Этим стенам суждено было разрушиться

Гарри целует Сириуса на лестничном пролёте, затаскивая его в темный угол и оборачивая руки вокруг его шеи. Поцелуй выходит неуклюжим; Гарри ниже Сириуса на шесть дюймов, носом он утыкается ему в щеку, чуть ли не прикусывает Сириуса за губу, когда спотыкается о его ногу, но тепло разливается по внутренностям Сириуса, и губы Гарри на вкус словно лето, солнечные лучи и другие приятные вещи, которые Сириус разучился чувствовать. Он отвечает не раздумывая, наклоняя голову Гарри и проводя костяшками пальцев по линии его челюсти; Сириус углубляет поцелуй, целуя Гарри со всей своей настойчивостью, и тот вцепляется в рубашку Сириуса и издаёт тихий, удивленный звук, который Сириус ловит губами. — Гарри. — Нет, замолчи, — тут же отвечает Гарри. Его руки повсюду, они проникают под воротник рубашки Сириуса, расстёгивают пуговицы. — Я хочу, и ты… ты тоже этого хочешь. Это правда, он хочет, и это желание никуда не уходит, скручивает его внутренности; желание, которое он думал, что позабыл в Азкабане. Оно зудит под его кожей, а жар, исходящий от него, настолько резкий, что пробивается сквозь его чувство разума и стыда, заставляет его смотреть на Гарри, когда тот разговаривает с кем-то, ест или играет в шахматы с Роном; наблюдать, прищурившись, за запястьем Гарри, за изгибом его губ, за его языком, когда тот облизывается или слизывает остатки джема с подушечки большого пальца. — Я… — Мне всё равно, — говорит Гарри надломленным голосом полного одинокой яростью, с которой уже не раз сталкивались Рон и Гермиона за эти последние два дня. — Это не важно. Но это важно, потому что Гарри — сын Джеймса, и он на двадцать лет младше Сириуса, и Сириус мог бы построить дом из холодных обломков, что остались после всех его неверно принятых решений и отношений, которые он разрушил, — но он не может найти слов, чтобы объяснить это Гарри так, чтобы тот понял, а затем Гарри снова оказывается рядом, губами скользя по вдоль подбородка Сириуса. Сириус хватает Гарри за запястье, но не отталкивает его; вместо этого он ведёт рукой вверх по плечу Гарри, останавливаясь на шее, большим пальцем проводя по впадинке на горле Гарри. — Ты уверен? — спрашивает Сириус, прижимая Гарри к стене. Гарри кивает, тяжело сглатывая, и Сириус чувствует движение его мышц под рукой. Сириус опускает вторую руку вниз, обхватывая член Гарри сквозь слои одежды. Гарри резко и потеряно выдыхает, и этот звук пронзает Сириуса виноватым возбуждением, и он думает о том, чтобы отстраниться, чтобы стереть Гарри память и притвориться, что этого никогда не происходило, но тут Гарри выгибает спину, прижимаясь бедром к члену Сириуса, и Сириус вздрагивает, ненавидя себя за это, и, зарываясь лицом в волосы Гарри, расстегивает его ширинку. Член Гарри красивый и горячий, и Сириус наблюдает, как он скользит в его кулаке, ужасаясь тому, что он не в силах отвести взгляд; он прижимается к Гарри ещё ближе, когда тот беспомощно пытается ухватиться руками за стену, желая услышать его тихие прерывистые стоны, почувствовать дрожь его бёдер. Гарри слегка поворачивает голову, бормоча имя Сириуса и прижимаясь влажными губами к его шее, и кончает, одной рукой вцепившись в рубашку Сириуса, а другой обхватив его запястье; он тяжело дышит, а его ногти оставляют полумесяцы на коже Сириуса. — Блять. Блять, Сириус. На лестнице раздаются шаги; Сириус накладывает заклинание сквозь стиснутые зубы, застегивая штаны Гарри, как раз перед тем, как Молли подаёт голос. — Я сделала обед, спускайся, когда захочешь. — Иди, — говорит Сириус Гарри. Глаза последнего расширены, а губы припухли и покраснели; от этого вида член Сириуса болью отзывается в штанах. — Я сейчас спущусь.

