Звезда Кремля и вот он я

Легкий ветерок ворошил волосы на голове Питера Паркера, бродящего по безлюдным переулкам. Паучок пытался сбежать от одолевающих его мучительных мыслей, в чем ему отчасти помогала вечерняя прохлада. Он на мгновение прикрыл лицо руками, как вдруг почувствовал, что проваливается в невесть откуда взявшуюся пустоту…

***

Паркер распахнул глаза и часто-часто заморгал, чтобы поскорее адаптироваться к освещению комнаты, в которой находился. В голове все еще немного гудело, но здравомыслию это не мешало. Он почувствовал натяжение от запястий и понял, что его крепко держат по рукам и ногам металлические клешни щупалец, продолжение которых уходит куда-то в темную часть комнаты. Питер как супергерой привык к сложностям, но Питер как обычный парень знатно запаниковал. Он попытался что-то крикнуть, однако этому воспрепятствовал скотч на губах, обнаруженный только сейчас. Паркер попытался вырваться из мертвой металлической хватки, но тщетно. Тут из неосвещенной части комнаты показался силуэт крупной мужской фигуры, которую трудно было не узнать. Паркер разочарованно тихо заскулил, осознавая бедственность своего положения. — Привет, Питер. Слова врезались, как два кинжала, в сознание Паркера, вызывая у него волны мурашек. Сомнений в личности похитителя не осталось никаких. Доктора Октавиуса сложно было не узнать. Однако Паркер постарался не терять самообладания, высоко поднял голову и насколько это возможно гордо промычал в ответ: — Ммхпфхпхпмх Октавиус усмехнулся, покачав головой, и сделал еще шаг навстречу Паркеру. — Прости, пришлось прервать твою ночную прогулку, надеюсь, ты не сильно огорчаешься. — Мхфпфмпф — Зато нас ждет не менее увлекательный вечер, не находишь? — Ммпхфпххмпхфпхпмхпфхпхпхпххммм — Мда, весьма содержательный разговор у нас получился. Подожди секунду, мне нужно кое-что надеть. Октавиус отвернулся к тумбочке. Пока он возился рядом с ней, Паркер еще раз активно подергал плечами и ногами, чтобы точно убедиться в безысходности своего положения. Отсутствие веб-шутеров, отвечающих за спасительную паутину, тоже сильно удручало, но он сдаваться так просто не собирался. В конце концов, не паутина и костюм делали его Человеком-пауком. Подергавшись еще немного, он решил, что все же именно это и делает его Человеком-пауком. В то время, как Питер отчаянно пытался сжать пальцы так, чтобы высунуть руку из цепкой хватки клешней щупалец, Октавиус снова повернулся к нему лицом. Питер оставил свое увлекательное и безуспешное занятие, повернул голову в его сторону, окинул его взглядом с головы до ног и насколько мог саркастично прошипел через полоску скотча: — М хмф мммфхцпфмф?! — Если ты спросил «а что изменилось», то прости, я тебя не понял, у тебя же скотч на губах, — снимая очки с орлиного носа, съязвил Октавиус. Питер закатил глаза. Он хотел бы сказать доктору, что он редкостная сволочь, но, во-первых, тот скорее всего об этом уже знал, а во-вторых у Паркера был заклеен рот. Он использовал все возможности мимики своего лица, чтобы это исправить, но проклятый скотч никак не поддавался, так что даже это у Питера не выходило. Наконец Октавиусу надоело наблюдать это комичное зрелище. — Давай помогу. Он подошёл к паучку вплотную и сдернул скотч с его губ. Питер зашипел, но сохранил самообладание. Это далеко не самая болезненная вещь, которая с ним происходила. — Как и какого хрена я здесь? — О, если ты думаешь, что украсть супергероя так сложно, то ты сильно ошибаешься. Обычное снотворное, парочка бомжей и пачка баксов. Делов-то -… Обычное снотворное? — Питер язвительно выгнул бровь. — Обычное для людей со сверхспособностями снотворное, да, — раздраженно ответил Октавиус. Питер выдержал паузу, обдумывая его слова, поклялся больше никогда не ходить по безлюдным переулкам, надеясь только на свою чуйку, и снова открыл рот: — С этим разобрались. Какого хрена я здесь? — Слишком много вопросов. Будешь задавать так много вопросов, заклею тебе рот обратно. — И