— сделай глубокий вдох.

      Господствовал сентябрь.       Начало осени выдалось крайне суровым, из-за чего коммунальщики ломали голову над тем, как наиболее экономно подать в дома отопление, а на деревьях повсюду виднелись золотые плеши, напоминающие о скором приближении куда более неприятной погоды. Почти каждый день с неба сыпалась морось. Холодные капельки, подхватываемые даже самым лёгким ветерком, то и дело забивались прохожим за воротники, оседали на руках, мочили обувь. Воздух пах сыростью. Конечно, для северной столицы это не новинка, но сейчас запах почему-то был куда сильнее обычного, и в него почти не вмешивался районный букет, будь то запах дешёвой шаурмы с рынка или дорого парфюма из бутика где-то в центре. Сырость перекрыла всё. Сыро было и на Дворцовой Площади, и в подъездах домов, и даже во всепогодном метро. Казалось, что вода проникла везде, даже в некоторые квартиры, чьи обитатели не утруждали себя самостоятельным приготовлением пищи или банальной уборкой. Над городом вот уже почти две недели кто-то растянул свинцовое покрывало и совсем не торопился его убрать. Безжизненные облака клубились всеми оттенками серого, неуклюже переваливаясь друг на друга, как груда спящих детей, что в своём стремлении в поисках наиболее удачной позы для сна совершенно игнорируют удобство тех, кто рядом. Иногда эта груда изливалась громким плачем, из-за чего в процесс приходилось вмешиваться громогласному отцу и искрящей озлобленным взглядом матери, которые вступали с детишками в перебранку и целыми ночами могли щедро радовать жителей Петербурга бурей. Хотя, справедливо заметить, что к утру утихали повышенные тона, пропадали вспышки злости, да и дети совершенно переставали плакать, из-за чего в разных точках небосвода можно было увидеть просветы. Правда вот чистые солнечные лучи через них всё равно не пробивались.       Жизнь шла своим чередом. Люди копошились, вдыхали влажный воздух, что-то делали… Всё как всегда, всё как обычно. Яркие вывески клубов и ресторанов пестрили манящими названиями, сонные продавщицы круглосуточных магазинов, бухча, сдавали кассы, а Лёшенька неспешно шёл по улице, названной в чью-то честь. Опять моросило, старенькие кроссовки намокли, тело периодически вздрагивало то ли от прохладного ветра, то ли от страха. Ночью ведь страшно. Хотя… чего ему боятся. Люди не такие пугливые существа как могло бы показаться. До тех пор пока они сами лицом к лицу не столкнутся с угрозой, не поймут, что значит бояться. Вот и Лёша не понимал, но страшно всё равно было.       Парень взял вираж и пошёл по узкому проулку. Перешеек между двумя большими улицами был совсем коротенький и на удивление чистый, а потому парню не составило труда его перейти. Далее он проскользил мимо нескольких ну очень ярких вывесок бутиков и оказался у большого ночного клуба. И, наверное, он бы и дальше пошёл, ведомый лишь своим детским желанием побыть одному, как вдруг глаз зацепился за человека, чуть дальше большой лестницы, ведущей в жерло ночной жизни. Парень был хорошо одет, рубашка с золотыми узорами, на плечи накинута кожаная чёрная куртка, брюки в цвет верха и явно новые кроссовки причудливой формы и раскраски, на боковине которых серебряной краской было выписано дорогое слово «Versace». Одно только смущало Алексея в этом человеке. Во всём своём великолепии он сидел прямо на выложенной тротуарной плиткой мостовой под моросящим дождиком. В руках у него была бутылка, почти пустая и скорее всего спиртного. Стало интересно, что за чудик, одна рубашка которого стоит дороже всего, что сейчас было на Лёше, вот так глупо портит свой дорогущий лук. Парень замедлился. — Хватит пялится!       Услышанное парализовало Макарова. И нет, его не смутило то, что незнакомец заметил, что парень его внимательно изучает. Голос был чертовски знаком. Он уже несколько раз слышал его, правда, совсем при других обстоятельствах. И каждый раз этим голосом произносились лживые и лицемерные фразы.       