Алтан приходит в себя от боли в голове и жуткого сушняка. Если бы он не помнил, чем был занят совсем недавно, то это состояние можно было бы легко списать на похмелье. Но, к сожалению, то было далеко не оно. В голове мелькает еще множество сонных, невнятных мыслей и диалогов с самим собой, прежде чем он окончательно открывает глаза, раздирая слипшиеся ресницы.
Мало того, что Алтан был
дома, лежа на собственной, хоть и не расправленной, кровати, так он к тому же был переодет в штаны и черную рубашку с золотым узором, а волосы были распущенны и навязчиво лезли в глаза и рот. Костюм не пришлось долго искать — тот лежал на комоде в дальней комнате, поблескивая своими угольно-чёрными, кольчужными чешуйками, хотя, вне человеческого тела и с подобного расстояния, все равно практически принял свою прежнюю форму "обычного боди начинающего дайвера". Возможно, в любой другой ситуации, парня заботил бы тот факт, что его переодели как ребенка, пока он тратил драгоценные часы в отключке. Но не сейчас. Сейчас Алтан был практически в бешенстве, догадываясь о том, что весь его дотошно проработанный план полетел коту под хвост, как дорожка домино. Осталось найти первую упавшую деталь, которая пустила за собой цепную волну неудач и проблем.
Кровать скрипит, когда на ней выпрямляется и садится одно единственное тело, вцепляясь пальцами в собственные виски. Была ли проблема в том, что все они явно не ожидали нового чумного доктора? Или позволили Разумовскому привезти его с собой, мимо тупых громил, не видящих дальше своего носа? Или в том, что Дракон утащил себе этого игрушечного, плюшевого волка на потеху, нарушив прямой приказ...
– Вадим. – Выходит хрипло и раздраженно, но достаточно громко, чтобы его услышали в соседней комнате от спальни, учитывая, что двери были распахнуты настежь. Но никто не отзывается на зов, не откликается, не стучит по паркету своими тяжелыми, армейскими сапогами.
С губ слетает стон, полный отчаяния и негодования, когда Алтан поднимается на ноги и выходит в комнату. Никого нет. Вадим куда-то смылся, оставив все свои вещи валяться на столе, включая даже куртку. Очень сильно хотелось верить, что этот мужик унес свою жопу разбираться с остаточными проблемами их провальной миссии, но почему-то именно от Дракона это всегда ожидалось меньше всего. На подсознательном уровне.
К тому же, в угольно-черной, кудрявой голове начало зарождаться слишком много мыслей, противоречащих друг другу и не суливших ничего хорошего ни наемнику, ни парню.
Алтан было потянулся к лежавшему рядом с этим бардаком собственному вейпу, надеясь хоть так проветрить мысли, но замирает на долю секунды. Он тянется пальцами дальше, подцепляя край небольшого альбома? Скетчбука? Что так и манил открыть себя. С каких пор этот любитель римлян и отвратительной попсы увлекся рисованием? Парень открывает альбом, откидывая пальцем верхнюю страницу и тут же меняется в лице, поджимая губы.
Это не хобби, это трофей.
На открывшихся страницах действительно были рисунки Дракона в виде каких-то особенно карикатурных лиц, и практически каждый перечеркнут. Это команда, которую они подготовили для этого задания. Наемники, которых Дагбаев отбирал не без помощи бывалого солдата — и все они вычеркнуты. "Живыми", как чуть позже догадается Алтан, на него смотрят лишь волчья голова и еще одно лицо рядом с той.
Лицо каменеет еще больше, на пару с хмурыми бровями и разозленным взглядом, направленным на остальные вещи стола, когда альбом улетает на пол. Куртка все там же лежит небрежно брошенной. Куда и зачем Вадим ушел без нее, теперь мало волновало Алтана, так же как и абсолютно не беспокоил тот факт, если ее хозяин вернется прямо сейчас. Он бы все равно это сделал, просто при свидетелях вел себя более властно, словно имел право делать абсолютно все, что захочет и посчитает уместным. Без зрителей парень поднял чужую теплую куртку практически брезгливо, начиная шарить рукой по внутренним карманам. Пух утепляющей подкладки источал яркий запах наемника, в карманах было куча мусора, и даже складной нож. Но все это не волновало его. Парень ищет телефон и когда ,наконец, находит его, то отходит к окну особняка, разблокировав мобильный.
– Самоуверенный идиот. – Алтан выдает это тихо и хмуро, понимая, что на смартфоне не стоит каких-либо паролей.
В телефонной книжке среди обилия номеров различных "Санычей", "Прапорщиков" и прочих имен парень находит два необходимых контакта.
«Золотце.»
«Начальство.»