что Вам, — начал Питер, наблюдая за тем, как Октавиус направляется к нему с той же полоской скотча, — будет приятнее слушать: членораздельную человеческую речь или несвязный мфпх, — он пытался увернуться, но крепкая рука схватила его за подбородок, а вторая надежно заклеила рот. — Определенно несвязный бубнеж, — самодовольно ответил доктор, разворачиваясь к окну. За стеклом, заменявшим одну из стен комнаты, сгущались сумерки. Питер вгляделся в крыши домов в попытке примерно определить свое местонахождение, ведь кому как не ему разбираться в крышах высоток. Однако, должно быть, дом находился в каком-то малознакомом ему районе или городе, так как крыши совсем ни о чем ему не сказали. Тогда он переключил внимание на доктора, силясь отгадать, зачем они тут вместе собрались, кто-то по своей воле, а кто-то нет. Питер мог, конечно, догадаться по отсутствию в комнате большинства необходимой для обычной жизни мебели, кроме определённых вещей, вроде кровати и тумбочки с секретом, но на кровати можно спать, а в тумбочке хранить чипсы, а не секреты. Определенные выводы можно было сделать и потому, что Паркер висел над полом в нескольких дюймах в позе креста. Но самую очевидную подсказку давал одетый по пояс Октавиус, который в этот момент мерил шагами комнату, обходя ее по кругу. Паркер чувствовал его пытливый взгляд всем своим нутром, вслушивался в тишину комнаты, нарушаемую только стуком ботинок об пол и легким треском металла щупалец. Сам он старался не издавать ни звука, как будто это могло сделать его невидимым. Паркер заметил в отражении оконного стекла, как Октавиус зашел за его спину и щелкнул переключателем, отчего освещение комнаты стало приглушенным. Паучок напряженно вздохнул и дернулся всем телом в неопределенном направлении, ни на что, правда, особо не надеясь. Он услышал приближающиеся шаги и вдруг ощутил руку, оглаживающую его бедро поверх шершавой ткани джинсов. Ладонь медленно поднялась чуть выше, к ягодицам, и замерла. Октавиус выждал некоторое время, любуясь упругими мышцами Паркера, а затем с размаху шлепнул по ягодицам с такой силой, что даже плотная ткань джинсов не смогла амортизировать удар. Питер тихо охнул и подался вперед, яростно выкручивая собственные запястья и лодыжки из железной хватки. Но смысла в этом было мало, так как сбежать он не мог, а на его ягодицы пришлось еще несколько мстительно грубых ударов. Паркер недовольно замычал, вытягиваясь в струнку, на что в ответ услышал короткое довольное «угу». Октавиус обошел его, встретившись с яростным взглядом, провел руками по талии Паркера вниз и скользнул ими под толстовку. С улыбкой воспринимая недовольство паучка, он очертил большими пальцами его пресс, нежно обвел его ребра и грудь и вернулся обратно, к резинке толстовки. Одним отлаженным движением он дернул кофту вверх, придержал Паркера за пояс, пока щупальца стаскивали ее окончательно. Все произошло настолько стремительно, что Паркер не успел ничего толком сообразить и предпринять, прежде чем металлические пластины снова крепко обхватили его руки. Подумать только, он всего за секунду лишился одежды по пояс, при чем как раз в тех обстоятельствах, в каких стоило бы быть максимально одетым и собранным. Октавиус заметил мечущий молнии взгляд Паркера. — Мне кажется, уровень твоего возмущения превысил мощность термоядерной реакции на Солнце. Паркер согласно кивнул, намекая на «то ли еще будет». Вдруг доктор протянул руку и сорвал серебристую полоску скотча снова, сминая ее в кулаке и отбрасывая в сторону. Питер сначала зажмурился и отвернулся, но быстро возвратил голову и выражение лица в исходное состояние. Он облизнул губы и посмотрел на Октавиуса исподлобья. — Окей, я не могу двигать руками и ногами, но если хоть какая-то часть Вашего тела коснется моего лица — я Вам это откушу, — угрожающе прошипел Паркер, глядя Октавиусу прямо в глаза. Тот только негромко рассмеялся. Вдруг он одним движением поставил колено на кровать и притянул