Глубина

Миша проснулся первым. В макушку светил пронырливый яркий луч, каким-то невероятным образом пробравшийся сквозь просвет в шторах. Миша сдерживается, чтобы не потянуться, потому что прижавшийся к нему спиной и бедрами Дженсен еще спит, и будить его не хочется. В комнате пахнет сексом. Даже принюхавшееся за столько часов обоняние не дает себя обмануть, вечер у них и правда был насыщенный. *** — Женевьев сегодня не даст Джареду вспомнить даже собственное имя, — Миша, чуть наклонившись к Дженсену, осторожно кивает в сторону коллег. — А Джа, кажется, скоро будет наплевать, где они находятся, и кто вокруг. — Он не смотрит на Дженсена, но чувствует его ладонь у себя на колене. Тот тоже не оборачивается, однако, Миша видит краем глаза расползающуюся по губам чисто по-мужски одобрительную, но не оскорбительную усмешку. Роб, этим вечером все свое внимание уделяющий Рут, как будто улавливает что-то в воздухе и тоже кидает взгляд на чету Падалеки. Женевьев выглядит опасно, полуготический макияж явно не оставил ее мужа равнодушным, и их не слишком хорошо скрываемое влечение неизбежно охватывает всех восприимчивых: Рут мягко подается к Робу, склоняясь так, будто он говорит ей что-то на ухо в шуме зала и общей вечеринки, а Дженсен сжимает Мишино колено и слегка касается своим бедром — его. Дэннил смотрит на мужа из толпы, даря ему теплый, внимательный взгляд, и того явно попускает, Миша благодарно кивает ей, накрывая холодные пальцы на своем колене и переплетая их. — Прочитай мне свое последнее, Миш. Голос у Дженса глухой, будто горло чем-то перехвачено, и Миша поворачивает к нему голову, смотрит внимательно, силясь понять, что с ним, но здесь не место и не время. Они, даже находясь среди друзей и знакомых, где почти каждый в той или иной мере в курсе, как они с Дженсеном относятся друг к другу, не могут себе позволить почти ничего. И Миша понимает, что Дженсен выбрал самый невинный способ прийти в чувство — слышать его, трогать его, и суметь при этом держать себя в руках. — За край смотри, не бойся. — Миша облокачивается на стол, обнимает обеими ладонями уже почти пустой бокал с пивом, глядя на толстый ободок и продолжая говорить так, чтобы слышал только Дженс: — Там мир, неведомый тебе. Ему, страшась, раскройся, Ему отдайся, как себе. Пройди сквозь боль, неверие, Возьми их с благодарностью. Наешься голодом, поверь ему, Что стал самой усталостью. И лишь приняв, впитав лишения, Весь горизонт твой впереди, Сметет всю горесть и сомнения, Откроет твою душу изнутри. Дженсен вздрагивает, еще сильней стискивая пальцы на Мишином колене и все же не выдерживает, оборачивается и смотрит ему в глаза, и Мише чудится, что остальное Дженсен читает уже из его взгляда. Без слов, одним наитием, внутренним чутьем и инстинктивным пониманием, будто учится на ходу, с каждой секундой заглядывая всё глубже… Осмотрительная Рут очень деликатно трогает Мишу за плечо, выводя его из внезапного транса, и тут же возвращает внимание Робу, будто и не было ее тут. Миша сам не понимает, что с Дженсеном творится. Что вообще сейчас происходит с ними обоими. Ему кажется, что, сами того не ожидая, они ухнули на новую глубину, и пока еще толком этого не осознали. "Сейчас не время и не место", Миша говорит себе это с досадой, потому что, да, точно — не место, но определенно — время. Им необходимо поговорить. И это не прихоть, а самая настоящая потребность, удовлетворить которую, Миша просто не представляет как. Телефон в кармане тренькает СМСкой, и Миша достает его, нехотя отводя взгляд от Дженсена, всматриваясь в короткое сообщение. Пока он, пытаясь понять, читает его уже в четвертый раз, гул вечеринки внезапно прорывается, едва не оглушая, и Миша вскидывает голову, успевая заметить, как Дженсена сквозь веселящуюся толпу уводит его обворожительная супруга. Стоит им только оказаться в самой гуще, музыка сменятся, и Миша видит, как Дженсен галантно приглашает Дэнни на танец. "У тебя три с половиной минуты. Твой" Миша читает СМС в пятый раз, снова смотрит на красивую пару на танцполе и, наконец, складывает мозаику. Насколько возможно аккуратно Миша выбирается из-за столика и уходит из зала, не оборачиваясь. Пока он идет по коридору, ему все еще слышно неспешную музыку, и это его ориентир, его три с половиной. Поднимаясь этажом выше, Миша не позволяет себе остановиться, хотя ноги внезапно отказываются держать. Он делает над собой усилие, добираясь до своего номера и уже внутри приваливается к стене рядом, прикрыв глаза и прислушиваясь. Спустя двадцать секунд Миша почти берет себя в руки, но еще через двадцать дверь снова распахивается, и Дэнни мягко вталкивает ничего не понимающего Дженсена едва не ему в руки. Она не решается произнести ни звука, даже безобидно назвать Дженса милым или поцеловать его — поблизости может быть кто угодно, — лишь смотрит Мише в глаза. И Миша читает в этом взгляде слишком много. Дэннил привязана к Дженсену и для нее важно внутреннее равновесие ее супруга. Им троим пришлось пройти многое, чтобы вывести формулу счастья, а потом доказать ее годами проверок. И сейчас Дженсен, внезапно оказавшийся разобранным, разваливающимся на