God of the sun

Было в моих руках золотое солнце, было — копьё без промаха било в сердце. Я безоружен, мне никуда не деться, солнце блестит в руке золотым червонцем, солнце теперь меняет на реверс аверс. Мне от него досталась одна удача — я (не)забыт, (не)изгнан и (не)растрачен на полусотню пьяных подвальных драчек и не хочу знать, сколько её осталось. У мертвецов — холодные злые пальцы, у мертвецов в глазах ледяные спицы. Я выбираю, где мне сегодня (с)пить(ся), Лора глядит как на дурака паяца, прячет гнилую плоть за кривыми швами. Лора бежит за призрачной лунной тенью, Лора надеется — это её изменит, Лора готова принять (в) себя внутривенно, чтобы почувствовать, будто ещё живая. Где-то внутри у неё моё вшито солнце, я хочу вытащить то, что и так не бьётся, это не будет жестоко или по-скотски: просто мне долго не жить без моей удачи. Я говорю, прошу, я ей угрожаю, я убеждаю себя, что она — чужая. Солнце сквозь рёбра — острое, будто жало, светится обжигающим и горячим. Вытянуть руку, сжать пальцами — это просто; я без удачи как старый прогнивший остов, гады морские обгладывают мне кости. Лора глядит на меня и не сводит взгляда. Лора глядит, и в зрачках её бело, мутно — то ли проклятия, то ли мольбы кому-то, у мертвецов легко это перепутать, даже когда стоишь невозможно рядом. Я говорю: ты мертвячка, а это значит — скоро сгниёшь и оставишь мою удачу, я заберу её, слышишь? У сердца спрячу. Я её между рёбер твоих возьму. Вслух получается как-то совсем иначе. Я говорю: береги её, Лора Мун.