Can't take my eyes off you

На круглом столике алкоголь появляется так же быстро и неожиданно, как грибы после дождя на рыхлой земле — это бокалы с содержимым разного цвета, запахов и градусов. Галф уже жалеет о своем опрометчивом согласии прийти в новый бар неподалеку от студенческой общаги. Здесь слишком много людей, падких до обещанных в честь открытия скидок, шумно и прокурено. Заведение действительно нетипичное: это проявляется в вызывающем интерьере и коктейльной карте с провокационными названиями. Галфу, например, немного страшно пробовать «Сухой оргазм» или «Бычьи яйца». Классическим «Сексом на пляже» уже никого не удивишь — молодежь становится все более изощренной в своих предпочтениях. Они сидят в зале, посреди которого висит крупная железная клетка на толстой цепи, задорно покачивающаяся из стороны в сторону, если какое-то идущее мимо пьяное тело задевает ее плечом или любой другой непослушной конечностью. Галф каждый раз смотрит вверх на крепления и гадает, сколько раз в будущем она успеет обвалиться на пол из-за всяких ужратых личностей. Останутся ли в потолке дырки? Если с голыми частями тел и гениталиями, изображенными на стенах, можно смириться, то с дыркой в потолке — уже сложнее. Бежать поздно. Галф окружен друзьями, льющимся рекой алкоголем и нарисованными повсюду членами, как символом чего-то вечного, удивительного с точки зрения высшей философии и одновременно — ужасно примитивного. Размышления о пенисах и их сакральном смысле в искусстве (точнее, в дизайне интерьера этого бара) сменяются мыслями о том, что уйти сегодня на своих твердых двух вряд ли получится. Обычно Галф предпочитает либо вообще не пить, либо бессмертную классику — пиво. Однако коктейльная карта ставит перед ним жесткий ультиматум: либо пей «Ангельские сиськи», либо сиди в углу, наматывая сопли на кулак, и завидуй менее привередливым посетителям. Цедить воду из трубочки Галфу не хочется, поэтому он тянется за своей безобидной и банальной «Голубой лагуной». На этом названии, видимо, у хозяина закончилась фантазия. После двух бокалов Галфу не кажутся члены на стенах такими оскорбительными, как час и пятнадцать минут назад. А висящая посреди зала клетка обретает скрытый смысл раздвигающимися (спасибо расширившимся от алкоголя сосудам) границами восприятия: это не просто рандомный и странный аксессуар, а хитрый способ показать, что в современном мире мы становимся подвержены влиянию внешних факторов, которые запирают нас в интеллектуально-моральной «клетке», лишая возможности реагировать на получаемую визуальную информацию под другим, менее шаблонным углом. Галф, мысленно отгородившийся от разговоров своих друзей, так внимательно изучает клетку и все ее четкие грани, что не сразу замечает жгучий взгляд по ту сторону железных прутьев. Он пристальный, внимательный и веселый. Конечно, разве в таком баре могут находиться унылые и грустные люди? Галф краснеет до кончиков ушей не потому, что его поймали за странным занятием, не-а, а потому, что покрывшийся испариной бармен приносит третий по счету слоеный коктейль. Он зажимает между передними зубами конец трубочки и отворачивается к Фесту, постукивая носком кеда по ножке стола и всасывая алкоголь в начавший неприятно сохнуть рот. Кожей Галф все еще чувствует взгляд незнакомца на себе. Их зрительный контакт устанавливается снова и снова, когда Галф пытается «втихаря», как ему кажется, посмотреть на симпатичный профиль, точеную линию челюсти и блестящую сережку в ухе. Приходится щурить глаза — зрение ни к черту, а очки остались в общежитии. Вскоре Галф обнаруживает себя сидящим в неудобном положении: любоваться незнакомцем мешает клетка, которая теперь кажется настоящей преградой на пути к познанию прекрасного. Если верить своим глазам, парень по ту сторону – красивый и до безумия горячий. Особенно, когда наклоняется над столом, а ворот его расстегнутой на верхние пуговицы рубашки опускается еще ниже, обнажая кусочек кожи на груди. Нижней части тела не видно, Галф хихикает над собственными мыслями: даже если у парня нет ног, это не мешает ему быть завораживающе привлекательным. Фест случайно задевает Галфа локтем (из-за количества людей в заведении они должны соблюдать минимум дистанции и сидеть чуть ли не друг на друге), извиняется и