Я хочу клубники

Федя Басманов – второкурсник театрального ВУЗа - был красавцем-омегой и мог похвастаться не только действительно выдающимися актерскими навыками, выделяющейся внешностью (из-за которой от альф, а иногда и бет, пытающихся за ним ухаживать, проходу не было) и поистине сучьим характером, но и тем, что встречался с одним из ведущих бизнесменов России, Иваном Васильевичем Грозным. Похвастаться он мог, правда, только Никите Серебряному – своему лучшему другу-альфе, который учился на четвертом курсе на сценариста. Никита был другом детства Феди, и Басманову нравилось в нем уже хотя бы то, что тот не лез к нему, руки не распускал и в принципе видел в Феде только друга и, как заявлял сам Никита, младшего брата. А еще Никита был абсолютным святошей, что порой бесило импозантного Федю, но не раз спасало от приключений на, иногда в прямом смысле слова, пятую точку. Никите Федя мог доверить абсолютно все и даже свою жизнь, и о своих отношениях с Грозным Басманов тому практически сразу поведал. Отношения же с Иваном начались с обычной интрижки. Они познакомились на благотворительной постановке, которую спонсировал сам Иван, и в которой Федя играл главную роль. Тогда Иван сразу заприметил молодого и невероятно красивого, высокого, тонкого, со смоляными вихрями на голове, пухлыми алыми губами и светло-синими глазами омегу, хотя, чего греха таить, суровый, крепкий, высокий и весь из себя деловой Грозный с колким взглядом темных глаз Феде тоже сразу приглянулся. Иван был альфой средних лет, но Федю это нисколько не оттолкнуло, напротив, вся эта сила, уверенность и багаж прожитых лет за плечами только подпитывали Федин интерес. Иванов достаток был лишь приятным бонусом - Федя меркантильным никогда не был, что Ивану тоже в нем понравилось. Грозный прямо подошел к Феде после пьесы, даря огромный букет голубых астр, осыпал Федю и его игру комплиментами и предложил встретиться, на что Федя с якобы незаинтересованным взглядом, как бы нехотя согласился, откровенно строя из себя недотрогу и придирчиво разглядывая цветы. Федя явно лукавил - естественно ему прильстило и внимания, и комплименты от такого статного мужчины, но поделать он с собой и своим нравом ничего не мог. Встретились они уже на следующий день после постановки в дорогом отеле, куда Иван и пригласил Федю. Он принес ему в подарок кулон с блестящим сапфиром в кайме с цветочным узором и цепочкой из серебра, который стоил явно огромных денег. Федя демонстративно придирчиво его оглядел и все же, поблагодарив Грозного поцелуем в щеку, разрешил тому повесить украшение на тонкую шею, куда Иван после Федю и поцеловал, оставив яркий засос. За ужином под вино Иван сразу заявил, что заинтересован только в сексе, а не в отношениях, Федя же со скучающим видом, вертя в руке бокал и наблюдая за тем, как вино переливается по хрусталю, ответил, что, если Грозный ему в постели и правда понравится, то он согласен. - Ты мне краш-тест решил устроить? – хмыкнул Иван. - А что, думаете, раз вы весь из себя такой богатый и привлекательный, то я к вам по первому зову побегу в постель? Мне удовольствие, знаете ли, тоже важно, а если вам так невтерпеж кого-то трахнуть, то лучше купите себе надувную куклу – на отели и выпивку тратиться не придется, да и мозги она вам ебать как я, а я уж точно это буду делать, не станет. И не надо мне ни цветов, ни дорогих подарков, меня этим не купишь, хотя кулон красивый, не буду врать. - Да ты настоящий наглец, Федя. Но мне это в тебе даже нравится, - Иван улыбнулся. - А я не такой, каким вы меня себе представляли. - И какой же ты? - Хитровыебанный, - просто сказал Федя. Иван от такой откровенности на время завис с ответом, а потом, усмехнувшись каким-то своим мыслям, сказал: - Что ж, Федя, ты меня и правда заинтересовал. Полагаю, наших встреч будет даже больше, чем я планировал. - Если я соглашусь, - ухмыльнулся Федя, сверкнув синими, под стать сапфиру на шее, глазами. - Если ты согласишься, - подтвердил с усмешкой Иван, добавив. – А я в этом не сомневаюсь. - О, так вы настолько в себе уверены? Мне нравится, - Федя потянулся, обнажая плоский, подтянутый живот, и продолжил, томно посмотрев на Ивана из-под длинных, пушистых, черных ресниц. – Мне надоело это вино, давайте уже перейдем к сути. Иван согласился. Когда он хотел надеть презерватив, Федя попросил его этого не делать. - Это еще почему? Не хватало мне только, чтобы ты залетел – меня детьми к себе не привяжешь, - отрезал Грозный. - Во-первых, без резинки ощущения лучше, во-вторых, не залечу, не волнуйтесь, я переболел сальпингитом и теперь бесплоден, ну, и, в-третьих, куда мне дети? Я, считайте, восходящая звезда театра, не хватало еще будущую карьеру просрать из-за детей, - Федя закатил глаза. - И что же, у тебя даже течки нет? – с сомнением спросил Иван. - Течка есть, а возможность заводить детей – нет. А еще цикла нет, как такового, течка может начаться в любой момент, - Федя пожал плечами. - Ну, предположим, поверю, но я тебя все равно пробью по своим каналам, мало ли ты мне тут лапшу на уши вешаешь сейчас. И резинку все-таки надену. - О'кей, как скажете, зануда, самому-то