Лёша остановился и демонстративно начал смотреть на парня в золотом. — Бля… ты чё, шкет, глухой? Я сказал хватит... — Золотой поднял пьяный взгляд и расплылся в улыбке, — а я думал убогих в город не пускают. Малыш, тихий час начался три часа назад, ты какого хрена сюда припёрся?       Кирилл рассмеялся. Громкий, отвратительный смех, который вырывался буквально из его глотки через полностью раскрытый рот, казалось, перекрывал даже гул машин на дороге рядом. Вялые движения, размягчённого алкоголем тела, только добавляли этой картине больше ущербности. Как же низко могут опускаться люди. — Ты себя-то видел? — наконец выдавил Алексей. — Представь себе, у меня есть дома зеркало!       Очередная волна смеха сменилась смачным глотком из бутылки с серебряной этикеткой. Гречкин парой резких движений осмотрелся, после чего опять поднял глаза на вынужденного собеседника, который всё никак не хотел уходить. — Слушай, чё тебе надо? Ты видишь, я тут наслаждаюсь афтепати, пью этот отвратительный Чивас… Ты когда-нибудь пил Чивас? Конечно нет, откуда у тебя деньги на выдержанный виски…       Ещё глоток. — Что ты тут стоишь?! Мой папаша же уже оплатил твоей сестре и операцию, и реабилитацию и только ещё дом ей из золота в центре не построил, чё тебе ещё от меня надо? — Мне нравится смотреть на то, какое ты убожество. — Это я убожество? Я-то убожество?       Гречкин попытался встать, опираясь руками о массивные валуны, вписанные в рельеф стены здания. С трудом ему удалось принять более-менее вертикальное положение, после чего он звякнул о бутылку кольцами, которых до этого почему-то не заметил Макаров. Гречкин хотел было отпить, но передумал и опустил руку со спиртным. Несмотря на морось волосы на его голове всё также хорошо лежали, придавленные густым слоем хорошего геля для укладки. Было видно, что парень основательно готовился к весёлому вечеру, но что-то явно пошло не так, раз сейчас он сидел снаружи и в одиночестве лакал дорогой виски. — Да это ты убожество, понял? Тебя не то что внутрь, даже к этой лестнице не пустили бы! Такие как ты только и можете, что... Да нихера вы не можете! Только и остаётся что стоять, да смотреть. Что на тебе надето? Ты где эту куртку купил, в сэкондхэнде? И ты ещё что-то про мой внешний вид будешь говорить. — Я хотя бы знаю, что такое совесть, что такое порядочность и... — Бла, бла, бла.       Кирилл сделал шаг к Лёше, после чего попытался сфокусировать взгляд на его глазах. — Чё ты меня лечишь? Знает он… Ты меня не знаешь, понял? Ну так и не лезь ко мне в душу, как дешёвая шлюха лезет в трусы. Бля, они все как назло внутри остались… — Гречкин обернулся, после чего поднял бутыль дабы отпить, но вновь не сделал глотка. Он потупил на этикетку, после чего подал Макарову. — Будешь? Меня это пойло уже зае... — парень прервался, чтобы протереть рукой нос, — Короче пей.       Лёша колебался. Он не особо хотел брать что-то из рук своего недоброжелателя, тем более, когда он в таком состоянии. Однако любопытство попробовать алкоголь, да и к тому же наверняка далеко не дешёвый заставили юношу всё же принять бутылку. Пока Гречкин поправлял брюки, чертыхался и всё оглядывался на дорогой ночной клуб, из которого его, судя по всему, выгнали, Макаров приложился к красивой бутылке, сделал глоток и тут же закашлял. — Какая гадость… на вкус как… как какая то бочка… просто дерево, фу. — Конечно бочка, выдержанный вискарь, что ты там хотел распробовать, ананасовый сок? — усмехнулся Кирилл, после чего забрал бутылку и, наконец, осушил в пару глотков. — А теперь пора ехать тусить домой… раз в этой дыре меня не хотят принимать. Гречкин полностью выпрямился, покачнулся, после чего широко раскрыл глаза в которых забегали яркие