Воздух

Куникида рассеян. И это сразу бросается в глаза. Всегда собранный Куникида не может сосредоточиться и это заметно. Но, похоже, это заметно только Дазаю. Поэтому, он решает взять на себя ответственность за сохранность напарника и, незаметно подкравшись из-за спины, громко интересуется, как дела. Куникида вздрагивает и устало просит отвязаться. Не злится, не бьёт, даже не хмурится. Просто, тихо просит отойти. Дазая это напрягает. И он решает выяснить в чем дело так как, явно что-то не так. Он с ещё большим энтузиазмом чем обычно начинает влезать в личное пространство Доппо. Тот не реагирует. Точнее, реагирует, но не так, как обычно. Он все ещё не злой, всё ещё не кричит и не рукоприкладствует. Дазай начинает беспокоиться ещё сильнее, потому что это ни в какие ворота. Остальные, похоже, не замечают. Куникида слишком хорошо умеет делать вид, что все в порядке. А Дазай слишком хорошо умеет это распознавать. Поэтому он не отходит от напарника ни на шаг до обеда, Куникиду это начинает раздражать, но он всё ещё не проявляет своей обычной активности. Когда все уходят обедать, Куникида остаётся. Это-то как раз норма, он остаётся работать. Дазай обычно уходит тоже, но в этот раз он твёрдо решил выяснить, что случилось с напарником, поэтому, как только члены агентства спустили с этажа, он вернулся в офис. Где обнаружил Куникиду, откинувшимся на спинку кресла и закрывшим глаза. Дазай, стараясь подавить беспокойство, подходит и опускается перед Доппо на корточки. — Что с тобой? — Куникида в ответ только поднимает голову и непонимающе смотрит мутными глазами. — Что с тобой происходит? Ты сегодня какой-то, — Дазай пожимает плечами, — не такой, как обычно. — Всё, в порядке, с чего ты взял? — Куникида смотрит сквозь стекла очков, но Дазай видит, что эти глаза измучены в край. Это уже пугает. — Да с того, что ты весь день какой-то, — Дазай пытается подобрать слова, — вялый. Ты давно спал нормально? — Ничего не вялый, отвяжись, — Куникида пытается развернуть кресло к столу, но Дазай опирается руками на подлокотники, нависая над Доппо. Тот, только вопросительно выгибает бровь, пока Осаму его пристально разглядывает. Дазай сдаётся первым, он выпрямляется, позволяя Куникиде развернуться. — Хотя бы поешь, ладно? — Дазаю грустно и он отходит. Куникида смотрит на него удивлённо, но ничего не говорит. На следующий день, когда Куникида как всегда первым приходит в агенство, он с удивлением обнаруживает там Дазая, который бодро его приветствует, но смотрит обеспокоенно. Дазай, промаявшийся весь вечер, когда всё уже ушли, так и не покинул агентства и заночевал в нём, решив, что так по крайней мере застанет Куникиду сразу по прибытии. Доппо выглядит плохо. Побледневший, с запавшими глазами, только ненормально яркий румянец на щеках. Дазай почувствовал, что испугался по-настоящему. — Эй, с тобой всё хорошо? — Осаму подходит ближе и пытается заглянуть в глаза, которые Доппо упрямо прячет. — Всё в порядке, отстань, — он обходит Дазая стороной, пытаясь добраться до рабочего места, но тот хватает его за руку. — Нет, подожди, — и тут до Дазая доходит: рука, которую он держит, горячая. Ненормально, лихорадочно горячая. — Да ты весь горишь! — Куникида пытается вырваться, но Дазай только притягивает его ближе и кладёт ладонь на лоб. Он тоже слишком горячий для здорового человека, — У тебя температура! Ну-ка быстро домой! Куникида всё ещё пытается вяло сопротивляться, но Дазай непреклонен, — Да, трудоголик несчастный, ты сейчас идешь домой, ничего без тебя здесь не случится. Дазай выпроваживает Доппо, который видимо настолько плохо себя чувствует, что даже и не особо протестует. Весь оставшийся рабочий день Дазай не находит себе места, огрызается на всё подряд и ведёт себя невыносимей обычного. Вечером, уже