У второго контакта номер не российский и записан он через ватсап, да вайбер, где и покоились последние -недавние- звонки на тот, но кнопка вызова прожимается не сразу. Злость на мгновение отходит на второй план. Алтану, почему-то, становится страшно, пока идут долгие гудки. Он чувствует, как под горлом сильно бьется его сердце, хотя отражение в окне показывает все ту же холодную маску лица. Если он врос в нее, не означало, что он забыл ощущение паники, злобы, счастья и прочего.
– Да.
Женский, чуть севший и очень уставший голос наконец-то раздается на том конце, и Алтан сжимает кулаки, впиваясь черными ногтями в ладони, узнавая его. Внутри все взрывается разными оттенками сменяющих друг друга эмоций, которые в итоге не могут выйти во что-то единое и целое.
Юма, старшая сестра Алтана, раздраженно выдыхает на молчание прямо в трубку.
– Вадим, если ты позвонил мне ради того, чтобы молчать, то у меня есть более важные дела.
– Как давно? – Выходит тихо. Слишком тихо, и парень даже не признает своего голоса. Но этого хватает, чтобы женщина тоже резко затихла на несколько секунд, образуя гробовое молчание между ними. Не то, чтобы они созванивались с ней каждые выходные или хотя бы по праздникам. С колокольни Алтана они вообще не знали друг друга толком, как бы стоило знать друг друга брату и сестре. Даже пять лет назад они и то ближе общались, но сестра занималась делами клана, а парень — цветы матери выхаживал. После все окончательно пошло по одному месту, хоть его к Юме тянуть и не прекратило.
– Ахай*?..
– Как. Давно. – Ему удается вернуть стойкость своего голоса, чтобы не звучать как обиженный и брошенный ребенок.
– Как давно я слежу, чтоб ты не убился? Последние несколько лет. – Тон Юмы — холодный и отстраненный. Они оба дали секундную осечку и оба с одинаковой быстротой скрыли ее. Удивительное родство. – Или что тебя интересует, конкретизируй.
– А Вадик, я так понимаю, твоя для меня
нянька?
– Слушай, Алтан. – На том конце делают глубокий вдох. Заминка, которой хватает, чтобы прокусить внутреннюю сторону щеки до крови. – Я прилетаю в Питер на днях, нам лучше перенести этот разговор.
– Не уверен, что я захочу обсуждать это.
– Значит, выслушаешь.
– Этого я тоже не хочу. – "Пусть Дракон тебе скулит все новости обо мне." Алтан не озвучивает, сбрасывая трубку и постаравшись сохранить маломальское самообладание. Он и так повел себя как ребенок, хотя был уверен в собственной силе и "независимости" от клана Дагбаевых. Оказалось, границы этих пересечений чертил не он. Парень вообще ничего не устанавливал по сути, просто елозил ножичком по песку вокруг себя, думая, что создает границы и воздвигает стены.
Он сжимает телефон в кулаке, задирая подбородок и набирая в грудь как можно больше воздуха. Обычно, нормальные люди делали так, чтобы сдержать слезы, Алтан же сажал на цепь собственный гнев, в котором парень уже начинал захлебываться. Он умел держать лицо, ходить гордо и прямо, не показывать ничего лишнего, и в общем то, делал это большую часть времени. Но было сложно сохранять маску, когда внутри пробуждается вулкан, извергаясь магмой-разочарованием и лавой-отвращением.
За окном – предрассветные сумерки, что окрашивали небо в смесь алого и синего цветов, словно столкнувшиеся кровь и самое северное море. Частный дом находился на отшибе, далеко от города, скрытый давно пожелтевшими полями и полоской леса, которые обнимала легкая пленка тумана. Алтан даже открывает окно, впуская морозный воздух
не самого доброго утра, помогая себе остыть хоть на толику. Сейчас он постоит так час, другой, покурит раз десять, и, если не объявится Вадим, спустится в оранжерею думать что делать дальше, пока будет поливать, допустим, гладиолусы.
Но как назло, он улавливает звук тяжелых шагов и открывающейся двери.
Дракон, видимо, совсем не ожидавший, что "его золотейшество" так быстро придет в себя, замирает в проходе, даже не убирая ладони с дверной ручки. Он понимал, что сейчас его вероятнее всего, будут отчитывать, и, конечно же, был к этому готов. Даже нет, Вадим мысленно ставил свои пять тысяч на то, что так и будет, и скрывает свое расслабленное лицо, пока отвлекается на незавершенное запирание двери.
Алтан не разворачивается к нему, как и всегда, словно его спина и осанка — выразительнее любых слов. Он всегда ждал, что Дракон начнет отчитываться первым, в конце концов пиздеть в уши по поводу и без. Но в этот раз наемник словно специально молчит, разрушая тишину своими шагами к столу, планируя, видимо, покопошиться в собственном хламе.
– Ты убил чумного доктора?
Алтан закрывает окно, понимая, что его пальцы и ступни уже покалывает от холода.
