Нежность

Дождь упруго барабанит по крыше. Каждая капля – как выстрел, отдающийся в пульсирующих висках тупой болью. Цзян Юэлоу сжимает веки до ярких вспышек, но это вполне ожидаемо не приносит облегчения – боль остаётся с ним, мысли о работе никуда не деваются, и сон, не желая приходить, безжалостно лишает его желанного забытья. Шумно вздохнув, он отбрасывает одеяло и садится, опустив ноги на холодный пол. Пора смириться: уснуть не получится. Набросив на плечи халат, Юэлоу, не запахивая его, босиком шлепает к веранде. В конце концов, может, созерцание равномерно шумящей стены дождя хоть малость успокоит расшатанные нервы и вызовет сонливость. Усевшись на подушку у большого окна, он обнимает согнутые в коленях ноги и упирается в них пылающим лбом. В доме тихо и умиротворенно, несмотря на непогоду снаружи. А в комнате на другой стороне веранды Чэнь Юйчжи наверняка видит уже десятый сон, и оттого, что Юэлоу в кои-то веки не один в своем доме, ему как-то необъяснимо уютно и тепло под рёбрами. (Собственно, рядом с этим человеком у него всегда так. Это что-то необъяснимое, но Цзян Юэлоу готов ради него пожертвовать всем: собственной репутацией, гордостью, честью, здоровьем; даже жизнь готов отдать, как показала практика. Слишком Юйчжи стал ему дорог, а вот в какой момент это случилось – непонятно.) Едва слышный звук открывающейся двери и шорох мягкой поступи мгновенно возвращают Юэлоу из размышлений в реальность. Он поднимает голову и упирается острым взглядом покрасневших глаз в неловко улыбающегося доктора Чэня. Тот – в своей милой клетчатой пижаме и с Беляшиком на руках – останавливается рядом. – Я присяду? Юэлоу по-мальчишески открыто улыбается в ответ и делает приглашающий жест рукой. – Тоже не спится? Бережно прижимая кота к груди, доктор усаживается на соседнюю подушку. И, хоть ночной серебряный свет, проникающий сквозь резные ставни окна, слишком тускл – на нежном, красивом лице Юйчжи до сих пор заметны темно-желтоватые следы отцветающих кровоподтеков. Желание набить ублюдку Цзиню его холеную рожу вновь свербит в кулаках, но Юэлоу старается отогнать его, как и ноющую боль в собственноручно простреленном плече. Нанести себе увечье для него всегда было проще, чем извиняться за то, в чем не виноват. А пришлось сделать и то, и другое, чтобы накормить самомнение этого индюка и спасти Юйчжи... – Беляшик только что разбудил, – возвращает его в реальность знакомый голос, и Юэлоу фокусирует взгляд на его обладателе. – Кажется, звал сюда. Умное животное всё-таки. В который раз сводит их вместе. – Может, он просто проголодался, – посмеивается Юэлоу, наблюдая, как Юйчжи отпускает кота, а тот резво убегает куда-то в коридор, растворяясь в ночных тенях. – Нет, – Юйчжи качает головой, – мы же хорошо его накормили всего пару часов назад. Он просто услышал, что ты здесь, и привел меня к тебе. Юэлоу ничего не отвечает, лишь пристально сверлит Юйчжи своим орлиным взглядом, точно по привычке проверяя на честность, а потом спохватывается и отворачивается к окну. Приходит мысль, что они слишком далеко сидят друг от друга. Словно чужие люди – даже прикоснуться нельзя. – Не хочешь выпить со мной вина? – вдруг спрашивает он, нервно поведя плечами. Чэнь Юйчжи замирает, удивленно распахнув глаза, и, кажется, сейчас откажет, но, напротив, вдруг произносит: – Выпью, – и его волнующе очерченные губы изгибаются в легкой улыбке. – Только немного. Цзян Юэлоу медлит лишь мгновение, а потом, не теряя времени, решительным шагом отправляется на кухню и