Оставьте мне вашу душу

Неправда Ваша! Галатея была девушка земная, да еще и жившая по соседству. “Формула любви”

Год 2031 Так я с тобой и простилась: под музыку, которую когда-то подарила тебе, забрав у другой улетающей птицы. Под музыку, которая открыла тебя миру. И меня вместе с тобой. Другую меня. Живую меня. Меня настоящую. Короткое время откровенности для всего белого света. Я простилась с тобой под пронзительное рыдание скрипки, уткнувшись рыжей мужской головой в мягкий женский бок. Нас не осталось в тот момент, когда Володя Морозов прижался в последнем аккорде к Жене Тарасовой. Наш дуэт умер в чужом объединении. На репетиции все проще. На тренировках - еще проще. Слишком много работы, чтобы успевать так больно чувствовать. И я не чувствовала. Почти. Но соревнования, даже иллюзорные, даже без оценок, где зрительный зал умножает и возвращает тебе энергию вложенную в образ - это удар девятым валом. Он окончательно убил нас. Оставив, меня - отдельно. Тебя - отдельно. Когда наконец-то счастливая Женя Тарасова влетела в мои объятия, такая похожая в своем счастье на тебя, я больше никого не помнила, видела только светлую голову, утыкающуюся в мое плечо, и слышала счастье. И ничей образ больше не затмевал эту реальность. Тебя я не помнила. Больше никогда. И если журналисты задавали мне вопросы о прошлом, о тебе, о нас, мне кажется, я даже не сразу понимала, о чем они. Слышу ли я в новой программе Морозова и Тарасовой те ноты, что были в прокате Евгении Медведевой. Ну, послушайте, это же совсем разные истории? Разные виды фигурного катания. Да, конечно, музыка диктует настроение. Но… Нет. Прощаюсь ли я со своей фигуристкой этой новой постановкой? Возможно, но… нет. Всего лишь маленькое аутодафе прошлому. Тебя уже не было. МЫ закончились. Верим в любовь. Осталось. Но без МЫ. Без нашего мы. Я, конечно, еще видела тебя: в соцсетях, в новостях, в случайных пересечениях. Я смотрела, как уходит твоя эпоха, а ты стремишься удержаться на вершине волны. Ждала. Да, наверное, ждала, что ты найдешь дорогу на взлет в новые высоты. А потом больше и этого не ждала. Время лечит, потому что убивает. В тот год все нарастало до крещендо. Как и положено. Эта мелодия развивалась своим чередом до высшей точки. Раны затягивались незаметно, регенерируя, душа рождала что-то новое. Новых “звезд”, новые программы, новые ощущения. Приди ты в тот год ко мне, была бы я рада? Была. Вспомнила бы тебя прошлую внутри меня? Не стану кривить душой - вряд ли. У меня были новые счастливые глаза, новые прошивающие душу светом образы. Новые мечтающие девочки, следующие за своими мечтами. Даже новая Женька, которая так доверчиво и безоглядно падала в мои объятия. У меня было все, чтоб не вспоминать тебя дольше необходимого. И все-таки сегодня, когда после стольких лет наши взгляды встретились в международном терминале Шереметьево, все, что я помню - это огромные карие глаза и детский голосок: “Меня зовут Женя”. **** - Меня зовут Женя! Я задираю голову вверх, чтобы заглянуть в глаза высокой чужой женщины, которая обжигает гордостью, теплом любви, красотой. Да, красотой. Так страшно, что сейчас мне скажут и здесь, что ничего у меня не получится. Именно от нее не хочется слышать, что наши дороги идут в разные стороны. Рядом с ней особенно, будто по душе скользят солнечные лучики. Я всегда тебя понимала. И, узнав, на что ты меняешь короткую Тарасовой и Морозова, поняла, что это прощание. Как у тебя обычно и бывает. Без слов, но от того всегда в самую душу. Не надо было смотреть. Но я смотрела. И плакала. Ты меня взяла без души. И оставила - без души. На том же месте. В двадцать. В двадцать мне казалось, что это дурной пафос. Вот так прижать меня бездушную в центре катка и уткнуться головой у всех на виду в камень, который и жил-то только в твоих руках. Этери, мне за тридцать. И такое прощание перестало казаться пафосом. В Пекине было крещендо, но оно уже совершенно неважно. Все самое главное ты мне сказала до начала сезона. Мальчик и девочка на льду. Я их прочитала. Я тебя услышала. Даже на самом чужом языке любви мы всегда правильно слышим слово “прощай”. Все остальное - лишь похоронный плач. Вот счастливая Женя Тарасова обнимает тебя так же, как я после этой музыки. Вот в повторах твои глаза, следящие за другой. И за другим, конечно, но все же - за другой. Удобно, когда имена совпадают? Или тебе было безразлично? Вот ходят вокруг тебя на мягких лапах журналисты, задавая, как им кажется, провокационный вопрос про меня, про нас. А ты никогда не отвечаешь правду, но и не врешь. И однажды они перестают спрашивать, потому что слишком много нового и более интересного для публики происходит в твоей жизни, чтобы вспоминать давно оставленную в прошлом Медведеву. Я стараюсь быть в этом похожей на тебя. Говорить о новом, рассказывать о свершенном. Но всем гораздо больше интересна ты, чем я, поэтому снова и снова приходится вымарывать из интервью вопросы про тебя, про нас, про твою прощальную песню по нашему МЫ. Ты больше не веришь в любовь ко мне. И больше твоя душа не катается в моем теле. Она бежит за бабочкой Камилы, заговаривает бури с Аней, разрывает сердце с Сашей, дрожит любовью и надеждой с неспящей и не велящей никому спать Дашей, рассказывает о любви тягучими блюзами с Майей и Аленой. И после, с каждым новым годом, с каждой новой программой все больше твоей души, которая была и моей, остается в новых программах, новых спортсменах, новых высотах. Но вот ты смотришь впервые за десять лет мне в глаза, и знаю я лишь одно, как неправильно будет, если сейчас услышу, что не подхожу и стоит поискать себе другого тренера. - Ну, здравствуй, Женя! «Я вас не слышу, у меня идут мурашки от того, что я вас чувствую сердцем, я вас не боюсь, я вам открываюсь»