звёздочки. Большим и указательным пальцем он потёр через переносицу глаза, после чего вновь осмотрелся. — Бля, я же с этим уёбком приехал… Чёрт, этот педик ещё не скоро выползет…       Лёша продолжал смотреть. В какой-то момент в его глазах мелькнула жалость. Кирилл выглядел совершенно беспомощным, качающимся из стороны в сторону, да к тому же пьяным куском дерьма. Конечно, человеком его назвать язык у Макарова вряд ли бы повернулся. Однако внутренняя доброта способна брать вверх над любым пренебрежением. В конце концов, если отказывать ближнему, пускай даже и такому отвратительному, как Кирилл Гречкин, в помощи, то чем он сам будет лучше? — Если хочешь, я могу проводить тебя домой. А то ты пьяный… вдруг ты где-нибудь рухнешь и уже не поднимешься.       Голова Кирилла резко замерла, повернутая набок. Какое-то время он не двигался, если не считать естественных алкогольных покачиваний, а потом повернулся и удивлённо посмотрел на Лёшу несколько исподлобья. — А с чего это бы вдруг тебе хотеть мне помочь? — Ты выглядишь как человек, которому определённо нужна помощь. — Ты на себя-то давно смотрел? Ты же меня ненавидишь, а тут вдруг такие предложения. — Не хочу стать такой же мразью как ты.       Гречкин вновь расплылся в улыбке. В его голове промелькнуло несколько интересных идей относительно слова «мразь» и Макарова, который явно не лукавил, выражая своё желание оказать посильную помощь. Пьяное сознание успело прокрутить несколько вариантов развития событий, каждый из которых оканчивался с пользой для золотого мальчика, что, несомненно, радовало его на фоне не слишком удачного посещения клуба. — Хорошо, раз ты хочешь помочь, помогай. Найди нам такси. Так и быть, оплачу я сам.       Кирилл сообщил адрес, до которого нужно будет добраться, после чего Лёша удалился. Мальчишка очень заинтересовал Гречкина. Его странное желание оказать помощь, миловидные черты лица, глазки, полные не то грусти, не то какой-то детской наивности. Всё это сливалось в картинку очень милого паренька, который явно выглядел несколько младше своих лет. Хотя, стоит отметить, что это только придавало определённый шарм и ещё больше возбуждало интерес в сознании богатенького мальчика, который неотрывно наблюдал за тем, как Лёшенька осторожно подходит к стоящим рядом с клубом машинам. — Ну… приодеть и потянет, — пробурчал себе под нос Кирилл, после чего извлёк из кармана мятую купюру красного цвета. Через несколько мгновений к нему, наконец, вернулся Макаров. — Я нашёл такси в целом не очень и до… — Держи, сдачи не надо, — Кирилл сунул купюру, после чего взглядом указал в сторону машин. — А… да, вон та, синяя.       Когда Гречкин отправился в сторону такси, Лёша развернул мятые деньги. Ему не так часто доводилось в принципе держать купюры в руках, а уж тем более такого большого достоинства. К сожалению, от этих денег ему ничего и не достанется, раз Кирилл указал на то, что сдачу брать не нужно. — Ты что, серьёзно не взял сдачу? Ну ты дурачок, я имел в виду себе оставить, а не этому Армену.       Последнее слово Гречкин произнес с наигранным акцентом, хотя у него это и не слишком хорошо получалось из-за путающего язык алкоголя. Пара неспешно шла к огромному особняку. Добрались они спокойно, разве что Кирилл несколько раз просил переключить музыку и всё время жаловался на то, что в машине воняет каким-то отвратительным освежителем и «мерзотным» парфюмом, на что водитель лишь тяжело выдыхал и причмокивал. — Откуда я знал, что ты мне её предлагал оставить. Я подумал, что у вас так принято. — У кого вас? Я тут один, если ты не видишь. — У вас, у богатеньких.       В ответ Гречкин рассмеялся. Нарастающее по ходу приближения к дому волнение Лёши было очевидно даже для вусмерть пьяного. Это могло вызвать излишнюю зажатость, что сейчас было совсем некстати. — Не переживай. У меня сейчас дома совершенно никого нет. Прислуга припрётся только завтра, да и то где-то к вечеру, чтобы прибраться. Бля, кажется, я начинаю трезветь. Надо было выпить ещё бутылку виски.       