быстро возвращается с кувшином. Под вопросительным взглядом он лишь беспечно пожимает плечами. – Не стал искать стопки. Брезгуешь? – Нет, – отвечает Юйчжи. Не задумываясь, но как-то излишне серьезно. Словно этот вопрос мог его оскорбить. Юэлоу пинает свою подушку ближе к нему и садится теперь совсем рядом, касаясь своими коленями его колен. Поднимает кувшин: – За наше сотрудничество, – и делает несколько глотков. Терпко-сладкая жидкость опускается в желудок алкогольным жаром, Юэлоу довольно прищуривается и передает доктору кувшин. Тот кивает в ответ: – За общее дело, – и прикладывается своими невозможно красивыми губами точно к тому же месту на горлышке кувшина, где касался Юэлоу буквально несколько секунд назад. Сердце подпрыгивает к горлу и срывается в галоп, по спине бежит колкая волна мурашек, а тело бросает в жар. Это могло бы быть похоже на приступ его болезни, вот только Юэлоу не чувствует ни капли злобы или раздражения, а в голове по-прежнему ясно. Вдох. Плавный выдох. Он всё так же в своей манере пристально смотрит на Юйчжи, и когда тот, отставив на пол кувшин, поднимает на него глаза, их взгляды вцепляются друг в друга, как репейник. Юэлоу кажется, что в выражении лица доктора, всегда спокойном и уверенном, мелькает вызов. А потом Юйчжи обводит языком свои розовые, одновременно невинные и влекущие – чтоб их! – губы, слизывая хмельную влагу, и в голове Юэлоу что-то щелкает, а сердце замирает на миг, чтобы следующим ударом о рёбра подтолкнуть своего хозяина вперед. Порывисто поднявшись на колени, он уже привычным, невообразимо естественным жестом кладет ладонь доктору на затылок, подаётся навстречу, возвышаясь над ним, вынуждая запрокинуть голову, чтобы не разорвать зрительный контакт. Склоняется к лицу так близко, что чувствует тепло его дыхания на своих губах. А хотел бы чувствовать губы... Юэлоу осознает своё желание трезво и четко, и это проясняет всё, что сейчас с ним творится. А, может, с ними обоими, потому как Юйчжи не отстраняется, упрямо смотрит ему в глаза, слегка приоткрыв рот. А потом шепчет, легко улыбаясь: – Цзян Юэлоу, чего же ты ждё… Конец вопроса тонет в порывистом поцелуе. Юэлоу льнёт губами к сухому, обжигающему жару чужих губ, сцеловывает с них улыбку жадно, голодно, отчаянно, не давая толком ответить. Крепко обвивает Юйчжи руками и тянет к себе, прижимает так тесно, что чувствует стук его сердца своими ребрами, такой же сумасшедший, как у него самого. Внутри всё вскипает, эмоции вспыхивают за грудиной, яркие и густые, грозящиеся вылиться во что-то, что Юэлоу и сам понять не может. И чтобы удержать их, он взводится до предела, как пружина, напрягается весь, и, сжав ладонями тонкую рубашку у Юйчжи на лопатках, тонко вздрагивает. А доктор вдруг кладет ладони ему на грудь и мягко отстраняет от себя, но не выпутывается из объятий – лишь для того, чтобы сделать вдох. И ловит влажными, зарумянившимися губами воздух, и качает головой. – Не спеши, – произносит бархатно и вновь улыбается, светло и понимающе, а ладонями ведет вверх по груди Юэлоу и обнимает за шею. – Я никуда не денусь. А потом сам целует его, безумно нежно, чувственно, задавая темп и увлекая за собой; обводит его плечи ладонями и ныряет ими под халат, чтобы сбросить на пол, оставив Юэлоу в тонкой рубашке. Гладит его спину сквозь хлопок, забирает напряжение, окутывает своим теплом. Юэлоу понятия не имеет, как, но буря в его груди гаснет, а сам он покоряется спокойному потоку нежности, отдается ему, идёт следом. – Вот так, – выдыхает