пытается поговорить о какой-то симпатичной девушке возле барной стойки. Но Галфу не до обсуждений свободных и готовых на все девиц, когда неподалеку, всего в паре шагов, сидит красавчик с широкой улыбкой и отличной фигурой. Галф практически не сомневается: под одеждой он, наверняка, выглядит так же здорово. Галф сглатывает кислую после коктейля слюну и все равно тянется к бокалу, чтобы смочить горло, когда парень ловит его испуганный взгляд своим. И не отворачивается, продолжая разговор с другом. Вместо этого он чуть наклоняет голову и улыбается уголками губ. Вся эта волнительная магия не длится дольше пары секунд, но для Галфа, пораженного до глубины своей голубой души, время будто замирает. Чертова клетка не позволяет рассмотреть все детали освещенного красным светом лица, выступающие ключицы и выдающиеся вены на руках, когда парень подносит бокал ко рту. Блять. Сердце болезненно замирает и галопом пускается вскачь, а в голове не остается никаких связных мыслей. Только «дай мне сигнал, пожалуйста». Галф прячет лицо за бокалом, прижимает прохладное стекло к пылающей щеке и надеется, что гениталии на стенах — это тоже своеобразный знак, посланный свыше. Ведь таких совпадений не бывает? Если бы повсюду пестрели нарисованные вагины, Галф бы не стал ни на что надеяться, а так… Возможно, верх над разумом берут выпитые коктейли. Галф упрямо не прерывает зрительный контакт, если им удается случайно встретиться взглядами, выжидает и старается вести себя максимально расслабленно. Незнакомец продолжает улыбаться, но дальше этой неловкой игры в гляделки не происходит. Галфу приходится заказать четвертый коктейль, на этот раз — отчаянный «Сухой оргазм». Веселье покидает организм вместе с трезвостью и способностью адекватно воспринимать действительность. Видимо, Галфа в очередной раз поджидает тоскливая дрочка в полнейшем одиночестве под одеялом на выглядывающую в разрезе рубашки обнаженную кожу, намек на грудные мышцы, удивительные глаза и мягкие на вид губы, которые бы так классно ощущались на собственном разгоряченном теле… Галф сжимает бедра под столом и игнорирует все вопросы друзей о причинах испортившегося настроения. Был бы он достаточно смелым и уверенным в себе — давно бы подошел к чужому столику с гордо поднятой головой, предлагая красавчику отправиться в «увлекательное» путешествие до общаги. Но Галфа окончательно засасывает в пучину депрессии и принятия своей незавидной судьбы. А со стороны парня не следует никаких откровенных сигналов или намеков на заинтересованность в дальнейшем знакомстве. Несколькими часами позже, лежа на своей кровати, Галф кончает довольно быстро от фантазий, в которых, разумеется, были эти интригующие глаза, умелые руки и жадные розовые губы. ** — Меня тут попросили кое-что передать тебе, — вдруг вспоминает Майлд посреди перерыва между лекциями и лезет в рюкзак. — Ничего не спрашивай. Я сам не знаю. Галф удивленно вскидывает брови и осторожно, словно она может взорваться в любой момент, берет в руки протянутую другом книжку под названием «Таинственный Караваджо». — От кого? — Не могу сказать. Сам потом узнаешь. — Что за бред? Ты меня разыгрываешь? — Галф хочет треснуть Майлда книжкой по голове, но тот, будто прочитав эти поганые мотивы, успевает вовремя увернуться. — Нет. Один мой знакомый был очень настойчив, когда попросил оказать столь необычную услугу. Скажи, я похож на курьера? — А я похож на придурка, который поверит в эту чушь? Галф все-таки приносит книжку в свою комнату, забывает о ее существовании на столе под грудой учебников и случайно обращает внимание на интригующее название в один из скучных пятничных вечеров. Делать все равно нечего, за проекты браться не хочется из-за отсутствия вдохновения. Галф со вздохом вытягивает нужный корешок из стопки и, облизываясь в предвкушении, подрагивающими от волнения пальцами переворачивает первую страницу. В глаза сразу бросается написанный карандашом саркастичный комментарий. И кривовато нарисованный смайлик. — Что за… — бормочет Галф под нос и, поддавшись плохо контролируемому любопытству, с детским восторгом во взгляде пролистывает всю книжку: почти везде, помимо иллюстраций (как вежливо со стороны этого человека), присутствуют пометки. Где-то они большие и едва умещаются в свободное