без резинки приятней было бы, - закатив глаза, сказал Басманов. - Знал бы, справку притащил, - добавил он, состроив гримасу и показав проколотый язык. Иван завороженно смотрел на это колечко металла, представляя, какие ощущения оно подарит вкупе с влажным, горячим, умелым (в чем Грозный не сомневался) ртом, и почувствовал, как эрекция стала болезненной. Секс был отменным: Федя изгибался в сильных и властных руках Ивана, громко, распутно стонал, хрипел, всхлипывал, просил, умолял о большем. Ему нравилось, как Иван грубо хватал его за длинные черные кудри, как оставлял по всему его телу отметины, особое внимания уделяя внутренней стороне бедра и шее, нравилось, как Иван шлепал его по ягодицам, оставляя на них красные следы, нравился вес его тела, когда он наваливался на Федю, вбивая в кровать и особенно нравилось чувство заполненности от крепкого толстого узла Ивана. После секса Иван закурил сигарету на балконе, на что Федя, сморщив свой изящный нос, попросил Ивана не курить в его присутствии эту гадость, потому что запах дыма вызывает у него тошноту. Грозный лишь хмыкнул, но отправил недокуренную сигарету щелчком пальцев в полет с пятнадцатого этажа и вернулся к Феде в постель, вдоль которой тот вальяжно распластался. - Я так понимаю, мое предложение ты принял, - заявил Грозный, зарывшись пальцами в Федины вихри. - Ну, да, было, вроде, неплохо, думаю, можно и повторить, - лениво и будто незаинтересованно протянул Федя, за что получил звонкий шлепок по упругим ягодицам. – Ладно-ладно, было очень круто, вы отлично трахаетесь, я согласен на ваше предложение, – усмехнулся Федя, поднимая на Ивана озорной взгляд. Ивана ответ удовлетворил, и их встречи стали настолько частыми, насколько это позволяло занятым работой Грозному и учебой Федору. Когда Иван уезжал в командировку или на деловые встречи в другой город, Федя откровенно скучал. Он и сам не заметил, когда начал испытывать к Ивану настоящие чувства, сначала конечно, слабые, вроде небольшой нежности по отношению к мужчине, но со временем чувства росли, и Федя ловил себя на мысли, что думает о Грозном даже слишком часто, чаще, чем нужно. Иван и сам, как он заявлял Феде, приезжая назад в Москву, говорил, что скучал без него, и очень хотел увидеться. Конечно, они созванивались, но не так часто, как обоим того хотелось. Через месяц их встреч они начали видеться не только ради секса, но и просто для того, чтобы куда-нибудь вместе сходить, погулять, пообедать – неважно, им просто нравилось проводить время наедине, в компании друг друга. Иван оказался интересным собеседником, что только усиливало Федины чувства к нему; ему нравилось просто сидеть и разговаривать с Грозным о жизни, о театре, о планах на будущее, слушать его глубокий, низкий голос. Иван же, в свою очередь, всегда слушал Федю с интересом, никогда не перебивал, с уважением относился к его мнению. Федя чувствовал, что между ними нечто большее, чем просто секс и общение; по крайней мере, по уши влюбленному Басманову хотелось верить, что его чувства взаимны. Ему казалось, что в Ивановых глазах он видит то же тепло, что плескалось в его глазах. Он на это надеялся. Изменения произошли в Новый год, который Иван позвал встречать Федю вместе с ним. Сидя за столом возле огромной, пестро украшенной ёлки (Федя сам занимался её украшением и был чертовски горд результатом, заливая фотографии в инстаграм) и попивая дорогое шампанское, Федя напрямую спросил, что между ними - они просто партнеры по сексу, или же это нечто большее. Иван тогда призадумался, да выдал: - Я тоже много думал об этом, Федя. Ты мне нравишься, я это признаю. Нравишься не только в плане секса, но и как человек, - Грозный, пожевав губу, на время замешкался с ответом, собираясь с мыслями, а после порядком затянувшейся паузы, наконец, продолжил. - Я хочу предложить тебе официально встречаться со мной. Ты согласен? - Ну-у, даже не знаю, с тобой, конечно, весело, да и секс отменный, но, чтобы вот прямо всерьёз… я подумаю, - флегматично ответил Федя. - Федя, можешь ли ты побыть серьезным хоть раз в жизни? – Иван недовольно потер переносицу. – Мы сейчас обсуждаем важные вещи. И ты, напоминаю, сам спросил. - Ладно-ладно, ты и вправду зануда, никакого веселья. А, отвечая на твой вопрос – да. Конечно я хочу встречаться с тобой! А ты как думал? - в синих глазах морем плескалось счастье. - Я рассчитывал на такой ответ, - хмыкнул Иван. – Не хочешь переехать ко мне? Так мы будем видеться на постоянной основе и тебе не придется ехать ко мне из своей однушки через всю Москву. Ожидание, знаешь ли, утомляет, да и время без тебя становится каким-то… унылым. Знаю, что слишком неожиданно и, возможно, поспешно, но я привык решать дела сразу. - Ох, Иван Васильевич, знаете же вы, чем меня подкупить, - театрально всплеснул руками Федя. – Осыпали меня комплиментами, предложили жить с вами в роскошных апартаментах… Думаю, я просто не в праве отказать вам, - Федя подмигнул, отсалютовав Ивану бокалом. Тот, подавшись вперед, зарылся рукой в Федины волосы и утянул в требовательный, собственнический поцелуй со вкусом шампанского и мандаринов, на