– Нет. – Мужчина останавливается, выпрямляясь по линейке.
– И не узнал кто был под маской?
– Нет.
– Не убил Разумовского, не остановил их шайку, пустил на мусор всех моих людей, сам вернувшись без единой царапины. – Парень наконец поворачивает голову, окидывая Вадима озлобленным взглядом. – Ты хоть что-то выполнил из своих обязанностей?!
Ответа не следует. И не потому что у Дракона не нашлось что сказать, выдавая то, что хотел бы услышать Алтан. А потому что ему в ноги летит его же телефон, чудом не наградив собственный экран паутиной трещин.
Кажется, его переиграли. Интересно.
– Как прошел семейный разговор, вашество?
Ох, зря он это сказал. Вадим понимает это, когда Алтан отходит от окна быстрым шагом и бьет наемника в скулу. Удар точный и весьма болезненный, заставляет мужчину даже откачнуться по инерции, опираясь на подлокотник, так кстати оказавшегося рядом, дивана. А чего он ожидал от него? Пощечины в стиле мафиозных, итальянских мелодрам и криков о том, что Вадик – ебанный предатель? Признаться, это было бы поприятнее, потому что челюсть на удар отзывается тупой болью, а в голове на несколько секунд все превращается в белый шум. Все же, Алтан не впервые бьет мужчину или норовит сломать ему нос, да пару лишних костей, а о том, что у мраморного мальчика чугунная рука Вадим еще в первый год работы с ним понял. Узнал, точнее.
– Весело тебе? – парень разминает запястье парой оборотов и отходит от мужчины, падая по-хозяйски в кресло рядом со своим костюмом и поглаживая пальцами чешуйки на том, что слегка топорщились на подобные касания к себе, поблескивая черным металлом. Он смотрит на Вадима, приподняв подбородок и напрягая собственные губы так, будто собирался выплюнуть все последующие слова.
– Ждете, что я буду извиняться и умолять не убивать меня? – Рука разминает челюсть, пока ее хозяин вновь встает по-человечески.
– Жду, что ты в кои-то веке начнешь меньше пиздеть не по делу.
Вадим прыскает не самой веселой усмешкой, больше напоминающей оскал. Он складывает руки в карманы джинс, перекатывая зубочистку с одного
теперь болезненного уголка рта к другому, прежде чем подходит ближе. Оставляя метр расстояния между собой и парнем в кресле.
– Устранять вашего деда было позабавнее. – Наемник следит за реакцией, готовый уловить любую дрогнувшую мышцу на лице перед собой. Но Алтан не реагирует от слова совсем, лишь ведет бровью — намеренно и показательно, без лишних слов будто спрашивая "И? Дальше что?". Дракону даже кажется, что парень сейчас шипеть на него начнет, не прекращая ворчать и пытаться не то заткнуть его, не то отчитать. Такое случалось настолько часто, что давненько начало забавлять мужчину — Алтан, надменный, каменно изящный и мрачный, как похоронная процессия, завлекал мысли и развлекал от части, не важно выпускал тот когти или гонял по каждой питерской помойке.
Возможно, Вадим еще не понимал или не хотел признавать, но сейчас младший Дагбаев не просто выпускал когти "как обычно", а собирался сломать шею, обвивая ту незримыми, змеиными кольцами.
– Сезон охоты на Баатара тебе тоже она открыла?
– Что вы, ваше золотейшество, тут сугубо ваша указка. – Дракон врет, оба это понимают и видят яснее, чем рассвет за широкими окнами за ними.
– Юма, наверное, так довольна. Бегаешь, как ее послушная псина.
Слабая улыбка сползает с некогда самодовольного лица, напрягая жевалки на скулах, а взгляд становится мрачнее. Вадим сжимает кулаки, смотря сверху вниз на Алтана, но ощущение у него складывается, словно это на него сверху смотрят. Выбирая ракурс, с которого будет приятнее опускать и топтать. Желание ответить ударом на удар становится сильнее, а еще лучше схватить за горло, или оттянуть за волосы так сильно, чтобы парень заскулил, запрокидывая голову через край спинки кресла и выплюнуть что-то раняще-правдивое. Из серии, что Алтан лишь одержимая местью малолетка, с которым Вадик, взрослый мужик, вынужден водиться без права выбора сменить квалификацию. И что эта месть за их с Юмой мать доведет этого ребенка до тюрьмы, где это лицо точно оттрахают, или до могилы, где состоится долгожданная свиданка с мамочкой. Особенно если Вадим оставит парня одного на растерзание этому психу ебанутому, который не побоялся кровавую баню несколько лет назад учудить и Волкова застрелить, хотя тот тоже противник не самый слабый.
Да, тут действительно не "стандартные" отчитывания. Алтан целился намеренно и попадал с поразительной точностью.