части, разрывает Дэнни сердце, но она знает, кто тому виной, и кто же сможет все это исправить. Миша видит, как лицо Дэнни скрывается за маской, эмоции уходят вглубь, он кивает ей, так же не решаясь говорить, и обещает, что все будет в порядке. Дженсен, все еще прижатый к Мишиному плечу уверенной рукой, скрыт мраком комнаты, и это лишь еще сильней утягивает его в глубины себя. Он стоит, сжав пальцы на Мишиной одежде там, где оказались его руки при столкновении, уткнулся носом ему в шею и дышит так, что Миша с уверенностью сказал бы, что тот медитирует, если бы Дженсену хоть раз удалось войти в это состояние. Дэнни уходит, а Миша, захлопнув дверь, подхватывает Дженсена на руки и относит на кровать. — Дженс, — Миша не решается разорвать тактильный контакт, но знает, что слух из чувств восприятия уходит последним, Дженсен еще должен его слышать, — милый, ты слышишь меня? Пальцы на его джинсах сжимаются, а потом, будто не веря ощущениям, начинают перебирать ткань, скользя ниже и выше по бедрам. Дженсен поднимает тяжелую голову, а следом — такой же тяжелый взгляд. — Милый, Дженс, ты слишком глубоко. — Миша пытается говорить спокойно, не замолкая, но тщательно подбирая слова, чтобы не упустить. — Давай, выходи ко мне. — Он стоит на одном колене между ногами усаженного на край постели Дженсена и держит его за плечи, всматриваясь в любимое лицо, едва видное в густом сумраке. Он ловит этот довлеющий взгляд, и, не отпуская, обхватывает ладонями лицо, давая Дженсену опору и возможность выплеснуть всю тяжесть, разделить с ним то, что не дает вдохнуть. — Расскажи, что держит тебя, что ты видишь? — Миша знает, что ответа не будет, не словами точно, но продолжает теребить, одновременно не давая Дженсену потерять связующую нить. Медленно, спустя долгие минуты, не моргнув ни разу, Дженсен начинает дышать вслед за Мишей, а с тем — выплывать из темных глубин. Взгляд с трудом фокусируется на Мишином лице, а губ несмело касается пересохший язык. Миша не двигается вот уже минут десять, и ни бедра, ни колени теперь не ощущаются частью его тела, но ему плевать. Дженсен снова пытается облизать губы и внезапно вздрагивает, будто окончательно выныривая на поверхность последним отчаянным рывком. Он моргает, сбивая с век скопившиеся слезы, взгляд проясняется, а тело приходит в движение. Он сползает с кровати к Мише на пол, вставая на колени, перебирает пальцами по его одежде, не то неверяще, не то нетерпеливо, а дышит так, будто последние минуты прожил вовсе без кислорода. — Обними меня, — голос глух, Дженсен едва вытолкнул эти пару слов, но и без них Миша понимает, что тому сейчас нужно. Он обхватывает Дженса правой рукой под лопатки, а левой за плечо и затылок притягивает ближе. — Все, Дженс. Все позади. Дыши, милый. Только сильно прижав к себе его, Миша замечает даже не дрожь, а мелкую вибрацию, короткими слабыми волнами пробирающую тело то тут, то там. — Что… что, Миш… — Дженсен тщетно силится сглотнуть. — Что это было? — Я пока сам не знаю, Дженс. Но если бы не Рут, я бы сейчас был в том же состоянии, что и ты. В лучшем случае. Миша целует устало, доверчиво прильнувшего к нему Дженсена в висок и только теперь понимает, что все время, пока обнимал, его ладонь гладила Дженсена по спине, и вибрации теперь уже почти не ощущается. А вот суставы… Миша прикусывает губу и напрягается, пытаясь, не побеспокоив Дженсена, слегка пошевелиться, но все будто задеревенело, и он оставляет попытки до лучших времён. — Как ты сейчас? — Миша не настаивает, когда Дженсен лишь сильней зарывается носом ему в шею, хотя увидеть лицо, всмотреться в глаза сейчас совсем не было бы лишним. Он довольствуется тем, что есть, чтобы понять, как Дженсен себя сейчас чувствует, и судя по всему, они и правда миновали… что бы это ни было. — Когда в зале я посмотрел тебе в глаза, — Дженсену очень не по себе даже осознавать, что такое может быть, не то что произносить вслух, фактически, признавая реальной такую возможность, — так… я, Миш, это невозможно. — Дженс поднимает голову с Мишиного плеча, но смотрит куда-то вниз. — Ты слышал продолжение. — Миша предполагает, но почти уверен, что прав. Дженсен кивает: — Это было похоже на… как… Я сорвался и начал падать. Падать, слыша тебя у себя в голове. — Он вскидывает голову, теперь глядя Мише в глаза. — Как будто я узнал тебя, никогда раньше не встречав. Узнал, потому что, сам того не зная, тщетно искал. А когда услышал голос, понял, что, наконец, нашел. Миша слушает, но говорить не считает нужным. Это время Дженсена. Это момент его осознания. Он лишь даёт понять, что рядом. Теперь ещё больше. Теперь ещё ближе. И все по-прежнему хорошо. Дженсен медленно наклоняется, касаясь Мишиных губ своими, слыша в ответ: — Я всегда был рядом. — Теперь я знаю. И время будто срывается со стопа. Теперь все на своих местах, все понято, все принято, все там, где ему положено быть. Руки на бедрах. Губы на горле. Обновленные чувства в груди… Много, томно, долго. Как никогда жарко и тягуче. До захлёбывающегося вдоха, поволоки в глазах, влажных дорожек и соли на языке. Теперь только связать осталось, переплести так, чтобы даже в следующей жизни не распутать.