Питера к себе. Он даже моргнуть не успел, как оказался сидящим на широком бедре с ногами и руками, заведенными за спину Октавиуса и качественно удерживаемыми железными щупальцами. — Уверен? — улыбнулся доктор, почти касаясь губ ошеломленного парня. Питер напрягся всем телом в попытке как можно меньше касаться чужого тела, но змеи-щупальца не давали ему и шанса на освобождение, а сильные руки крепко вцепились в его ягодицы. Он покраснел до ушей и нервно сглотнул, отводя глаза вниз. Горячее дыхание Октавиуса опалило нежную кожу на шее Паркера, а через секунду в нее впились его жадные губы, оставляющие за собой болезненный, наливающийся глубоким бардовым цветом след. Питер сжал руки в кулаки и тихонько заскулил. — Я ведь не касаюсь твоего лица, так? — Ехидно прошептал Октавиус ему в шею. Он начал выцеловывать на ней узоры, заставляя Паркера изменять самому себе. Каждое касание отдавалось в его теле обжигающим эхом, которое хотелось чувствовать снова и снова. Это шло вразрез с изначальной установкой Питера, что все происходящее в этой комнате должно вызывать отторжение и желание сбежать. Так и было до определенного времени, а сейчас же протест отступал куда-то на задворки сознания, место которого занимало тягучее нарастающее чувство блаженства. Паркер чувствовал себя предателем и изменником, но прекращать сладкие мучения казалось гораздо мучительнее, чем их испытывать. Октавиус явно знал, на какие места надо нажимать, чтобы добиться нужного эффекта. Он опустился ниже, до груди, и обвел языком затвердевшую горошинку соска. Паркер всхлипнул и зацарапал обнаженную спину доктора, задевая пальцами за металлические «позвонки». Тот улыбнулся и выпрямился. — Все еще хочешь откусить мне что-нибудь? Паркер не мог ответить. Он рвано дышал через приоткрытые губы, так как воздуха явно начало не хватать. Он очень хотел сказать что-то, но понимал, что попытайся он произнести хоть слово, из его горла не вырвется ничего членораздельного. Возможно, только отдельные гласные буквы. Октавиус чуть наклонился и уперся лбом в его лоб. — Мне продолжить? — сквозь ухмылку спросил он. В ответ он услышал только тихое неровное дыхание и многозначительный взгляд, растерявший всю свою напускную храбрость. Зато он был по прежнему ясный и говорил о желаниях хозяина лучше самого хозяина. — Нет уж, я хочу услышать ответ словами. Он требовал невозможных вещей. Паркер ощущал подобный вид ласк впервые, а от того, что он испытывал их в таких умелых руках, эмоции хлестали через край, лишая его возможности нормально функционировать. Октавиус это явно понимал и нагло пользовался. Хотя нагло пользоваться как раз входило в его планы. — Ну? — П. Пожалуйста… — Доктор — …Д…Доктор… — Пожалуйста, Доктор — Вы издеваетесь?! Октавиус снова негромко рассмеялся. — Я смотрю, ты пришел в себя окончательно. Ну, давай уж тогда целиком. — Пожалуйста, доктор — Пожалуйста, доктор, что? — Что? — Мне продолжить? — Да — Целиком. Что ж из тебя каждое слово приходится клещами тянуть. — Пожалуйста, доктор, продолжайте. Октавиус снова улыбнулся и расстегнул ремень на брюках Питера. Железные щупальца на миг развели его ноги, но только чтобы схватиться за штанины и сдернуть их через кеды. Рука доктора прошлась от колена по внешней стороне бедра, по боку и остановилась на ребрах, перебралась к соску и легко надавила на него. Питер всхлипнул. Наслаждение с новой силой пробежалось по его телу и скрутилось клубком в промежности. Он уже по собственной воле еще крепче обхватил плечи Октавиуса руками, вызвав у того смешок одобрения. Вдруг Питер услышал громкий и непродолжительный треск, а спустя мгновение понял, что это были его трусы. Он снова неосознанно попытался отдалиться, так как коснулся промежностью холодных брюк, но Октавиус вновь подхватил Питера за ягодицы и с силой сжал их. Теплая кожа рук была значительно приятнее прохладной кожи штанов, но осознание того, что Питер в руках Октавиуса почти полностью обнажен, бросило его в