Часть 1
2 января 2012 г. в 18:54
За спиной хлопнула дверь квартиры. Я покрутил ключи в руке, потом, помедлив, закрыл замок.
Хотя, я не понимал, почему я так заторможено все делаю, если сейчас, сегодня, в конкретный день моей жизни, должен был бежать. Бежать сломя голову.
С каждым шагом подходя к идеально черной машине, я с приевшимся ужасом обнаруживал внутри себя возрастающее чувство тревожности, которое не покидало меня в течение последних трех месяцев.
Бутылка мартини, обернутая в подарочную бумагу с оленями и ветвями елки с новогодними украшениями, грозилась выпасть из моих непонятно почему дрожащих рук.
Я сел в машину основательно продрогший. На улице падал снег. Мой ершик волос покрылся полурастаявшими снежинками, которые медленно портили мне прическу своими кратковременными жизнями и мгновенными смертями. Я стряхнул их с волос, мешают.
Мельком посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Румянец на щеках, тональник как всегда не вовремя сошел, открывая глазам веснушки рыжеволосого парня, который остался далеко в прошлом.
Урчание мотора автомобиля успокоило. Я обхватил рукоятку коробки передач, врубил первую и нажал на газ. Мустанг беспрекословно сорвался с места, лишь немного поворчав шинами о снег.
Я не знаю, зачем ты меня позвал. Я не знаю, зачем ты позвонил мне и сказал заплетающимся языком место и время встречи: тот самый сквер, где ты сказал мне, что резал из-за меня вены, полдесятого вечера.
Я до сих пор не могу понять - зачем? Зачем это все? Романтика в вперемешку с пошлостью, любовь и вездесущая ревность, собственничество и постоянные измены.
Ты на всю страну... да что там! На весь мир представил всем свою девушку, у которой от тебя сейчас должен быть ребенок. Или как ты там сказал - возможно, будет…?
Господи, если бы ты знал, как больно слышать от тебя эти слова "Возможно", "Я еще подумаю", "Я сегодня занят"...
Мои руки на автомате начинают врезаться ногтями в кожаную обшивку руля. Незаконченные штрихи.
В голове вертятся воспоминания: кровоточащие красные царапины на бледной коже, твои руки, царапающие меня, учащенное дыхание, которое я слышал рядом с собой, стоны, которые до сих пор не могу выкинуть из головы...
За что мне это?!! Скажи, зачем ты пришел в мою жизнь? За тем, что потерял? Пришел, перевернул все, как в какой-то квартире очередной из твоих баб, и ушел, ничего не найдя?!
Риторические вопросы срывались у меня с губ беспомощным поскуливанием. Я зациклился. Я не знаю, почему я постоянно смотрю на тебя и ничего не чувствую, но когда тебя нет рядом - хочется лезть на стенку, выть на Луну, лишь бы ты пришел и успокоил меня.
Мустанг входил в юз, но я все так же гнал, не сбавляя скорости. Пусть разобьюсь, пусть покалечусь, но я не буду страдать от неопределенности, которая не испитым полным бокалом плещется у меня в душе.
Парк. Я помню тот день, когда потребовал тебя показать мне швы. Помню, как волны ужаса в вперемешку со страхом заполнили меня, и я смог, заикаясь, выговорить только твое имя.
Промозглый холод декабря. Я не знаю, отчего меня так трясет - от того, что ты снова покопаешься во мне, как в комоде со старыми фотографиями, ничего не найдешь и закроешь, прищемив один из самых толстых фолиантов...
Мустанг перестал урчать пять минут назад. Я сел на кованую лавку, откинув голову. В глаза больно ударял слепящий свет фонаря. Я зажмурился - хоть как-то помогает.
Виски начало сводить, в ушах шумело. Я не знаю, сколько я просидел, скрывая свои бедные глаза с расширенными от недосыпания зрачками от электрического бича фонаря, который каждый день включала программа центрального компьютера...
Я не слышал скрип снега. Ты подошел без звука, как ты всегда это делаешь.
Я открыл глаза, получив порцию боли от яркого света. Ты стоял рядом с лавкой, нахохлившись, как ворон: шарф закрывал пол-лица, шапка старательно была надвинута на уши и заправлена в шарф, кожаная куртка, которую ты не снимал даже в морозы, выдавала силуэты скомканной толстовки под собой.