Юйчжи, прервавшись на миг, и ласково перебирает пальцами волосы на затылке Юэлоу, вызывая у того чувственную волну мурашек по спине и сдавленный блаженный полустон. Их губы сливаются вновь, нежность поцелуя плавно перерастает в страсть, горячую, но не сжигающую. Дождь холодной стеной бьёт по крыше, а Юэлоу слышит лишь стук собственного сердца и невесомые вздохи человека в своих объятиях. Он ощущает нежность и заботу, о которых успел позабыть со времен невозможно далёкого детства и редких моментов счастья, мелькающих в беспросветном отчаянии. – Пойдем, – Юйчжи берет Юэлоу за руку и, поднявшись с подушки, ведет в свою комнату. И тот покорно идет следом, не задавая вопросов: он и так уже всё понял. Удивительно, что они, убийца и целитель, совершенно разные в убеждениях, оказались так близки и стали друг другу роднее, чем кто-либо ещё. В комнате доктора мягким тусклым светом горит настольная лампа, пахнет сухими травами и спиртовой горечью настоек. Они садятся на расстеленную кровать и смотрят друг на друга, улыбаясь счастливо и слегка ошалело, словно оба намерились сделать какую-то глупость. Возможно, так и есть. Юэлоу гладит Юйчжи по запястью, кончиками тонких пальцев забирается под рукав, и тёмные ресницы доктора подрагивают в блаженстве. – Сними её, – выдыхает Юйчжи хрипло. – Свою тоже, – и тянется рукой к верхней пуговице его рубашки. Его голос, спокойный и приятный, пронизан стальной уверенностью, и Юэлоу понимает, как, несмотря на кроткий и интеллигентный внешний вид, доктору Чэню удавалось заставить прислушиваться к себе даже отъявленных преступников. Они обнажают друг друга по пояс почти одновременно и льнут кожа к коже, сталкиваясь ребрами, сливаясь единым жаром и вновь целуясь. Юйчжи тянет Юэлоу на себя, увлекая на кровать, и ложится на спину. Поперек его груди поджившими темно-красными полосами змеятся следы от пыточного кнута, и Цзян Юэлоу невольно замирает, упёршись ладонями в постель над его плечами, хмурится, глядя на трехдневные раны, и не решается лечь сверху, чтобы не причинить боль. – Всё хорошо, – Юйчжи качает головой и обвивает его руками. – Иди ко мне. Он откидывает голову на подушку, открывая изящную белую шею – и, черт возьми, это настолько доверительный жест, что у Юэлоу захватывает дух. Он льнет губами к гладкой коже над пульсирующей артерией, ловит её биение, как живительную влагу, слизывает, чувствуя вибрацию голосовых связок, когда Юйчжи срывается на тихие жалобные стоны. И это заводит еще сильнее, пьянит крепче вина, о котором они благополучно забыли. Ладони Юйчжи изучающе спускаются вниз по спине Юэлоу, а потом накрывают его ягодицы; доктор притягивает его бедра к своим, а сам толкается навстречу, ничуть не скрывая собственного желания. И звучит так отчетливо и сладко, что Юэлоу, пытаясь заглушить собственный ответный стон, в порыве втягивает кожу на его шее в рот, что, наверное, оставит след на снежной белизне, пусть и не хотелось бы. Но, кажется, Юйчжи плевать. Он выдыхает: «Ещё», крепко сжимает веки и кончиками пальцев забирается под пояс штанов Юэлоу. И ведет себя так естественно и уверенно, будто… – Ты уже был с кем-то? – вопрос срывается с губ сам собой, когда Юэлоу приподнимает голову, чтобы взглянуть в окрашенное удовольствием лицо Юйчжи. Тот улыбается, не открывая глаз, шелестит губами: – Нет. Но имею представление. Или ты забыл, что я врач? – Густые ресницы вздрагивают, и Юэлоу окунается в блестящую чёрную бездну его широких зрачков. – Мне известна анатомия и физиология человеческого