дрожь. Октавиус начал массировать его округлые ягодицы, то приближаясь к колечку мышц, то отстраняясь, то жестко, то нежно сжимая пальцы, делая вид, что совершенно не замечает сочащийся смазкой член Питера. Парень и сам его не замечал, он полностью отдался во власть мужчины, промычал что-то и едва коснулся его плеча губами. Облизнув их, он почувствовал чуть солоноватый вкус пота. Откровенный массаж ягодиц приводил его в неимоверный восторг, он что-то шипел сквозь плотно стиснутые зубы и тихонько постанывал, сжимая руки в кулаки или, наоборот, царапая спину мучителя. В какой-то момент одна из рук доктора оставила его, Питер успел заметить, как она скользнула к лицу хозяина, но тут же вернулась на прошлое место. Мокрый указательный палец мазнул по сжатому колечку мышц и тут же проник внутрь. Питер вскинул голову и широко открыл рот, но вовремя сдержал стон, который чуть не вырвался из его горла. Октавиус смотрел на него с интересом, высоко вскинув брови и приподняв уголки губ. Питер задышал еще более неровно, когда палец начал в нем двигаться, причиняя не то боль, не то блаженство. Скорее всего все вместе. Доктор смотрел ему прямо в глаза, как будто анализируя реакцию на свои действия. Питеру вдруг захотелось, чтоб его наконец поцеловали. Он потянулся ближе к мужчине, но тот цокнул языком и снова прервал его словами: — Сначала попроси. Паркер чертыхнулся про себя. — Ммм. Пожалуйста, доктор, я хоч… Октавиус не дал ему договорить. Он с энтузиазмом принял приглашение и вцепился в его губы своими, жадно сминая их и отрезая доступ к кислороду. Питер переместил руки на шею мужчины, обнимая его еще крепче, и щупальца будто перестали препятствовать его свободе действий. Он хотел быть как можно ближе, получить как можно больше ласк, которые ему дарил доктор. Октавиус добавил еще один палец и Питер замычал в поцелуй. — Чшшш, — прошипел мужчина, не оставляя его губ. Он продолжал пальцами будто что-то искать, вводя и выводя их из узкого колечка мышц. — Ты такой узкий, нам с тобой будет сложно, — прошептал Октавиус в губы Питера, но тот не придал этому особого значения, недовольно протяжно хмыкнул и потянулся за новым поцелуем. Он пропустил момент, когда язык Октавиуса оказался у него во рту, обводя с несвойственным ему трепетом жемчужные зубы и касаясь нëба, но, черт возьми, Паркеру это нравилось. Вдруг пальцы доктора нажали на какую-то точку внутри, от чего Питера кинуло в сладкую дрожь, он сильнее вцепился пальцами в спину мучителя, хватаясь за металлические пластины, прильнул так близко, как мог, и застонал, не разрывая поцелуя. Мужчина улыбнулся и развел пальцы внутри Питера, вызывая у того новый всплеск ощущений и стонов. Паркеру то и дело казалось, что он на краю возможных испытываемых им эмоций, и каждый раз он ошибался. Воздух в комнате как будто стал гуще, время остановилось, и весь мир сошелся на них одних. Самый неподходящий момент, чтобы отстраниться, но именно это Октавиус и сделал. Паркера, недовольно замычавшего, вновь подхватили железные щупальца, холодом обжигая его разгоряченную кожу, и заботливо уложили на центр кровати с широко раздвинутыми руками и ногами. Он приподнял голову и увидел, как доктор спешно снимает брюки вместе с трусами, не задумываясь о ботинках, попутно любуясь спортивным телом паучка. Наконец он повернулся к нему, и Питер понял, почему он говорил про сложности. Пульсирующее естество мужчины, уже в презервативе, пусть и не было неестественно длинным, было очень широким. Много времени, однако, у Паркера на разглядывание не было, так как металлические щупальца отпустили его руки, а Октавиус встал на колени на кровати, подхватил Питера и усадил его на себя так, что его член терся прямо о щель между ягодицами. У Паркера перехватило дыхание. — Так вот… Мм. Что вы надели тогда. — Какой ты догадливый, — улыбнулся Октавиус. Он наклонился вперед, придерживая руками поясницу и лопатки Паркера, заставляя его прогнуться в спине и откинуть голову, и