Пара поднялась по отделанной белым мрамором лестнице и оказалась у входа в особняк. Кирилл какое-то время копошился по карманам в поисках ключа, а когда, наконец, его нашёл никак не мог попасть в нужное отверстие, от чего этим пришлось заняться Макарову, который без труда угадал, куда нужно вставить ключ. — Умеешь правильно вставить, — прокомментировал раздавшийся щелчок замка Гречкин, после чего поспешил в дом, оставляя на улице чуть покрасневшего Лёшу. — Добро пожаловать в мой дом!       Громко и с должным пафосом заключил Кирилл, после чего включил основное освещение. Из просторной прихожей открывался вид на огромную залу с колоннами и хрустальной люстрой, свисающей с потолка. Высота потолков в зале была просто невероятной, что было необходимо для того, чтобы вписать сюда две большие лестницы, обнимающие помещение и просто невероятных размеров окна, которые также служили выходом в сад. Помещение сверкало бежевым мрамором и посеребренным металлом перил, которые уходили вместе с лестницами куда-то наверх в другие помещения особняка. — Не обращай внимание, это так, зал для приёмов, комнаты находятся на втором этаже. Моя в том числе.       Кирилл небрежно скинул обувь, после чего прошёл в центр помещения и сделал полный оборот, чуть не свалившись, не рассчитав силу. — Вот так я и живу. Давай чё-нибудь. Мне не хватило…       Не дожидаясь ответа Гречкин удалился по одному из боковых проходов зала. Лёша неспешно снял обувь и куртку, после чего медленно прошёл к центру помещения. На полу лежал круглый белоснежный ковёр с невероятно мягким длинным ворсом. На нём располагался небольшой журнальный столик, такой же белый кожаный диван и два кресла из такой же коллекции. Макаров осторожно встал на него, после чего пальцами ног попытался его как будто бы обхватить, при этом переминаясь, как котик, с ноги на ногу. — Оп, что я нашёл. Шампанское! И пусть мне завтра будет максимально хуёво…. Но сейчас я буду как никогда доволен.       Парень поставил на стол бутылку и два бокала. Бокалы были винными, но для пьяного Гречкина это не казалось какой-то большой проблемой. Он без труда избавил бутылку с розовой этикеткой в форме щита от пробки и разлил игристую жидкость, после чего протянул бокал Лёше. — Спасибо, но я… — Пей, — скомандовал Гречкин. От резко приказного тона Макаров дёрнулся и взял бокал.       Кирилл взял свой, отпил и рухнул на диван. — Так и будешь просто стоять? Может хоть сядешь? — Прости, я просто не привык к таким… к такой… — Роскоши? — Да.       Лёша сделал глоток и поймал себя на мысли, что ему чертовски понравился напиток. Газики приятно щекотали гортань, а приятный букет послевкусия яркими нотками играл на языке и в носу, подталкивая юношу к ещё одному глотку.       Кирилл молча наблюдал как его гость всё больше и больше концентрируется на новом напитке. Было забавно смотреть, как кто-то впервые пробует шампанское, да ещё и настолько дорогое. Шокировать стоимостью глотков Гречкин не хотел, а потому лишь слегка изменил позу и постучал по месту рядом с собой, приглашая Макарова сесть. Юноша принял предложение, после чего осторожно поставил уже пустой бокал на столик. — Прости. Первый раз пью что-то настолько вкусное, не смог удержаться. — Ну ничего, это нормальная реакция на хороший шампунь.       Парень наполнил бокал и вновь подал его собеседнику. Для неподготовленного организма пары бокалов было достаточно для того, чтобы слегка опьянеть. Тем более они пили без какой-либо закуски, да и навряд ли ранее Лёша вообще уже знакомился с алкоголем. Кирилл выжидал, когда глазки его спутника, наконец, заблестят и можно будет перейти к более интересным действиям.       