тела. Я знаю, чего хочу и как это получить. А ведь и не поспоришь. Странно, но невесть отчего вспыхнувшая в груди ревность тут же утихает. – Наши желания совпадают, так ведь? – добавляет доктор Чэнь и выжидающе смотрит на Юэлоу. Будучи крайне тактичным, он ничего не спрашивает об опыте Юэлоу. И хорошо. Ибо тому отчего-то стыдно признаться, что единственный, с кем он трахался – это проклятый опиум, который испортил его жизнь и борьба с которым стала смыслом его существования. А Юйчжи – единственный, кому он позволил приблизиться к себе ближе, чем на метр, и уж тем более касаться безнаказанно. – Моё желание упирается тебе в живот, – остро улыбается Юэлоу. – Тогда сделай это, – Юйчжи разводит ноги и обнимает ими его бедра, скрещивая щиколотки над его поясницей. – Мы с тобой давно не просто друзья, раз готовы сопровождать друг друга по дороге в Хуанцюань. И у Цзян Юэлоу замирает сердце от того, что Юйчжи признал это вслух. – Я сделаю всё, чтобы ты не попал туда как можно дольше, – произносит он решительно, глядя в яркие, широко распахнутые глаза напротив. Юйчжи проводит кончиками пальцев по его щеке, хмурится сосредоточенно. – Просто будь со мной, Юэлоу, – и вновь увлекает его в поцелуй, заставляя удивиться, сколько в нём, внешне спокойном и скромном человеке, страсти. А ещё – смелости. Грудь Юэлоу переполняют эмоции, пульсируют с частым стуком горячего сердца, и он не знает, куда их деть. Это совсем не то, что происходит во время приступов. Не ярость, которую можно выместить ударом кулака в стену, а щемяще-теплая нежность, что хочется пролить заботой и лаской на одного-единственного человека, которого он сжимает сейчас в объятиях. И это чувство необычайно сильное, такое яркое, что, кажется, сейчас вывернет грудную клетку наизнанку. Тонко дрожа, Юэлоу покрывает изящное, аристократически белое лицо Юйчжи поцелуями, ласкает его шею, плечи, слегка притираясь к его паху своим в крепком охвате его ног. А тот выгибается дугой, тихо стонет сквозь сцепленные зубы и выглядит непривычно открытым и трогательно ранимым. Юэлоу склоняется над ним, ловит губами напряженный сосок и мягко втягивает в рот, лаская кончиком языка. Юйчжи шумно выдыхает и зарывается пальцами в его волосы, невольно притягивая ближе. И Юэлоу наслаждается его реакцией, ведь, оказывается, доктор чувствителен абсолютно везде, где бы тот его ни касался. Он весь – один оголённый нерв, реагирует так тонко и искренне, и хочется выцеловывать его с головы до пят, хочется ощутить губами каждый цунь его нежной кожи, хочется сделать своим – и никогда, никогда не отпускать. Вот только их совместная война с «Золотой лошадью» в самом разгаре, и они оба еще не раз рискнут собой ради победы... – У меня в сумке, - полушепчет вдруг Юйчжи сквозь лихорадочное дыхание, – масло для массажа. Возьми… Юэлоу приподнимается, щурит свои колючие глаза. Хоть он и не имеет опыта, но прекрасно понимает, о чем речь. – Ты настолько доверяешь мне? Тепло улыбнувшись, Юйчжи берет его правую ладонь и загибает пальцы, оставляя выпрямленными указательный и средний. – Да. Только тебе и доверяю. Вот так просто и прямо. Доверяет, несмотря на его скверный характер и катастрофические беды с самоконтролем. Юэлоу переплетает его пальцы со своими, прижимая ладонь к ладони, а потом целует его костяшки и льнёт щекой к тыльной стороне кисти. Замирает так на несколько секунд, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, и понимает, что должен сделать всё правильно. Сделать так, чтобы Юйчжи было хорошо. Так, как