Волчьи будни

— Две полоски, — с недоверием произносит Олег, глядя уже на шестой тест на столе. Как обухом по голове. Серёжа хлопает в ладоши, как киношный злодей, а на Олега накатывает ужас. Это не может быть правдой. Он совсем не испытывает счастья. Это невозможно. Так не бывает, чтобы подобная затея сработала. Серёжа берёт Олега за руку и крепко сжимает. — Офигенно! Лучшие три миллиона в моей жизни! — Ты потратил три миллиона рублей на это?! — почему-то подсчёт денег сейчас это единственное, что Олегу приходит в голову. — Почему рублей? Кто вообще считает что-то в рублях? — Это были три миллиона долларов? — у Олега во рту пересыхает. Он-то думал, что это всё несерьёзно, какие-нибудь БАДы с «Алика», не более, но теперь без сомнения разговоры о тестировании и дорогущей европейской разработке больше не были шуткой. Олег должен был прочитать ту чёртову статью по ссылке, даже если та была на английском. — Серый, твою мать, ты чем вообще думал?! — Головой я думал, — злится Серёжа. — Не слышу радости в твоих словах. — Я… — Олег заикается, но слова не идут. Конечно же он рад, но где-то там под слоем шока размером с айсберг. — Ты. Я тебя вижу. Мог просто сразу сказать, что против этой затеи. — Да я не против. Серый… Но это ж пиздец! Беременные мужики — это из фантастики. Не из нашей жизни. Серёжа холодно смотрит в ответ, и Олег понимает, что несёт полнейшую чушь. Не то, совсем не то. Сейчас выйдет сплошная истерика, но Серёжа просто поднимается со стула, сгребает тесты махом в пакет и выкидывает в помойное ведро. У Олега уши к голове опускаются из-за чувства вины. Вот уж чёртово везение Волкова. Срабатывает каким-то лихом, и всё через задницу. — Серый… — зовёт Олег, поджав хвост, но Серёжа не хочет с ним больше разговаривать. Брускетты заветрились, кофе остыл. Олег сидит с осознанием, что проебался. Если бы он понял, насколько Серёжа серьёзен раньше, то не стал бы глупости всякие бормотать. Он думает про ребёнка. Про настоящего живого ребёнка, и это странно. В подростковом возрасте заявлять об этом было просто. «У меня будет семья, жена и трое детей!» И так по кругу. Банда беспризорников с косяком за сторожкой с бухим надзирателем. — Это ты загнул, Волк! — захохотал Юра, морща свои кошачьи усы. — Радуйся, если вообще тебе кто-нибудь даст! — Сомневаешься в моей популярности? — Олег щелчком отправил бычок в кусты и встретился взглядом с Серёжей. Улыбнулся, на что его рыжий друг продемонстрировал ему фак. Да ладно тебе, не ревнуй. — Сомневаюсь, что тебе удастся кого-нибудь найти, пока ты носишься с рыжим! — Чё сказал?! — мигом зажегся Серёжа, сжимая ладони в кулаки. Да, бля, они ж только последние царапины зализали. Олег сделал шаг к нему и рукой преградил путь: — Остынь, — приказал он и оскалился на Юру: — А ты заткнись! — Да брось ты! Сколько ты ещё будешь с этой лысой обезьяной возиться? Ты же волк! Благородное, хули, животное! — Во-первых, я не животное, — подчеркнул Олег, ощущая, как от злости на загривке шерсть встала дыбом. — Во-вторых, имеешь что-то против Серого, значит, и на меня клыки точишь! Ох, не хотел я сегодня пиздюлей никому навешивать, но ты напрашиваешься. — Да ладно-ладно, чё ты! — сразу пошёл на попятную Юра. — Давай без этих проблем. Олег кивнул и охнул, потому что, чеканя шаг, Серёжа прошагал мимо в сторону приюта и со всей дури оттолкнул его своим плечом. — Пошёл нахуй, — кинул он сквозь сжатые зубы. Да что Олег сделал не так? Он просто хотел сегодня без драк… Пуститься бы вдогонку, но так только хуже сделаешь. Парни удивлённо вперились в Олега, но он лишь пожал плечами. Бывает. Серёжа обнаружился в комнате девчонок. Они взяли его в оборот и плели ему косички. Нет ничего более соблазнительного для девчонок и раздражающего для пацанов, чем длинные рыжие волосы Серёжи. Действительно он выделялся больше, чем любой из зверолюдей. И сейчас Олег был в бешенстве от того, что кто-то касался Серёжиных волос, а тот мурчал что-то заигрывающее в ответ. — Олег, ты чего такой злой? — заметила его Настя в дверях. Серёжа резко принял сидячее положение, и лицо его помрачнело. — Я не злой. — А твой хвост говорит о другом… И действительно, хвост вилял резко из стороны в сторону. Да, может, Олег и был зол. — Ты заходи, — похлопала Настя по