поцеловал его в центр груди. Неожиданные нежности со стороны доктора дарили необычный кайф, от чего Питер на секунду полностью потерялся в пространстве. Именно в этот момент Октавиус приставил влажную головку члена к колечку мышц и слегка толкнулся в него. Питер тут же пришел в себя и завертелся в руках мужчины, словно змея. — Ах нет, нет, нет… пожалуйста…- бессвязно зашептал он, протиснув одну руку между своими ягодицами и его бедром, но Октавиус крепко его держал и не обращал никакого внимания на мольбы Паркера. Он настойчиво одним плавным движением вошел на длину головки внутрь. Питер громко ахнул. Свернувшееся в нем наслаждение сделало первый толчок наружу, обдавая тело крупной дрожью. Октавиус потянулся назад и полностью вышел, но тут же снова вошел на длину не дальше головки. Питер снова ахнул и зацарапался. Видя его эмоции, Октавиус повторил одну и ту же схему несколько раз, стараясь довести Паркера до состояния, в котором он уже не мог контролировать себя. Тогда он крепко взялся за поясницу Паркера и медленно, наблюдая за каждым его движением, вошел сначала на половину, а потом и на полную длину, задевая при этом заветную точку внутри. Паркер громко и протяжно застонал, теряя возможность сдерживать свои порывы. Он почувствовал натяжение во всех мышцах своего тела, заметался из стороны в сторону и зацарапался с новой силой. — Чшшшш, — улыбаясь и выводя на груди и шее парня дорожки поцелуев, прошептал доктор, совершенно не задумываясь о целости своей спины. — Какой ты громкий, оказывается. Он полностью вышел и толкнулся внутрь снова только не дальше головки. Паркер попытался сам насадиться дальше, но Октавиус удержал его, отчего тот разочарованно заскулил. Он хотел получить все и сразу, все возможные грани сладкого страдания и болезненного наслаждения, а Октавиус мучил его, не давая свободы и возможности на импровизацию, он рассматривал только подчинение себе и ответную реакцию в виде удовольствия Питера. И он получал, что хотел, хотя казалось, будто получал удовольствие один Паркер. Октавиусу нравилась власть над ним, при чем такая, против которой паучок не возражал, а только иногда недовольно стонал и соблазнительно извивался. Как, например, сейчас, так как Октавиус не давал ему снова свободы и по прежнему вводил в него только головку члена. Следующим движением он вошел целиком, отчего Паркер застонал и напрягся до кончиков пальцев, натягивая мыски кроссовок так, что красоте этого движения позавидовала бы любая балерина. Октавиус вышел, и Питер ожидал, что он снова не даст ему принять член целиком, однако вопреки ожиданиям, доктор толкнулся на полную длину. Затем снова только на длину головки. Наконец Питер начал замечать, что число коротких толчков уменьшается, а на всю длину — закономерно увеличивается. Но толку от этого наблюдения было мало, потому что любое движение Октавиуса, будь то легкое поглаживание члена Паркера или очередное движение бедрами, сводило паучка с ума и вызывало во всем теле волны наслаждения, окатывающие его не дожидаясь, когда уйдет предыдущая волна. Он целовал сгиб шеи мужчины, кусался, чтобы сдержать стон, стонал, когда не успевал сжать зубы, и то откидывал голову назад, открываясь для новых поцелуев, то утыкался в шею доктора. Паркер полностью принадлежал Октавиусу, все его поджарое тело ластилось к нему, вся его натура желала его, хотя какое-то время назад отчаянно препятствовала любому их контакту. Видеть, как паучок превратился из яростного врага в отдавшегося его воле партнера, было лучшим, что мог наблюдать Октавиус. Он сам начал терять голову от ярких стонов Паркера, его сжимающихся ягодиц и укусов-поцелуев. Поэтому он поймал припухлые губы Паркера своими, подхватил того за бедра, приподнял, выпрямился, и чуть развернувшись, упал на спину, увлекая за собой партнера. Он согнул ноги в коленях, развел бедра Питера так широко, как это позволяла его растяжка, и опустил на себя. Железный пояс не доставил им дискомфорта, так