– Лицо проще сделай. – Переводилось как "даже взглядом мне не дерзи". – Неужели я не прав? Ты, видимо, заигрался, Вадим, скача с члена на пизду. Даже думать начал, что держишь поводья ситуации и рулишь как хочешь. – Алтан подпирает голову пальцами с уже начинающим обдираться черным лаком, локтем опираясь на подлокотник и смотря скучающе, безучастно. Он не ругал или отчитывал, он кидал сухие факты, которые считал правдой и вскрывая ими, как устричным ножом, на живую. Парень видел, как напряглась тело перед ним, вероятно желая разбить его голову о ближайшую стену. У него не было гарантий, что это не Алтана даже сейчас продолжают водить за нос, потому он намеренно кидал эти слова-кинжалы, специально пуская больше крови. Загнанный зверь либо бежит, либо кусает, и это не парень тут кличку огромного, дикого ящера носил. – А по факту, гоняешься за собственным хвостом.
Вадим, наконец, дергается на Алтана, резко подаваясь вперед и протягивая свои лапищи. Но вместо чего-то более хрупкого, теплого и живого вцепляется пальцами в спинку по обе стороны от парня, сжимая ее до белеющих костяшек. Звук лезвия, покидающего ножны с характерным лязгом, слегка отрезвляет голову и заставляет не только округлить глаза, но и задержать дыхание. Алтан не просто ожидал, он
доводил до этого, видимо, чтобы избавить себя от лишних телодвижений и оправданий. Парень не просто так ушел к самому дальнему креслу, игнорируя диван и прочие более близкие предметы мебели, даже не остался стоять, смеряя наемника своим тяжелым взглядом. Он намеренно уселся рядом с излюбленным оружием, что стояло между комодом с костюмом и краем кресла. Потому сейчас в горло мужчины, прямо над этим нелепым фиолетовым черепом с рогами, упиралось острие меча, что так и норовит пустить первые капли крови. Алтан давит сильнее, уверенно сжимая рукоять и на стали катаны появляются алые бусины. Не опасные, просто крошки от небольшой царапины, но стоит ему дернуть рукой и Дракон захлебнется собственной кровью на этих острых коленях. Дагбаев поддается ближе, заглядывая в светлые глаза перед собой, понижая голос до практически интимного шепота, только куда более угрожающего. Не такого, какой стоит шептать подружке в постели.
– Собаку, укусившую хозяина, следует зарубить. – Алтану так обидно, что это чувство начинает раздирать его изнутри и кровоточить намного сильнее, чем чужая разукрашенная шея. Он давится своими мыслями, несказанными словами и чувствами, которые после смерти матери, как казалось, парень оттренировал до идеального послушания. Можно сказать, похоронил. Сейчас внутри — оркестр похорон чувств к Вадиму, которые успели за этот год, может больше, вылезти внутри навязчивым, незаметным
или весьма старательно игнорируемым сорняком. Ему было лень убирать его, вычистить сад, выдрав с корнем. А росточек вырос в сраный репей, впивающийся в кожу. – Я ведь считал тебя умным.
– Сочту за комплимент, вашество. – Нихуя не комплимент, признавать себя псиной — последнее, что станет делать наемник. Дракон шипит эти слова то ли от напряжения, то ли от собственной злобы. Теперь уже не разберешь, потому ему лишь остается самое любимое занятие в жизни: слепая импровизация. – Не порть мое о тебе впечатление далеко не милосердного принца. Перережь мне горло, если так тянет остаться одному.
– Я и так один.
Алтан почти касается носом чужого, пока скалит зубы в ярости, при этом не опуская руки с мечом. Кажется сейчас его совершенно не беспокоили нарушения границ личного пространства или прикосновения "чужих" к себе. Он словно пытался дать полностью ощутить свои эмоции на языке всех пяти, а то и шести чувств.
– Весьма спорно.
– А кто по-твоему со мной? – Вторая рука цепляется за волосы на затылке, создавая тем самым еще более уязвимо-опасную позицию для Вадима. – Кто-то из местного мусора на одну миссию? Членов клана? Юма, которую я несколько лет не видел? Или ты, большой нянь с фетишем на дезертирство?
Дракон усмехается, разглядывая чужие красно-карие, почти винного оттенка, глаза, которые от злости напоминали еще более темные оттенки крови. Еще год назад мужчина бы вывернулся из этого захвата, ухитрился не распороть себе горло и отправил бы досыпать остаток утра несносного мальчишку. Сейчас же ему претила мысль помереть у этих ног, хоть и одновременно нагоняла множество потаенных страхов и разочарования. Последний раз он ощущал подобные желания в Сирии, кажется? Это сложно назвать любовью или чем-то на нее похожим, что явно не было здоровой херней, по мнению дорогих мозгоправов и осознания Вадима, потому ответ Алтану выходит неожиданный и до неприятного, отвратительно разящий правдой.