кровати рядом с собой. — Да нет, спасибо. Я за Серым. — Так мы ещё не закончили, — посмеялись девчонки и провели расчёской по мандариновому шёлку. Серёжа прикрыл глаза, будто на массаже. Олег сжал кулаки и очень хотел порычать. — Серый, пойдём выйдем, перетрём. — Ой, давайте только без драк… Олег уже не был уверен, что это возможно, потому что его колотило изнутри. Бесило всё. Каждый. Что это? Почему он это испытывал? В носу ароматы запутались, и глаза налились кровью. Период полового созревания точно не мог долбануть заново в 17 лет. А потом его Серёжа просто ПУХ! и одним прикосновением к плечу вернул в норму. — Идём поговорим, — произнёс он, и Олег как завороженный зашагал за ним. Чуткое обоняние улавливало только аромат его кожи, ведущий за собой невидимой нитью. Олегу запоздало пришло в голову понимание, что так он определял «своё». — Чего ты… — Серёжа не успел договорить, как Олег приложил его спиной к стене и прильнул ближе. — Отвали! Нас могут увидеть! — Это моя фраза. — Отстань, Волков. — Да что с тобой? Какая собака тебя укусила? — Вот эта, — Серёжа ткнул в Олега пальцем с раздражением, и тот зарычал предупреждающе в ответ. Обидно же! — Что я сделал-то? — Ты сейчас серьезно? Тебя кто-то просил меня защищать? Ты кто такой, чтобы решать, драться мне или нет. Ты попутал что-то, нет? — Я… — И не нужно меня больше звать к этим выблядкам. Ты прекрасно знаешь, что они только своих признают. — Серый… — От того, что мы трахаемся, вовсе не значит, что ты можешь строить из себя защитника. И Олегу сказать было нечего. Только рычать, потому что Серёжа не понимал, потому что он так не чувствовал. Да Олег скорее сдохнет, чем позволит кому-то его ударить. И дело не в том, что он считал Серёжу слабаком (с таким-то ударом очень вряд ли), а в том, что Серёжа был его. Без него Олегу места в этом мире не найдётся. И он правда не хотел бы так реагировать, даже не понял, как это смотрится, когда он за себя Серёжу спрятал, и теперь его за это наказывали. В синих глазах Серёжи бушевала обида напополам с издёвкой. — Прости, — выдохнул Олег, прижимая уши к голове. Хвост виновато повис позади. — Я больше не буду тащить тебя с собой. Я просто… лучше себя чувствую, когда ты рядом. — Тебе и без меня там замечательно. Всегда так было. — Раньше. — А теперь что? Олег склонился к Серёже вместо ответа и вдохнул сладко-терпкий аромат своей пары. — Не знаю, — соврал он. Ему было страшно. Совершенно не было ни единой подсказки, как вести себя теперь с парой, потому что тебя никто не учил и жизнь к этому не готовила. Ты был простым полуволком-сиротой семнадцати лет, который вдруг настолько сильно влюбился. Олег фыркает тихо и убирает брускетты в холодильник. Сейчас страшно также, как и тогда. И снова ни одного решения. Ты только привыкаешь к тому, что гей, как твой партнёр выдаёт тебе новость о своей беременности. И почему-то ждёт, что ты обрадуешься. Нет, Олег рад, конечно. Но он пока не знает, как именно. Дети же это серьёзно. «Тебе 32 года. Ты прошёл войну и работаешь в полиции. Кто вместо тебя будет принимать серьезные решения?» — внутренний голос подозрительно похож на Разумовский. Ребёнок, значит… Звериное нутро сбито с толку и беснуется. Олег может и зовёт Серёжу про себя иногда самкой, но он вполне адекватен, чтобы отличать реального Разумовского от мифической матери своих детей. Серёжа заперся в своём кабинете, и Олег даже на секундочку волнуется, не страдает ли он там. Но уши-локаторы сквозь дверь вычисляют, что тот просто работает. Это так странно. Обычно из них двоих весь на эмоциях Серёжа. Великая прима Большого театра. Но не в этот раз. Он собран и готов, в отличие от Олега. «Взрослые решения», — напоминает себе он. Их принимают именно так: с легкой волей, большим желанием и полным принятием ответственности. Олег не тревожит Серёжу за работой, а уходит в спальню, где достаёт планшет и открывает ту ссылку. На него выпрыгивает документ в 67 страниц на английском языке с названием «Do you want to be parents? Incredible way to pregnancy». Что ж, вечер длинный, и Серёжа научил его, как найти автоперевод. Спустя час у Олега начинает болеть голова от табличек и терминов, ему трижды приходится заглядывать в словарь, чтобы понять, о чём речь, и это несмотря на то, что