как его быстро согрела окружающая обстановка, а сам Питер его практически не касался из-за того, что инстинктивно прогибался в спине от удовольствия. По-прежнему не разрывая поцелуя, Октавиус направил ягодицы Питера на свой член, входя целиком. Новый угол вызвал у Питера дичайший восторг, который передал громкий вскрик. Паркер завел руки назад и запустил пальцы в чуть мокрые от пота волосы доктора. Октавиус едва заметно улыбнулся этому жесту. Он уже не высчитывал, как и сколько делать тех или иных толчков, просто двигал ягодицы Питера вверх и вниз по своему члену, вырывая из его горла крики, стоны и собственное имя. Да, слышать свое имя из уст ученика на таких нотах было удивительно приятно, ему хотелось этого еще больше, поэтому он все учащал и учащал темп, явно приближаясь к разрядке. Одной рукой он обхватил член паучка и начал двигать ей в темп собственным движениям бедер, другой продолжал полностью контролировать его поясницу. Каждое движение Октавиуса Паркер ощущал всем телом, теряя последний контакт с реальностью, с остальной реальностью, которая окружала их. Он чувствовал только доктора всей своей кожей, тонул в его запахе, волосах, в которых запутался пальцами, его руках, крепко держащих его ягодицы и ласкающих его член. Клубок где-то около его промежности, свернувшийся так туго, насколько это возможно, наконец развернулся с очередным движением Октавиуса. Питер выгнулся особенно сильно, упершись мокрым затылком в плечо мужчины и кончил в его кулак, сопровождая это громким стоном. Октавиус оставил его член и протянул руку к лицу паучка. Тот еще тяжело дышал, быстро повторяя имя мужчины, так что просунуть в его рот палец не составило труда. Паркер быстро понял, что от него требуется, поэтому с особым энтузиазмом слизал собственную сперму с него. Второй рукой Октавиус продолжал придерживать ягодицы Питера и контролировать движения своего члена, как вдруг на мгновение оставил ее и с пошлым хлюпанием вышел. Питер услышал резиновый щелчок, после которого Октавиус вошел в него с новой силой. Однако теперь он нутром чувствовал каждую неровность плоти мужчины, что заставило Паркера лишний раз охнуть и двинуться навстречу. Он глухо застонал и вцепился губами в ладонь доктора, ощущая в себе грубые и глубокие толчки, перемежающиеся со стонами мужчины сквозь сжатые зубы. С очередным особенно сильным движением Октавиус излился в него, сопровождая это гортанным рыком. Питер почувствовал, как его нутро заполняется вязкой жидкостью, которой с каждой пульсацией члена становилось все больше, и казалось, будто она не закончится никогда. Разгоряченная кожа паучка хорошо чувствовала любые изменения в пространстве, поэтому он заметил, когда тонкая струйка спермы, не удержавшейся внутри него, пробежала по его ягодице и скрылась где-то между их телами. Они лежали друг на друге и тяжело дышали. Паркер перебирал в руках волосы доктора, а тот медленно и нежно целовал его плечи в тех местах, куда мог дотянуться. Меньше всего Питеру хотелось смотреть вниз, ему нравилось ощущать это мгновение умиротворения и все еще чуть пульсирующий член Октавиуса в себе, но никак не смотреть на это. Он прижался к голове мужчины с особенной нежностью, по-кошачьи потеревшись щекой. — Вам придется купить мне вагон водолазок, — почти засыпая прошептал Паркер. — Я не против, но почему это вдруг, позволь узнать? — Октавиус повернулся к Питеру, который едва приоткрыл один глаз. — Боюсь, эта штука на моей шее пройдет не раньше, чем через год, — улыбнулся Паркер. — Это называется засос, дурень, — рассмеялся Октавиус, запуская руку в волосы Паркера и взъерошивая их. — Я в курсе… — сладко зевая, ответил Питер. Его ресницы чутка дрогнули, прежде чем он погрузился в сон окончательно. Лицо Октавиуса озарила самая добрая улыбка, на которую он был способен. Он как будто спустя столько лет наконец успокоился, а для этого ему всего-то нужно было сжать покрепче в объятиях этого кудрявого, умного, но ленивого дурашку.