– Может я и не работаю на вас, но служу тебе.
Дальше — еще более сумбурная картина.
Эта фраза заставляет опешить Алтана. Но и секундный осечки хватает, чтобы Вадим схватил рукой лезвие катаны, вероятнее всего разрезая ладонь, и отодвинуть его от более уязвимой шеи. При этом не отстраняясь и возвращая дистанцию, а наоборот сокращая ее. Смазанный поцелуй, который Дракон им устраивает, больше напоминает попытку загрызть друг друга насмерть. Он мажет губами и языком по чужим, давит с силой, не выпуская, терпит укусы и кровь. Фактически против воли насилует чужой рот, пока в его живот не упирается ступня.
Алтан отпинывает Вадима от себя резко и безжалостно, вынуждая мужчину упасть, приземляясь собственной пятой точкой на ковер. На губах остается вкус чужого поцелуя, который парень вытирает ребром ладони вместе со слюной с заметным отвращением. Хочется процедить, что еще одна подобная выходка и Вадик останется без языка или, хуже того, члена, но не успевает. Потому что мир резко из вертикального превращается в горизонтальный, демонстрируя резной и безвкусный
дедовский потолок дома, а копчик пронзает тупая боль от слабого удара.
Вадим, потерявший все остатки страха, хватает Алтана за лодыжку крепко, словно ловя зверье в капкан, и дергает с кресла. К себе на пол, не обращая внимание на шипение парня от удара и секундной дезориентации, тянет к себе ближе. Пока в лицо не прилетает со всей дури свободной ногой, разбивая мужчине губу.
Они, словно вцепившиеся в неясной драке змеи, вертелись на полу своим клубком. Парень бьет наемника не целясь,
к слову, куда слабее, чем несколько часов назад с чумным доктором, пытается в добавок пнуть коленом в пах. Дракон же ловит чужие руки, закрывается от ударов, даже опрокидывает случайно кофейный столик, пока наконец не вжимает Алтана лицом в ледяной паркет. Руки заламывает в захвате за спиной, нависая над диким и взъерошенным парнем. Сам же мужчина, пытаясь удержать неслабого противника, который выпустил на него в их нелепой потасовке лишь половину собственной силы, дышит тяжело, прежде чем уткнуться носом в растрепанные, черные пряди. Вдох, который делает Вадим, глубокий и шумный. Наемник зарывается лицом в аромат стали и трав, ведет носом к загривку и жмурит глаза от удовольствия, пока пленник не прекращал весьма не напускных попыток освободиться. Хочется утихомирить его, заткнуть, чтобы даже не рычал на Дракона, скаля свои клыки. Задрать черную рубашку, узнать какая под ней кожа, увидеть реакцию, когда зубы закусят ее. Рассказать, в конце концов, о вкусе.
– Служу тебе. – Но в итоге говорит он лишь это, пока целует шею под волосами, игнорируя полные ярости глаза за черными прядями.
– Иди нахуй, Вадим.
– Как раз планирую.
То ли эти слова служат триггером, то ли заебанность положением, но Алтан
, наконец, дергается в сторону со всей силы, помогая себе ногами и заваливает их обоих на бок. Выбраться из такого положения — дело пяти, может десяти, секунд, чем парень и занимается, высвобождаясь и, как бы по пути, добавляет несколько уже серьезных ударов в корпус и на этот раз не ногами.
Теперь Алтан сидит на Вадиме, опираясь коленями по обе стороны от, лыбящейся от боли и адреналина, головы и сжимая руку на цветных разводах тату.
– Думаешь, после разборок с Разумовским, у меня есть желание возиться тут с тобой? – Сжать руку сильнее, надавить пальцами на горло, вгрызаясь ногтями в кожу, пока не перестанет ощущаться чужой пульс. Эта мысль в голове парня бьет красным светом, пока он восстанавливает дыхание. А Дракон внизу, в отличие от него, даже не пытается выбраться, складывая свои ладони на чужие бедра у головы и улыбается слегка окрашенными кровью зубами так, будто с ним сейчас флиртовали.
– Как приятно, что в вашем забитом графике нашлась минутка и для меня.
– Заебал. – Шепчет, закатывая глаза. – Я бы мог задушить тебя.
– Души, золотце.
Руки, начавшие поглаживать бедра, медленно ползут за спину. Вадим проходит по ягодицам и плавно забирается под рубашку, слабо царапая по всей длине позвоночника своими короткими ногтями. Алтан не двигается, но и не убирает руки от шеи, не давая четкого ответа "да" или "нет". Теряется в сомнениях, хотя по сути уже все решил для себя подсознательно, действительно ли стоит убить этого мужика или дальше разрешать гладить себя, как дикого кота. Когда сухие ладони, с ноющей царапиной от меча, касаются груди под одеждой, парень сглатывает слюну и, словно, слишком неровно выдыхает. По крайней мере, так кажется Вадиму, пока тот пальцами проходится по чужому пирсингу.