который Федя с радостью ответил, счастливо улыбаясь своими алыми пухлыми губами прямо в тонкие губы Ивана. Оба тогда не стали этого говорить вслух, но про себя подумали, что это, наверное, лучшая новогодняя ночь из всех в их жизни. Федя не врал про нестабильный цикл - порой Ивану приходилось срываться с работы на неделю, чтобы помочь парню с внезапно наступившей течкой; вот и сейчас Федя, отпросившийся из университета, метался по кровати в ожидании Ивана. Он нужен был ему срочно, вот прямо сейчас. Взяв в руки телефон, Федя дрожащей рукой набрал Грозного, наплевав на то, что тот, возможно, в данный момент чертовски занят – а Федя был уверен, что так и есть – и, выждав мучительные пять гудков, наконец услышал голос Ивана: - В чем дело, я же просил не звонить на работу, Федя, - тон Грозного был недовольным. - Ваня, Ванечка, пожалуйста, ты нужен мне, мне так плохо, Ваня, - задыхаясь всхлипнул в трубку Федя. - Федя, у меня через полчаса важное совещание, - послышался усталый голос Грозного в трубке. - Ваня, умоляю, если ты не приедешь, я просто умру, пожалуйста, Ваня, - взмолил Федя. На том конце провода послышался тяжелый вздох. - Хорошо, но нежничать я с тобой не буду - не в том настроении, - сказал, наконец, Грозный. - Да просто приезжай и оттрахай меня уже, черт возьми! – вскрикнул Басманов. Иван на это только хмыкнул и повесил трубку, не прощаясь. Он приехал через полчаса, за это время Федя уже весь извелся: его бросало в жар, он пытался растянуть себя, но этого было чертовски мало; он уже почти утратил возможность трезво мыслить, когда Грозный, наконец, зашел в квартиру. Федя знал, что на Ивана с порога обрушится сладкий аромат васильков, и это точно вскружит ему голову. Федя и сам чувствовал усилившийся запах дорогого виски, стоило Ивану только открыть дверь в их спальню. Федя подскочил с кровати с намерением приветственно обнять и поцеловать своего спасителя и на негнущихся ногах стал подходить к Ивану, когда ноги его внезапно предательски подкосились, и он так и упал бы, если бы не Грозный, вовремя его подхвативший. - Да, вижу, дело тут серьезное, - сухо заметил Иван, легко беря Федю на руки и неся обратно на кровать. - Ванечка, это просто пиздец, я думал, что умру тут, - задыхаясь, простонал Федя, когда Иван аккуратно уложил его обратно на кровать. - А с кровати-то чего подскочил, дурачина? - Да вот, тебя поприветствовать хотел, но вышло из рук вон плохо, как видишь, - пожаловался Басманов. – Ваня, умоляю, не мучай меня больше, мне плохо, хоть на стену лезь. - Разденься, - скомандовал Иван. Федя послушно стал сбрасывать с себя одежду, обнажая бледную кожу и вставший член, из головки которого сочилась смазка, и приготовился к дальнейшим действиям Грозного. Однако Иван не торопился, он медленно снял с себя пиджак и рубашку, кинул их на кресло, также медленно стал обходить кровать, любуясь раскрасневшимся любовником, ёрзавшим на матрасе, затем, не торопясь подошел к шкафу, выудил оттуда стальные наручники - настоящие, не жалкие игрушки из секс-шопа - снова обошел кровать, встав у ее изголовья, прицепил один наручник к спинке, а затем взял Федину руку и надел на его тонкое запястье второй наручник, щелкнув замком. Федя с придыханием наблюдал за Ивановыми действиями, а затем, взглотнув, спросил: - Это еще зачем? – голос Феди предательски дрогнул. Его еще никогда не связывали и, тем более, не приковывали к кровати наручниками. Это его немного пугало. - Это, Федя, моя небольшая месть за то, что ты сорвал меня с работы. Я, вроде бы, ясно дал понять, что нежничать с тобой не собираюсь. А еще это не даст тебе себя трогать, – нарочито мягко сказал Иван. - Руку, - уже приказным тоном потребовал он, протягивая свою широкую ладонь к Феде и хватая его за свободное запястье. Снова послышался щелчок застегивающихся наручников. Иван, между тем, защёлкнул второй наручник с Фединой рукой к кровати и стал изучающе смотреть на Басманова, который попытался пошевелить руками и тут же поморщился от металла, царапающего кожу. Федя неловко свел ноги, явно смущаясь своего беззащитного положения. - А как в «Игре Джеральда» не случится? Я не хочу тут сидеть несколько дней и ночей, ловя галлюцинации, связанные с тяжелым детством, - осторожно заметил Федя. Иван на это даже не обиделся, лишь усмехнулся. - Я не настолько старый, чтобы умирать тут перед тобой от сердечного приступа. А что, детство у тебя было тяжелым? – уже с неподдельным интересом спросил Иван. - Да не в этом дело! Всякое случается, может, снимешь, все-таки? - Федя активно стал шевелить руками, всем своим видом демонстрируя, что данная «Игра Ивана» ему не очень-то и нравится, но лишь зашипел, царапая нежную кожу запястий. - Нет уж, Федюш, будем считать это твоим наказанием. Федя возражать не стал - отвлекшись на наручники, он на время забыл о своем плачевном состоянии, которое внезапно вновь дало о себе знать сильным жаром, тянущей болью в члене и потекшей по ягодицам смазкой. Федя глухо застонал, тяжело дыша; от Иванова взора это не ускользнуло. - Ладно, будь по-твоему, просто начни уже, пожалуйста! Ивана долго упрашивать не пришлось, он снял с