пространство страницы, где-то это всего лишь фраза, не связанная с содержанием текста. Из разряда «погода дерьмо, глава — скука смертная». Может, это все какая-то ошибка? Галф отстраненно думает об этом первые несколько страниц, пока читает книгу и забавные комментарии владельца. Потом становится все равно: Галф перебирается на кровать и, поправив очки на носу, решает с головой погрузиться в увлекательное чтиво. Это как смотреть ролик на Ютубе, а потом листать страницу вниз в поисках интересных комментариев. В случае Галфа даже не нужно скроллить колесиком мышки — все и так находится перед носом. На этих выходных Галф знакомится не только с удивительными подробностями личной жизни и творчества Микеланджело Меризи да Караваджо, но и с владельцем этой увлекательной книги, его мнением, мыслями и чувствами, отраженными краткими или развернутыми комментариями на полях. К середине повествования, когда часы отсчитывают полдень воскресенья, Галфа уносит в совершенно другие степи: он представляет, как выглядит человек, как он хмурится или улыбается, когда читает что-то непонятное или интересное, его руки, аккуратно придерживающие книгу снизу, и длинные пальцы, зажимающие карандаш. Пользуется он обычным или механическим? Образы настолько яркие и живые, что Галф не может отказать себе в удовольствии запечатлеть их на бумаге, тянется за скетчбуком и делает первые импульсивные наброски, удивительным образом складывающиеся в запомнившийся силуэт незнакомца из бара по ту сторону болтающейся в воздухе клетки. Галф с замиранием сердца разглядывает получившийся на скорую руку рисунок, вырывает страницу из скетчбука и запихивает ее в книгу, которая вновь откладывается в самый дальний угол стола. Влюбляться в незнакомцев с интригующими взглядами и притягательными улыбками — не его прерогатива. Но Галф не может выбросить парня из головы одинокими и грустными вечерами: безмолвные игривые намеки, которыми они перебрасывались весь вечер, подкармливают фантазию в достаточной мере, чтобы Галфу не приходилось прибегать к помощи соответствующего видеоряда для достижения долгожданного оргазма. Галф обещает себе, что дрочит на незнакомца последний раз, но срывается буквально на следующий день, а потом, очистив руки и живот, чувствует себя полнейшим мешком с дерьмом. Валяющаяся на столе книга с цепляющей обложкой, на которой изображена одна из самых узнаваемых картин Караваджо под названием «Медуза», напоминает Галфу лишний раз о его никчемности, трусости и безнадежности. К концу книги у Галфа складывается интересное впечатление о ее таинственном владельце: человек вряд ли учится на том же факультете живописи, потому что в его словах и риторических вопросах на полях четко прослеживается отсутствие базовых знаний в данной области. Переворачивая последнюю страницу, Галф с замиранием сердца ощущает несвойственные для себя эмоции: тоску, разочарование и раздражение. Хорошее всегда заканчивается слишком быстро. Расставаться с комментариями незнакомца Галфу так же жалко, как и с высококачественным, цепляющим за живое сериалом: ты просто сидишь и смотришь в экран, по которому прокручиваются титры, и не знаешь, что делать дальше. Но Галф знает: он вытаскивает из ящика свою собственную книгу «Искусство провокации» про увлекательное исследование мира эпохи Тюдоров и Стюартов, открывает последнюю страницу и быстро пишет на ней номер телефона дрожащей рукой. Глупо? Да. Стоит ли ожидать от этого поступка какого-то результата? Возможно. Галф носит книжку в рюкзаке всю неделю, не решаясь попросить Майлда об обратном одолжении. Раз незнакомец не выходит на связь, значит, Галф должен как-то отреагировать? В его скетчбуке скоро не останется пустых страниц: на них изображен один и тот же силуэт, но в разных позах, с разными предметами и окружением. Особое внимание Галф уделяет рукам, которые увиты хитросплетением вен: вот они ломают карандаш, вот они держат железные прутья клетки, вот они вплетаются в чужие, более худые и узкие. — Что с тобой происходит в последнее время? Ты какой-то загруженный. Проблемы с учебой? — Майлд наклоняется к Галфу, который судорожно закрывает рюкзак на молнию, словно внутри находится что-то реально постыдное или опасное. Но там всего лишь пара учебников, рабочие материалы и «Искусство