– Я, кстати, обратил внимание на эти золотые сережки, пока перео...
Ему не дают закончит свою богомерзкую фразу, потому что рука с шеи пропадает и частично оказывается во рту.
– Заткнись. – "Не порти и без того испорченный момент." Алтан давит большим пальцем на язык и челюсть, зафиксировав ту в одном положении и не позволяя освободиться или заговорить. И не сказать, чтобы наемник был против этого, потому скользит своим языком по изучающему рот пальцу и сосет.
– Зубочистки, пальцы, что еще в рот будешь рад засунуть? – Алтан язвит, практически радуясь тому, что чужой язык занят иным делом, облизывая его палец, а не тратится на слова. Но парню все равно отвечают, как ему кажется, когда одна ладонь выглядывает из под рубашки на мгновение, чтобы погладить двумя костяшками согнутых пальцев по чужому паху. Да так обыденно и непринужденно, будто собирался слегка постучать ими, но за такую очевидность ему бы точно трахею нахер вырвали.
Но даже это дает достаточно хорошую реакцию, что мелькает на хмуром лице, потому Вадим доволен. Он в принципе был доволен всем сложившимся положением, даже если ради итога чуть не помер. Адреналин отличный же. А награда за спаринг — сидящий сверху Алтан, что медленно расслаблялся, выпуская большую часть яда, ворчливости и капризов. Выдохшийся и растрепанный, не разрывающий их зрительного контакта, но при этом с загнанно бьющимся сердцем под ладонями, когда Дракон от груди опять оглаживал к прессу. Мужчина буквально облизывает взглядом, жадно соскальзывая с лица к очертаниям груди.
Алтан слегка съезжает вниз по груди, возвращая мокрую ладонь "на родину", когда тело под ним приподнимается и торса, прямо через ткань, касаются губами с обжигающим дыханием. Он держится за плечи перед собой, пока его придерживали под поясницу, так уж и быть, чуть наклоняясь вперед. Ему было приятно, к тому же парень давно хотел этого наемника, хоть и толком не предпринимая никаких действий или первых шагов. А о ситуации до хотелось забыть, выкинуть из головы.
Дракон расстегивает черную рубашку, но не снимает. Мажет языком по коже, груди, целует проколотые соски — Алтан слишком любил золотые украшения, и если бы ему дали волю, ходил бы со своим огромным чокером и сотней проколов в ушах. Хочется, добраться до той самой шеи и ушей, оставить и на них горячие поцелуи, но ему не позволяют этого от слова совсем. На светлую голову давит ладонь, секундой ранее зарывшаяся пальцами в волосы. Заставляет вернуться ниже, к краю штанов, где Вадим и прикусывает кожу под первый одобрительный выдох.
Наемник не трогает полувозбужденный член руками даже через ткань, вместо этого трется щекой или губами о тот. Алтана это, кажется, не особо волнует, даже когда чужие кулаки сжимаются на ткани штанов со спины, стягивая те вместе с бельем. Зато он кидает хмурый взгляд вниз, когда его слегка подталкивают привстать.
– Не думаю, что полураздетым будет удобно, Золотце. Не в таком положении. – Оправдывается Вадим, усмехаясь и, естественно, замечая взгляд. Он сам взгляда практически не отрывал от "босса". – Второй раз, за ночь вас раздеваю, ну и ну.
– Ты с этой темой никогда не заткнешься, да? Я еще не предъявил тебе, к слову, и за этот самовол.
Алтан ворчит, но все равно приподнимается, позволяя раздеть его до колен, а после - из-за кое кого - и вовсе теряет равновесие, падая вперед и так и оставаясь на корточках. Потому что Дракон сделал это так же специально, как и снял чужие штаны с бельем или укусил за внутреннюю сторону бедра, из-за чего парня обдает волной мурашек.
– Так предъявите, пока атмосфера вечера располагает. – Ладонь поглаживает золотое тату,
Алтан весь как кровавое золото, ощущая под пальцами неровности шрамов.
– И как тебя Юма терпит.. – Парень дергается от укуса на нежной коже, по всей видимости Дракону не понравилось упоминание той, с кого все началось изначально, и даже пытается обратно встать, но его так же резко возвращают в коленно-локтевую. – Вадим!
А мужчина и сам лежит как лежал, не поднимаясь, будто он под солнцем на пляже в Сочи, а не головой между голых ног, целуя те, к слову.
– Не поднимайся, и разведи ноги сильнее.
Сегодняшние скачки от формального к неформальному общению игнорируются. Сводятся на нет, потому что не до этого. Парень все же разводит ноги, игнорируя боль в коленях от ссадин, полученных в другой, вечерней драке, а Вадим помогает. Опускает ниже, пока не становится удобно закинуть согнутые в локтях руки, обвивая чужой таз сверху.
