Уничтоженная

      Шаг. Еще шаг.       Эти шаги отдаются ей ужасной болью, но она не сдается — идет дальше. Хотя бы до стены…хотя бы до стены…       Но стена слишком далеко, и она падает. Колени все стерты в кровь от падений. Ноги слишком нетвердо стоят на полу. Сколько лет прошло с того момента, как она последний раз могла ходить, бегать? Сейчас ей кажется, что эта непозволительная роскошь была сном. Так ли это? Или этого не было и вовсе?       Нет, определенно было. Травма была слишком болезненной. Не было шансов и на то, что она когда-нибудь хотя бы встанет.       Но она ходит. Плохо, постоянно падая, но ходит. Вторые первые шаги. Ее толкали дважды — в тот роковой день, и сейчас. Сейчас это не физический толчок. Ее подталкивает желание мести.       Она была уверена, что наконец нашла, кому может доверять. Наконец, она не будет одна. Как же она ошибалась!       Сколько она тут? Конкретно в этой комнате — ровно триста восемьдесят шесть дней. А больше нигде она и не была. Довольно долго она была без сознания из-за боли. Ей говорили, что она чуть не умерла. И что с того было бы? Только то, что она не могла бы отомстить. Все были бы живы.       Она слышит свое имя откуда-то сверху. Доползя до стены, она медленно встала, а затем так же медленно пошла на звук. — Гермиона. — позвал еще раз ее мужчина с темными волосами, лежащий на огромной кровати. — Иди сюда.       Она усмехается. Легко сказать это тому, у кого не было травмы, как у нее. Но, немного отойдя от стены, она делает еще пару шагов, затем еще несколько, но падает, не доходя до цели шага. Ухватившись за кровать, она потягивается, и садится на нее. — Неплохо. Но ты ленишься.       Хотела бы она возразить. Но все триста восемьдесят шесть дней молчит. И заговорит только перед смертью. Перед теми, кто оставил ее умирать. — Ладно. Не затем я тебя позвал.       Она вопросительно посмотрела на него. — Впрочем…уже забыл. Можешь идти.       Издевается…глухо рыча, Гермиона осторожно и нетвердо шагает к двери. И только она касается ручки, он говорит: — Вспомнил. Иди сюда.       Гоняет ее постоянно. Девушка мотает головой, садясь на стул у входа. Он оказывается иллюзией, из-за чего она падает на пол. — Забавно. Ты знаешь время?       Девушка качает головой. — Нет? Жаль. Иди посмотри. — Нет, — одними губами говорит она. — Не слышу. Нет?       Она молчит. — Ладно. Ты же знаешь, что я умираю. Дашь стакан воды? Сходи на кухню.       Молча притянув стакан и налив туда воду с помощью невербального Агуаменти, она Левитацией отправила стакан к нему. Он знает, насколько тяжело ей ходить, но издевается.       Северус Снейп. Он нашел ее и помог в буквальном смысле встать на ноги. Вернее, не совсем помог — заставил. Триста восемьдесят шесть дней он заставляет ее передвигаться по всему дому через боль, слезы, воспоминания о травме и т.д. — Ты слишком бесчеловечна. Магическая вода вредна умирающему.       Не она бесчеловечна. Ее заставили быть таковой. Сломали, разбили — не только в переносном смысле. В прямом тоже.       Весь дом в темно-серых тонах, стены покрыты мелкими трещинами. Гермиона не раз сравнивала их небольшое укрытие с тюрьмой. Но, пожалуй, в тюрьме не заставляют почти инвалида ходить. Или заставляют?       Ответа Гермиона не знает. И не хочет. Только там ей не хватало быть.       За триста восемьдесят шесть она выучила всю планировку своей тюрьмы этого дома. Комната, в которой она была — потайная, скрыта за картиной и зеркалом. Комната, в которую пришла — спальня Снейпа. Их связывает маленький коридорчик, буквально 13 шагов*.