провокации». — Можешь передать кое-что от меня тоже? — неуверенно начинает Галф и ковыряет указательным пальцем замочек. — Серьезно? Мне все-таки устроиться на подработку курьером? Видимо, у меня хорошо получается. Майлд ворчит еще очень долго, но за парочку бесплатных обедов соглашается передать книгу своему романтичному и загадочному приятелю-соседу-по-улице. Галф выключает беззвучный режим на телефоне и терпеливо, насколько позволяет его импульсивная натура, ждет несколько мучительно долгих дней, буквально не выпуская молчащий смартфон из пальцев. К концу недели воодушевление отпускает, а его место вновь занимает до боли знакомое разочарование. Нет ничего удивительного в том, что свой одинокий субботний вечер после посещения студии и работы над проектом Галф решает закончить в баре (мысленно он называет его «хуевым», такой вот каламбур) недалеко от общаги. Он занимает самый маленький столик в помещении с клеткой и готовится погрязнуть в жалости к себе, как вдруг телефон в кармане вибрирует один, два, три раза. Глупое сердце надеется, что это могут быть сообщения от мистера «X», однако Галф запрещает себе впадать в романтично-ванильное настроение. Да и члены на стенах не способствуют этому. «Привет. Извини, что пишу так поздно. Можешь ли ты поднять голову и улыбнуться? Я сижу напротив. Кстати, книга интересная, спасибо». Галф перечитывает сообщение раз десять, стремительно краснеет до кончиков ушей, опрокидывает в себя смущающее количество алкоголя за раз и все-таки неуверенно поднимает голову, чтобы взглянуть на человека напротив. И его челюсть делает драматичное «бам» на пол. Боялся ли он разочароваться? Немного. Но разве можно разочароваться, когда тебе пишет самый привлекательный парень в округе? Нет, во всем мире? Галф нелепо хлопает ресницами, когда к его грустному столику, на котором стоит лишь один бокал, приближается симпатичный парень с неизменной широкой улыбкой и поблескивающей сережкой в ухе. — Не против, если я сяду здесь? — спрашивает он своим удивительным голосом, от которого у Галфа трясутся коленки под столом. Изо рта вырывается поток несвязной речи: — Да. Конечно, не спрашивай. Как видишь, тут не занято. В моем сердце тоже свободно, вертится у Галфа на языке логичное окончание фразы, но он упрямо молчит и прикусывает конец трубочки, пока парень с удобством устраивается на стуле. Свободно не только в сердце… Моральную и физическую опустошенность, копившуюся годами, заполнить сразу не так-то просто, но Галф уверен, что знакомство с Мью (какое у него милое и забавное имя, однако) легко поспособствует двум этим пунктам. Сначала безумно неловко смотреть в глаза Мью прямо, но с помощью природного дружелюбия Мью и второго по счету коктейля Галфу все-таки удается расслабиться и настроиться на непринужденный разговор. Атмосфера доброжелательности, подкрепленная алкоголем, быстро делает свое дело. Они обсуждают Караваджо, его взбалмошный характер, запоминающийся стиль и связи с юношами и девушками, которых он писал на своих картинах. Мью учится на инженерном и, как он игриво признается после нескольких ярко-зеленых шотов, его внезапная заинтересованность искусством продиктована увлечением одним милым парнем с факультета живописи. Сердце Галфа, окрыленное приятными и откровенными словами, готово некрасиво выпрыгнуть из глотки и приземлиться прямиком в эти большие и теплые руки. Их пальцы соприкасаются самыми кончиками, а Галф не знает, виной тому маленький столик или обоюдное желание перевести этот вечер в нечто большее, чем просто разговоры о Караваджо и уместности цитирования Шекспира в различных ситуациях. Мью смотрит так же тепло и заинтересованно, как в тот злополучный вечер, когда им обоим не хватило смелости сделать шаг навстречу друг другу, его пальцы все ближе и ближе придвигаются к ладони Галфа, пока полностью не ложатся сверху, резюмируя все недосказанные слова и помогая сделать правильные выводы. Прикосновение ощущается здорово и волнительно, отчего Галф начинает ерзать задом по твердому сидению, не зная, куда выплеснуть скопившийся внутри адреналин, возбуждение и предвкушение. Поэтому, возможно, он звучит слишком откровенно и легкомысленно (хотя он вообще не такой и никогда не прыгает в кровать с малознакомыми людьми), двумя часами позже спрашивая