документ уже с пометками Серёжи, в которых он проверял это исследование. Возникает лишь один вопрос, сколько же он носился с этой идеей, что сейчас Олег может читать это. В какой-то момент даже стыдно становится, что универ был брошен. А учёные такие молодцы! Олег перечитывает результаты клинического исследования. Оно кажется совсем не таким уж безнадёжным, но очень пугающим. Мужской организм — это вовсе не женский, и итог может быть разным. Шанс беременности низкий, но процент рождений и того ниже. Олегу становится не по себе. Во что ты опять нас втянул, Разумовский?! Иногда так и хочется отправить своего парня к психиатру, потому что сильно уж это похоже на маниакальные припадки. Олег недовольно бьет хвостом по постели. На кухне становится шумно, и пушистые уши Олега встают торчком, прислушиваясь. Это Серёжа сунулся в холодильник за едой и включил чайник. Только сейчас до Олега доходит, что он же ничего не приготовил из-за из недоссоры. — Я приготовлю… — начинает Олег, входя в кухню, но Серёжа уже за столом точит брускетты, запивая их чаем. — А? — Да ничего. Надо бы что-то посущественнее сделать… — Да и это сойдёт, — пожимает плечами Серёжа. — Я чисто перекусить. Надо ещё кое-что допилить. — Ты там мир пытаешься покорить? — шутит Олег, потому что его парень работает без выходных толком уже несколько лет. — Нет, пытаюсь обратно заработать три ляма. И эта шпилька ощутимо бьёт по Олегу. — Слушай, извини, я просто в шоке был… — Это же так удивительно, когда месяц ебётесь, как кролики, с целью завести ребёнка, а он потом вдруг появляется. — Ну… вообще-то да, когда твой партнёр — мужчина. — Резонно, — кивает Серёжа, задумавшись. — Думаешь… ничего не вышло? — Думаю, что это очень опасная херня, Серый. — Но… — Я прочитал то, что ты мне скинул. 5% из тех 30%? — Это 16% вероятность рождения, — поясняет Серёжа. — И так как я живу с самым удачливым парнем на планете, я решил, что оно того стоит. — Ты мог со мной это обсудить. О чём мы с тобой говорили? Лицо Серёжи становится грустным, и он перестаёт жевать. — Тебе настолько этого не хочется, да? — Дело не в этом, Серый… — Да в чём тогда дело? «Мне страшно», — но этого Олег вновь не произносит, лишь взгляд отводит и прижимает уши к голове. — Придумай сначала ответ, прежде чем называть мои идеи глупостью, — фыркает Серёжа и поднимается с места. — Ты бесишь меня сегодня, Волков, настолько, что видеть тебя не хочу. Боюсь сорвусь, а у меня тут нож под рукой, — берёт тарелку с кружкой и отправляется в свой кабинет. Олег не называл идею Серёжи глупостью, ей самое подходящее название — безумие. Убрать крошки со стола, налить себе чаю, выдохнуть. Самоубийственная затея! Уши резко вздрагивают, и Олег просыпается посреди ночи. Это обиженный Серёжа наработался и лезет в постель. Постоянно его будит вот так, как бы ни старался быть потише. — Сколько… — хрипит Олег и оборачивается с горящими глазами на шум с возгласом. — ЕБАТЬ! — Серёжа падает с кровати, держась за сердце. — Ты какого меня так пугаешь?! — Извини, — усмехается Олег, но не выдерживает и хохочет. Тянется вперед, чтобы помочь, но Серёжа привычно отмахивается от его рук и сам влезает под одеяло. Казалось бы, мог бы возмущаться, но он тоже смеётся громко. Олег любит счастливого Серёжу, поэтому он не удерживается, склоняется к нему и целует улыбающиеся губы. И это их мир, потому что Серёжа не отталкивает и целует в ответ, запуская руки в его шерсть на шее. — Насколько плевать, что тебе вставать с утра? — шепчет Серёжа, спящий обычно до обеда. И знаете, Олегу абсолютно всё равно, что он не выспится и будет хмуриться весь день, поэтому он стягивает с Серёжи футболку и тычется влажным носом в изгиб плеча. Время до Нового года пролетает, как миг. Первым делом они летят в Европу. В полиции думают, что Олег обнаглел брать отпуск перед самыми праздниками, когда работы просто умотаться, так ещё и с туром по странам. Но Олег лишь пожимает плечами, подписывает бумагу и скидывает парочку дел на матерящегося Грома. Серёжа, конечно, настаивал на том, что справится сам, но он и так сделал всё, чтобы Олег его сейчас вдруг оставил одного. В Норвегии они очень долго сдают анализы и оба выжаты как лимон. Ушлые учёные хотят знать всё: отсмотреть каждый ген, вычистить