- Я не опоздал?
Твой хрипловатый голос, прервавшийся раскатистым кашлем, вызвал у меня мурашки на скулах.
- Нет. Все в порядке. Не в этом суть. Зачем ты меня позвал? - я произносил слова как робот. Голос стал выдавать металлические нотки обиды.
Ха, певец Адам Ламберт не может контролировать свой голос. Смешно.
Я поднял взгляд на твое лицо и наткнулся на слезы, закрывающие молочно-шоколадную радужку глаз.
- Да, Адам. У меня слезятся глаза, я болею.
- Я ничего у тебя не спрашивал, - опять металлический голос. Я точно плохой певец. - Так зачем ты меня позвал?
- Не повторяй вопросы. Я все помню.
Ты прислонил кулак ко рту и очень ужасно кашлянул.
В следующую секунду ты наклонился. Сплюнул. На снегу остался кровавый след.
- Чем ты болеешь?
- Тебе какая разница?! - огрызнулся и зашелся в ужасном приступе кашля, который согнул тебя пополам и сотрясал легкие.
Потом опять сплюнул кровью. Скривился, вытирая рукавом кровь с губ.
- Я позвал тебя, чтобы отдать конверт. Он очень ценный. Не смей потерять его. Или я найду тебя и убью собственными руками! - вскрикнул ты сиплым от приступа кашля голосом.
- Хорошо, хорошо. Убьешь, если понадобится...
Ты судорожно облизал губы.
- Если я успею.
- Что? Ты о чем? - беспокойство, которое я заглушил звоном в висках давило на грудь еще сильнее, чем в машине.
- Я? Я о том, дорогой мой Адам, что я заболел. И просто пока лечусь. Все в порядке, - ты криво улыбнулся. - Правда.
- Верю. Что в конверте?
Ты вздрогнул, переведя пустой бездумный взгляд с замерзшей лужи на асфальте на меня.
- В конверте? В каком кон... Ах да... Это тем более тебе не нужно знать. Не за чем. Потом узнаешь.
Ты стянул с себя шапку, тем самым распустив растрепанно заправленную челку на шарф.
- Но зачем? Что за детский сад, Томми?! Тебе что, нравится со мно...
Ты резко придвинулся и зажал мне рот ладонью.
- Думай, что говоришь, идиот, - прошипел мне в лицо.
Потом он опять скривился. Кашель вырывался у тебя из груди все чаще.
Я дернул головой, освободившись от твоей руки, и сказал, тараторя как галка:
- Томми, с таким кашлем тебе нельзя долго находиться на холоде. Сколько я раз тебе повторял - не ходи зимой в куртке! И еще давай я тебя подвезу. Ты очень замерз. И даже не спорь со мной! Ты боле...
Я не договорил. Ты нагло заткнул меня, впившись губами глубоким поцелуем.
- Ламберт. Прекрати пороть чушь. Мне пора. Прощай.
Он сорвался с лавки и побежал.
Я сидел так еще полчаса. Продрог до нитки. Отморозил себе ноги.
В машине так и осталась лежать не подаренная бутылка мартини.
Через десять дней.
На кой черт я полез проверять почту? Но ключ уже открыл ящик, а рука достала конверт. Телеграмма. Открыл.
В ней были всего три предложения:
«Со скорбью в сердце сообщаем вам, что вы являетесь гостем на похоронах Томми Джо Рэтлиффа, умершего от передозировки наркотиков 31 декабря 2011 года в 23:30. Просим позвонить по телефону, указанному ниже. Родственники умершего.»
Я сидел с дрожащим листком телеграммы. Старомодно. Смерть прислали почтой.
Я отбросил ее на журнальный столик. Не попал. Она слетела на пол.
Встав с дивана, с пустой головой и сумасшедшей ухмылкой на губах, я пошел к злосчастной машине.
Тот конверт, который мне передал ты тем вечером, до сих пор лежит в бардачке.
С каждым словом, которое я читал, мне становилось ясно - я уже не буду жить как раньше. Я уже вообще не буду жить. Если кто-нибудь не осмелиться попробовать тебя заменить.
Потому что в мою душу ровно шесть раз всадили нож. С каждым написанным размашистым неаккуратным почерком словом:
С Новым Годом, Адам. Я тебя любил.