Парапет в рыжем золоте

      Ступни в мерной поспешности перебирали ступени — торопливость так однородно смешалась со спокойствием, что будто бы и стала им. Одна, другая лестница — по очереди тихо проносились под ногами, пока Сайхара вновь, мягко прихватив на повороте перила, заворачивал на следующую. Он двигался в темпе, но плавно и аккуратно, будто заранее стараясь не нарушить нечто затаившееся в воздухе среди этих стен.       Перила, площадка, поворот, вновь десять легких ударов туфель поднимали выше над городом. Шуичи коротко скользнул по нему взглядом на открытой воздуху лестничной клетке и словил пару рассеянных, безответственно пьяных лучей. Золотистый закат, накрывающий деревья и крыши, начинал рыжеть. Тени становились контрастнее… но разморенный свет на их фоне витал над городом так издевательски безмятежно и лениво, что на миг становилось не по себе. Казалось диким, как вокруг может так легко жить умиротворение — нет, диким казалось то, как безнадежно Шуичи из него выпал. Как беспощадно «все» поглотило его: без стука, без спросу. Но сегодня было не о том.       Шуичи притормозил у парапета. Задерживаться было нельзя, но нужно было перевести дыхание — или скорее что-то, расшатанное мыслями. Как город мог быть столь ежедневно и расслабленно тих, когда самого дорогого человека Сайхары постигло это несчастье? Почему сентябрьское лето было столь же ласково тепло вечером?.. А в шелесте окаймленных лишь совсем тонким золотом листьев вовсе не слышалось слово «смерть».       Пальцы аккуратно сжали ограду. Ощущение грубой шершавости камня под мягкой хваткой словно давало опору. Нежный ветер прошелся по листве внизу вдалеке и легонько огладил щеку. Что «он» сейчас думал, что чувствовал? Представлять было страшно. В первую очередь потому, что не получалось. Тяжесть булыжником повисала на душе, и ее было достаточно, чтобы испугаться, но ничтожно мало, чтобы понять. Такая же непроницаемая, плотная и грузная, как этот самый камень… Как пробиваться сквозь нее? Как отколоть хотя бы небольшой кусочек, который Шуичи сможет забрать себе, чтобы было не так тяжело?..       Сайхара не заметил, как набрал воздух — заметил лишь, как тот начал несколько давить на грудь. Юноша задержался на лестничной клетке не надолго; не позволяя большего, ринулся из затягивающих раздумий вперед.       Ступни в спокойной поспешности перебирали ступени — но вряд ли можно было назвать спокойствием замершее внутри ощущение: напряженное, пусть до ужаса беззвучное. В душе затаился тихий, невесомо бьющийся трепет. Затаился настолько, будто был готов в любой момент вылиться чем-то… другим. Шуичи сжал губы, поэтапно вдыхая чуть больше. На повороте по стене разлилось рыжее золото. Глаза чуть прищурились от яркости света, он скользил теплом по пиджаку и щеке, словно перепачкивая — чем-то чужим и далеким. Какой ему свет? Такой ласково приторный. За последние месяцы Сайхара достаточно намучился, чтобы даже столь мягкому человеку, как он, это показалось плохой шуткой.       Амами сказал, сегодня лифт не работал — сказал это так, будто Сайхара и не должен был приходить. А возможно, это так звучал его голос… И Шуичи не знал, что хуже. Он всегда думал, что: не захоти Рантаро его видеть, это было бы лучше… чем будь ему так, что он бы не захотел видеть никого.       Что-то в сердце предательски не соглашалось. Как же это мучило, как расстраивало.       Эта любовь не была никому нужна. Ни одному человеку во вселенной не становилось лучше от ноющей тяжести, которая так быстро сменила воздушную, трепетную нежность… Она успела поймать Сайхару в капкан. Шуичи был осторожен — он был осторожен всегда… и он не знал, почему от теплой улыбки на расслабленном сердце так легко захлопнулись железные лапы.       Сайхара бы сказал, что он все равно был рад видеться с Амами — он хотел так сказать. И это было бы правдой, если бы не взвизгивающая холодными, немыми струнами боль, которой отзывалась каждая капля тепла прекрасного зеленого взгляда. Шуичи не думал, что будет так рад, что Рантаро часто путешествует. Он не видел Амами уже какое-то время. По той же причине. А еще он не понимал, как… «как».? Рантаро и Кие часто путешествовали вместе. Сайхара всегда думал, что это во многом их и объединяло, когда невольно пытался искать их связи хоть какие-то объяснения, причины — уложить все по полочкам, чтобы успокоиться, чтобы понять… детективу всегда это помогало.       Он не понимал, почему… почему в этот раз Амами не поехал с ним? Шуичи ни секунды его не винил, но не мог осознать: почему именно в этой злосчастной экспедиции Кие с Рантаро разделились… Мысль о том, что Амами, вероятнее всего, куда больше задавался этим вопросом, варварски полоснула по сердцу. Но нет!.. Рантаро сильный, все будет хорошо. Сильный ведь?..       Как так вышло, что эту потерю переживал и Шуичи? Что исчезновение человека, которого он больше всего не хотел видеть рядом с Амами, принесло Сайхаре лишь ядреную горечь. Судьба, видимо, любит пошутить. Потому что что может быть ироничней, чем страдать при любом исходе. Просто… последнее, на что Шуичи искреннее надеялся, смиряясь — это то, что хотя бы у Рантаро будет все хорошо…       Простор балкона-холла сменил лестницы, и выбившаяся из монотонного пути непривычность заставила натянуться что-то внутри. Сайхара на месте. Тихие, необоснованно осторожные шаги проводят дальше, и вот перед глазами возвышается темная дверь. На ней мягко подрагивает тень, ведь закат печет в затылок. Взгляд с самого пола плавно скользнул выше. Шуичи подошел почти впритык и пожалел бы об этом, реши кто-то изнутри открыть ее. Как будто так можно было услышать, как будто так можно было почувствовать, что происходит с той стороны, приоткрыть завесу до того, как Сайхара ее коснется… Что он должен был говорить? Что он должен был сделать? Шуичи оставалось понять лишь внутри, лишь когда дверь откроют. Последние полгода запутали его во всем, но сейчас, в эти словно финальные всей грустной истории часы, он точно знал одно — что хочет сделать, все, что угодно и только его: чтобы Рантаро сейчас стало лучше.       Костяшки пальцев разбивают тишину, аккуратно отстукивая по двери.        — Амами-кун… — выводит Сайхара, убеждаясь, что его действительно достаточно слышно. Спокойно, собрано, с осторожной мягкостью, в которую не просачивается дрожь. Все, что бушует внутри, слишком тихо — и Шуичи в очередной раз это благодарит. Потому что то, что он больше всего не любит, это когда чувства разрывают на части, выбивая из-под контроля действия. Когда захлестывает больше, чем ты в силах удержать, и режет, заслепляя так, что не остается ничего, кроме как пойти на поводу у слабости, а не слушать себя.       И это именно то, что грозила с ним сделать эта любовь день ото дня.       Однако сейчас… Сайхара был твердо уверен, что не позволит. У него есть нечто, что все это время было сильнее горя. То, что он все еще хочет больше всего…       Дверь отворяется — заставив затаенный трепет беспомощно проскользнуть во вновь сфокусированном поднятом взгляде… В комнате темно. Дверь плавно закрывается за Шуичи обратно и с плотным щелчком оставляет рыжее золото на улице.