болячки, проверить совместимость. Кажется, это стоило делать до того, как берешь у человека три миллиона долларов. Серёжа постоянно дрыхнет как сурок большую часть дня и надевает два свитера, не считая того, что теперь спит с Олегом в обнимку, чего не делал много лет. Серёже холодно постоянно, но врачи говорят, что это нормально после того, как подтверждается беременность. Олег в этот день тащит Серёжу в ресторан, и они весь вечер вспоминают, какими они сами были детьми. Никто из них пока не заикается о родительстве. Следом самолёт их приземляется в Германии, где Серёжа ложится на очередное обследование, а Олег не находит себе места. — Если ты не привезёшь мне колбасок и пива, пока я здесь валяюсь, то потом я тебя пристрелю! — Ты уже пытался, — улыбается Олег, напоминая о случайном инциденте с играми в постели с настоящим пистолетом. — То я только тренировался, — хмыкает Серёжа, — а теперь я полностью серьёзен. И в итоге три дня Олег в одиночестве путешествует по Германии в поисках всего списка, что составил Серёжа-алкоголик. Когда он возвращается забрать своего den Gatte, тот улыбается широко и машет фоткой ультразвука. Олег ничего не понимает в точках и шумах на зернистом изображении, и самое ужасное — до сих пор ничего воодушевлённого не испытывает. Он лишь истосковался, ведь давно не видел Серёжу, который красочно описывает процедуры и даже какую-то микрооперацию. Откуда в нём столько радости? Это что, какая-то встроенная программа для любого, в кого засовывают ребёнка? Олег теперь смотрит на Серёжу иначе, вглядывается в его обнаженную фигуру, когда они отдыхают в отеле, или касается его пресса во время тренировки в тренажёрке. Но там ничего нет. Никаких изменений. У Серёжи только на руках и ногах следы от иголок — вот и вся беременность. Олегу очень хочется почувствовать себя отцом, как о том мечтает Серёжа, но не может. Ему всё время кажется, что он прикидывается, и боится, как бы об этом кто не прознал. Третья остановка их отпуска выпадает на Рождество в Австрии. Они заезжают в отель на краю площади, украшенной огнями и блёстками. Посреди стоит здоровая ель невероятной красоты. Серёжа смотрит на переливы гирлянд, так и не войдя в фойе. — Давай, когда вернёмся, ёлку поставим. — Ты перемёрз, Серый? — усмехается Олег, закидывая руку ему на плечи и прижимая ближе к себе. — Мы уже лет десять как её выкинули. — Так та была жуткая. Что на степуху купили, то и было… А теперь можно нормальную прикупить. — С неё валится постоянно. — А робот-пылесос тебе на что? — Да, боги, хочешь ёлку, я её тебе куплю. — И подарки я тоже хочу. — Тебе же они раньше не нравились? — Да похер так-то, — пожимает плечами Сережа и скашивает взгляд на Олега. — Но теперь нам, вроде как, нужно к новому привыкать. Вот тебе в детстве родители ставили ёлку? Олег удивляется такому вопросу и силится вспомнить. — Да, мы с отцом каждый год ходили выбирать живую. Пахла она всегда круто. — Значит, надо брать живую, — кивает Серёжа. — Потом тоже будем с Горошком за ней ходить. — С горошком? Зачем нам горох? Серёжа цыкает разочарованно и машет на Олега рукой. Не понял? Да что не так-то? Продукты для оливье можно покупать и не в день, когда они идут за ёлкой… Серёжа улыбается, так и не объяснив, и идёт оформляться в номер. Олег катит за ним два небольших чемодана. Интересно, а их ребёнок будет любить ходить за ёлкой? Метафора с «горошком» становится очевидной. Чёрт. Они проводят в Вене всего два дня, где Серёжа клюёт носом постоянно и в который раз сдаёт кровь по пробирочкам. Впервые Олегу подробно описывают ход беременности на консультации по родительству. Видеоматериалы из 3D-моделей смотрятся неплохо. Оказывается, что препараты постоянно стимулируют сгустки искусственных клеток в кишечнике, пока какой-нибудь пучок не захватывает в себя сперматозоид. Сперма редко попадает в ту часть кишечника при обычном семяизвержении, вот почему такой высокий процент беременности со зверолюдьми из псового рода. Сперма галлонами, воу! Олег саркастично хмыкает. После оплодотворения пучок делящихся «умных» клеток просачивается через стенку кишечника, и начинает быстро разрастаться до искусственной матки, соединяясь с кровеносной системой человека. Олег в ужасе смотрит на экран. Серёже кто-нибудь это