…
Чарльз знает, что его жизнь нельзя назвать обычной. Сбежать от прошлого со своим партнером, а после — вместе с ним же присоединиться к бродячему цирку определенно решится не каждый. Однако это почему-то не кажется самым странным. Голова гудит, не давая собраться с мыслями, но Чарльз чувствует — что-то не так. Эрик проходит мимо — его номер следующий, посылает Чарльзу насмешливый воздушный поцелуй и напоследок сверкнув нежной акульей улыбкой, исчезает за занавесом. Чарльз провожает взглядом бордовую ткань плаща. Он знает — сейчас Эрик будет красоваться на арене так, будто действительно может сгибать стальные прутья силой мысли. Стоит отдать должное его трюкам — иногда Чарльз почти в это верит. Сам Чарльз не выступает, поэтому свободно бродит за кулисами и помогает коллегам чем может. Доходит до вольера со львами — они уже там, не на арене. Значит, следующим номером освобождение от цепей. Он оглядывается. Артистка опаздывает. Кто-то убегает на поиски. Чарльз тоже выходит — и видит, как искомая девушка и клоун (про себя он отмечает непривычный грим — новенький?) стремительно удаляются на фургоне с тортиками. Эрик, все еще в костюме, но уже чуть отдохнувший от выступления, подходит и вопросительно смотрит на Чарльза. Чарльз хмурится, провожая взглядом сбежавшую от работы парочку. У него снова гудит голова. Что-то не так. Он оглядывает Эрика. Кто вообще придумал этот дурацкий плащ? Когда он слышит в своей голове чужой вкрадчивый шепот, а глаза Эрика перед ним на пару секунд наполняются светом, Чарльз вдруг вспоминает, что он не совсем тот, кем считал себя еще мгновение назад. Он понимает, что было не так. Шепот шелестит: «Она подчинила вас своей воле». Эрик сжимает кулаки. «Взяла под контроль словно марионеток, сделав рабами ее желаний». Чарльз слышит, как за его спиной со скрежетом сминается металл цирковых конструкций. «Ее скорбь отравляет вас, затмевает вашу жизнь, ваш рассудок, вас самих, заменяя все на ее боль». Он видит в глазах Эрика ярость и чувствует ее отголоски в себе. Хмурится. Встряхивает головой. Что-то все еще не так. Эта жизнь им не принадлежала. Ноги Эрика отрываются от земли. Он все еще в нелепом цирковом наряде. Чарльз застывает в понимании — мысли тоже были не их. Он распахивает сознание и оказывается в паутине. Обычно это океан. Нужно плыть среди чужих мыслей как среди изменяющихся течений, не поддаваясь ни одному из них, но и не пытаясь побороть. Сейчас течений нет — лишь сотни коконов, аккуратно запечатанных и перевязанных красным, но хуже этого — переливающиеся фиолетовым и желтым нити, извивающиеся и вплетающиеся в каждый кокон. Чарльз слышит шепот. «Она заслуживает боли и мести за все, что вам сделала». Он закрывает глаза и мысленным усилием разрывает чужое плетение. Посторонние мысли освобожденных людей, настоящие, а не навязанные, потоком врываются в его разум. — Чарльз! Эрик опускается на землю, отпускает металл и кидается к пошатнувшемуся Чарльзу.…
В доме на окраине Моника заваливает на пол того, кто называет себя Пьетро, и срывает с него нитку деревянных бус. Питер приходит в себя. Оглядывается. Вспоминает. — Чеерт, — тянет он и закатывает глаза, — я опять влип в какое-то дерьмо. Отец убьет меня! Моника вопросительно приподнимает бровь. Это точно не та реакция, которую она ждала от человека, только что пробужденного от ведьминских чар. Выражение ее лица становится еще более удивленным, когда он неловко извиняется и вихрем исчезает из комнаты, оставляя за собой только распахнутую дверь. Моника обнаруживает себя сидящей уже не на Питере, а на ковре. Тот мужчина, Эрик, кажется забыл упомянуть, что нечеловеческая скорость является реальной особенностью его сына, а не магически воссозданной Вандой способностью ее близнеца. Моника смотрит пылающими глазами на переливающиеся энергией бусы в руке и сомневается, что была готова к такому сосредоточению сверхлюдей в одном месте.…