***

— Выбирай. Грязнокровка, ты или рыжий? — спрашивает Малфой. — Гермиона, — словно приговор, слышит Гермиона. Она не верит ушам. — Что? Гарри, за что? — спрашивает она, подходя к Гарри, обнимая его. Он поднимает ее и со всех сил кидает на землю.       В спине девушки что-то хрустнуло, а затем появляется невыносимая боль. Она теряет сознание, а когда приходит в себя, то болит все тело. Руки и ноги все покрыты синяками. Она не понимает, за что Гарри выбрал ее. Рона — понятно, если бы выбрал — он предатель. А она? Она же с самого начала была на его стороне!       Слезы текли по щекам. Она не знала — из-за предательства или из-за боли?       В тот момент и зашел Северус. Молча смотря на него, она даже не вытирала слезы — было нестерпимо больно. — Помотала, конечно, тебя нелегкая…травм полно…но если травма руки и сотрясение — не так страшно, то травма позвоночника…ты не встанешь на ноги. Никогда. И еще. Слушай внимательно. Избили тебя твои «дружки» и Малфой. Тебя бросили под оградой умирать. То, что ты выжила — моя заслуга. За предательство Сама-Знаешь-Кто меня разыскивает. Тебя уже нет — ты считаешься мертвой. Посмертно награждена. Поэтому ты не выходишь отсюда. Поняла?       Она слегка кивнула. На большее не было сил.       Постепенно она смогла сесть, почти месяц передвигалась ползком. А на триста семьдесят третий день — смогла встать.       Каждый шаг отдавался ей ужасной болью. Но, видя это, ее заставляли двигаться.       Северус не раз говорил, что ее чуть не похоронили уже, приняв синяки за трупные пятна, бледность — за недавнюю смерть, а неестественную позу — за убийство. Сердцебиения никто не почувствовал. Ну а маг же просто не мог не проверить, так ли это. Он вечно ворчал, что лучше бы не спасал он ее, что поначалу сильно задевало ее, но потом…она просто стала игнорировать его слова.

***

— Гермиона…       Вечером Снейп позвал Гермиону вновь. — На деле магическая вода никак не действует на человека. — Знаю, — губами произносит она. — Ты и сама все прекрасно знаешь. Не выходить. Не вступать в контакт. Не делать глупостей. Понятно?       Она кивает.       Через мгновение его глаза закрылись, а дыхание прекратилось. Медленно встав, она доходит до стены, а потом, упираясь о нее, и до двери. — Триста восемьдесят шесть. Время пошло, — шепчет она практически беззвучно. В прочем, из-за долгого молчания, это был лишь хрип. Удивительно, что она еще не разучилась говорить.

