Подарок к Новому году.

      — Чёртов клоун.       Злобное шипение и очередная порция звонкой трели звонка по ту сторону двери. Фёдор, уже постепенно теряющий своё воистину железное терпение, жал на несчастный дверной звонок, а у Сигмы, стоящего позади него, было ощущение, что брюнет пальцем продырявит не только кнопку, но и стену вместе с ней. Он неловко замялся, держа в руках сумку с вещами и думая, как можно выбраться из этой до жути идиотской ситуации.       — Да кто с утра пораньше то?.. — слышится сонный бубнёж по ту сторону двери, и Достоевский наконец оставляет звонок в покое, отходя на шаг назад и скрещивая руки на груди. Они тут стоят где-то полчаса, но Гоголь, владелец квартиры, только соизволил услышать всё это дебоширство и проснуться.       — Какая наглость… — произносит Фёдор вместо приветствия, когда Николай наконец открывает дверь, показывая своё заспанное лицо и распущенные, чуть взлохмаченные белые волосы. На ногах — мягкие белые тапочки с понпонами, а сам эспер был одет в пижаму с птичками. Сигма считает это довольно милым, но вот Фёдора это нисколько не смягчает. Гоголь это замечает, когда пропускает ранних (очень даже, на часах семь утра) гостей за порог.       — Чаю, кофе? — спрашивает Николай, сонно потирая глаза. Сразу с порога спрашивать зачем, собственно, они приперлись, казалось неприличным.       — Потанцуем? — саркастично добавляет Достоевский, приподнимая бровь, — у меня времени нет, а вот с Сигмой-куном гоняй чаи сколько хочешь.       — В смысле? — Гоголь застывает и ошарашенно моргает, смотря сначала на Фёдора, а потом уже на Сигму. Если Фёдор сейчас уходит, то какой резон второму тут оставаться?       — В прямом. Я с Иваном еду в другой город, а Сигму оставляю тебе.       — Я и сам мог справиться… — подаёт голос уже Сигма, возмущённый, но старающийся не показывать своего недовольства.       — Ну да, конечно, мог он. Ты чуть кухню не сжёг, когда я оставил тебя наедине со сковородой.       — Это было…       — Не ври, это было не один раз. Раза четыре, как минимум.       Сигма тут же замолкает. Ему нечем крыть правду. Для обычной жизни он не был создан, что уж тут поделаешь, его делали с помощью страницы книги, и умения дали только самые необходимые, то есть те, которые помогали в управлении казино.       Николай, видимо, ещё не до конца проснувшийся, пытается проморгаться и трёт глаза запястьем.       — То есть, Дос-кун, ты нагло спихиваешь мне Сигму, пока сам едешь развлекаться со своим подчинённым?       — Советую держать рот на замке.       Гоголь поутих. Вовсе не потому, что боялся, а от того, что спорить сейчас было откровенно лень, да и ему было жалко Сигму, который уже на всякий случай отступил на шаг назад, ближе к выходу.       — И я не спихиваю. Считай это… Подарком к Новому году, договорились?       — Дос-кун, не хочу тебя огорчать, но Новый год только через две недели.       — Ты видишь в этом проблему, Николай?       Нет, Гоголь проблемы не видел, ему было всё равно. Главное, чтобы Сигма ему квартиру не сжёг, а так пусть живёт и делает, что хочет.       — Ты там уходить собирался? Скатертью дорожка.       Фёдор, фыркнув и не желая закатывать скандал, выходит из квартиры, а Николай закрывает за ним дверь. Сигма неловко мнётся, всё ещё стоя рядом с входной дверью и не зная куда себя деть.       — Хоть ты-то чай или кофе будешь? — спрашивает Гоголь, проворачивая ключ в замке.       — А. Гоголь-сан, у вас есть какао? — спрашивает, ставя сумку на стул, стоящий рядом.       — Где-то был. Твоя комната по коридору, вторая дверь слева. Тогда жду тебя на кухне, она там, — Николай кивает в сторону нужного помещения, зевает и плетётся делать какао для временного сожителя.