он заслуживает. И ещё вдруг осознает, что ради Юйчжи ему вовсе не стыдно признаться в собственной неопытности. Он смотрит в его глаза и тепло улыбается. – Говори мне, что делать, доктор Чэнь. Тот кивает, прикрывая глаза, а Юэлоу идет к его медицинской сумке, открывает её и принимается в спешке рассматривать надписи на флаконах. – Справа. Самый большой, – подсказывают ему, и Юэлоу быстро находит нужный пузырёк из темного стекла, а когда оборачивается, то обнаруживает, что Юйчжи решительно стягивает с себя штаны вместе с бельём и, естественно, не выглядит ни капли смущенным. Не сказать, что Юэлоу не видел его обнаженным. Очень даже видел, ведь ему приходилось обрабатывать его раны после пыток в плену у Лукаса, когда из-за сильной кровопотери и лихорадки доктор двое суток был без сознания, но… Тогда обстоятельства были иными. Тогда, глядя на его хрупкое, точно фарфор, истерзанное тело, Юэлоу разрывался между чувством вины и гневом на тех, кто это сделал и уже мёртв. Слишком легко Сяофэнь и Лукас отделались. Слишком легко. Те порезы ещё толком не успели затянуться, они до сих пор исчерчивают розовыми следами алебастр предплечий и голеней Юйчжи, так теперь ещё и свежие раны добавились. Правду он говорил: Цзян Юэлоу приносит лишь беды. Но тогда почему он всё равно тянется к нему?.. Юйчжи отбрасывает одежду на край кровати и, согнув ноги в коленях, приглашающе разводит их в стороны. От его неприкрытой, волнующей красоты захватывает дух; от его благородного спокойствия и уверенности в себе, от смелости признаться в собственных желаниях и осуществить их голова идёт кругом. Невероятный… Цзян Юэлоу сам не замечает, что замирает у кровати с флаконом в руке и откровенным внимательным взглядом ощупывает крепкое жилистое тело Юйчжи. Касается его нежной кожи, алеющих припухших губ, раскрашенных страстными поцелуями плеч, твёрдых темно-розовых сосков, подтянутого, слегка впавшего живота и напряженного, налитого возбуждением члена, такого яркого на фоне общей аристократической бледности, такого же изящного, как весь Юйчжи. А тот мягко улыбается. – Насмотрелся? – Нет, – искренне признается Юэлоу и, отставив на кровать флакон с маслом, принимается стягивать штаны. – Ещё насмотришься, – посмеивается Юйчжи, а сам заинтересованно наблюдает, хотя вот он-то вряд ли что-то интересное увидит. За свою врачебную практику повидал голых мужчин, наверное, вдоволь. Но он вдруг садится на край кровати напротив Юэлоу, протягивает к нему свои тонкие ладони и проводит кончиками пальцев вдоль его груди к животу. Доктор Чэнь дотрагивался до него множество раз, когда лечил; Юйчжи же в дружеском жесте клал ладонь ему на плечо, кисть или колено. Но вот так, нежно, интимно, он касается его впервые, и от этого тело Юэлоу пронзают горячие искры. Он вздрагивает, с губ срывается что-то невнятное, то ли вздох, то ли полустон, а ладони сами собой вцепляются в острые плечи Юйчжи. А тот, кажется, не обращает внимания, увлеченно оглаживает литые мышцы его живота, талию, выпирающие тазовые гребни… А потом Юэлоу чувствует его чуткие прохладные пальцы на своем пылающем члене, крепко прикусывает нижнюю губу, глотая рвущиеся из гортани звуки удовольствия, и наблюдает за тем, как Юйчжи ощупывает его там, внизу, как гладит, обхватывает ладонью, ласкает осторожно. – Доктор, это осмотр? – не удерживается он от комментария и роняет сдавленный смешок. – Хмм. – Юйчжи поднимает на него горящий возбуждением взгляд, но произносит совершенно серьезно, с видом профессионала: – Могу