Это состояние не заставило себя долго ждать. Макаров действительно быстро опьянел и ещё через один бокал уже мило улыбался и даже громко смеялся на какие-то незначительные комментарии Кирилла. Это означало, что искомое состояние достигнуто и можно начинать бить по самым «вкусным» точкам. — А девушка у тебя есть? — Нет, нету. А у тебя? — Не. Мне такого не надо. Если я вдруг захочу потрахаться, сниму шлюху. — У меня вот нет денег на шлюх, пх. — Ну, по классике, в кулачок.       Оба посмеялись. Кирилл поставил на стол пустой бокал, после чего сел к Макарову полубоком. — Ты когда-нибудь вообще целовался? — Мне не так много лет, да и я не такой резвый как ты.       Гречкин игриво улыбнулся, после чего плавно придвинулся практически вплотную к Макарову и медленно прошептал. — Если хочешь, то можем попробовать.       Лёша покраснел. По телу пробежала волна мелкой дрожи, а пузырьки, играющие в голове, уступили место сильному волнению. — Кирилл, я…       Гречкин понял, что объект его интереса сильно колеблется и в любой момент может сорваться с высказанного предложения, а потому, решив не медлить, собрав последние силы, он резким движением изменил позу и оказался над Макаровым, стоя на коленях на диване. Кирилл медленно опустился чуть ниже, сгибая спину, положил руки на плечи партнёра и застыл в нескольких сантиметрах от его губ. — Сделай глубокий вдох.       Секунда. Горячее дыхание волной дрожи прокатилось по губам Лёшеньки. Мягкое, осторожное прикосновение заставило все мышцы напрячься, а затем резко расслабиться. Веки вдруг стали невыносимо тяжелыми, а щёки вспыхнули настоящим огнём. Губы Кирилла нежно прикасались к слегка обветренной коже. Осторожное движение, углубление поцелуя. Юноша сконцентрировался на верхней губе. Он чувствовал, как учащается сердцебиение, как дыхание становится чаще и прерывистее. Ещё одно движение. Наконец, обезоруженный Лёшенька решает помочь. Теперь они оба делают движения губами на встречу друг другу. Резко озябшие красные пальцы нижнего плавно скользят по золотой рубашке. Ещё движение. Верхний правой рукой нежно гладит шею, плавно поднимаясь до щеки. Тяжёлый выдох и резкий вдох, почти одновременно. Никакой грязи, никакой пошлости, никакого языка. Только приятное соприкосновение губ и плавные поглаживания тела. Вот уже оба закрыли глаза. По залу разносится еле слышный звук частого дыхания. Чуть пониже живота у обоих становится тесно. Кирилл не рассчитывал, что подобное произойдёт, но возбуждение оказалось сильнее всяких планов. Перемена положения, теперь нижняя губа оказалась в центре внимания. Кирилл вдруг ловит себя на мысли, что тоже закрыл глаза. Так приятно, без лишних действий, движений, без спешки и чьего то постороннего желания поскорее залезть рукой под резинку белья. У него так давно этого не было. Простого поцелуя. Поцелуя без страсти, без порывов всепоглощающего желания, без фонтана чувств. Поцелуя с Любовью, но не ради любви. Поцелуй ради приятного покалывания и тяжести в районе грудной клетки, ради закрытых глаз, красных щёк, ласковых прикосновений и… но он эти слова не скажет. Алкоголь отступил. Сознание такое же ясное, как и до первого глотка виски, несколько часов назад. Кажется, будто организм сам способствует получению максимума от этого момента. Пальцы Лёшеньки вдруг растянулись по всей щеке Кирилла. Большой был очень близко к губам, от чего верхний решил прервать прекрасно-опасный момент и переключил своё внимание на палец, нежно поцеловав.       Они оба плавно открыли глаза. Несколько секунд парни просто смотрели друг на друга. Потом Кирилл вдруг вновь начал приближаться, но уже к плечу Макарова. Он осторожно положил голову, а руками проскользил под руки партнёра, после чего прижал к себе. — Ты очень тёплый останешься на ночь или тебе оплатить такси? — Только если ты разрешишь… разрешишь ещё раз тебя поцеловать.