Барьер распадается. Мимо них на скорости проезжает военная техника. Небо над городом чернеет, то и дело вспыхивая алым. Чарльз и Эрик срываются с места. Понять происходящее сходу оказывается сложно. Толпа вооруженных агентов, перегородившая машинами улицу, целится во всех кого видит. Вижн, все же выживший после того, как выход за барьер почти разобрал его на части, чуть поодаль сражается — Чарльз присматривается, но понимает, что зрение его не подводит — с белоснежной версией самого себя. На крыше дома раскинув руки, полыхающие фиолетовым пламенем, стоит женщина, и Чарльз откуда-то знает, чувствует, что это ее ментальное воздействие он недавно разорвал. Он хочет перевести взгляд ниже и вглядеться в фигуру на земле, но отвлекается — на площадь, одновременно с ними, но с другой стороны, вбегает Моника. Она смотрит не на них, но на детей в центре, и Чарльз тоже их замечает. Звучит приказ. Солдаты наводят на детей оружие. — Эрик! Тот вытягивает руку, но это оказывается лишним. Дети справляются сами. Солдаты застывают под влиянием магии одного и, проносится серебряная вспышка, лишаются всех пуль из-за действий другого. Эрик позади Чарльза рвано выдыхает. Чарльз знает — мутации могут повторяться и быть похожими как похож оттенок глаз одного человека на оттенок другого, но такого не встречал никогда. Он почти уверен — перед ним дети Ванды, а значит внуки (как странно ему думать об этом) Эрика, и это удивительно, что способность к скорости может проявляться в одной семье с такой частотой. Удивительно и невероятно больно — Чарльз незаметно оглядывается на Эрика — Пьетро, Питер и этот мальчик, все они с уверенностью ставят свою скорость против врагов, пуль и проблем. Пьетро мёртв. Питер потерян. Чарльз чувствует тревогу и не может сказать точно, принадлежит ли она Эрику или ему самому. Какой-то мужчина из агентов снова целится в близнецов. Моника кидается вперёд. Краем глаза Чарльз видит ещё одну знакомую вспышку. Раздаются выстрелы. Несколько. Эрик сверкает сталью глаз и пистолет в руках военного с хрустом сжимается до непригодного куска металла. Моника, почему-то светясь золотым, закрывает собой одного из детей — пуля проходит сквозь неё, не причиняя вреда. Оставшиеся две вдруг сворачивают с траектории и падают где-то вдалеке. Вставая на шаг впереди Моники, будто бы загораживая от возможной опасности и ее, перед мальчиками тормозит Питер. — Стоять, — голос у Эрика строг и непреклонен. Он поднимает в воздух бронированную машину вместе с недавно стрелявшим агентом внутри неё, но смотрит не на него. Питер неловко улыбается и взъерошивает волосы. — Привет, пап? — вопросительная интонация звучит почти виновато. За его спиной раздаются удивленные детские восклицания. Машина переворачивается в воздухе и падает на землю. Чарльз уверен — человек внутри неё жив, но выбраться не сможет. Когда он переводит взгляд с Эрика на Питера, тот виноватым уже не выглядит. Он широко улыбается и со всех сил сдерживает смех, смотря на отца. «Что на тебе надето?», — Питер все же взрывается смехом и сгибается, держась за живот. Ах, да. Чарльз устало трёт переносицу. Он уже успел забыть о том, что недавно они считали себя частью цирка. Тем не менее, нелепый костюм не мешает Эрику грозно надвигаться на Питера с явным желанием то ли дать ему подзатыльник, то ли крепко обнять. Чарльз не уверен, что Эрик сам знает, чего он хочет. Однако ему не удаётся сделать ничего. С крыши, где когда-то стояла женщина — Чарльз корит себя за то, что позволил себе упустить ее из виду — срываются две фигуры. Алый и фиолетовый энергетические потоки сталкиваются в воздухе и разбиваются друг об друга. Одна из фигур, алая — видно всполохи энергии и красную толстовку — отлетает к стене дома напротив, бьется об неё, но не падает. — Ванда! — Питер вскрикивает