себя брюки и нижнее белье, демонстрируя свой набухший, вставший член. Федя заворожено смотрел на него, ощущая предвкушение от одной лишь мысли, что этот член сейчас войдет в его податливое тело и облизнул губы. Иван примостился между Фединых ног, которые Басманов с готовностью развел и, ухватив того за крепкие бедра с такой силой, что потом точно останутся синяки, подтянул парня к себе, отчего наручники сильно впились в запястья, но Федю это уже мало волновало – возбуждение накрыло его с головой, а глаза его потемнели. Иван, меж тем, одним рывком, не растягивая, вошел в Федю, отчего тот громко вскрикнул, а на глазах его выступили блестящие капли слез, скатившиеся по тонкому лицу. Иван начал двигаться грубо и быстро, не давая Феде даже возможности привыкнуть к своим размерам. Федя громко застонал, ловя ртом воздух, пытаясь отодвинуться от Ивана, но Грозный и наручники не давали Басманову такой возможности – Иван крепко держал того за бедра, наваливаясь на парня всем своим весом. Однако вскоре Грозный, уже привыкший к сексу с Федей и вдоволь изучивший его тело и все его особенности вдоль и поперек, метко попал по нужной точке. Послышался хриплый вопль наслаждения. Хлюпающие от смазки, выделяющейся из Феди, звуки, шлепки тела о тело, Федины стоны и приглушенное рычание Ивана стали разноситься по комнате. Иван оторвал одну руку от Фединого бедра и, грубо схватив того за волосы, властно и жадно его поцеловал, на что Федя с готовностью ответил мокро, страстно, переплетая свой язык с Ивановым. Оторвавшись от Фединых губ, Грозный спустился ниже, прикусывая с силой один сосок, а второй ущипнул свободной рукой. У Феди окончательно снесло от этого крышу. Вскоре Басманов уже и забыл о боли, которая стала даже приносить наслаждение, подавался вперед, сам насаживаясь на Иванов член, двигаясь бедрами в такт толчкам любовника, моля о большем, выкрикивая Иваново имя. Иван, между тем, стал терзать Федины шею, ключицу и грудь, больно кусая и всасывая кожу, оставляя россыпь синяков и засосов на молочной коже. В какой-то момент Грозный даже схватил Федю за шею крепкой хваткой, перекрывая тому кислород, отчего Федя по инерции попытался схватиться за руки любовника и отодрать его от своей шеи, но лишь сильнее натер наручниками и без того истерзанные запястья. Эта пытка продолжалась недолго, но Феде этого вдоволь хватило, чтобы начать задыхаться, а после с жадностью хватать ртом воздух. - Ты просто тиран, - прокашлявшись, хрипло сказал Федя. - Не без этого, - улыбнувшись поистине дьявольской улыбкой, ответил тому Иван. - Пожалуйста, расстегни наручники, у меня руки затекли, мне больно, - жалобно простонал Федя. - Не расстегну, пока ты не кончишь, а кончишь ты скоро. Пока потерпи. Федя лишь всхлипнул, но спорить не стал – не в том состоянии был. Его шея горела от засосов, а на ключице словно все еще ощущались зубы, все его тело покрылось испариной, бедра все еще горели от крепких рук Ивана, а взмокшие волосы липли ко лбу. Федя хотел большего и, закинув свободные, трясущиеся ноги Ивану на поясницу, прижался ближе, подаваясь бедрами навстречу быстрым толчкам, вскрикивая от каждого Иванова попадания по простате; Феде казалось, что он уже сорвал голос. Он дрожал от подступающего оргазма – Иван был прав, Федя был на пределе. Вскоре Грозный ускорил темп, уже со всей силы вбивая Федю в кровать, входя в него на всю длину, отчего тот, громко и протяжно застонав, сжал член Ивана внутри себя и излился себе на живот, так и не притронувшись к своему члену; еще через несколько быстрых толчков Иван последовал за ним, кончая внутрь Феди. Тот почувствовал, как его нутро наполняется горячей спермой, как набухает узел Грозного внутри него и всхлипнул от ощущения заполненности. Иван не отстранялся от Феди, навалившись на него и тяжело дыша, пока его узел не спал. Наконец, вынув член из Феди, тот встал и, достав из того же шкафа ключ, снял, наконец с Басманова наручники. Федя потянулся, переворачиваясь на живот, и начал с упоением потирать затекшие и разодранные запястья. Иван прилег рядом и, рывком поставив Федю на колени, раздвинул его ягодицы, наблюдая, как густая сперма медленно вытекает из Феди. Оставшись, видимо, довольным своей проделанной работой, Иван прикусил нежную кожу ягодиц, отчего Федя охнул, поворачивая свою голову в сторону Грозного и метнув в него злобный взгляд. - Ты изверг, Иван Васильевич, - проворчал Басманов охрипшим от стонов и криков голосом. - А я тебя предупреждал, - просто ответил тот, не чувствуя, видимо, за собой ни капли вины. – Хочешь сказать, тебе не понравилось? Не поверю, когда не нравится, так не стонут, Феденька. - Да пошел ты, - Федя схватил подушку и метнул ее в Ивана, которую тот поймал и бросил назад в любовника. Федя на лету ее откинул и, сложив руки на груди, демонстративно отвернулся. Иван подполз ближе и, заключив Федю в неожиданно нежные объятия, погладил Басманова по влажным волосам. - Если тебе и правда не понравилось, больше так не буду, обещаю, - сказал он. - Понравилось, но ты все равно козел, - пробурчал Федя, против своей воли нежась в объятиях и ластясь к крепкой мужской груди. - Тогда