Хрупкий мир одинокого лунари

Афелий, движимый ненавистью и страхом, захлопнул дверь дома, из-за чего стекла, пропускающие мутный лунный свет, дрогнули. Шарф упал на пол. Пиджак. Рубашка. Бутыль с соком ноктума в тени зловеще дрожащего от топота лунари погреба, словно играючи, блестела, лишь больше заводя и без того воспаленный мозг. Схватив бутыль, он начал пить. Глоток за глотком, со сведенным от расползающейся боли горлом, Афелий закачивал в себя все больше и больше яда. Алуна... Голос давно умершей сестры выбил из рук мужчины орудие боли. - Афелий... Ты не должен... Афелий упал на колени, молча зарыдав. Раскрыв рот в немом крике, он скорчился от боли сильнее, чем от метастаз ноктума, и боль эта была неизвестной - в груди будто зрел снаряд гравитума. Он царапал ногтями свою грудь, пытаясь дотянуться до сердца и вырывать его. - Я умерла, Афелий. Это правда. Я умерла. Уже очень давно. От этих слов стало только хуже. Она не настоящая. Она - наваждение, созданное его отравленным мозгом. Мираж. Недостижимый и далекий. Она положила руку на плечо брата. Так они простояли ни долго, ни мало. _____________________________________ Тарик поднял спящего возлюбленного на руки. Он уснул прямо там - на коленях, перед шкафом с травами и бутылями настоек, с окровавленными руками, скрещенными на коленях, с разбитой бутылью на полу, с ядом на губах, смешанным с фиолетовой помадой, нарушивший данное после последнего отравления обещание больше не прикасаться к ноктуму. Он плакал сквозь сон, обессиленно и беспомощно. Даже любовь Тарика не может помочь Афелию. Тарику было больно от этого. Он положил лунари на кровать, на ту половину, что не была освещена луной. Встал на колени, взяв тонкую и холодную руку двумя своими могучими лапами. Тихо заплакал, целуя кисть, под тонкой кожей которой он увидел светящуюся от яда кровь. Поклялся не повторить ошибки, что сотворил, будучи еще защитником Демасии, со своим возлюбленным. Зашторил окно. Обнял Афелия аккуратно и нежно, едва коснувшись плеч. Залечил царапины. Ушел за лекарственным настоем.