у Мью на улице тихим и неуверенным голосом: — Хочешь зайти ко мне? Галфу сейчас плевать, что в глазах Мью он может выглядеть глупо и отчаянно, как дамочка за сорок, получившая выстраданный и последний шанс завязать отношения с кем-то. Единственное, что его волнует — это розовые губы рядом, которые растягиваются в извиняющуюся улыбку. — Нет. Позволь мне сначала поухаживать за тобой, — мягко отказывается Мью и гладит большим пальцем румяную щеку нахмурившегося Галфа. — Если ты не против, конечно. — Стал бы я звать тебя к себе, если бы был против? — Отлично. Тогда у меня еще будет возможность согласиться. И не одна, да? — Мью подмигивает и отпускает лицо Галфа, когда рядом останавливается машина, а телефон в кармане издает уведомление о прибытии такси. — Это за мной. Позвони в свободное время, хорошо? Или напиши. Галф кивает и с сожалением отходит на пару шагов назад, позволяя Мью сесть в автомобиль. Пальцы чешутся достать телефон и написать ему что-нибудь в лайне, но Галф сдерживается изо всех сил, пока медленно плетется в общежитие. Алкоголь в его теле кричит и требует о продолжении банкета, но Галф упрямо игнорирует яркую вывеску 24-часового магазина и, как прилежный мальчик, возвращается в свою одинокую и пустую комнату. Перед сном он долго смотрит на обложку «Таинственный Караваджо», томно вздыхает и ворочается на постели со скоростью лихорадочно сменяющих друг друга мыслей в голове. Все складывается почти идеально: с ним познакомился парень, на которого он пускал слюни уже какое-то время, он милый, интересный, умный и очень красивый. Галф справедливо решает сменить курс по направлению к воздержанию и целомудрию: ведь чем дольше терпеть, тем слаще награда. Но его член с этим не соглашается, подавая признаки жизни под пижамными штанами. Сегодня Галф обратил внимание на впечатляющие изгибы бицепсов Мью, который был в свободной футболке с короткими рукавами, и периодически глазел на них весь вечер. Мью действительно начинает ухаживать: зовет на свидания, встречает после пар (если свободен к тому времени) и делает все то, что обычно показывают в романтичных фильмах или сериалах. Галф ощущает себя нежной барышней, за которой увивается самый завидный жених города, наслаждается вниманием и заботой к своей скромной персоне и сгорает от нетерпения перешагнуть ступеньку конфетно-букетного периода. Да, это приятно и окрыляет, но ведь можно сделать друг другу еще приятнее… — О чем задумался? — спрашивает Мью и трется носом о щеку, отвлекая Галфа от постыдных мыслей, которые назойливыми и громко жужжащими мухами крутятся в его черепной коробке. Они сидят на кровати в его небольшой комнате, на столе лежит яркий букет подсолнухов, пробуждая внутри волну тепла и первобытного желания — это подарок от Мью в хмурый и пасмурный день. Галф прячет покрасневшее лицо в изгибе шеи и, схватившись пальцами за края чужой рубашки, озвучивает первую пришедшую в свой дурной мозг идею: — Я хочу… Посадить подсолнухи. Этой комнате не хватает красок. Что ж, в этих нелепых словах есть доля правды. Галф иногда страдает приступами апатии, если долго не выбирается из общаги, а возня с красками в комнате — редкость. Галф предпочитает рисовать в студии при университете. — Хм. Звучит здорово, — с искренним восторгом шепчет Мью и вплетается пальцами в темные волосы на затылке, царапая ногтями чувствительную кожу головы. Он не говорит громче, чтобы не разрушить эту хрупкую и нежную атмосферу между ними, проскальзывающую в аккуратных прикосновениях друг к другу. Галфу приходится прикусить нижнюю губу, чтобы сдержать судорожный выдох, и прижаться пылающей щекой к отрытому участку кожи между шеей и воротником рубашки. От запаха Мью по позвоночнику спускаются знакомые волны жара, оседая в паху тяжким грузом, требующим незамедлительного освобождения. Они еще ни разу не целовались. Если не считать один импульсивный чмок в щеку на прощание от Галфа пару дней назад. Поэтому Галф мысленно просит свой член успокоиться и подождать еще немного. Или много. Зависит от настроения Мью и его выдержки. В этом неторопливом темпе незаметно пролетает полтора месяца: они ходят на свидания в разные места города (куда обязательно включены картинные галереи и всевозможные выставки современного искусства), иногда Мью заглядывает