и срывается с места. Эрик может поклясться — была бы его воля, он приковал бы этого мальчишку к какой-нибудь колонне в школьном зале, заставил бы остановиться, остаться в безопасности, но знает — не поможет, да и не вправе он. Нельзя остановить того, для кого вся жизнь — движение. Все, что он может — быть рядом и кидаться в пекло первым. И Эрик кидается. Потому что его дети этого делать не должны. У Питера не было и часа, чтобы поразмыслить над сложившейся ситуацией после того, как Моника сняла с него заклятие, но думает он так же как бегает — быстро. Он злится, на Ванду в том числе, но также он понимает. Научился понимать, смотря на отца и Мистик — со всеми их ошибками и решениями прошлого, на Чарльза — с его всепрощением и мудростью, а ещё — на всех сломанных, брошенных, разбитых детей, которые нашли свой дом в Институте. Он совсем не знаком с Вандой, не по-настоящему, но уверен, что знает ее, потому что знает десятки таких же как она. Сражаться сейчас за неё, за семью и любовь, такую, какая она есть, неидеальную и выстраданную, кажется ему правильным, потому что он уверен — каждый этой любви и семьи достоин. Однако как бы ни был быстр Питер, летать он не может. Он успевает ухватить Агату за край накидки, но это никак не помогает — она взмывает в воздух и отталкивает взбежавшего по стене Питера так, что тот на всей своей скорости врезается в рекламный щит на крыше, больно задевая одну из опор плечом. Он смотрит вверх — туда, куда, удаляясь все сильнее, поднимаются Ванда и ее противница. Тучи темнеют, а барьер переливается и искрит алым в сотню раз ярче, чем когда-либо до этого. Питер кусает губы. Он почти уверен, что Ванда держится из последних сил. Эрик видит, как ведьма тянет силы из Ванды, раз за разом обрушивая на неё все больше ударов, и как откидывает Питера на крыше, будто знает все его движения наперёд. Эрик ничего не смыслит в магии, но ему плевать. Он убеждается, что Питер цел и поднимает себя в воздух. Никто не смеет причинять вред его детям. Они — центр бури, но вопреки всему также ее причина, а не оплот спокойствия. Ванда принимает на себя удары Агаты и наносит свои. У неё есть план — нечеткий, ненадёжный, но она верит в него и цепляется за него как за последнюю надежду. Она в этой битве одна, а за ней — ее семья, дети, Вижн и даже все эти люди, которых она обрекла на муки, но теперь хочет спасти. Ей хочется верить — она придумает что-нибудь, что-то, что поможет им всем найти и сохранить своё счастье. Надо только продержаться сейчас, потому что если она не справится, то погибнет всё. Последняя руна. Ванда хочет ударить. Агата простирает к ней руки. Фиолетовые нити вырывают все ее естество. Она пустеет внутри — ни сил, ни надежды, ни даже ярости, которая всегда держала ее в самые отчаянные моменты. Не вышло. Ещё секунда и она упадёт. Агату сносит в сторону что-то тяжёлое. Магический поток прерывается. Ванда жмурится. Открывает глаза снова. Она висит в воздухе, но не своими силами, а как будто что-то бережно держит ее, не давая упасть. — Завершай своё заклинание, — ей кажется, что она слышит соковийский и забытый хриплый голос. Она улыбается. Даже после видений Агаты и всех болезненных воспоминаний, что та заставила ее пережить, Ванда рада его слышать. Воспоминания. Агата. У неё нет сил думать. Заклинание. — Быстрее! Да. Заклинание. Ванда видит, как что-то впереди взрывается фиолетовым и чёрным. Летят металлические обломки. В глазах Агаты неприкрытый гнев. Ванда поднимает руки и наносит последний удар. Магия Агаты устремляется к ней. Руны на барьере вспыхивают красным. Наступает тишина.…
Эрик и Ванда опускаются на землю одновременно. Эрик почему-то в костюме — не цирковом, а своем настоящем, с защитой, плащом и шлемом. Ванда — в чем-то таком же, бордовом и поразительно похожем. Они застывают друг напротив друга. — Пап? — Ванда?