Кроличьи кошмары.

Барнаби вырывается из кошмара, как из вязкого болота выныривает – резко распахивает глаза, судорожно набирая воздух в горящие легкие, рывком садясь на кровати и комкая дрожащими пальцами тонкую простынь. Горло сведено не выпущенным криком, с огромным трудом ему удается протолкнуть хотя бы глоток воздуха, в упорном нежелании издать хоть какой-нибудь звук. Потому что теперь ему есть, кого будить. Не оформившаяся до конца мысль мелькает где-то на задворках сознания, а рука уже сама тянется, стремясь прикоснуться к упоительно живому теплу ровно и спокойно дышащего во сне тела рядом. Легко и невесомо по первому прикосновению, уже через пару секунд Барнаби вцепляется в чужую ладонь, расслабленно лежащую вдоль туловища, изо всех сил, чувствуя, как по спине бегут холодные, боязливые мурашки. Ему не впервой такие сны, но убедить себя не паниковать удается не сразу, редко – и вовсе не получается. Чувства не подчиняются разуму, не контролируются им. Барнаби сжимает в руке вялую, горячую ладонь Котетсу и сосредотачивается на том, чтобы выровнять дыхание. Это – всего лишь сон, сны не имеют свойства сбываться, поддаваться панике глупо, совершенно не в его стиле. На каждое произнесённое про себя слово – глубокий, размеренный вдох, паузы между словами заполняются шумными выдохами. Вдох – выдох. Всего лишь сон. Барнаби медленно поднимает ресницы, ровно и спокойно дыша, выпускает из судорожно сжатых пальцев ладонь Тигра и садится на своей половине кровати, скрещивая ноги и выпрямляя спину. Первая паника, вызванная слишком яркими образами, выпускает его из липких, удушливых объятий, и неохотно возвращает способность думать. Барнаби важно вспомнить, до мельчайших деталей вспомнить, что именно ему снилось. После устроенных Мавериком провалов в памяти любая неточность в воспоминаниях приводит Банни в лихорадочный ужас. Но, как он ни старается, выловить из смазанных, нечетких картин сновидения что-нибудь более или менее осмысленное, ему не удается. Банни вздыхает и с силой трёт ноющие виски. И испуганно дёргается, когда поясницы касается горячая ладонь. Едва успокоившееся сердце рывком дёргается к горлу, искры выбивая из глаз. И с опозданием стыдом за нервозность глушит мысль – ну кто ещё может быть, кто ещё может прикасаться так осторожно, не целясь в жизненно-важные? -Банни-чан? – хриплый, сорванный в конце душераздирающим зевком, оклик Котетсу подтверждает мысли, и Барнаби с трудом расслабляет судорожно напряжённые мышцы, привычно готовые дать отпор нападающему. – Ты чего не спишь? Барнаби с усмешкой дергает плечом, приказывая себе немедленно лечь. Не хватало ещё выставлять себя бОльшим слабаком, чем уже думает Котетсу. -Банни? – Повторно окликает Тигр. Легкий шорох ткани, Банни оборачивается, подчиняясь сжавшей плечо ладони, и встречается глазами с обеспокоенным взглядом приподнявшегося на локте Тигра. И упорно молчит, с некой долей любопытства ожидая реакции напарника. Который долго вглядывается ему в лицо, щурясь в предутреннем полумраке, высматривая что-то важное, показательное для себя. И, кажется, находит – взгляд становится глубже, теплее, в уголках глаз собираются те самые «солнечные» морщинки, присущие только улыбчивым людям. С нахальной улыбкой он падает обратно, приподнимает край своего одеяла и с намеком указывает взглядом на место рядом с собой. Банни, не медля, гибко проскальзывает под его одеяло, пользуясь любезным приглашением, вжимается в удивительно горячее тело Тигра. -Плохой сон? – хрипловатый, насмешливый голос где-то над головой. Банни чуть дёргает головой, не то соглашаясь, не то отрицая, и утыкается холодным носом во впадинку между ключицами, жадно вдыхая теплый, горьковатый запах Котетсу. Тигр чуть ежится и подтыкает одеяло со стороны Барнаби, прижимая того ещё ближе, и зачем-то поясняет, понижая голос: -Каэде тоже раньше кошмары снились. Правда, ко мне она не прибегала, гордая ведь, как ты совсем. Но я всё равно знал, она смотрела так же. Обиженно и напуганно. Вы с ней похожи, - с напускным трагизмом вздыхает Тигр и тут же охает, когда зубы Барнаби чувствительно прихватывают кожу на ключицах, сжимая и тут же отпуская. -Я не ребёнок, - возмущается Банни, отчего-то не повышая голоса. Рядом с Тигром очень тепло и спокойно, особенно когда тот легонько поглаживает его по плечу, возможно, даже не осознавая этого. Ресницы тяжелеют, поддаваясь крепнущему изнутри ощущению защищённости, оскорбительному в любое другое время. -Конечно, не ребёнок, Банни-чан. Великоват ты для ребёнка будешь уже, - охотно соглашается Тигр, снова срываясь в зевок и Банни не выдерживает, зевает вслед, вызывая тихий смех Котетсу. -Спи давай, - фыркает Тигр, подтягивая его ещё чуть ближе, почти впечатывая в себя, и устраивая подбородок на затылке Барнаби. Мелькает мысль, что неплохо бы его ещё раз укусить, за командный тон-то, но непонятно откуда взявшаяся усталость накрывает с головой и Банни покорно закрывает глаза, убеждая себя, что расплатиться он успеет и завтра. - А кролики вообще не кусаются, - невпопад сонно бормочет Котетсу ему в затылок, обдавая горячим дыханием. Да, за это тоже можно расплатиться. Завтра, например.