показывал? Давление на органы, проблемы с координацией. Учитывая, как Серёжа забивает на любые сложности, которые мешают ему добиться желаемого, он явно решил, что просто проведёт все девять месяцев в постели за лэптопом. К концу ознакомительного фильма Олег холодеет и очень близок к побегу в туалет. — Ты ебанутый, Серый, — первое, что он говорит, когда они встречаются после процедур. — Тебе кино показали? Круто ведь! Я так охренел с того, как они научили клетки действовать по заданным траекториям! — синие глаза Серёжи сияют от возбуждения и восхищения. — Я даже в какой-то момент подумал, что нужно было сюда идти, а не в программирование. — Но ты обожаешь компьютеры… — Знаю, поэтому это быстро прошло, — улыбается Серёжа и склоняет голову Олегу на плечо, прижимаясь и зевая. — Я чего-то так устал. Вы закончили? Потому что я закончил. — Да, мы можем идти… — беспокойство всё еще сжимает желудок. Они не готовы к такому будущему. Но будущее наступает быстро, вместе с Новым годом и подарками впервые за много лет. Олег получает до чёртиков дорогой набор японских ножей, а Серёжа простой альбом. Олег не силён в подарках, но тоже сентиментален, поэтому не удивляется, когда Серёжа украдкой пытается стереть слёзы с глаз. Туда перекочёвывают несколько фотографий из из их детства с родителями и первое зернистое фото с «Горошком». Олегу страшно подумать о том, что именно так и выглядит «семья». Обычно есть он и есть Серёжа, и даже если они живут вместе, то они всё равно отдельно. А теперь оно вдруг меняется. Вот есть он, а есть Серёжа — его семья. И «Горошек» тоже его семья. Об этом Олег никому не рассказывает. Мало кто знает о Серёже. У них нет зарубежного свидетельства о браке, и Олег не таскает его на корпоративы. Олег не высовывается, не хочет делиться ни с кем своей рыжеволосой обаятельной парой. Про «Горошка» никто не знает и подавно. Олег ревностно оберегает границы, и они даже с Серёжей спорят на эту тему, потому что тот вечно всё разбалтывает. Впервые Вадика не впускают в дом, чтобы «набубениться, потому что тоска, Поварёшкин!» Не знает Олег ни о какой тоске, неинтересно ему сейчас слушать. Вадик умеет решать свои проблемы и сам, но почему-то поражается отказу примерно также театрально, как Серёжа устраивает скандалы. Олег рычит на него агрессивно, скалясь, и захлопывает дверь. «Прости, брат, я всё понял», — позже пишет Вадик. Понял, и хорошо. Теперь Олег проводит больше времени с Серёжей. Они вновь засели по вечерам за сериалы, они экспериментируют со вкусами, потому что гормоналку Серёжи штырит не по-детски. Они разговаривают так много, как давно уже не случалось. Непросто быть парой с большим стажем, со временем ты забываешь о чем-то простом и очевидном. Олег не станет признаваться в подобном, но ему нравится такая беременность. Можно обнимать Серёжу часами, пока он дремлет, уткнувшись лицом в мех и прикрывшись пушистым длинным хвостом. — Я люблю тебя… — А я — тебя, — Серёжа резко открывает голубо-синие глаза с хитринкой. — Думал, что я сплю? И часто ты мне такое во сне говоришь? Своей «самой любимой на этой ёбанной земле паре»? Олегу привычно стыдно, и его хвост взволнованно бьёт по бедру Серёжи, из-за чего тот смеётся. — Надеюсь, ты стёр ту запись? — Ещё чего! Это моя приветственная заставка, когда я включаю в офисе систему. Хочется провалиться со стыда сквозь землю, и Олег подвывает от несправедливости. Серёжа иногда слишком жесток. Но у него настроение отличное, и он уже стал бодрее. Олегу этого достаточно. В конце первого триместра Олег полностью привыкает к мысли, что они будут родителями. Серёжа находит каких-то врачей по теме из Москвы, и они мотаются туда и обратно постоянно. Если в первые пару недель Олег и представить себе не мог, что у Серёжи реально может отрасти какое-то пузо, то теперь он даже испытывает некоторое разочарование. Прошло уже три месяца, и никаких изменений. Серёжа продолжает настаивать, что его живот стал более выпирающим, но Олег, хоть убейте, этого не замечает. Живот как живот. Плоский и подкачанный, как всегда. Одни лишь ультразвуки дают поверить, что это не розыгрыш. Особенно когда появляется сердцебиение, у Олега дух перехватывает. Там и правда что-то живое. Серёжа очень любит поразмышлять над тем, какой это