доведя себя до ручки, Дазай сдаётся и идёт к Куникиде. Точнее, летит, сжирая себя глупыми переживаниями. Когда он наконец добирается и стучит в дверь, ему никто не открывает. И вообще за дверью не слышны никакие признаки жизни. Медленно холодея, Дазай вспоминает свою бытность в Портовой Мафии и вскрывает замок. В темной квартире тишина и Осаму пробирается по ней, чувствуя, как колотится сердце. В аккуратной комнате, на футоне лежит Куникида. Как был, в одежде, очках и галстуке. Дазай ловит инфаркт, пока подлетает к футону и рушится на колени. Куникида поднимает голову, волосы лезут в лицо, глаза мутные, и сонно интересуется, какого чёрта Дазай здесь делает. Дазай же в свою очередь, испытав волну облегчения, обосновывает это тем, что переживал за напарника, помрёт, кто его будет из реки доставать. Куникида только сонно угукает и опять опускает голову. Дазай, быстрыми пальцами ощупывает его лоб и щеки и понимает, что температура не спала. Поднимается с тяжёлым вздохом, — Так, я сейчас, а ты лежи, — и видя, что реакции никакой, снимает с Доппо очки и отправляется обыскивать квартиру. В ванной, в аптечке обнаруживаются только какие-то таблетки от головы и бессоницы. Недовольно зашипев, Дазай берёт ключи с тумбочки (не всё же отмычками работать) и отправляется на улицу, надеясь, что аптеки ещё работают. Всё работает и обратно Дазай возвращается с пакетом лекарств. Продавщица очень странно на него глядела, когда он, ворвавшись за пять минут до закрытия, метался по аптеке, но это не важно. Важно, что сейчас, вооружившись всем необходимым, он сможет помочь Куникиде. В кои-то веки, он поможет, а не наоборот. Куникида лежит в том же положении и кажется почти не дышит. У Дазая сердце сжимается, когда он видит его таким. Серое лицо, на лбу испарина. Лежит, будто сломанная кукла. Тихонько Дазай опускается рядом с ним и трясёт за плечо. Доппо приоткрывает глаза и смотрит, будто не узнавая. Температура как будто ещё поднялась. — Куникида, я тут лекарства принёс, выпей, ладно? — Дазай говорит тихо, смешивая жаропонижающее. — Дазай? — голос у Доппо хрипит и он начинает копошится. — Да-да, это я, вот, выпей, полегчает, — Осаму помогает напарнику приподняться и держит кружку, пока он пьёт. Куникида покорно выпивает всё и опускается обратно. — Тут, вот ещё, таблетки, должно помочь, — Доппо молча глотает всё, что велено и, только потом ему удаётся сфокусировать взгляд на Дазае. Тот неловко улыбается. — Дазай? Что ты тут делаешь, что происходит? Я… — Куникида пытается привстать, но Осаму укладывает его обратно. — Всё в порядке, не волнуйся. Ты заболел, а я, — Дазай оглядывается и пожимает плечами: вот как это описать? — я решил, не оставлять же тебя одного. Ты лежи, отдыхай, а я тут рядом, если что. Куникида снова хочет что-то сказать, но Дазай качает головой и натягивает на напарника одеяло. Спустя минуту Доппо уже спит мёртвым сном, а Дазай всё ещё сидит возле него в полной растерянности. И как это понимать? Вломился в дом, кормит лекарствам, кто так делает? Только по уши влюблённые, обречённо думает Осаму. Но с другой стороны, если не он, то кто? Остался бы Куникида тут один лежать, мучиться. Горестно вздохнув, Дазай поднимается и думает, что надо бы чем-нибудь себя занять. Оглядывается и из интересного находит только ровненькую стопку книг в переплетах, подобранных по цветам. Перерывает её, выуживает одну наугад, отодвигает пакетик с лекарствами в сторонку и приземляется рядом с Куникидой на футон. Однако, сосредоточится на книге не получается, взгляд всё время притягивается к лежащему рядом. Неровное дыхание. Спутанные волосы. Бледное лицо. Дазай придвигается немного ближе, испытывая непреодолимое желание лечь вплотную, обнять и никуда не отпускать. Ничего из этого он не делает, только