в студию и ждет, пока Галф не закончит свою утомительную художественную сессию, провожает до общежития и неизменно предлагает проводить совместные выходные в своей небольшой, но такой уютной квартире. Разумеется, «без намека на большее, не волнуйся». Хотя Галф не против чуть-чуть поволноваться: его месяц воздержания так и не случился, он сорвался буквально через неделю и после очередного свидания, закончившегося долгими объятиями в темном углу рядом с общагой. Галфу нисколько не стыдно за свою несдержанность — игнорировать этот зуд в паху вредно для здоровья. Да и посиневшие яйца не красят молодых мужчин в расцвете сил. Вечером пятницы Галф стоит на остановке и нетерпеливо поглядывает на часы, замечая на запястье рядом с черным ремешком небольшую россыпь пятен желтой краски. Мью освободится с минуты на минуту, а потом они отправятся к нему домой отдыхать и залипать на «Нетфликс». Возможно, возьмут пива и продолжат вечер как-нибудь интересненько. Погруженный в свои приятные размышления, томно вздыхающий Галф не сразу слышит шаги за спиной. А потом перед его лицом появляется тканевый мешочек. — Что это? — Семена подсолнухов. Карликовый сорт. Пресвятой Будда, этот парень идеален. — Ты запомнил? Бля, — Галф обнимает Мью за шею свободной рукой и запечатлевает в уголке улыбающихся губ быстрый и неловкий поцелуй прямо посреди улицы. Ну и что? Пусть все смотрят, какой у него великолепный, внимательный и горячий парень. Это всего лишь третий украденный поцелуй. «Нетфликс» подождет. Вместо этого Галф тащит Мью в соответствующий магазин за грунтом и горшком, а потом они проводят мини-исследование в интернете о правильной посадке семян подсолнуха. Вместе они перетаскивают все купленные вещи в общежитие воскресным вечером. Галф предлагает Мью зайти в свою комнату, как только замечает ростки у залитых водой семян — их «детище» готово к посадке в грунт. Воодушевление и предвкушение скручивают кишки в тугой узел, пока Галф сидит на кровати и ждет сообщения от Мью. Может, сегодня им удастся посадить не только семена подсолнуха… Но и что-нибудь еще. Галф ложится на кровать и обреченно стонет в подушку: его разрывает от противоречивых желаний метнуться в ванную или сперва дождаться положительного ответа Мью. «Конечно, я приду». Счастливый писк, наверное, слышат соседи за стенкой. Но Галф так влюблен, что ему нет дела до недовольных, одиноких и завистливых личностей по соседству. — Привет, детка, — Мью входит без стука, когда Галф неуклюже стоит раком посреди комнаты и копается на дне горшка, пытаясь гармонично распределить по нему дренажный слой из песка и мелких камушек. Выставленная на обозрение задница в коротких черных шортах лишает Мью дара речи и достаточного количества слюны во рту, но ему приходится перевести взгляд от соблазнительно обнаженных длинных ног на предмет их неожиданной встречи посреди недели, отмереть и присоединиться к увлеченному копошениями внутри горшка Галфу. — Ты вовремя. Возьми мои вещи, чтобы не испачкаться. И открой грунт. Галф честно пытается не пялиться на голую кожу широкой спины с выступающими и перекатывающимися на ней мышцами и на крепкую задницу, которую так удачно обтягивают собственные спортивные штаны. Глупо отрицать влияние физической привлекательности Мью на несчастный мозг Галфа, кровь от которого стремительно отливает ниже. В комнате резко становится жарко. Пальцы стискивают мелкий камушек, болезненно впивающийся в кожу середины ладони. Мью заканчивает переодеваться, скрывая последний участок кожи на пояснице свободной домашней футболкой, и оборачивается. — Давай я… — начинает Мью, но потом замечает румянец на лице Галфа и все изменения в его взгляде, неловко садится рядом и с небывалой ловкостью, которая вынуждает мышцы рук заметно напрячься, надрывает край пакета с грунтом. Звук рвущегося пластика возвращает замершего Галфа к реальности, в которой они явно не собираются заниматься всякими грязными вещами (если не считать испачканных землей рук) на небольшой, но застеленной чистыми простынями кровати. — Можно насыпать? — Да. Не до конца. Их окружает довольно странная атмосфера. Галф кожей чувствует исходящее от Мью напряжение, когда он наклоняется и начинает насыпать землю в горшок. Мысли сосредотачиваются на этих больших и сильных руках, на