Алтан давится воздухом и полустоном, когда по его члену проходятся языком. У Дракона точно, сто процентов, затечет шея, но он думает, что оно того стоит. Потому что стоны и сбитое дыхание где-то выше звучит куда приятнее ругани и обвинений в предательстве. Он облизывает губы и целует горячий, чистый лобок, с сокращающимися под кожей мышцами, моментально покрывающийся мурашками. А чего стоил стон, когда Вадим берет член в рот. То ли он давно никому не сосал, то ли Алтан действительно действовал на мужчину по-иному, особенно возбуждающе и желанно, что даже в свои сорок с хуем намеренно берешь глубже, или тратишь время на ласки и вылизывание, чтобы сверху зашлись в новом стоне, выгибая спину и опускаясь на локти. Дракон сосет в свое удовольствие, можно сказать почти самозабвенно и неторопливо, лишь придерживая руками в своеобразном захвате парня и не давая отстраниться. Он массирует широкими ладонями вспревшую кожу, сжимая задницу с силой в тех и тут же выпуская. По щекам все равно начинает стекать слюна из-за их позиции, а шея поднывать, но все это уходит на второй, а то и третий план.
Потому что Алтан стонет так, что сносит крышу, и падает грудью на пол, осмелев и толкаясь в рот.
Он дышит прерывисто и шумно, смешивая все со стонами, вжимался вспотевшим лбом в пол и цеплялся пальцами за край кресла перед ним. Пальцы скользили по грубой ткани, но Алтан все равно перехватывался, будто это могло спасти его от жара и тяжести внизу, вперемешку с влажными и приятными ощущениями чужого рта. Парень чувствует, как у него пылают щеки, влажные ресницы щекочут веки, а в рубашке становится просто невозможно дышать. Он был вспотевшим и возбужденным, ему было жарко, и волосы, и хлопковая ткань липли к влажной коже. Алтан трется лбом о свои плечи, пытаясь убрать прилипшие пряди, толкается бедрами и стонет.
А Вадим позволяет трахать свой рот, поощряя это, втягивая щеки или смазано быстро придавливая кончиком языка вены. Покрасневшие губы блестели от естественной смазки и слюны, а хриплые, басистые, тихие стоны окончательно добивают. Дыхание парня тяжелое, рваное - эхом проносится по просторной комнате и отскакивает от изящных стен, что у Вадима самого в штанах становится жарко и тесно из-за стоящего члена.
Пока
его золотейшество окончательно теряется в ощущениях, двигая бедрами в собственном ритме, Дракон собирает пальцами у своего рта всю вязкую слюну и размазывает между чужих ягодиц. И так еще несколько раз по кругу, пока ее там не становится так много, что можно шутить про Байкал, опять думает наемник, но сдерживается даже от смешков. Палец проникает медленно и осторожно, но Алтан все равно замирает, тяжело дыша во всю грудь, хотя и член без внимания - будто на зло - не остается.
– Там есть смазка, в спальне...– Загнанно и шепотом давит из себя слова, вновь делая толчки.
Сказать он это должен был, а то что им обоим лень и явно поздновато идти за лубрикантом признавать вслух было не обязательно. К тому же, если Алтану станет больно — Вадим получит и сломанные ребра.
Потому его продолжают растягивать так, постепенно и осторожно, добавляя слюны если надо и не прекращая отсасывать. Парень не особо следил за тем, когда к пальцу Дракона добавился еще один, растягивая его, зато он замечает как они сгибаются внутри и поглаживали простату, отчего тот выгнулся в спине до хруста избитых костей, кончая.
После такого оргазма хотелось бы отдохнуть, закутаться в одеяло с головой возле открытого окна с морозным ветром, но видимо в Алтане еще остались капли ярости и возбуждения. Он толкается руками, опускаясь ниже и ложась на Вадима — контраст почти голого тела, после оргазма напоминавшее оголенный нерв, и грубой ткани майки и джинс наемника охуенный. Но еще лучше ощущались горячие губы на его шее, кусающие и засасывающие кожу, пока парень стягивал прилипшую к телу рубашку, оставаясь полностью голым, и скидывая длинные волосы на одну сторону.
Вадим мажет языком к уху, а Алтан запрокидывает голову, выдыхая горячий воздух. Ему хочется чувствовать сильные руки, прижимающие его к себе, чувствовать горячие губы везде, от которых уши горят так, что он ощущал как те покалывает. Парень еле отлипает, утягивая вместе с собой сесть и мужчину, стягивая с него красную майку.
Лицо кривится в ту же секунду, как Алтан начинает разглядывать целиком открывшуюся тату на наемнике под тихий смех, видимо впервые понимая ее смысл после прошедших дней.