***

Как только Сириус закрывает и запирает за собой дверь, он опускает руку в штаны, обхватывая член, прежде чем даже успевает добраться до кровати. Он зарывается лицом в затхлые подушки, обжигаясь о холодные простыни, вдыхает пыльный воздух и спускает штаны до колен. Он дрожит, стонет и толкается в руку, на которой остались следы спермы его крестника. От этой мысли ему становится тошно, чувство вины оседает на языке, в горле появляется кислый привкус. Он пытается не думать о том, что он только что сделал с Гарри, что он ещё хочет с ним сделать; что он хочет ему отсосать, трахнуть его, медленно раскрыть его пальцами, пока он будет оставлять синяки на внутренней коже бёдер Гарри, или что он хочет уложить его на кровать, снять с него всю одежду, поцеловать заднюю часть его шеи и местечко между лопатками, пройтись языком по позвонками Гарри, к его тугому входу. Он кончает, и в сознании всплывают смутные вспоминая, как он трахал Ремуса в сарае для мётел, в Визжащей Хижине, в знакомом красно-золотом общежитие, но теперь у Ремуса тёмные волосы, узкая челюсть и глаза, которые вспыхивают зелёным, а не медово-коричневым.

***

Половицы устало скрипят, — звук, который раздражал Сириуса ещё с детства, который означал, что Регулус опять пробирается к нему в комнату, но он просыпается, и вместо Регулуса видит стоящего над ним Гарри с широко раскрытыми глазами и нижней губой, зажатой между зубами. Лунный свет, проникающий сквозь окно позади Гарри, мерцает в его волосах, отбрасывая странные тени на его плечи и руки; он одет в одни изношенные штаны, которые ему слишком велики, и которые чуть ли не спадают с его бёдер. У Сириуса пересыхает во рту, и он дважды сглатывает, прежде чем подать голос. — Возвращайся в свою комнату. — Нет. — Гарри, я… — Ты сбежал, — произносит Гарри, всем своим видом упрекая Сириуса. Он делает шаг вперёд, и растянутая резинка его штанов не выдерживает, и они чуть сползают, обнажая тазовые косточки; у него красивые острые ключицы и тонкая полоска тёмных волос, исчезающая за поясом. — Ты не дал мне дотронуться до тебя, и я хочу… я хочу… — Мы не должны были делать этого, — говорит Сириус, садясь на кровати и проводя рукой по лицу. Гарри уже наполовину возбуждён, его член упирается в ткань его штанов, и Сириус не может отвести взгляд, вспоминая, как он ощущался у него в руке. — Возвращайся в свою комнату. Мы поговорим об этом утром. Гарри мгновение молча смотрит на него, прищурив глаза и нахмурившись. Он очень похож на Джеймса, не только лицом, но и выражением на нём — решительным и упрямым; Джеймс выглядел так, когда ему нужно было спланировать розыгрыш, или выиграть матч по квиддичу, или разобраться с подозрительным профессором. Лишь одна эта мысль должна остудить медленно растущее тепло внутри Сириуса, напомнить ему, что этого не должно было происходить, что это не может повториться вновь; он делает глубокий вдох, но Гарри протягивает руку вперёд прежде, чем Сириус успевает открыть рот, пальцами проводя по его щеке, и Сириус хватает Гарри за запястье и тянет его на себя, опрокидывая его на кровать. Они целуется, пока челюсть Сириуса не начинает болеть, а губы — неметь, пока Гарри не начинает извиваться под ним, дрожа и хватая ртом воздух, больно царапая плечи и спину Сириуса ногтями, выгибаясь и потираясь членом о бедро Сириуса. Он зарывается пальцами в волосы Сириуса и тянет его за них, когда Сириус кусает его за место, где шея переходит в плечо, и ставит темный синяк в ложбинке на его горле. Гарри откидывает голову назад, ногой скользя по голени Сириуса; его рот открыт, а волосы темным пятном лежат на подушке, и когда он кончает, он прерывисто выдыхает, задевая что-то опасное под кожей Сириуса. — Позволь мне, — говорит Гарри, стоит ему только перевести дыхание; Сириус нависает над ним, жестко толкаясь в свой кулак и целуя Гарри в шею. Гарри просовывает руку между их телами, костяшками пальцев скользя вниз по груди Сириуса; его ладонь касается головки его члена, и Сириус кончает на себя и на Гарри, оставляя белые полосы на животе и бёдрах Гарри. Гарри улыбается ему, с любопытством проводя пальцем по своему животу, и Сириус вытягивается рядом с ним на кровати, позволяя чувству вины накатить на него волной.