***

      Она заселилась в небольшую гостиницу на триста девяноста девятый день. А на четырехсотый у нее появился сосед. — Привет, — улыбнулся он ей.       Она не ответила. Злость заполнила ее. Хотелось убить этого человека сразу.       Гарри Поттер. первый предатель. — Эй? Ты глухонемая?       Снова молчит. — Не хочешь говорить — не надо.       На следующее утро Гермиона уже встала с кровати, медленно дошагав до окна. Быстро двигаться она так и не успела научиться. Палочка, которую она нашла в тумбочке Северуса, была именно ее. Каких усилий стоило ей на месте не пустить Аваду в него! — Ты проснулась?       «Неужели не видно? Что, ему мозги повредили?» — зло думает она. — Тебя как зовут?       Снова молчит. — Что привело тебя сюда? — громким шепотом спрашивает она. — Да, странное письмо. Вернее, скорее записка. — Да ну? — Да. Ты меня боишься? Почему? — Многое пережила. Не боюсь. Это не то слово. Кто знает…может, ты псих? — А если и так? Убежишь? — Нет. Они одни из самых спокойных. Да и все мы в какой-то степени психи.       Гарри не мог узнать ее ни по голосу, изменившийся за столько времени молчания, ни по лицо, ставшему худым и изменившемуся настолько, что мать родная не узнает, ни по волосам. Они длиннее. Раза в два. Ни по глазам. В них нет жизни. Да и нельзя сказать, что Гермиона живет — существует.       Раздался звон. — Это завтрак, — тихо говорит она, глядя в окно. — Да, хорошо.       Он ее не помнит. Зато сама Гермиона прекрасно помнит. Нельзя не помнить того, из-за которого долго и мучительно пытался встать и начать ходить вновь. Нельзя. — Ау!       Подносы всегда горячие. Гермиона это уяснила. Сказать не успела.       Завтраки здесь были не такими вкусными, как в Хогвартсе. Его она практически не помнила. Не такими, как у мамы. Но такими же, как у Северуса. — Нельзя их брать сразу. Они горячие. Заклинание подогрева. — О, так сегодня ты со мной разговариваешь?       Она продолжает смотреть в окно. Не произносит ни слова. Она давно не видела света белого. Триста девяносто девять дней в четырех (а точнее, в двенадцати) стенах. Может, она уже сошла с ума?       Внезапно ее плеча коснулась горячая рука. Нет, она не сумасшедшая. Пальцы вызвали дрожь, хотя касание продлилось не больше секунды.       Триста девяносто девять дней. Именно столько ее не касались. Северус не касался с того момента, как она пришла в себя. Вставать не помогал. Она все делала сама. Как маленький ребенок. Но ей было гораздо больше, чем год или два. — Ты не хочешь есть?       Конечно, она не могла нормально наесться за то время, что провела под надзором бывшего зельевара. Но она лишь прошептала: — Нет. — Почему ты шепчешь? — Горло болит. — врет она.       Она понимает, что не стоит оборачиваться. Но обернулась. Будучи оттолкнутым, Гарри на секунду увидел в ее глазах ненависть. Желание мести. Он не мог понять, кого она ему напоминает. Нет…не Гермиона…он договорился Драко не убивать ее, но она все равно умерла… — Эй. Что случилось? — Не подходи. Не касайся.       Она медленно прошла обратно к кровати и легла. — Почему ты не называешь своего имени? Как тебя зовут? — Гермини. — шепчет она — Гермини? — переспрашивает Поттер — Да. — лжет она. Игра слов, составленная на схожести ее имени Гермиона с названием страны — Германией.

***

      Четыреста десятый день. Ее сосед ушел. Гермиона прекрасно знает куда. В заброшенную лабораторию. Написав что-то вроде завещания, она взяла палочку и пошла туда. — Гарри? А ты тут что делаешь? — спросил Драко, когда Гермиона уже подошла к двери в комнату, где она всех собрала. Это было сложно — собрать всех. Но оно того стоит. — Меня Рон позвал. А он где? — Я здесь, но Вы тут что делаете? — Вот и отлично, — непривычно громко говорит она, входя. Медленно пройдя пару шагов, она продолжает, — Как ровно четыреста десять дней назад. Правда, место другое. — Гермини? — Гермиона, — поправляет она.       Повисает тишина. — То есть? Как? — Вы сломали меня. Уничтожили все следы. Но не добили. Не сломили. Все эти четыреста десять дней я планировала месть. — Месть?       Драко рванул к дверям. Они заперты. Магия также не помогает. — Я все просчитала. Трансгрессировать тоже не выйдет. — Что ты хочешь сделать? — То же, что и вы когда-то, — так же улыбаясь, говорит она. — Но в обратном порядке. Сначала, лишила возможности сделать хоть шаг. Теперь, — она невербально использовала Круциатус. Он вышел намного сильнее, чем планировала. — доставила нестерпимую боль. — За что? — За все. За уничтожение. За сломанное будущее. За… — Гермиона, мы пытались тебя спасти! — Конечно. Так же спасти, как я все это время бегала без всяких проблем. Круцио! — Ее же арестуют! — Не успеют, — улыбка стала шире. — Теперь я лишу Вас жизни. Но не как вы — дав мне выжить. Бомбарда Максима!       Стены стали рушиться прямо на них. Слышны крики, сама Гермиона тоже попадает под обломки. Боль вновь мешает стоять, она падает. Огромный обломок падает ей на голову. — Гермиона! — кричит Гарри.       Но Гермиона не отвечает. Она уже мертва. Мертвы и Рон, и Малфой тоже. А через минуту, обломки стен похоронили под собой и его…