невесомым движением убирает прядь волос, упавшую Куникиде на лицо. Вот как так? Что собственно пошло в его жизни не туда, что он сидит сейчас у постели напарника, который помогает ему только по природной доброте, а если узнает, что именно он творил, то наверняка отвернется от него. Эти мысли жрут сознание уже давно, их отчаяно хочеться гнать прочь. Они и уходят, когда Куникида в очередной раз вытаскивает его из реки/петли/окна (нужное подчеркнуть). Когда смотрит так, что кажется насквозь видит и понимает. Когда затылком поддержку и защиту чувствовать становиться привычным, н е о б х о д и м ы м. Дазай и сейчас старательно гонит мерзкие мысли, разглядывая Куникиду, убеждая себя, что впервые отплатить может. Что не имеет права самозакапываться и уходить в себя сейчас, пока нужен ему. Дазай понимает, что задремал, только тогда, когда его будит внезапный сдавленный вскрик. Он подскакивает и оглядываться по сторонам. В комнате темно, за окном предрассветные сумерки. Куникида мечется, широко распахнутые глаза смотрят в пустоту, его бьёт крупная дрожь. Дазай сперва замирает, картина предстает страшная. Куникида вскрикивает снова и что-то бормочет. Дазай аккуратно протягивает руку и кладет ее Доппо на плечо. То, что он горит, чувствуется даже сквозь слои одежды. Куникида от прикосновение вздрагивает, пытается встать и бегает глазами по комнате, явно не осознавая реальности. Дазай силой укладывает его обратно, почему-то это все кажется жутким, хотя Осаму считал себя человеком неспособным на страх. Больной человек не должен его пугать, но Куникида в бреду почему-то кажется более пугающим, чем умирающие под пытками люди и сумашедшие, взрывающие себя. Куникида сдавленно хрипит, отчаянный расфокусированный взгляд цепляется за Дазая. — Дазай…? — Доппо покрыт испариной, руки, которыми он хватается за руки Дазая, дрожат. — Да, да, это я. Успокойся, я с тобой, — Дазай, не отнимая рук, смешивает жаропонижающее в стакане с водой, который заблаговременно принес, — выпей, тебе легче станет, тшшшш, успокойся, все хорошо будет, — он бормочет какую-то чушь, пока придерживает Куникиду и помогает ему глотать. Тот уже почти не сопротивляется, только крупно дрожит. Дазай помогает ему улечься и накрывает одеялом. Куникида только снова неразборчиво шепчет что-то, сворачиваясь в клубок. Через пару минут он уже крепко спит, Дазай отставляет кружку с лекарством и смотрит в окно. Там встает солнце.

***

Утром Куникида обнаруживает себя в объятьях Дазая, который крепко спит рядом. В голове шумит и мерзкая слабость во всем теле. Вчерашний день помнится смутно и обрывочно. Куникида помнит только, что он очень плохо себя чувствовал, а потом Дазай отправил его домой, он пошел, потом упал на футон, потом вроде как лицо Дазая маячило, он пил что-то теплое, а Дазай гладил его по голове… По всему выходило, что вчера он свалился больной, а Дазай его выхаживал. Это все казалось странным и если бы не одно очевидное доказательство, он бы счел это горячечным бредом. Но доказательство пошевелилось и открыло глаза. Дазай резко садится. — Как ты себя чувствуешь? — он трогает лоб Куникиды, жар спал. — Вроде неплохо, не считая того, что по мне как будто каток проехался, — Куникида тоже садится. — Учитывая твое вчерашнее состояние, это очень даже хорошо, — Дазаю как будто неловко. Куникида пристально на него смотрит. — Нуууу, лааадно, тебе уже лучше, я пойду, пожалуй, дальше ты уже сам справишься, — Дазай начинает собираться, порываясь встать, но Куникида хватает его за руку. Мысль о том, что единственный, кто переживал за него был Осаму стучит в голове и отдает каким-то странным ощущением. Нужности что-ли? Он тянет Дазая на себя, обхватывая руками и утыкаясь в плечо. — Спасибо, — глухо выдыхает Доппо. Осаму обнимает в ответ.