***

— Блять… о боже… блять. — Ш-ш, — бормочет Сириус, нежно целуя основание члена Гарри; горячий и возбужденный, он скользит по щеке Сириуса. — Муди внизу. Он поднимется сюда, если услышит тебя. Гарри всхлипывает, запуская пальцы в волосы Сириуса. — Прости, прости. Я больше не… о боже, Сириус. Сириус снова насаживается ртом на член Гарри, языком кружа по головке и тихо мыча, когда Гарри толкается бёдрами вперёд, пытаясь проникнуть ещё глубже. Он чуть ли не падает с раковины, пяткой упираясь в спину Сириуса, а руками пытаясь уцепиться за мокрый фарфор, и Сириус скользит губами по его члену, позволяя ему упереться в заднюю часть его горла; он ощущает холодную и неровную плитку под коленями, которая больно впивается ему в кожу. Гарри снова стонет, тише в этот раз, но всё ещё достаточно громко; Сириус наложил заглушающее заклинание, прежде чем запустить руку в штаны Гарри, но он не доверяет этому дому, ожидает, что тот назло выдаст их секреты. — Гарри. — О боже, прости. Прости, — бёдра Гарри дрожат; он проводит рукой по лицу Сириуса, большим пальцем впивается ему в подбородок. — Не… не останавливайся. Прошу, не останавливайся. Сириус обхватывает член Гарри рукой, большим пальцем потирая головку, прежде чем подразнить языком щель. — Не буду, — честно отвечает он, потому что вряд ли он способен остановиться.

***

Стол кряхтит под весом Гарри, его ножки шатаются, а одна сторона бьется о стену. Сириус слышит Ремуса и Артура в соседней комнате и ещё один низкий голос, который может принадлежать Наземникусу, но он не может перестать толкаться бёдрами, потираться об изгиб задницы Гарри, водя рукой по его члену. Гарри издаёт низкий, хриплый звук, его руки, которыми он опирается о стол, дрожат, его пальцы впиваются в прогнившее дерево и облупленный лак; он опускает голову, втягивая в себя воздух, его волосы растрепаны, и прилипают к потному затылку. — Я… Сириус, я не… я не могу. — Ещё один раз. Ты можешь, для меня, — тихо произносит Сириус, свободной рукой ухватив Гарри за поясницу. Гарри уже дважды кончил, — липкое месиво на ковре, прямо под ногами Гарри, может это подтвердить, но Сириус хочет, чтобы он сделал это снова, хочет почувствовать, как Гарри извивается и дрожит под ним, увидеть, как глубокий румянец горит на его коже, услышать, как Гарри задыхается, стонет и выдыхает имя Сириуса. Гарри опускается локтями на стол, сгорбившись; тот издаёт протестующий звук, достаточно громкий, чтобы можно было услышать с кухни, и Сириус сжимает бедро Гарри, а затем скользит рукой под его грудь, приподнимая его, и проводит ладонью по его члену. — Сириус, пожалуйста. Я… я не могу. Голоса становятся громче, приближаясь к двери; Сириус дрочит Гарри быстрее, поворачивает запястье и усиливает хватку. — Лучше поторопись, иначе они застанут тебя в таком виде. Перекинутым через стол и со спущенными штанами. — Блять, — Гарри дрожит, рябь пробегает по его позвоночнику. — Ты не посмеешь… ты… блять. Сириус притягивает Гарри к себе, кусая его за местечко за ухом. — Давай, — бормочет он, большим пальцем поглаживая его головку и улыбаясь в его плечо, когда Гарри скулит сквозь зубы. — Они совсем рядом. Они увидят тебя. Дверь скрипит, и член Гарри пульсирует в его руке.