будет милый волчонок, а Олег в тайне молится, чтобы тот оказался человеком. Никаких хвостов и шерсти. Кто-нибудь там наверху, услышьте Олега хоть раз! Они сидят на кухне и щёлкают тыквенные семечки, потому что Серёже очень захотелось. Олег досматривает футбольный матч Зенит-Рубин, а Серёжа ругается в переписках со своими инженерами-программистами, которые уже час не могут найти баг и устранить его. — Я пойду сам посмотрю, — наконец, поднимается Серёжа с места, потому что жить без своего детища не может. Олег даже ухом не ведёт. Всё, как обычно. Не как обычно внезапный вой из коридора, из-за которого Олег резко вскакивает. Серёжа находится на полу, скрючившийся в позе эмбриона и схватившийся за живот. Лицо бледное и быстро покрывается испариной. — Олег-Олег-Олег… — как в бреду шепчет Серёжа и пытается уцепиться за его плечо, но промахивается. Кажется, он теряет сознание на несколько секунд, а потом вновь протяжно стонет от боли. — Я ща сдохну, — пытается он даже посмеяться, морщась, и Олег рычит на него, чтобы не смел так шутить. Руки трясутся, когда Олег вызывает скорую и сбивчиво сообщает, что произошло, умоляет приехать быстрее. Всё потому, что Олег чертовски везучий человек, но они забыли, что Разумовский — нет. Он гаснет на Олеговых руках, бледнея всё сильнее. И это просто кошмар наяву. Никто не должен проходить через такое. Олег пытается согреть похолодевшие пальцы Серёжи и зовёт его, но тот уже не отзывается. Даже, кажется, его мандариновые волосы тускнеют до грязной меди. Когда скорая, наконец, добирается до них и складывает Серёжу на носилки, Олег впервые видит тот самый живот. Только это не ребёнок, понимает он, это кровь, собравшаяся там сгустком. Олега бьёт крупная дрожь, и хвост от страха поджимается к ногам. Олег не помнит ничего. Как оказался в больнице, как объяснял что-то врачам, как они выглядели ошарашенными, даже своего сидения на неудобном пластиковом стуле в течение трёх часов он не помнит. Он будто бы умер. — Вы с Сергеем Разумовским? — вот первое, что вспоминает Олег с момента, как заметил, что Серёжа потерял сознание дома. — Да, — хрипит он, не поднимая головы. — Я Владимир Алексеевич, хирург. Мы только что закончили операцию. Состояние тяжёлое, но он стабилен. Мы такое, конечно, впервые видим, — вздыхает взволнованно врач, но Олегу похуй до глубины души. — Там разрастание сосудов было просто дикое. Внутреннее кровотечение устранили, всё подчистили, но долго. С такими вещами время — главное. А сейчас будем надеяться, что очнётся. — Что значит «надеяться»? — Олег поднимает пустой холодный взгляд на врача. — Вы о чём это говорите?! — шерсть становится дыбом и в глазах темнеет. — Успокойтесь. Я всего лишь хирург, а не Господь. Мы сделали всё, что могли в такой ситуации. Теперь уже выбор за пациентом, насколько он хочет жить. Олег теряет землю под ногами. Серёжа не может не жить. Это же его Серёжа, его пара. Они с самого детства вместе. Друг за друга глотки порвут. Обещание на мизинчиках, что навсегда останутся рядом. А Серый не из таких. Он не предатель. Да только вот сердце стучит так безумно в груди, словно не верит. Это что же… Ни ребенка, ни Серёжи не станет. Прав был Серый, у них больше никого нет. У Олега больше никого нет. — Я могу к нему? — Нет, пока в интенсивной лежит, нельзя. Нужно подождать. — Сколько ждать? — Надеемся, к утру оклемается. Там еще сутки-двое, может. Может, и раньше. От него зависит. Олег кивает, сгорбившись. И замирает так ещё на двое суток, потому что желание сдохнуть быстро близится к отметке «поскорее бы». С утра Серёжа так и не приходит в себя, но открывает глаза к обеду. Когда Олегу об этом сообщают, он валится грузно на стул, прикрывает руками морду и скулит тихо. К вечеру медсестра предлагает ему дойти до кафетерия и поесть, но он не может. В какой-то момент он, наверное, даже засыпает, но не понимает насколько. Часы путаются в сознании, и мозг не понимает, какое сейчас время суток. Олег плещет холодной водой себе в морду в мужском туалете, встряхивается по-собачьи и с тяжёлым хрипом садится на корточки не в силах сдержать рыдание. Тошнотворная слабость и беспомощность. Он даже не может никому позвонить, чтобы спросить совета. Единственный человек в его жизни едва дышит. — С Вами