том, что они могут делать с его телом, как крепко они могут удерживать его в нужном положении, удобном для занятий сексом… Так. Подсолнухи. — Два-три сантиметра… — рассеянно шепчет Галф севшим голосом и вдавливает кончик указательного пальца в рыхлую землю, делая в ней углубление для семечка. Мью пристально следит за каждым движением, облизывает губы и сглатывает, из-за чего его кадык на шее соблазнительно дергается вверх-вниз. Галф, видимо, окончательно тронулся умом, иначе почему его заводит даже это странное занятие? Он смаргивает наваждение, в котором Мью склоняет его к полу, вытаскивает испачканный палец и делает еще одно углубление неподалеку: — Расстояние между семенами — сантиметров десять. Мью сжимает испачканную землей ладонь и неожиданно тянет Галфа в свою сторону, умудряясь одновременно с этим отодвинуть горшок в сторону на безопасное расстояние. Потом его руки перебираются на длинные обнаженные ноги: медленно гладят бедра вверх и вниз, останавливаясь у кромки черных шорт, изучают и запоминают все неровности кожи. Галф некоторое время наблюдает за аккуратными и неуверенными перемещениями длинных пальцев, слушая размеренное дыхание рядом с ухом, обнимает Мью за плечи и устраивается на нем поудобнее. Каждая клетка напрягшегося тела готова петь от удовольствия — Мью наконец трогает его, как любовник, а не очень заботливый друг. — Я думал, что позвал тебя садить подсолнухи, — Галф пытается скрыть волнение за усмешкой, но Мью не отвечает и впервые сам тянется вперед, драматично и неторопливо сокращая расстояние между их покрасневшими лицами. Его потемневший взгляд скользит вниз, останавливаясь на открытых в предвкушении губах, словно предупреждает о дальнейших намерениях. Галф стискивает грязными пальцами ткань своей же футболки на спине Мью и ждет, пока он решится дать им то, чего они оба так страстно желают. В ушах шумит участившееся сердцебиение, во рту пересыхает, когда Мью закрывает глаза и позволяет мягкому вздоху задеть нежную кожу нижней губы. Галф с отчаянным стоном вжимается в его лоб своим и требует едва слышно: — Поцелуй меня немедленно. Первое соприкосновение выходит немного смазанным и быстрым. Галф не успевает привыкнуть к этому ощущению, поэтому тянется за следующим поцелуем — более долгим и крепким. Мью наклоняет голову набок и поднимается ладонями на поясницу, вдавливает кончики пальцев в мышцы, сминая ткань футболки, пока Галф увлеченно прищипывает его губы своими, оттягивает и прижимается снова, так и не переходя последнюю черту. Вряд ли такой безнадежный романтик, как Мью, сразу же засунет язык в чью-то глотку. Галф в голос хнычет, стоит Мью немного отстраниться и с трепетом во взгляде посмотреть на его лицо. Галфу чертовски мало этих детских поцелуев, мало дразнящих поглаживаний тут и там, мало разделенного на двоих дыхания. Еще никогда Галф не видел в чужих глазах столько неприкрытой нежности. Мью держит его в своих руках так осторожно, словно боится сломать одним неловким движением, словно Галф для него — самое хрупкое и дорогое создание во вселенной. Словно в любой момент это все может исчезнуть. Сердце Галфа болезненно раздувается от всепоглощающей влюбленности и желания поделиться эмоциями с миром — глупой мышце становится очень тесно под ребрами. Настолько, что дыхание затрудняется, а подушечки пальцев покалывает от необходимости касаться, ласкать, требовать больше. Требовать свое. В мягком дневном свете глаза Мью светятся ласковым медовым оттенком, а его милые родинки на лице хочется перенести на холст, навсегда запечатлев в памяти и на бумаге этот трогательный момент, окрашенный лучами садящегося солнца. Вдруг крупная ладонь поднимается вверх по спине и вплетается в волосы, вынуждая склонить голову под удобным углом. Галф издает удивленный писк и никак не ожидает, что Мью снова начнет его целовать, но в этот раз — без напыщенной сдержанности, сразу же проталкивая горячий язык между приоткрывшимися губами. На вкус он такой же удивительный: это кофе и нотки мятной жвачки, на всякий случай валяющейся на дне сумки. Мокрые звуки их поцелуев кажутся Галфу музыкой, зажигающей нервные окончания знакомым огнем, что лижет скручивающиеся внутренности, рот и голосовые связки. Галф с восторгом встречает каждое движение языка, позволяет Мью