второй раунд? – усмехнулся Грозный. - Ох, так уж и быть, - театрально закатив глаза, сказал будто нехотя Федя, хотя член его снова предательски встал, а тело вновь охватил жар. Он потом добавил. – Только чур без наручников, как-нибудь в другой раз. - Как скажешь, принцесса на горошине, - хмыкнул Иван, затягивая Федю в тягучий, нежный, ленивый поцелуй. С той течки прошло полтора месяца, и Федя стал чувствовать себя неожиданно нехорошо. У него были резкие перепады настроения и сильная усталость. Он списывал это все на загруженность в университете и недосып. С едой вообще была какая-то беда: порой его охватывал просто звериный голод, и он сметал в холодильнике все, что видел, а порой его начинало мутить от одного только вида какой-нибудь пресловутой картошки. А еще очень хотелось клубники, и плевать, что не сезон, а магазинная клубника на вкус как трава. Однажды, сидя в гостиной и читая учебник, Федя почувствовал запах сигарет. Был вечер, и Иван, сидя в той же гостиной и говоря о чем-то по телефону с кем-то явно с работы, решил закурить прямо в помещении. К горлу Феди подступила тошнота, и он со всех ног рванул в туалет, где его вывернуло наизнанку. Из гостиной послышалось что-то вроде «я позже перезвоню», и в туалет вошел Иван, который молча стал придерживать волосы Феди и гладить того по спине. Когда Федя, наконец, отдышавшись, отполз от унитаза, Иван все так же молча вышел и вернулся со стаканом воды, которой Федя всполоснул рот и выплюнул во все тот же злосчастный унитаз. - Ты как? – нарушил, наконец, молчание Грозный, обеспокоенно взирая на Федора. Федя на это показал ему средний палец и разразился злобной тирадой. - Иди к черту, Ваня! Ты еще спрашиваешь?! Говорил же тебе – не кури при мне, меня от запаха сигарет тошнит. Мог бы и на балкон выйти, но нет, почему бы не закурить прямо в комнате. Теперь иди и проветривай, а я в спальню, пока весь запах не выветрится, - и, поднявшись на шатающихся ногах (Иванову помощь он гордо отверг), пошел по направлению к спальне. В тот вечер Федя с Иваном так и не заговорил, а утром, ни свет ни заря, улизнул из дома в университет. Федины усталость, перемены настроения и тошнота, чередующаяся с откровенной прожорливостью, не ускользнули от наблюдательного Серебряного. Когда Федя вместе с другом, жуя в столовой макароны, заявил, что они на вкус как глина, Никита, наконец, устав молчать, спросил в лоб, не забеременел ли Федя, на что тот сначала округлил глаза, а после разразился заливистым смехом. - Какая беременность, Никит? Ты же знаешь, я бесплоден, ничего такого быть не может, просто гормоны, наверное, шалят от стресса, вот и все. Не придумывай, - отсмеявшись, сказал Федя, но тарелку с макаронами все-таки от себя отодвинул. - Ну, знаешь, ты ведешь себя прямо как настоящий беременный, это самый очевидный вывод, - не разделяя оптимистичного настроя друга, серьезно заявил Никита. Федя лишь отмахнулся от Серебряного. - Не говори ерунды, я не раз и не два занимался сексом во время течки и что-то до сих пор не залетел. - До сих пор… - загадочно повторил Никита. В тот же день случилось совсем плохое – прямо на перерыве между парами Федя, встретившийся с Никитой в их излюбленном укромном месте, выглядел бледным, с испариной на лбу, абсолютно вымотанным. Он что-то говорил, непривычно вяло жестикулируя, когда внезапно замолк на полуслове. В глазах начало темнеть, а сознание стало его покидать, так он и упал навзничь. Он слышал вскрик Никиты, и голос его звучал словно издалека, а спустя, как ему показалось, мгновение, почувствовал похлопывание по щекам. Феде казалось, будто он физически ощущает, как кровь течёт по его сосудам - это было крайне странное ощущение, которое прошло так же внезапно, как и появилось. Открыв глаза, Федя увидел перед собой размытое очертание друга, которое вскоре вырисовалось в более четкое. На лице Никиты застыл ужас. - Федя! Боже, ты пришел в себя! Я позвоню в скорую, это уже не шутки, Федя, тебе нужно к врачу! – Никита говорил быстро и сбивчиво, уже доставая из кармана телефон. - Нет, - Федя не узнал своего собственного голоса, настолько слабым, истощенным и тихим он был. – Не надо никакого врача, не надо скорой, пожалуйста, Никита, я просто устал, пожалуйста, - Федя отвел руку друга, держащую телефон наготове. - Ты с ума сошел? Я сейчас же звоню в скорую, - Никита уже начал набирать номер экстренной службы, когда Федя дрожащей рукой выхватил телефон Серебряного. - Я сказал не надо. Просто проводи меня домой. Пожалуйста, - взгляд Феди стал более ясным, а тон не терпел возражений. Никита сидел подле друга, взгляд его был тяжелым, он, по всей видимости, взвешивал все «за» и «против» и, наконец, выдал: - Ладно, хорошо, но если это повторится, я точно тебя поведу к врачу, даже если мне придется применить силу. Ты меня понял? – Никита говорил строго, как родитель провинившемуся ребенку. - Да-да, просто помоги встать. Никита поднялся и, даже не протягивая Феде руку, просто одним рывком поднял того на ноги. Федя, пошатываясь, оперся на друга, стоя на слабых ногах. От резкого подъёма голова закружилась. - Пошли, держись за меня, я