заключить, что ты совершенно здоров. Между ними повисает короткая пауза, а в следующее мгновение они оба начинают хохотать до проступающих слез на ресницах. Отсмеявшись, Юэлоу подхватывает Юйчжи и укладывает обратно на кровать, ложится сверху, поднявшись над ним на вытянутых руках, и сквозь улыбку произносит: – Какова на этот раз плата за ваш прием, доктор Чэнь? – Денег не возьму. Придется отработать, Цзян Юэлоу, – Юйчжи нащупывает на кровати прохладный стеклянный флакон и невозмутимо вручает его Юэлоу. Забрав баночку, тот хищно ухмыляется: – Уж придумай что-то сложнее, – и опускается на локти, накрывает Юйчжи своим телом и впивается поцелуем в его губы. Они оба сходу ловят единый ритм, страстный и чувственный, влажно сливаются устами, прижимаются друг к другу тесно. Юйчжи крепко обвивает его ногами, они притираются плоть к плоти, сжимают друг друга в объятиях, не прекращая целоваться. Юэлоу кажется, что его тело звенит от наполняющего возбуждения; он тонко вздрагивает от колких вспышек вдоль позвоночника и, если сейчас не остановится, то кончит раньше, чем выполнит просьбу Юйчжи. С влажным звуком прервав поцелуй, Юэлоу пристально смотрит доктору в глаза и, приподняв в полуулыбке уголок губ, плавно усаживается у него между ног. Откручивая крышку флакона, он осознает, что волнуется, хотя никогда не был робкого десятка. Пойти в одиночку против вооруженной толпы – да не вопрос, ни капли сомнений... Наверное, дело в том, что на свою собственную жизнь ему плевать. – Начни с одного, – произносит Юйчжи, откидывая голову на подушку и раздвигая ноги. – Я скажу, когда нужно больше. Его спокойная уверенность передаётся Юэлоу. Он обмакивает пальцы в тонко-пахнущее масло, приятное на ощупь и слегка водянистое, и касается ими Юйчжи внизу, проводит по промежности. Тот вздрагивает, выдыхает тихий стон, звучащий как облегчение, когда чего-то ждал очень долго и наконец получил. – И давно ты хочешь меня? – второй рукой Юэлоу обнимает его член пониже головки, и Юйчжи приоткрывает губы, но с них срывается лишь плавный выдох. – Я… – шепчет он растерянно. – Давно. Юэлоу становится интересно. Плавно лаская его член, кончиком пальца он нащупывает сладостно подрагивающее колечко мышц, гладит по кругу и, чувствуя ответное расслабление, слегка надавливает, но пока не проникает внутрь. Дразнит. – И когда же? Юйчжи комкает в ладонях простынь. – Когда извлекал пулю. Вот уж неожиданно. Юэлоу удивленно приподнимает брови: – Почему? – Не знаю. Ты был в лихорадке… и смотрел на меня так... остро и близко. И терпел... Прости меня. Оба прекрасно понимают, за что это извинение, но Юэлоу хмурится и качает головой, хоть и знает, что Юйчжи сейчас не видит его. – Ерунда. Я заслужил. За то, что не спас Кэин дважды. – Нет. Не заслужил. Ты… Юэлоу не собирается слушать оправдания в свой адрес. Он решительно берет его член в рот – сразу так глубоко, как может. И пусть всё это неумело и неловко – Юйчжи так красиво, так бархатно стонет, подается навстречу, расслабляется... И Юэлоу проникает пальцем в его жаркую тесноту легко и гладко. Тот выгибается дугой, сжимает его, а потом открывается, позволяя двигаться внутри. Всё кажется нереальным, сном или больной фантазией. Но солоновато-терпкий вкус на языке, жар чужого тела, пальцы, зарывшиеся в собственные волосы на макушке, шумные недвусмысленные вздохи – всё это слишком по-настоящему. Юэлоу пьет Юйчжи, берёт его покорность, нежно растягивает, чувствуя, как неотвратимо пьянеет. – Сильнее, – просяще вспыхивает в полумраке комнаты, и