всё в порядке? — с опасением интересуется вошедший парень-леопард, а за его ногой прячется мальчик-котёнок. Олегу хочется исчезнуть или взорвать чёртову планету, чтобы все исчезли! Он резко встаёт и прожигает парня диким взглядом, из-за чего тот в испуге за своего ребёнка невольно рычит. Олег бы тоже рычал на его месте, но он не на его. Олег вновь валится на тот пластиковый стул и вновь замирает в ожидании. Нахер этих детей! Всё это нахер! Никаких подобных идей никогда больше в жизни! Он закрывает глаза. — Господин Волков, — зовёт медсестра и осторожно треплет по плечу. Олег тихо рычит на неё, но всё-таки просыпается. — Вашего друга перевели в палату 218, можете… Олег не дослушивает, вскакивает и срывается с места. Где эта палата? Где она?! Он сбивает кого-то в коридоре, даже не извиняется. Морда у него сейчас такая, словно он идёт убивать, и первое, что он слышит, когда оказывается в дверном проёме: — А, вот сразу видно, мой волчара, — ему улыбаются. — Брови хмурые, клыки торчат, а в глазах безумие. Ну точно! Волков Олег! И этот запах сладковато-терпкой кожи. Прозрачная нить, ведущая Олега за парой. Серёжа такой придурок. — Да, блядь! Не дёргай меня так, мне вообще-то живот вспороли! Олег перестаёт сдавливать Серёжу в своих неловких объятиях и взволнованно машет хвостом. Живой, горячий, до сих пор пахнет кровью. Олег скулит тихо, склонив голову. Ему совсем не стыдно быть таким с Серёжей, потому что тот жив, а значит, остальное ерунда. Серёжа гладит его по макушке и чешет за ушами успокаивающе, как только он и умеет. — Да брось, ты ведь не думал, что я реально кони брошу? Это слишком жирно для тебя. Кто тогда станет отравлять тебе жизнь? Ещё, не дай Бог, найдёшь себе кого-то лучше меня. Я был бы зол. И Олег рычит в ответ. Совсем отупел, что никак не может вернуться к человеческому языку. Это Серёжа зол?! Да Олег просто в ярости из-за произошедшего! Но нужно сдерживаться, опасность ещё не миновала. Обсудить всё они ещё успеют. — Ну, ладно. Я разрешаю тебе найти кого-то лучше меня… — Заткнись, Разумовский. — Смотрите, кто заговорил! — Не смешно. — Я не смеюсь. Я радуюсь. Радуюсь, что ты не обезумел и похож на человека, — Серёжа выдыхает с облегчением. — А то я слышал, что полуволки часто с ума от такого сходят. — Я бы сошёл, если бы ты умер. — Мне не нравится такой исход. — Мне тоже. — Так не сходи с ума. — Не могу. — Почему? — Потому что ты — моя пара, Серый. — Это я знаю. Ты тоже моя пара. — Не в этом смысле. — У тебя есть какой-то смысл, который ты от меня скрывал? Олег молчит, не зная, что и ответить. Серёжа не может реально об этом спрашивать. Не после всех их драк, в которые Олег бросался, не разобравшись, не после их вечных ссор о беспечности Разумовского, не после всей этой дикой преданности, не после позавчера… — Нечего тут объяснять, — вздыхает Олег. — Просто знай, что если ты сдохнешь, то и меня за собой утащишь. Серёжа выдаёт неловкий смешок, но вдруг мрачнеет. — Не говори так. — Я серьезно говорю тебе. — Пообещай, что с тобой такого не будет. — Нет. — Олег… пожалуйста. — Что есть, то есть, Серый. Не ты один выбрал наши отношения. И Серёжа вдруг начинает плакать. И плачет долго и жалобно, что Олег не знает, что и делать. Серёжа хлюпает носом, а потом хватается за живот, шипит от боли. — Хватит реветь! — рычит на него Олег. — Сейчас закончу, — кивает он, закрыв лицо сгибом локтя. Олег осторожно проводит ладонью по рыжим волосам, чтобы успокоить. Ласка хоть и незатейливая, но помогает. Серёжа судорожно выдыхает. — Как думаешь, они дают какой-то обезбол? А то как-то ноющие кишки мне по ощущениям не нравятся. Олег клацает зубами раздраженно, но поднимается в поисках медсестры. Он не знает, как теперь жить дальше, но хорошо, что теперь это «дальше» появилось. Они удерживаются от большого разговора почти месяц. Серёжа до последнего остаётся в больнице, потому что пока он не начнёт скакать, Олег не выпустит его никуда. Они просто продолжают жить свою жизнь, словно ничего и не было. Во вторник утром Олег заезжает за Серёжей, чтобы отвезти домой, а уже в пятницу за ужином звучит этот вопрос: — Тебе не жаль? Олег сразу понимает, о чём он. Про кого он. И, может, Олег сухарь какой-то конченный, но ему не жаль. Он продолжает нанизывать на вилку