вызову такси и лично провожу тебя до дома. - Спасибо, Никит, ты настоящий друг. Я говорил, что люблю тебя? – Федя постарался рассмеяться, но вышло это крайне вымучено. Никита смерил его долгим взглядом, но все же решил подыграть другу. - Нет, но можешь говорить это почаще. Пошли. Когда они доехали до дома и попрощались, Федя, зайдя в квартиру, сразу лег на диван в гостиной и провалился в беспокойный сон. Проснулся он оттого, что его мягко поглаживали по голове, зарываясь в волосы пальцами. Федя довольно промычал на эту ласку. - Ты чего лег спать так рано, да еще и в одежде? Неважно выглядишь, - послышался низкий голос Ивана. Федя, не открывая глаз, ответил охрипшим после сна голосом: - Да так, устал немного. Не выспался просто – встал рано. Из-за тебя все, между прочим. - Я тебя из дома не гнал с утра, - справедливо заметил Грозный, но после добавил. - Честно, больше никакого курения в твоем присутствии. Я принес тебе твой любимый шоколад в качестве извинения, - голос Ивана звучал непривычно мягко для него. - Пористый молочный? - Федя даже открыл глаза, глядя с хитринкой, и улыбнулся. - Он самый, - Иван усмехнулся, показывая поистине огромную плитку шоколада. Федя попытался ее выхватить, но Иван отвел руку в сторону. - Сначала ужин. Могу поспорить, ты сегодня не ел, - и как он только все знает? - Ох, даже шоколада не дают! Прощу тебя, если мы закажем что-нибудь ужасно острое! - Ты же не любишь острое, - заметил Ваня. - А сегодня люблю. Давай, заказывай какую-нибудь индийскую кухню. Иван усмехнулся, поцеловал Федю в макушку и пошел заказывать эту «ужасно острую» индийскую кухню. На следующий день Федя пришел в университет в приятном расположении духа – они с Ваней вдоволь наелись карри, Федя получил свой любимый шоколад, а после они просто сели смотреть какой-то второсортный ужастик, укрывшись пледом и прижимаясь друг к другу. Фильм они так и не досмотрели, потому что где-то на середине Федя уснул, а проснулся утром уже в кровати в объятиях Ивана. Федя шел на пару, когда его внезапно схватили за руку и куда-то потащили. Похитителем оказался Никита, а вел он Федю по направлению к уборным. Ошарашенный Федя стал вырываться и требовать объяснений, но, получив в ответ лишь тяжелый взгляд друга, умолк и покорно пошел, ведомый Серебряным. У уборной Никита, наконец, остановился и все также молча всучил Феде коробку, которой, при ближайшем рассмотрении, оказался тест на беременность. Федя недоуменно взирал на друга. - Ты, должно быть, шутишь. Сегодня первое апреля, а я попутал даты? – Федя ошарашено вертел в руках коробку. - Нет. Ты сейчас пойдешь в туалет, сделаешь этот тест, и, если он окажется отрицательным, я от тебя отстану. А если нет – прости, но ты влип. - Но, Никит… - Нет, никаких «но»! Сейчас. Же. Идешь. И. Делаешь. Тест. – Федя никогда раньше не видел своего лучшего друга таким серьезным. - Знаешь что? Вот пойду и сделаю, чтобы ты от меня и вправду, наконец, отстал, - Федя закатил глаза, злобно выхватывая коробку из рук Никиты. Нет, ну чего он к нему пристал? Да и черт с ним! Вот назло ему сделает этот дурацкий тест, чтобы утереть самоуверенному Никите нос. Федя зашел в уборную и, следуя инструкции, сделал все, что нужно. Прошло несколько минут. А затем послышался крик. - Блять! Твою мать! Этого не может быть! Су-ка! – Федя выбежал из туалета, держа в дрожащих руках этот проклятый тест. Никита же не выглядел ни капли удивленным. - Как я понимаю, я был прав, – скорее утвердительно, нежели вопросительно, заявил Серебряный. - Никита, это пиздец! Что мне делать? Никита, что мне, черт возьми, делать?! – кажется, Федю охватывала истерика. - Во-первых, стоит успокоиться. Тебе, прости, в твоем положении волноваться нельзя, - если бы взглядом можно было убивать, то Никита был бы уже мертв. – А, во-вторых, просто сказать Ивану все. - Никита, ты издеваешься?! – Федя схватился за волосы, выронив тест из дрожащих рук. – Да он в первую же ночь сказал, что дети ему нахер не уперлись! Все! Финита ля комедия! - Федя, просто спроси его, что он думает о детях в целом, не обязательно напрямую говорить все, - посоветовал Никита. – Уж что-что, а язык у тебя подвешен, сможешь как-нибудь спросить, не вызывая подозрений. И успокойся, наконец, это не конец света, Федь. - Это не конец света?! Никита, мне двадцать лет, я учусь на актера, мне только детей не хватало. Боже, за что мне это? Никита ничего не ответил, только подошел к Феде и ободряюще стал гладить того по спине, говоря, что все будет хорошо и надо просто поговорить с Грозным. Федя успокоился не сразу и не до конца, но все-таки согласился с другом. Осталось только самое тяжелое – выждать, когда кончатся пары и дождаться Ивана с работы, да как-то поговорить, не выдавая себя при этом. Весь день Федя сидел на занятиях как на иголках, был абсолютно невнимателен, взвинчен и рассеян, чуть не провалил тест, а из рук все валилось. Добрый Никита вновь проводил Федю до дома, где на прощание потрепал друга по голове, пожелав удачи. Дома Басманов не мог сфокусироваться на учебе и просто решил на нее забить. Как назло, время тянулось бесконечно медленно, а Иван еще