Юэлоу плавно добавляет еще один палец. Движется неспешно и продолжает ласкать его ртом, приноравливаясь, принимая неглубоко, но чувственно, крепко сжимая губы и оглаживая пульсирующий ствол языком. Он никогда не думал, что однажды будет делать подобное и, тем более, что ему это понравится... Но вдруг Юйчжи касается его лица и мягко отстраняет. – Хватит, – ресницы вздрагивают, он смотрит на него своим ярким затуманенным взглядом и улыбается тепло, – иначе я закончу раньше тебя. Юэлоу быстро облизывает губы, снимая с них терпкую влагу. – Если кончишь, я доведу тебя снова. Юйчжи качает головой: – Нет. Хочу чувствовать тебя сейчас, – он слегка приподнимает бёдра и насаживается на его пальцы до упора. – Прошу… – Юйчжи… Юэлоу хочет сказать, что сделает для него всё, что угодно, но не уверен, что подобные слова вообще уместны. Они гаснут в горле, и он лишь молча кивает. Маслянистая влага гладким шелком ложится на ствол, Юэлоу обнимает бедро Юйчжи, притягивая его ближе, направляет себя, прижимаясь тесно. Юйчжи слепо нащупывает его предплечье, обхватывает ладонью и мягко тянет на себя: – Давай. …Плавный толчок. Голоса сплетаются воедино. Блаженная теснота сжимает так горячо, что под закрытыми веками вспыхивают искры, а по коже проносится сладкая дрожь. Юэлоу осторожно входит до упора – и его тут же обхватывают ногами и обнимают. Юйчжи притягивает его к себе и изломанным голосом шепчет на ухо: – Замри так... Мне нужно привыкнуть. – Тебе больно? Юйчжи роняет сдавленный смешок: – Совсем нет по сравнению с пытками. А Юэлоу не хотелось бы причинить ему ни капли боли. Он пытается отстраниться, но Юйчжи держит его крепко, не позволяя им разъединиться. Ласково гладит его плечи и произносит успокаивающе: – Ты же сам знаешь, что так и должно быть в первый раз. Ты всё делаешь правильно. Знает. И лучше бы он взял эту роль на себя. Но уже поздно что-то менять. Переполненный странной надрывной нежностью, Юэлоу часто целует лицо Юйчжи: его горячий лоб, подрагивающие ресницы, лихорадочно зарумянившиеся щеки, припухшие губы и, слегка приподнявшись на локтях, немного выходит из него – и тот вдруг сдавленно хрипло стонет, впивается пальцами в его плечи, запрокидывая голову. – Ещё, – шелестят влажные губы. – Ещё… Движение на выход. Пах сводит удовольствием, Юэлоу крепко прикусывает губу и молчит, в то время как Юйчжи не сдерживается. Реагирует чутко и откровенно. – Да… – выдыхает вместе со стоном, приподнимая бёдра. Юэлоу приникает к его губам и неспешно движется внутри, с каждым толчком растворяясь в Юйчжи, теряя голову и ощущение реальности. Он шепчет его имя, лихорадочно покрывает поцелуями шею и плечи, накрывая собой, становясь с ним единым целым. Юйчжи ныряет рукой меж их телами, обхватывает себя ладонью и ласкает, вливаясь в общий ритм. И сам подаётся навстречу бёдрами, сжимает уже не так крепко, а податливо, открыто, и Юэлоу отпускает себя, ускоряется, тонет в его жаре, в ощущениях, в объятиях. Чувства обостряются, с каждой секундой накатывая более сильной и яркой волной, возбуждение густо и сладостно сводит тело – так сильно, так приятно, что Юэлоу едва держится, чтобы не сорваться первым. До металлической соли вгрызается в свою нижнюю губу, пытается мысленно отстраниться, удержать себя, но, черт возьми, словно по лезвию ходит. – Юэлоу, – выстанывает вдруг Юйчжи, – сильнее! – и вцепляется в него особенно крепко, хмурится болезненно и дышит рвано, шумно. И Юэлоу не может отказать. Он толкается с каждым разом ощутимее, быстрее, и спустя