– Не нравится?
Вадим посмеивается хрипло, а Алтан хмурит брови сильнее и хватает мужчину за возбужденный член через ткань брюк, сжимая тот явно не до самых приятных ощущений, на что наемник чертыхается.
– Я бы хоть прямо сейчас ее срезал мечом. Доходчиво?
Вместо ответа — поцелуй. Не первый за этот вечер, но теперь Алтан отвечает на него куда охотнее, вцепляясь в чужие плечи. Лишь бы куда-то пустить когти, и не только. Нижнюю губу кусают и зализывают, язык Алтана пытаются посасывать, а они в общем-то и не против, пока они не сталкиваются зубами из-за своих ерзаний.
– Доходчиво. – Дракон отрывается, хоть и запоздало реагируя на риторический вопрос. – Но простите, вашество, я все-таки не закончил.
Алтана поднимают под руки и, прежде чем он успевает сообразить, опускают у дивана, грудью на тот. Парень приподнимается на вытянутых руках, но с места не сдвигается, лишь оглядываясь за спину на звук молнии ширинки.
– До дивана целиком не судьба? – Он позволяет себе не только ворчать, но и откровенно пялиться на то, как Вадим избавлялся от последней одежды на себе.
– Так надо, да и не интересно. – Грудь вжимается в спину, а несколько пальцев наемника возвращаются в золотейшество под аккомпанемент шумного вздоха. – Или хотите под одеялом в миссионерской?
– Я сейчас опять в твой рот что-нибудь засуну.
– Давай. – Мужчина выдыхает прямо у уха, лежа на Алтане и растягивая его тремя пальцами. А сам смотрит в глаза, мол "действуй, суй что хочешь".
– Спина. И шея, еще.
– Понял.
Вадим до нелепого серьезно кивает, будто ему отдали повседневный приказ, прежде чем намотать на свободный кулак волосы и начать покрывать поцелуями все участки кожи, родинки, изгибы и шрамы, до которых только дотягивался. Он оставляет сотню укусов и еще больше поцелуев, на что Алтан лишь одобрительно тяжело дышит, опять возбуждаясь, и насаживаясь на пальцы.
– Потерпите, вашество.
– Делом займи... – Но парень не заканчивает мысли, упираясь ладонями в спинку дивана и сдерживая себя, чтобы ноги не разъехались в разные стороны. Дыхание перехватывает, а сердце нарушает барабанный ритм, вероятно, у обоих, когда Дракон входит медленно, практически нежно, прикусывая мочку чужого уха.
Член Вадима внутри ощущался так хорошо, что Алтан был готов разочароваться в себе за то, что отшивал практически все знаки внимания и собственные желания так долго. Может, Вадик и раздражал его, но и притягивал к себе не меньше.
Дракон двигался ритмично и быстро, вбиваясь и не сдерживая своих стонов, что смешивались в особый коктейль со стонами Алтана, которые чередовались с тихим шипением или тяжелым дыханием. Вадим даже тянет его за волосы, что все еще были намотаны на руку и упирается ладонью в поясницу перед собой. Засаживает глубже, и еле сдерживаясь, чтобы не кончить прямо сейчас.
Он долго пролежал на полу со стояком в джинсах, слегка потрахивая воздух, пока был занят минетом начальства и это сыграло лишь злую шутку с ним. Но сейчас он наконец внутри горячего, желанного тела, двигается быстро, сбиваясь с ритма, вспотевший и разгоряченный. А Алтан подается на встречу, путая и без того не ритмичные толчки, пытаясь взять больше.
Голод.
Голод завладел ими обоими.
Парень цепляется черными, ободранными ногтями за накаченные руки перед собой, когда Вадим наконец перестает держать его за волосы, натягивая к себе во всех смыслах. Алтан кусает чужую, напряженную руку, впиваясь зубами в горячую кожу с такой силой, что там точно останется синяк, и ловит второй оргазм за
утро, крупно подрагивая.
Дракон обнимает его, прижимает к себе и делает еще несколько толчков, прежде чем выскользнуть и кончить на спину.
«J'adore l'amour
Et je veux ton revenge
I don't wanna be friends.»
Алтан, закутанный в чужую куртку, все так же воняющую одеколоном и Вадимом в принципе, умиротворенно выпускал клубы пара изо рта в воздух, слегка запрокидывая голову. Следил, как облака дыма поднимаются от лица и рассеиваются над головой, хотя в комнате все равно уже повисла легкая дымка. Дракон сопел внизу, дремавший или спящий, уложив свою голову где-то у все еще оголенного живота парня. Они лежали на полу, где так и остались после секса, разве что "золотейшество", как хана или султана, закутали в широкую куртку.
За окном — светлое утро, с хлопьями молодого снега и уже давно прошедшим алым рассветом.