и задержался на работе. Федя уже решил, что просто отложит этот разговор до лучших времен, когда ключ в замке входной двери повернулся. Федя от неожиданности подпрыгнул на месте и засуетился, обкладывая себя учебниками, демонстративно делая вид, что он прилежный студент, который просто занимается, и он вовсе-не-беременный. Как Иван мог заподозрить беременность, не облажи себя Федя учебниками, Басманова не интересовало – ему было не до этого, нужно было просто сделать вид, что ничего сверхъестественного не произошло. Иван, разувшись и сняв верхнюю одежду, подошел к Феде и поцеловал его. Да, значит, взвинченности Феди он не заметил. Вот так с порога спрашивать Ваню о детях Федя не стал, решив, что это вызовет слишком много подозрений. Вместо этого он дождался ужина. Они сидели друг напротив друга, когда Федя решил задать вопрос настолько завуалированно, насколько это возможно. - Вань, а вот мне интересно: ты сказал, что детьми тебя к себе не привяжешь. А что, были прецеденты? – Федя говорил будто бы скучающе, валяя по тарелке тефтелю и даже не поднимая на Грозного взгляд. - А чего интересуешься внезапно? – спросил Иван. - Да так, решил узнать, есть ли у тебя, например, дети, чьим матерям ты втайне от меня алименты платишь, - Федя изобразил смешок. - Ну, честно признаться, да, от меня однажды забеременела одна девушка, - спокойно ответил Грозный. - Так ты и правда платишь алименты? – спросил с придыханием Федя. - Нет, если честно, то я просто, так сказать, откупился от нее, еще дал деньги на аборт, и больше мы с ней не встречались. С тех пор, кстати, и надеваю всегда резинку, - Иван говорил совершенно спокойно, а у Феди внутри все похолодело и оборвалось. - Вот значит как… И ты не жалеешь? - Нет, чего жалеть? Да и что было, то прошло, какая разница. Они помолчали. И без того слабый аппетит у Феди пропал окончательно. В голове уже вырисовывалась картина, как Ваня дает ему деньги на аборт и сжигает все мосты. На душе стало гадко и тревожно. Сердце билось с невероятной скоростью, одновременно с этим пропуская удары. Федя думал о том, как все, что между ними было, просто исчезает, как Иван его покидает навсегда, будто они чужие друг для друга люди. Внезапно захотелось плакать. Он любил Ивана и вовсе не хотел, чтобы его, Федю, вот так, как ненужную вещь, выбросили на улицу. Он просто не мог позволить всему тому, что они построили между собой, рухнуть в одно мгновение. Да, они недолго вместе, но Федя уже не мог представить себе жизнь без Вани, не мог думать, как он будет засыпать и просыпаться один в кровати, а не в объятиях Грозного, как больше не почувствует на своих губах тепло чужих губ, как ласковая, но твердая рука, не будет больше зарываться в его волосы, как не услышит больше глубокого, низкого голоса, зовущего его по имени, иногда властно, иногда мягко, но всегда с любовью. Нет, Федя просто не мог всего этого лишиться в одно мгновение, он сам решит эту проблему. Иван ни о чем не узнает. Погрузившись в свои мысли, Федя не сразу заметил на себе долгий, тяжелый взгляд, а затем и последовавший за ним вопрос пропустил мимо ушей. - Что, прости? – переспросил растерянный Федя, старательно пытающийся скрыть нарастающую тревогу . - Я спросил, у тебя никого больше нет, кроме меня? Раз уж мы начали играть в откровения, – тон Ивана был будто бы спокойным, но Федя слишком хорошо знал своего любовника, чтобы не заметить грозные, стальные нотки. - Вань, ты чего? Мне, кроме тебя, никто больше не нужен. С чего вдруг такие вопросы вообще? Ты мне что, не доверяешь? – Федя даже оскорбился, сам не замечая, как повысил голос. - Да нет, я так. Забудь, - Федя недоуменно уставился на Ивана. Что это с ним вдруг? А потом до Феди дошло. Ребенок. Этот сгусток клеток уже начинает источать запах. Конечно, от Феди теперь пахнет не только им самим и Иваном, но и другим, чужим, пока что слабым запахом, который сам Федя, естественно, не чувствует. Вот же черт, нужно действительно, как можно быстрее, решать эту проблему. Спустя две недели, проведенные на нервах, Федя сидел на кровати в абортарии и ждал своей очереди на аборт. Его немного потряхивало. Это глупо, но мысль о том, чтобы лишиться ребенка, его немного пугала, хоть Федя пролайфером отродясь не был. Все-таки, это его, пусть пока и не сформировавшийся, но ребенок. Федю мучила двоякость его положения: с одной стороны стояли отношения с Иваном и будущее в качестве актера, а с другой, он же сможет и сам воспитать ребенка, верно? Даже без Ивана. Он бы взял академический отпуск, родил, родители бы ему даже, возможно, помогли… Но Ваня? Сможет ли Федя пережить расставание с тем, кого он считал своей родственной душой? Он не знал. Федя влюблялся и раньше, но то, в сравнении с чувствами, испытываемыми Федей к Ивану, было детским лепетом. Сейчас то, что он чувствует, Басманов мог честно назвать настоящей любовью, чистой, светлой, до потемнения в глазах, до уходящей из-под ног земли, любовью. Его терзали сомнения и страх. Тем не менее, вот он здесь, и скоро решится судьба его теоретического ребенка. Федя и дальше бы сидел в раздумьях, если бы дверь резко не распахнулась, с