несколько движений ощущает, как Юйчжи отчётливо вздрагивает под ним всем телом, вонзает короткие ногти в его спину, и теплые капли касаются живота... Только потом Юэлоу наконец отпускает себя: доводит до предела – и вовремя выскальзывает из податливой тесноты, сжимает себя ладонью и в несколько резких движений по члену доводит до разрядки. Их мутно-серебристая влага смешивается у Юйчжи на животе. Тяжело дыша, Юэлоу прижимается влажным пылающим лбом к его лбу, сжимает Юйчжи в объятиях, и реальность вокруг них постепенно собирается по кусочкам вновь. – Как ты? – тихим шелестом вплетается в тишину голос Юэлоу. Он ласково перебирает волосы у Юйчжи на затылке и целует его в лоб. – Намного лучше, чем предполагал, – честно произносит тот, ловит коротким поцелуем его губы и признаётся: – Мне хорошо с тобой. – И мне с тобой, – ничуть не стесняясь, отвечает Юэлоу. Ложится рядом с ним и, обняв, тянет к себе на плечо, совершенно наплевав на то, что они оба измазаны свидетельством обоюдного удовольствия. Усталость вдруг накатывает так бесповоротно, тяжело и, несмотря на это, мягко, что нет сил даже приоткрыть веки. Юэлоу чувствует, как Юйчжи кладёт голову ему на грудь, обнимает, что-то едва слышно шепчет, и сон накатывает мягкой глубокой волной, растворяя в себе.

***

Аромат свежесваренного кофе возвращает из обволакивающего, спокойного забытья. Цзян Юэлоу открывает глаза, всматривается в белый потолок и прислушивается к мерным приглушённым звукам, раздающимся со стороны кухни. Он почти сразу вспоминает, что сейчас живёт не один, а ещё – минувшую ночь. Мечтательно улыбнувшись, он от души потягивается и садится на кровати. Сброшенные ночью на пол вещи лежат аккуратно сложенными на стуле, даже халат, оставленный на веранде, тоже здесь – ясно, кто утром постарался. Юэлоу набрасывает халат прямо на голое тело и, небрежно пригладив пятернёй взъерошенные волосы, следует на запах кофе и еды. Юйчжи, над чем-то колдующий у плиты, оборачивается на звук шагов и с улыбкой произносит: – Доброе утро. Он выглядит умиротворенным и, как всегда, спокойным, но Юэлоу не может не волноваться. – Всё хорошо? – Да, – быстро кивает Юйчжи и возвращается к своему занятию. – Я почти закончил с завтраком. Тебе нужно поесть перед работой. Юэлоу растерянно хлопает ресницами. Максимум, что он ел утром – это кофе, и то в участке, паршивый, кое-как сваренный Сунь Юнжэнем. А чтобы дома… никогда нет времени, да и желания готовить. – Садись, – произносит Юйчжи, и Юэлоу, до сих пор слегка ошеломлённый, покорно усаживается за стол. Спустя минуту перед ним оказывается тарелка с глазуньей и кофе, а Юйчжи садится напротив с чашкой чая и какой-то из своих медицинских книг, с которыми почти не расстается в свободное время. – Сегодня я не пойду в клинику, у меня посещения на дому. Поэтому некуда спешить и есть время заняться готовкой. Юэлоу почему-то вспоминается, как в детстве мама делала ему завтрак перед школой и всегда настаивала, чтобы он хорошо поел, потому как «на голодный желудок плохо думается». Странно, но сейчас воспоминания из прошлого ложатся на сердце трепетной, мягкой грустью, а не влекут за собой приступ гнева. Может, дело в том, что терапия помогает, а может – в человеке, который его лечит... Юэлоу берет кружку и благодарно улыбается: – Спасибо. Ответом ему служит короткий кивок и тёплый взгляд, который, впрочем, тут же опускается в пожелтевшие страницы медицинского справочника. Что ж, раз доктор сказал, что нужно поесть, значит, следует выполнить рекомендацию.