***

— Всё в порядке, старина? — спрашивает Ремус, облокачиваясь о дверной проём. Он устало улыбается, держа в руке бутылку огневиски. Сириус фыркает. — Кто это тут старый? — он жестом руки приглашает Ремуса зайти внутрь, кивая, когда тот наливает жидкость из бутылки ему в чай. — У тебя седых волос больше, чем у меня. — Это из-за моей пушистой проблемы. — Раньше ты называл это шармом. — Если он у меня и был, то я давно его потерял, — отвечает Ремус, устраиваясь на другой стороне дивана. Он трансфигурирует хрустальную пепельницу в стакан и наливает себе порцию огневиски. — Я серьёзно, ты в порядке? Ты обещал, что перестанешь сидеть в темноте. — В камине горит огонь. — Бродяга. Сириус слабо пожимает плечами, не зная, что сказать. Он один в гостиной, потому что Гарри наверху с Роном и Гермионой, потому что Гарри пролетел мимо него по лестнице, не произнеся ни слова, словно это не он только что отсосал ему в кладовке, не кончил с членом Сириуса во рту, и не застонал, когда отстранится слишком рано, и Сириус случайно кончил ему на лицо. — У меня всё замечательно, — говорит Сириус, доливая ещё немного огневиски себе в чай. Он сцеловал белесые полосы с подбородка Гарри; вкус до сих пор ощущается на кончике его языка. — Я пока что не сошёл с ума. — Сходить не с нечего, — это их старая шутка, но голос Ремуса осторожен, словно он боится, что он слишком близок к правде. — Сыграешь тогда со мной в шахматы? — Хорошо, — отвечает Сириус, призывая доску, когда слышит смех наверху. — Как только я выиграю, ты можешь сказать мне ещё раз, почему я не могу проводить Гарри до станции.

***

— Гарри, ты… всё хорошо? — Да, просто… ох, — Гарри ёрзает на коленях Сириуса, уперевшись ногами в диванные подушки и уткнувшись горящим лицом в шею Сириуса; Сириус поворачивает пальцы, толкаясь ими глубже. — Это странно, но… но хорошо. Он прижимается губами к виску Гарри и проводит языком по его щеке, утыкается носом в подбородок Гарри, пока Гарри не поворачивает голову, чтобы у Сириуса появилась возможность поцеловать его. Они целуются медленно, переплетаясь языками в такт осторожным движениям пальцев Сириуса; вторую руку он кладёт на шею Гарри, пальцами зарываясь в короткие волосы на его затылке, потирая большим пальцем местечко за ухом Гарри, и Гарри стонет ему в рот. Он прекрасен вот так, — без штанов и с расстёгнутой пижамной рубашкой, с раскрасневшимися щеками, сдвинутыми набок очками и широко раскрытыми темными глазами. — Ты, эм, — прерывисто выдыхает Гарри, пальцами впиваясь в плечи Сириуса. — Ты хочешь… о, блять. Сириус хочет, он представлял себе это бесчисленное количество раз, — то, как он опустил бы Гарри на пол или повалил его на кровать, широко бы раздвинул его ноги и вошёл в него, но он уже слишком близко, пожар разгорается в его животе лишь от одного вида Гарри, трахающего себя его пальцами. Гарри снова стонет, откидывая голову назад и обнажая своё горло, и Сириус наклоняется, прикусывая зубами мягкую кожу под подбородком Гарри. — Я хочу, — говорит Гарри, губами касаясь уха Сириуса. — Я хочу тебя. — Сначала кончи для меня, — отвечает Сириус, обхватывая рукой член Гарри. — Кончи для меня, и я это сделаю.