треском ударяясь о стену, пугая не только Федю, но и остальных омег в помещении, и в палату не вошел разъярённый Иван. Он осмотрел помещение и, найдя глазами Федю, устремился по направлению к нему. Федя весь сжался. Этот тяжелый и злобный взгляд Грозного не предвещал ничего хорошего. - Ваня, - начал было робко Федя, но его схватили за футболку и волоком потащили из палаты. На удивление, никто Ивана не останавливал, поток людей лишь расходился пред ними, словно море перед Моисеем. Дойдя до малолюдного места, Иван начал разговор, выплевывая слова Феде в лицо. - Как ты мог мне не сказать?! Ты с ума сошел? Ты умолчал о ребенке?! О нашем ребенке? И решил в тайне от меня от него избавиться?! – Иван уже не просто говорил, он чуть ли ни кричал на Федю. Тот, не выдержав, ответил не менее яростно. - А что я должен был делать, по-твоему? Ждать, пока ты всучишь мне деньги на аборт, откупишься от меня и забудешь обо мне, будто никогда и не знал?! Спасибо, Ваня, но я этого не хочу! – Федя злобно шипел, глядя снизу вверх прямо в глаза Ивану. - Ты действительно думаешь, что я бы поступил с тобой так?! Я думал, ты умный парень! Да, я сделал так с той девушкой, но ее я, черт тебя дери, не любил! А тебя я, идиота, люблю! Ты не думал спросить меня, хочу ли я этого ребёнка, а не выпытывать исподтишка? Какой же ты дурак, Федя, а если бы я не успел, что тогда? Может быть, ты бы и вправду стал бесплодным. Господи, за что мне такое наказание, - под конец Иван говорил уже не столько яростно, сколько просто устало. Он потер переносицу и, с явным усилием успокоившись, продолжил. – Федя, если ты не хочешь этого ребенка, то я приму твой выбор, не мне, в конце концов, его вынашивать и рожать, но прошу, подумай о нашем будущем. Мы могли бы растить его вместе. Если ты боишься за свою карьеру, то я все могу устроить, ты ничего не потеряешь. Мы можем нанять няню, ты можешь продолжать учиться, а потом работать, Федя, подумай. Я не давлю, просто говорю, что все можно решить. Федя молчал. За эти две недели он и вправду свыкся с мыслью, что внутри него действительно зарождается новая жизнь, он не столько боялся за свою дальнейшую судьбу, сколько за потерю Ивана, но вот он здесь, и он прав, все можно решить. Собравшись с мыслями, Федя, наконец, ответил: - Ты действительно не против? – осторожным, тихим, поникшим голосом спросил Басманов, избегая смотреть на Ивана. Вся его злость куда-то улетучилась. Иван же, поддев Федин подбородок пальцами, поднял его голову, заставляя смотреть себе в глаза. - Если бы я был против, пришел бы я сюда, Федь? – Иван заговорил неожиданно мягко и улыбнулся, поглаживая второй рукой Федину щеку. – Так каков твой ответ? Ты хочешь оставить ребенка, или нет? Федя снова задумался, взвешивая все «за» и «против». В конце концов, «за» перевесили. Что он теряет? Напротив, он обретает – обретает настоящую, свою собственную семью. Да, будет тяжело в первое время, да, он очень молод, да, у него учеба, но ведь с ним всегда будет Иван, на чье крепкое плечо он всегда сможет опереться. - Я хочу его оставить, - наконец, сказал Федя, выдохнув. Иван заключил его в крепкие объятия, положив Федину голову себе на плечо и гладя его по шелковым волосам. - Ты не представляешь, как я рад это слышать, - сказал Иван, уткнувшись в макушку Феди и целуя его в нее. – Пошли отсюда. - А как же запись? - К черту запись, я со всем разберусь, а ты собирайся, - отрезал Грозный. Федя спорить не стал и пошел переодеваться и собирать вещи. Когда он вышел в коридор, Иван, как и обещал, уже все решил, и они спокойно покинули больницу. На выходе их ждала машина с водителем Ивана за рулем. Когда они уселись в автомобиль, Федя вдруг спросил: - А как ты узнал, что я здесь? - От тебя пахло по-другому, кем-то другим, хоть запах и не был неприятным, наоборот, он мне нравился, что меня взбесило ещё больше. Тем не менее, я, уж прости, заподозрил тебя в измене и приставил своих людей за тобой следить. Мне сообщили, где ты, я все понял и примчался так быстро, как только смог, - спокойно объяснил Иван. - Черт, ты и правда думал, что я тебе изменяю? Ты мне не доверяешь? – возмутился Федя. - Учитывая, что ты скрывал от меня, хоть и не любовника, но ребенка, мое недоверие пошло на пользу, - укоризненно сказал Иван. – А еще я чертовски ревнив и ненавижу делиться. Больше не скрывай от меня ничего, Федя, - Басманов лишь тяжело вздохнул. В словах Ивана была доля истины. - Хорошо, отныне правда и только правда, обещаю. Ты же меня простишь? - Как я могу на тебя злиться, глупый ты, Федька, - усмехнулся Иван, потрепав Федю по волосам. – Сам виноват, давно должен был догадаться, что с тобой, дурак я. - Да я и сам не догадался бы, если бы мне тест прямо в руки не впихнули, - буркнул Федя. - Значит, мы оба дураки. Иди ко мне, - Иван придвинул Федю к себе, приобнимая его и, положив руку тому на живот, стал большим пальцем его гладить. Федя же, в свою очередь, положил голову Ивану на плечо и впервые за эти две недели вдохнул полной грудью. - Вань? - Что? - Я хочу клубники, - Иван на это рассмеялся, утягивая Федю в сладкий поцелуй. Теперь у них все точно будет хорошо.