Танцы с передышками на чай

Верóнике всегда говорили, что нужно тянуть прямую ногу, улыбаться, вытягивать шею и держать идеально-ровную осанку. Гнев, Богиня, воспой. Чёрное платье чуть выше колен, дорогая шпилька, локоны, падающие на оголенные плечи. Музыка, спокойные, плавные движения. «Я достаточно хорошо танцую?» Лукавая улыбка и уверенный взгляд. Трясущаяся рука в перерыве, вежливый отказ от танца. «Следующий танец я танцую с мистером Брауном. Но я свободна, когда будет вальс Шопена». Бокал шампанского и глубокие вдохи и выдохи. — Папа, можно ли мне уйти немного пораньше сегодня? У меня кружится голова. Вчера я танцевала в театре, а теперь этот благотворительный вечер. Я так устала — Станцуй с сыном Хэмилла. Потом посиди с нами за столом два танца. И я доведу тебя до водителя. — холодная улыбка и поцелуй в щеку. — И, Вероника, улыбайся. Улыбайся шире. Ты такая красивая, когда улыбаешься. — Конечно, papá. «Ещё один шаг и я упаду, клянусь сама себе» Но она кружится, кружится, кружится. Летит куда-то в танце, улыбается все шире. И шею вытягивает, как лебедь. И в конце, когда музыка прерывается, она с затуманенными глазами делает книксен. И идёт к отцу, берет бокал и сидит смирно, как порядочная дочь. «Если бы была возможность, я бы и сейчас застрелилась». Из чёрного Мерседеса она посреди пути выскакивает, бросая на лету что-то про пробку и красивую локацию для фото, добавляя «До послезавтра, Мартинес!», перебегает через дорогу, не глядя по сторонам. Она, задыхаясь, бежит до улицы революции, а от неё три квартала. Дождь, нет, ливень, прилепляет ее платье к коже. Бархат на чёрных лодочках портится от грязных луж и брызгов проезжающих машин, и от укладки, наверное, ничего не осталось. Она забегает в подъезд и пешком поднимается на девятый этаж за считанные секунды. Три быстрых и один долгих звонка в дверь. Парень, открывающий дверь, сонный, помятый и очень уставший. — Можно? — Я не хочу говорить. — отвечает он, почесывая правой рукой свою кудрявую голову. — Я тоже. — Вероника на секунду тормозит, но потом добавляет. — Так что, можно? Он отходит от порога, освобождая пространство. Девушка проходит прямо в грязных каблуках на кухню, заглядывает в ящик, достаёт оттуда сигарету, открывает окно и закуривает, медленно выдыхая дым. — Сделай мне чай, пожалуйста. — Сделай сама, если так хочешь. — он говорит холодно, со странной гордой насмешкой, присущей ему одному. Она выпускает дым из своих губ и, бросив сигарету в окно, подходит к нему в притык. — Даже не поцелуешь? — в ответ он оставляет короткий поцелуй на ее щеке. — Ясно. Ей отчего-то кажется, что тут она все равно нужнее и важнее, чем дома. Она подходит к чайнику, нажимает на кнопку, достаёт дешевые чайные пакетики из корзинки и кружку из верхнего шкафа. Так естественно и непринуждённо. — Как твоя новелла? Ты ее уже дописал? — наливая воду из вскипевшего чайника, брюнетка села за кухонный стол. — Да, за два месяца с нашей последней встречи я успел кое-что сообразить. И даже начать кое-что новое. — Да, я давно к тебе не заглядывала. — Вероника виновато пожимает плечами. — Мы с родителями ездили во Францию, я танцевала. Я тебе говорила, что танцую Жизель во Франции, ты что не помнишь? — Поэтому ты не отвечала мне на сообщения? — парень говорит сухо и холодно, покачивая ногой. — Я очень уставала. Не начинай эту песню снова. — Вероника устало облокачивается на стену возле стола. — Мы не в эксклюзивных отношениях, что за допросы? — Ты меня разбудила. — он понимает плечами, смотря прямо в глаза девушке. — Я могу хотя бы поинтересоваться зачем? — На улице дождь. До моего дома идти ещё час. Мне нужно было укрыться. — У тебя Чертов водитель, Вероника. — У Мартинеса выходной. Не докучай мне вопросами, Джагхед. Давай просто отдохнём. Включай какой-нибудь фильм. — Я в последнее время только читаю. Мне не хочется ничего смотреть. — Что ты читаешь? — Илиаду. — Как славно, а я Одиссею. Так почитаем вместе. Пойдём, ляжем и почитаем. — Я не твоя подушка, Вероника. — Джагхед, поговорим завтра. Будешь ругаться на меня сколько тебе влезет. А сейчас пойдём почитаем. Я промокла до нитки и чертовски устала. Брюнет встаёт, идёт к полке с книгами, достаёт две старенькие книжки в мягких обложках. — Держи. Одиссея. Пойдём, ляжем. Она следует за ним в спальню. Он бросает ей в руки пижаму сестры. Она натягивает короткие шорты и растянутую майку. Запрыгивает под одеяло. И кладёт голову ему на плечо. Открывает книжку, но не начинает читать. Только закрывает глаза с чувством, что она дома. Утром, когда Джагхед проснулся, его ждала лишь записка. «Прости, мне нужно на репетицию. Сегодня я ночую у родителей. Встретимся как-нибудь. Пиши, если что. Целую, Ронни» Снова никакой конкретики, снова никаких обещаний, снова никаких эксклюзивных отношений. Только он. Только она. И какая-то невидимая нить.