпала обувь давно. Мария считала, что ей всё равно. Помада и стрелки слегка навевали на мысли о сильных — о тех, кто «не знали», что ливни и грозы все заняли день, что холодно, мёрзко и красится лень. Мария считала, что все, что красиво, поможет ей в жизни быстрее, чем крыло погодой ужасной, почти штормовой. И шторма не видя, бежала стрелой. В истории дальше наивно и смело, случится всё то, что Мария хотела. В истории дальше — случается сказка, (которая сменит все штормы на ласку). Всё, что не согреет нас — никогда. Всё, что не изменит наши года, в дождливый и мёрзлый суровый день Мария встречает чужую тень. ********* Почти уязвимо под кромкой зонта Мария смотрела, как липнет вода к прохожим и листьям, асфальту и дню (стуча так настойчиво по нему.) И всё обретало похожие знаки — уныния, грусти (там множились страхи). Так начинался неясный день — быстро просеивая все сквозь лень. Мария стояла и кто-то рядом спросил у нее ненароком путь. Мария не знала, но это вовсе глядящего вдаль не смогло отпугнуть. ********* Потом, спустя время, пусть в солнечный день, они вспоминали их первую тень — чудную минуту, в которой сказав первейшую глупость он виделся прав. Тогда одиноко и рыская путь он мок под дождем и не мог повернуть. И в это мгновенье, увидев тепло (к нему повернулось чужое лицо), он спрашивал всё, что не мог описать, в том городе где должен был узнавать любую дорогу ещё с семи лет. Но в городе был он и, словно бы, нет. Метался и видел пустоты дорог, считая по дням свой проигранный год. И вот он увидя улыбку с легенд, сказал ей с прохода: -Я твой континент…