***

— Сильнее, — говорит Гарри громче, чем следовало бы; на его щеках расцветают красные пятна, и он извивается на кровати. Сириус толкается в него, одной рукой прижимая запястья Гарри к подушке, а другой проводит по гладкой коже на его боку, и Гарри издаёт тихий, сломленный звук, закрывая глаза и тут же их открывая. По шее Сириуса струится пот, и его левое колено неустойчиво скользит по простыням, но Гарри идеален, его ноги широко раздвинуты, а спина изгибается, член трется о живот Сириуса, оставляя за собой влажный след. — О боже. Пожалуйста… Сириус, пожалуйста. Сириус опирается коленями о матрас и притягивает Гарри ближе к себе, наблюдая, как Гарри оборачивает руку вокруг своего члена, как Гарри начинает дрочить себе сильнее и быстрее, чем Сириус двигается в нём, и его дыхание сбивается, а ноги оборачиваются вокруг талии Сириуса. Он кончает, пяткой впиваясь в бедро Сириуса; он дрожит всем телом, и этого достаточно, чтобы утащить Сириуса за собой в пропасть. Сириус хватает ртом воздух, чувствуя себя опустошённым, и вытягивается рядом с Гарри, притягивая его к себе, целуя его и перебирая пальцами его волосы, пока не раздается резкий звук аппарации, — кто-то прибыл на кухню. — Должно быть, это Безумный Глаз, — говорит Сириус. — Он сказал, что хочет начать с утра пораньше. — Ага. Тогда мне нужно идти, — Гарри теребит зубами нижнюю губу, не встречаясь с Сириусом глазами. — Если Рон проснётся раньше, то будет спрашивать, где это я был. — Тогда иди, — отвечает Сириус, роясь в простынях, пока не находит свою палочку. — Тергео! Иди и ложись, и я позову тебя, когда будет завтрак. Чего бы Безумный Глаз не хотел, пройдёт ещё час, прежде чем он вытащит Молли из постели.

***

— Снова сидишь в темноте, а? — спрашивает Ремус; диван жалобно скрипит, когда он присаживается на подлокотник. На нём надет сине-зелёный свитер Уизли, а в руках он держит чашку чая. — Отстань, — Сириус отмахивается от него. — У меня горят камин и две лампы. Ремус нежно, но в то же время раздраженно фыркает себе под нос, и Сириус достаёт бутылку огневиски из щели между диванными подушками. — Тебе подлить? — Я думал, что у тебя закончились запасы. — Ага. Я нашёл эту бутылку под кроватью Регулуса. Ремус тихо смеётся и протягивает к нему чашку. — Тогда давай. Но не переборщи. Мне завтра утром нужно быть на ногах. — Большие планы? — Я, эм. Дамблдор хочет… Не думаю, что могу рассказывать. Ты же знаешь, как это бывает. Сириус кивает, пряча хмурый взгляд за бутылкой, когда делает из неё большой глоток. — Да, — он забыл многое, но он прекрасно помнит каждый леденящий душу момент первой войны. — Знаю. — Тонкс сказала, что зайдёт на чай, так что ты не… — Со мной всё будет хорошо, — ворчит Сириус, ёрзая на диване. Он не хочет видеть Тонкс, не особо хочет видеть и Ремуса; он до сих пор чувствует руки Гарри на своей коже, слышит его смех, когда Бродяга гонялся за котами по дороге на Кинг-Кросс. — Я отсидел двенадцать лет в Азкабане, думаю, что со мной ничего не случится, если я проведу одну ночь в одиночестве. — Бродяга. — Лунатик. Ремус вздыхает и делает большой глоток чая. — Только теперь здесь ужасно тихо. Без детей. — Ага. — Думаю, они рады избавиться от нас. Они, наверное, устали проводить столько времени с нами. Сириус сглатывает жгучий комок в горле, и грудь отдаётся тупой болью. — Ага, наверное.