кусаться и пошло посасывать свои губы, с таким же рвением делает это все в ответ. Спустя жарких тридцать минут губы превращаются в красное и припухшее нечто, а Мью распирает от самодовольства, когда он отстраняется и разглядывает плоды своих щепетильных трудов. Между очередным облизыванием он решает пощадить Галфа и опуститься дорожкой поцелуев на шею, которая так и манит быть укушенной… Галф толкает Мью спиной к краю кровати, заставляя опереться на впивающийся в лопатки металлический каркас, и демонстративно вытягивает шею для череды дразнящих покусываний и поцелуев, которые вскоре покрывают кожу от челюсти до косточки ключицы. Касание языка он встречает одобрительным стоном, а легкое всасывающее движение на сгибе шеи — мягким и рефлекторным перекатом бедер. Мью шепчет в мокрую от слюны кожу всякие романтичные глупости из разряда «милый», «сладкий», «любимый» и так далее, а Галф не знает, чего хочется больше: плакать от счастья или все же заниматься медленным и нежным сексом. Тело настаивает на втором, но голос разума советует не давить на Мью и не торопить события, которые и без того складываются вполне круто. Галф поддевает чистыми пальцами точеный подбородок и прижимается губами к шее там, где прощупывается пульс. Мью поощряет его громким вздохом и поглаживанием по спине, откидывает голову на кровать и принимает всю ответную ласку, которую Галф обрушивает на его разгоряченное тело. Подсолнухи они все-таки сажают, когда умудряются оторваться друг от друга — целоваться уже физически трудно. А большего пока и не хочется. Галф хихикает и смахивает с шеи Мью землю, оставляя на горячей коже рядом с началом роста волос очередной мягкий поцелуй. — Я так долго ждал этого, — тихо признается Галф и поддевает кончиком языка болтающуюся в ухе сережку. Мью прижимает его ближе к своей широкой груди, пробирается ладонями под одежду и останавливается на середине прогнувшейся спины, поглаживая кожу кончиками больших пальцев. — Я знаю. Прости. Мне нужно было время, чтобы убедиться, — Мью шепчет в растрепанные черные волосы и вдыхает запах на изгибе шеи, смешавшийся с его собственным за эти бесконечно долгие объятия и поцелуи. — Убедиться? Я хочу тебя так сильно, что у меня скоро отвалится… — Бля, почему ты такой? — перебивает Мью и щипает Галфа за мягкую складку на боку, за которую ему будет стыдно позже. Когда они окажутся голыми в одной кровати. А пока… — В следующий раз я начну цитировать Шекспира, чтобы предложить тебе заняться сексом. ** Галф проверяет уведомления на телефоне, не находит ничего интересного, помимо поста Мью в инстаграме, которому автоматически ставит лайк, и убирает его обратно в карман. Последняя пара ужасно нудная и долгая — спать хочется до зуда под веками. Неожиданная мысль начинает сверлить мозг, как червяк, поедающий зеленый лист. — Не могу поверить, что ты не познакомил нас раньше, — негромко говорит Галф и пихает сидящего рядом Майлда локтем в бок. — Я потерял столько времени… — Чувак, я предлагал раз пять, — Майлд показательно трет ушибленное место. — Тебя очень трудно вытащить из комнаты, если это не студия или какой-то чрезвычайный случай. — Если бы я знал, что ты собираешься познакомить меня с Мью, я бы… — Галф замолкает, когда профессор укоризненно смотрит в их сторону. А потом, когда мужчина отворачивается, наклоняется к другу поближе: — Точно не смог отказать. Почему он не подошел раньше? — Цитирую его же слова: «Если бы он был заинтересован в знакомстве, то уже бы согласился, правда?». А потом увидел тебя в баре с Фестом, сказал, что ты весь вечер пялился на него через эту идиотскую клетку, но так и не отреагировал на «сигналы». Поэтому Мью решил попробовать по-другому и передал книгу. — Он относится ко мне так нежно, что иногда мне хочется одновременно плакать и трахаться. Плакать от того, что меня так любила только моя мама, а трахаться… — Галф прерывает откровенный монолог, достает вибрирующий телефон, читает сообщение и улыбается так сладко, что Майлд кривится и закатывает глаза. «Я уже закончил. Хочешь, украду тебя прямо сейчас? Обещаю взять всю вину на себя». «Пожалуйста, сделай это». «Спускайся, принцесса». «Да, — думает летящий вниз по лестнице Галф. — Я хочу быть твоей принцессой, твоим принцем и вообще кем угодно. Только с тобой».