помидорки черри, вспоминая, всё ли он припрятал на верхнюю полку гардеробной: какие-то игрушки, пинетки, альбом. Нужно было выбросить, но как-то… — Или ты рад? — Я говорил, что это небезопасно с самого начала. Вилка неприятно лязгает по тарелке, но Олег не поднимает глаз. Видеть Серёжу сейчас больно. И раздражает, если честно. Что-то идёт не так между ними в последнее время. Эйфория от выживания любимого прошла, и они живут как раньше, но какая-то непонятная злоба копится внутри ни с чего. С самой выписки Серёжи они то и дело цепляются друг к другу, держатся на расстоянии, почти не разговаривают. — Ты всегда говоришь, что небезопасно. Но это, блядь, не выходка какая-то была. Не чокнутый Разумовский вбил себе в голову новую идею. — А что тогда это было?! — срывается Олег, но лишь тычет вилкой в помидор. — Я. этого. хотел. для нас. — А я — нет! Правда срывается с губ нечаянно, непрошено и нависает над столом, как жирная уродливая туча. Уши прижимаются виновато к голове. Олег не то имел в виду… — Так и чего ты тогда здесь сидишь? — усмехается Серёжа зло, с особым садизмом, который Олег ненавидит до глубины души. — Или тебя парность держит? Так ты иди, я не сдохну. — Кончай с этим, Серый… — Чего кончать, Олег? — он с силой бьет ладонью по столу, из-за чего стаканы вздрагивают. — За всё это время ты ни разу не сказал ничего хорошего об этом ребёнке. Ни разу. Я думал, что, может, нужно подождать, но тебе реально было плевать. Даже сейчас, где всё? Куда ты всё дел? Выбросил, да? — А что если и так? Нам оно зачем?! Ты решил второй раз через этот ад пройти? Понравилось быть на волосок от смерти?! — рычит Олег в ответ и тоже приподнимается из-за стола, смотрит в упрямые синие глаза своего парня. А там лишь боль и разочарование. Такое же, как и в глазах самого Олега. — Кто бы знал, как я тебя сейчас презираю, — сквозь зубы шипит Серёжа, сжимая ладони в кулаки. — Да мне плевать, презираешь ты меня или нет. Пока ты не сдох, можешь хоть запрезираться! — Ха! Так ты о своей шкуре печёшься? Неудивительно, что у нас не вышло. Ты, наверное, и молился о том, чтобы оно само как-нибудь рассосалось?! Олег рычит обессиленно. Зачем они бьют друг друга? Зачем делают больно? Всё же было хорошо. Серёжа стоит перед ним, готовый обороняться. Они действительно вот-вот подерутся. — Если ты считаешь, что я на такое способен, то зачем ты вообще со мной живешь? — Вот я и сам задаюсь теперь этим вопросом, — чуть презрительно морщится Серёжа. — Тебе же ничего не нужно. Что бы я ни сделал, тебе это не нужно. Ты вбил себе в голову что-то там про пары, про великую любовь на всю жизнь. А где жизнь-то?! Где она, Олег? Посмотри на нас. Мы скрываемся, потому что тебе стыдно и страшно. Мы не женимся, потому что для тебя это какая-то тупая забава, мы даже, блядь, семьей нормальной стать не можем, потому что тебе это не нужно. У нас был один шанс, Олег… Один чёртов шанс, и он проёбан! Его просто больше нет! И посмотри на себя, — он всплёскивает руками. — тебе просто похуй! Наш шанс умер, а ты просто собрал всё в мусорный мешок и выкинул на помойку. Серёжа садится обратно на стул и опускает голову. За несколько месяцев его волосы вновь отросли, и теперь скрывают лицо. От Серёжи разит несчастьем и злобой, а Олег ничего не может ответить. Мистер Рассудительность сегодня не в форме. Хочется просто ударить по столу кулаком, нарычать на тупого рыжеволосого идиота и сделать так, чтобы он заткнулся в своей обличающей тираде. Эти назойливые мысли лезут Олегу в голову, и в какой-то момент он даже начинает думать, что Серёжа прав. Всё так и есть. Дело не в том, что Серёжа вечно строит коварные планы, а в том, что Олег никогда не обращает на них внимания. Просто идёт за Серёжей в качестве подстраховки, пока тот лезет в самое пекло. Нет, так нельзя. Рыкнув, Олег встряхивается и проходит мимо Серёжи к входной двери. Проветриться нужно и покурить. — Выйдешь из дома, и можешь больше не возвращаться, — говорит тихо Серёжа, даже не повернувшись. Олег застывает на месте. Сердце пропускает удар. Они дошли до манипуляций. Почему это каждый раз как в первый? Так ведь и знал, что этот разговор простым не будет. Сняв с крючка куртку, Олег закрывает за собой дверь. Где там ближайший бар? Действительно похуй.