***

      Сигма никогда не воспринимался Гоголем как нечто интересное. Да, парень был умён, являлся профессионалом в своём деле, но большего он не замечал. До того момента, пока не начал жить с ним в одной квартире.       Сигма часто аккуратен, не любит беспорядок и пытается все держать на своих местах. Видимо, это часть его натуры. По утрам он выглядит очаровательно и забавно. Сонный, взлохмаченный и плетущийся в ванную. Правда, один раз Сигма знатно стукнулся лбом о дверь в таком состоянии, а Гоголю пришлось бежать за льдом, когда он услышал сначала удар, потом грохот и громкое «Чёрт тебя подери!»       Дальше Николаем была замечена страсть к сладкому печенью с «шоколадной капелькой», абсолютное неумение пользоваться любыми бытовыми приборами и вообще некоторые опасения их касаться, дабы вдруг не сломать. Гоголь лишь вздыхал и улыбался уголком губ, иногда колко подшучивал, загоняя этим Сигму в тупик, а ведь тот лишь просил помочь ему либо постирать вещи, либо закинуть посуду в посудомоечную машину, когда не хотелось мыть руками. Так Николай постепенно и обучивал его азам жизни. Сигма стал более открытым к нему, и кажется, даже не обижался на шутки Гоголя, хотя раньше они его, очевидно, задевали.       Так они прожили неделю, пока Коля не поймал себя на мысли о том, что Сигма очень милый. Объект таких размышлений тем временем сидел на подоконнике, с тёплым пледом на плечах, с кружкой какао в ладонях, и задумчиво смотрел в окно. Сам Гоголь стоял, опираясь предплечьем на дверной косяк, и наблюдал за ним. Сигма зачастую и правда выглядел очаровательно, но Николай не думал о нём в таком ключе. Это загоняло его в тупик, заставляя испугаться.       Привязанность равносильна лишению свободы, и это напрягало не на шутку. Гоголь столько пытался избавиться от своих оков, чтобы в конце-концов привязаться к кому-то и сдаться? Нет, так быть не должно, но… Где-то он слышал, что свободу можно чувствовать с нужным человеком. Может ли Сигма оказаться тем самым? И правдиво ли это вообще?       Риск.       Это был явно он, но Гоголь, по своей натуре не любящий отступать от вызова, и любопытный от природы, был готов попробовать даже это.       До Нового года осталось два часа. Сигма аккуратно выставляет на стол салатницу с оливье, шампанское и бутерброды. Гоголь достаёт его любимое печенье, которое теперь было в его квартире всегда, и задумчиво смотрит на него одним глазом, ведь второй был скрыт за привычной повязкой.       Их всего двое, так что большее застолье им не нужно. Фёдор и Иван ещё не приехали, что было даже на руку, ведь Гоголь собирался осуществить свой план, а в присутствии Достоевского этого бы не удалось, ведь он, когда приехал, сразу бы увёз Сигму.       Они оба — что он, что Гоголь, казались ему Достоевскому, которых если оставишь, натворят столько бед, что потом не оберешься.       Больше он конечно не доверял Николаю, ведь тот был гораздо безумнее, но суть ясна.       — Си-игма-ку-ун.       — Да, Гоголь-сан?       — Сделаешь какао? — Гоголь делает самое невинное и милое выражение лица, какое только может. Сигма издаёт приглушённый смешок.       Коварный план постепенно воплощается в жизнь.       Тут, наверное, стоит немного рассказать о планировке кухни. Напротив входа находится окно. Слева от него стол, а справа — столешница, плита, стиральная машина и посудомойка. Гоголь сидел на стуле в пространстве между плитой и столом, хитро смотря за передвижениями Сигмы, который, ничего не подозревая, достал с верхней полки какао, раздобыл маленькую кастрюльку, а в холодильнике отыскал молоко. Он включает газ и наливает в кастрюльку молоко, ожидая, пока закипит.       Гоголь наблюдает за ним, паралельно думая, что именно сейчас сказать.       Ах, да, плана определённого не было. Была лишь цель признаться, и всё. А как именно — Гоголь оставил на свою бурную фантазию.       За то время, что Николай продумывал всё это, бывший владелец казино уже высыпал сахар и какао в кастрюльку, помешивая.       — Мм.       — Что-то не так, Гоголь-сан? — Сигма повернул голову в его сторону.       — Как ты считаешь, как отреагирует мой любимый Сигмушка, если я признаюсь ему в симпатии? Он оттолкнет меня? Ответит взаимностью, будет в шоке или же ему будет всё равно? — задумчиво тянет Гоголь, будто правда разговаривает не с самим Сигмой, а с кем-то другим. Ложка, которой до этого помешивалось какао, замирает, а у самого Сигмы перехватывает дыхание.       — Любая его реакция, конечно, интересна… — Гоголь в задумчивости стучит по подбородку указательным пальцем, — но предпочтительна лишь одна из них…       — И какая же реакция вам по душе, Гоголь-сан? — Сигма старается спрашивать чётко, но выходит плохо, ведь голос всё равно чуть подрагивает от волнения.       Он снимает какао с плиты, разливая по кружкам и чуть не пролив горячий напиток на себя. Сзади на талию Сигмы ложатся руки Гоголя.       — Аккуратнее, Сигмушка, обожжешься же, — тихо говорит, — предпочтителен вариант с взаимностью.       Гоголь кончиком носа зарывается в его волосы, прикрывая глаза и выдыхая в самую макушку. По телу Сигмы бегут мурашки, а щёки покрываются лёгким румянцем.       — Сигма… Ответит вам взаимностью.       После полуночи Фёдор получит странное сообщение от абонента «Клоун».        «Подаренное назад не забирают, надеюсь ты знаешь это, Дос-ку-ун~. поэтому Сигмушка остаётся со мной».